Такое запутанное дело. Когда конец близок

Глава 2

Мордекай Тремейн с раздражением осознал, что не может скрыть смущения.

– Миссис Картхэллоу рассказала, что произошло, – недовольно возразил он. – Я находился на пляже. Она меня увидела и пришла, чтобы попросить о помощи.

– Вы должны были слышать выстрел! – заявил Пенросс.

– Слышал. Собственно, выстрел меня и разбудил. Только я не понял, в чем дело. Приподнялся в шезлонге, посмотрел вокруг, но не заметил ничего особенного, а потому снова лег и задремал. И вдруг услышал голос миссис Картхэллоу. Она сообщила, что убила мужа.

Лицо Мордекая Тремейна выражало глубокую досаду.

– Знаю, о чем вы сейчас спросите, – продолжил он, – но не смогу ответить. На часы не посмотрел и понятия не имею, сколько времени прошло между выстрелом и появлением на пляже миссис Картхэллоу.

Пенросс недовольно нахмурился, но ограничился коротким комментарием:

– Вам незачем было замечать время. Ведь вы не подозревали о происходящем.

Мордекай Тремейн ощутил себя чересчур умным школьником, публично унизившим учителя. Однако, судя по всему, инспектор не придал его словам особого значения. Он посмотрел по сторонам, желая убедиться, что сержант и констебль находятся на почтительном расстоянии, и хриплым шепотом продолжил:

– С вами можно говорить откровеннее, чем с другими. Не для отчета, а по секрету: вы знали мистера и миссис Картхэллоу. Скажите честно: супруги производили впечатление людей, по-прежнему любящих друг друга?

– Ничуть не меньше, чем дюжины других семейных пар, которые мне доводилось встречать, – осторожно ответил Тремейн.

– Но первое романтическое цветение уже поблекло, не так ли?

Мордекай Тремейн поправил пенсне:

– Не исключено.

Даже его сентиментальная душа не смогла бы притвориться, что Адриана и Хелен Картхэллоу связывало безупречное взаимопонимание, порожденное счастливым браком. В любом случае, лицемерить не имело смысла, поскольку Пенросс все равно не поверил бы: ряд внешних свидетельств доказывал, что семейный союз не относился к числу благополучных.

Инспектор кивнул. Комментария не последовало, но в данном случае и не требовался.

Слушая рассказ Хелен Картхэллоу о смерти мужа, Мордекай Тремейн не мог отделаться от неприятных сомнений и сейчас понимал, о чем думает инспектор Пенросс. Картина счастливой, озорной, игривой пары совсем не походила на правду. Еще меньше верилось, что Адриан Картхэллоу мог – пусть даже в шутку – заставить жену прицелиться и нажать на курок.

Из всего этого вовсе не следовало, что Хелен Картхэллоу лгала. По опыту Тремейн знал, что порой самые фантастические истории на поверку оказываются истинными. Человеку ничего не стоит превратиться в заложника обстоятельств; иногда видимость вины бывает настолько убедительной, что непричастность выявляется только после тщательного расследования.

Дверь гостиной открылась, и вошел доктор Корбин.

– Вдова всеми силами старается сохранить самообладание, однако находится на грани срыва, – доложил он. – Вряд ли в данных обстоятельствах одиночество пойдет ей на пользу. Я убедил миссис Картхэллоу переночевать в доме миссис Ивленд. Это совсем близко. Как только закончите допрос, я сам отвезу ее туда – разумеется, если не возражаете.

Пенросс кивнул:

– Не возражаю, доктор, но лишь до тех пор, пока знаю, где она находится, чтобы завершить формальности. Надеюсь, миссис Картхэллоу понимает, что на время ей придется задержаться здесь.

Хелен Картхэллоу безропотно отдала собственную судьбу в руки инспектора полиции. Выглядела она бледной, измученной. Темные глаза смотрели напряженно, а кончик носа покраснел, как бывает от частого использования платка. Выдержка, с которой она рассказывала о недавнем трагическом событии, бесследно исчезла. Сейчас Хелен казалась слабой, одинокой и несчастной. Она ответила на все заданные вопросы, подтвердила точность регистрации после того, как Пенросс добросовестно прочитал показания, и согласилась подписать машинописную копию, как только та будет готова.

– Необходимо оставить в доме сотрудников полиции, – предупредил инспектор. – Если предпочитаете присутствовать лично…

Он оставил фразу незаконченной, и миссис Картхэллоу не упустила возможности высказать собственное мнение:

– Знаю, что могу полностью положиться на вас, инспектор. Когда вернутся слуги, отправьте их, пожалуйста, к миссис Ивленд, чтобы я решила, как действовать дальше.

– Не предполагаете вечером вернуться домой? – поинтересовался Пенросс.

Мордекай Тремейн заметил, как вздрогнула Хелен.

– Только в случае крайней необходимости, – тихо ответила она. – Не могу оставаться тут одна, по крайней мере, пока. Не сомневаюсь, что Хильда – миссис Ивленд – не прогонит меня и позволит переночевать.

Тремейн знал Хильду Ивленд. Полная жизнерадостная дама жила в собственном доме примерно в полумиле отсюда, на окраине Фалпорта. Она никогда не теряла хорошего расположения духа и неизменно встречалась с мистером и миссис Картхэллоу всякий раз, когда супруги наведывались в «Парадиз».

Узкий мост не позволял подъехать к дому, и доктору Корбину пришлось оставить машину на материке. Инспектор Пенросс и Мордекай Тремейн стояли рядом, наблюдая, как доктор и Хелен идут по дорожке. Миссис Картхэллоу споткнулась, и Корбин предупредительно поддержал спутницу под локоток.

– Кроме как по мосту, сюда нельзя попасть? – уточнил Пенросс.

Тремейн покачал головой. Они повернули к дому.

– А забраться с пляжа?

– Вряд ли. Скалы практически отвесные.

– Когда вы пришли сюда вместе с миссис Картхэллоу, никого постороннего не заметили?

– Нет.

Пенросс нахмурился:

– Полагаю, придется еще раз тщательно осмотреть территорию.

Мордекай Тремейн в полной мере разделял тревогу инспектора. Он помнил, как, поднимаясь по тропинке вслед за Хелен, обратил внимание на странное поведение хозяйки: оказавшись наверху, та оглянулась, словно ожидала кого-то увидеть. Однако он промолчал, понимая, что на данном этапе дополнительное наблюдение лишь усложнит расследование.

Пенросс направился в кабинет, где по-прежнему оставалось тело Адриана Картхэллоу.

– Скоро из Уэйдстоу приедут фотографы и криминалисты. А пока давай посмотрим, нет ли здесь чего-нибудь важного.

Мордекай Тремейн двинулся следом за ним, стараясь ступать как можно деликатнее и ни к чему не прикасаться. В кресле, возле большого книжного шкафа, лежали солнцезащитные очки. Скорее всего, их небрежно бросил человек, вошедший в дом и хотевший взять с полки книгу. Проходя мимо, Пенросс задумчиво посмотрел на очки и вдруг опустился на колени.

– Ого! Что это?

Тремейн заглянул ему через плечо: между краем ковра и плинтусом лежал металлический предмет.

– Похоже на медицинский пинцет. Такими щипцами во время операций хирурги зажимают артерии. Кажется, данный тип носит название «Спенсер Уэллс».

– Странно видеть подобную вещь в доме художника, – покачал головой Пенросс и внимательно осмотрел пинцет. Кроме прилипших к зазубренным плоскостям нескольких крошечных частиц древесины на нем ничего не было.

– Во всяком случае, следы крови отсутствуют.

Они вышли из кабинета, и инспектор быстро обследовал дом – небольшой, но со вкусом обставленный тщательно подобранной дорогой мебелью.

– Целое состояние, – вздохнул Пенросс, открыв дверь в прекрасно оборудованную ванную комнату рядом с главной спальней. – Наверное, приятно уметь рисовать картины, которые приносят такое богатство.

Не обнаружив ничего подозрительного, они вернулись в холл. Инспектор заметил в конце коридора дверь:

– Не знаете, что там?

– Студия Картхэллоу, – ответил Тремейн. – Построена непосредственно под крышей, над спальнями, а лестница сбоку.

Ступеньки были неудобными: узкими и вдобавок закрученными тугим винтом. Пенросс медленно поднялся, распахнул дверь и вошел. С любопытством посмотрел по сторонам, удивляясь, что здесь, среди хаоса и нагромождения странных предметов рождались произведения искусства. Картхэллоу не заботился о порядке, и студия была завалена тюбиками с краской, набросками, палитрами и множеством других вещей, необходимых в повседневной работе художника.

Пенросс подошел к стоявшему возле дальней стены большому мольберту, бегло взглянул на него и присвистнул:

– Посмотрите!

Мордекай Тремейн увидел картину, над которой Адриан Картхэллоу работал перед смертью. Полотно представляло собой нагромождение кричаще-ярких цветов. Краски – синяя, желтая, красная – занимали всю поверхность холста, покрывая с трудом различимый незаконченный портрет. Он поправил пенсне и произнес:

– Странно.

– Слово «странно», – сухо заметил Пенросс, – слабо отражает реальную ситуацию. Здесь изображена миссис Картхэллоу, не так ли? Можно лишь догадываться.

– Да. Я знал, что он писал портрет жены, но до сих пор ни разу не видел. Картхэллоу неохотно показывал незаконченные работы – не хотел раскрывать тайны творческого процесса.

– Понимаю.

Инспектор отреагировал уклончиво, и Тремейна подобный ответ не только не обрадовал, но и не удовлетворил.

Когда они спустились вниз, криминалисты и фотографы уже приехали и начали заносить оборудование в холл.

– Не хочу путаться под ногами, да и пора возвращаться домой, – сказал Мордекай Тремейн. – Я тут больше не нужен?

– Если потребуетесь, я знаю, где вас найти, – ответил Пенросс. – Разумеется, необходимо оформить официальные свидетельские показания. Может, зайду позднее, но не обещаю. Придется надолго здесь задержаться.

Мордекай Тремейн догадывался, что скрывается за неопределенной фразой. Инспектор Пенросс глубоко сомневался в правдивости истории, а потому, прежде чем подвести черту под отчетом о смерти Адриана Картхэллоу и закрыть дело, намеревался получить какие-то иные данные, помимо неподтвержденной версии Хелен.

Глава 3

Джонатан Бойс внимательно выслушал рассказ и, к огромному облегчению Мордекая Тремейна, воздержался от ироничных комментариев относительно его присутствия на месте преступления. Для опытного следователя Скотленд-Ярда, пусть и находившегося в отпуске по состоянию здоровья, труп неизменно представлял профессиональный интерес. К тому же Бойс был знаком с Адрианом Картхэллоу, прежде чем жизнь внезапно покинула его, а потому жаждал достоверной информации и не хотел тратить время на отвлекающие маневры, даже весьма соблазнительные.

– Чарлз не собирался навестить нас? – уточнил он.

– Когда я уходил, приехали фотографы и криминалисты. Скорее всего дело затянется.

Упоминание имени Пенросса – Чарлз – показалось Тремейну странным. Конечно, ничто не мешало Бойсу назвать коллегу именно так. И все же на службе, во время расследования, наделенный могучей силой закона инспектор уголовной полиции Пенросс мало чем напоминал Чарлза Пенросса, до заката сидевшего в соседнем шезлонге за приятной беседой.

Бойс и Пенросс дружили давно. Несколько лет назад старшая сестра офицера Скотленд-Ярда вместе с мужем обосновалась в Фалпорте, и Джонатан любил проводить летний отпуск в их уютном доме. Отсюда практически неизбежно следовало стремительное развитие приятельских отношений с Пенроссом.

Впервые они случайно встретились на рыбалке и выяснили, что занимаются общим делом. С тех пор профессиональные разговоры с Чарлзом Пенроссом стали для Джонатана Бойса дополнительным стимулом ежегодного посещения Корнуолла. Этим летом приглашение на отдых распространилось и на Мордекая Тремейна. Бойс часто и подробно писал сестре об отставном торговце табаком, с энтузиазмом посвятившем себя раскрытию преступлений. К тому же мистер и миссис Тайнинг читали в газетах о детективе-любителе, а потому мечтали увидеть этого героя.

Дело в том, что недавно Мордекай Тремейн оказался в центре краткой, но бурной вспышки общественного интереса. Пишущая братия сочла чрезвычайно пикантным обстоятельство, что пожилой джентльмен скромной внешности, в опасно балансирующем на кончике носа пенсне, да еще и питающий слабость к литературному жанру, в котором романтические истории предстают в неподражаемо ярких красках, посвящает свободное время раскрытию убийств. Неравнодушные журналисты решили, что широкая публика имеет право знать о столь необычном человеке. Пристальное внимание к собственной персоне чрезвычайно смутило Мордекая Тремейна. Скромный по природе, он с трудом справлялся с репутацией проницательного детектива, постоянно ощущая, что не оправдывает завышенных ожиданий соотечественников.

Подобная неуверенность в себе тревожила его и в этот роковой день, во время общения с Пенроссом. Почему-то казалось, будто инспектор разочарован и подозревает, что на самом деле колосс стоит на глиняных ногах.

Джонатан Бойс потер подбородок.

– Значит, Адриан Картхэллоу мертв, – тихо произнес он. – Что же, многие наконец-то вздохнут с облегчением.

– Имеете в виду его картины?

– Да, – кивнул Бойс. – Умный дьявол. Вот только слишком умный. Чем и нажил себе немало врагов. Полковник Нил – один из них.

Мордекай Тремейн понял, почему Бойс вспомнил полковника Нила. Дело в том, что в это самое время полковник Нил находился в Фалпорте. Приехал пару дней назад и во всеуслышанье заявил, что намерен преподать Адриану Картхэллоу то, что со всеми подобающими военному человеку эпитетами назвал заслуженным уроком.

Шум вокруг написанного несколько месяцев назад портрета Кристины Нил не утихал. С точки зрения профессионального мастерства произведение следовало считать превосходным – одним из лучших, когда-либо созданных художником. Однако не оставалось сомнений, что картина представляла собой воплощение дьявольского начала, порожденного свойственным Картхэллоу искаженным чувством юмора. Странно, что Кристина Нил позволила выставить портрет на всеобщее обозрение. Конечно, если не была влюблена в автора и слишком поздно поняла, в каком образе тот явил ее городу и миру.

Адриан изобразил душу женщины. Впрочем, пожалуй, будет милосерднее сказать, что он изобразил душу женщины такой, какой видел ее в собственном воображении. Горячие, похотливые глаза, наделявшие и без того чувственный облик чертами откровенного распутства, привлекали к картине толпы зрителей. Газеты и журналы – причем не только художественные, но и популярные, что доказывало значимость творческого достижения, – бурно, а порой и воинственно обсуждали как сам портрет, так и правомерность его экспозиции. У знакомых с моделью зрителей не оставалось сомнений в точности воплощения образа. Черты Кристины Нил отличались жизненной достоверностью. Сходство достигало таких вершин мастерства, что казалось, будто сама героиня бесстыдно смотрит с полотна.

Дьявольское наваждение заключалось в том, что на первый взгляд портрет казался абсолютно естественным – как любое другое хорошо исполненное изображение красивой молодой особы. И только в определенном ракурсе выступала откровенная, вызывающая чувственность модели.

Разразился громкий скандал, а вскоре Кристина Нил исчезла. Ходили слухи, будто отец отправил ее в Южную Африку, на просторах которой занимался сельским хозяйством старший брат. Разгневанный полковник бросился к адвокатам, желая немедленно отомстить обидчику в законном порядке, однако до суда дело так и не дошло. Наделенные жизненным опытом советчики довели до его оскорбленного сознания неприятный, но неоспоримый факт, что разбирательство лишь усугубит ситуацию, поскольку подбросит дров в огонь скандала. Вне всякого сомнения, Картхэллоу не только не упускал любой возможности снабдить газеты свежими сенсациями, но и располагал для этого богатыми ресурсами.

Кристина Нил отнюдь не скрывала страсти к художнику – напротив, демонстрировала пылкую привязанность с бездумной неосмотрительностью упрямой, избалованной молодой особы, слишком рано получившей доступ к большим деньгам. Картхэллоу с легкостью доказал бы присяжным, что изобразил на холсте правду и только правду, проявив виртуозное мастерство талантливого художника и точно передав характер модели.

Мордекай Тремейн нередко задавался вопросом: какое именно качество Адриана Картхэллоу неумолимо притягивало к нему женщин? Не одна Кристина Нил влюбилась в него без памяти, хотя проявила чувства более опрометчиво, чем другие поклонницы. Возможно, причина неотразимой привлекательности крылась в той презрительной фамильярности, с какой Адриан обращался с женщинами. Обладая сентиментальной натурой и регулярно читая журнал «Романтические истории», Мордекай Тремейн отказывался признать, что грубость мужчины способна породить обожание. Однако, размышляя о личностях подобных Картхэллоу, он всякий раз испытывал досадную неуверенность в справедливости собственной позиции.

Неожиданно Джонатан Бойс спросил:

– Картхэллоу не работал над портретом жены?

– Работал, – ответил Мордекай Тремейн и добавил: – Вот только кому-то это обстоятельство не понравилось.

– То есть?

– Даже если бы Картхэллоу остался в живых, закончить картину все равно не смог бы. Кто-то намеренно испортил портрет, заляпав полотно толстым слоем краски.

Бойс поджал губы. Сейчас он выглядел встревоженным.

– А что сказала на сей счет миссис Картхэллоу?

– Ничего. Во всяком случае, пока. Пенросс обнаружил акт вандализма уже после того, как она уехала к миссис Ивленд.

– Кто-нибудь видел портрет до того, как его испортили?

– Наверное, миссис Картхэллоу видела, а кто-то другой вряд ли. Картхэллоу не любил показывать назавершенные работы.

– Значит, неизвестно… – пробормотал Бойс.

– Вот именно. Неизвестно, готовил ли художник очередной скандал в духе Кристины Нил, избрав в качестве легкой жертвы жену.

– Вряд ли, – усомнился Бойс. – Неужели он намеревался опозорить Хелен в глазах света?

Мордекай Тремейн ощутил неловкость. Едва увидев безжизненное тело Адриана Картхэллоу, он почувствовал, как его сентиментальная душа стремится вступить в непримиримую полемику с холодным проницательным рассудком, пытающимся найти логичное объяснение всему на свете – даже трагедии.

– Вполне вероятно, особенно если учесть события последнего времени. Несмотря на агрессивное внимание женщин, романов на стороне художник не заводил. Не исключено, что он любил жену. А портрет мог служить местью за Имлисона.

– У меня сложилось впечатление, что Картхэллоу не возражал против близкого присутствия Имлисона, – произнес инспектор.

– Да, он редко демонстрировал недовольство, – согласился Тремейн. – И все же, кто способен судить об истинном отношении? Хотя портрет вполне мог служить искренним свидетельством восхищения, и автор решил уничтожить его собственными руками после того, как узнал нечто неприятное.

Бойс нахмурился:

– Вернемся к версии миссис Картхэллоу. Предположим, что рассказ правдив и муж действительно сам дал ей в руки револьвер. Вероятно, знал, что оружие заряжено, и намеренно спровоцировал выстрел. Хотел, чтобы Хелен убила его.

– Иными словами, Картхэллоу мог узнать, что отношения между женой и Имлисоном зашли значительно дальше, чем он предполагал? И вместо того, чтобы пойти избитым путем и сначала застрелить ее, а потом застрелиться самому, срежиссировал собственное убийство? – Мордекай Тремейн покачал головой. – На редкость неуклюжий способ свести счеты с жизнью. В любом случае, не представляю, что Адриан Картхэллоу решил покончить с собой.

– Если только он не попал в безвыходное положение, о котором нам не известно, – возразил Джонатан Бойс и улыбнулся. – Однако здесь я ступаю на зыбкую почву, Мордекай! А ведь сколько раз твердил себе, что полицейский не имеет права строить версии из воздуха. Наверное, просто расслабился в отпуске, да и решать хитрую задачку придется не мне, а коллеге Пенроссу!

Засунув руки в карманы, с пустой трубкой во рту, старший инспектор Скотленд-Ярда неотрывно смотрел на море.

– Бедный старина Чарлз! Такая привлекательная женщина. Лично я испытал симпатию… и жалость. Порой работа детектива чертовски неприятна.

Мордекай Тремейн взглянул на друга с удивлением. Джонатан Бойс никогда не давал воли чувствам. Судя по всему, Хелен Картхэллоу невольно задела некие струны, старательно скрытые под бесстрастным обликом офицера полиции. Вспомнилось собственное впечатление, пусть и значительно менее определенное. Тремейну никак не удавалось найти однозначный ответ на несколько важных вопросов. Была ли Хелен Картхэллоу несчастной жертвой обстоятельств или, отличаясь редким бессердечием, бесстыдно обманывала мужа, а потому не стоила даже скромной доли сочувствия? Служило ли перегруженное косметикой лицо маской, под прикрытием которой одинокое несчастное существо выходило в мир, притворяясь, будто в отношениях с мужем все в порядке, или же алые губы и ярко накрашенные ногти выдавали истинную природу пустой, хотя и привлекательной особы?

Естественно, что смерть Адриана Картхэллоу стала главной темой разговоров за обеденным столом.

– Скорее всего завтра же в наши края слетятся стаи репортеров, – заметил Артур Тайнинг. – Фалпорт превратится в главную точку на карте королевства. Представляю заголовки: «Конец знаменитого художника». «Убийство в кабинете». «Смерть от руки жены, или Потерянный рай».

Кейт взглянула на него укоризненно. Она не всегда одобряла грубоватое чувство юмора мужа.

– Бедная миссис Картхэллоу! Тяжело отвечать на вопросы полиции. К тому же, обрушилась скандальная известность! Мало того, что муж трагически погиб, так еще придется терпеть всю эту суету.

– Полагаю, дорогая, – отозвался Артур Тайнинг, – твое сочувствие свидетельствует о том, что если вдруг придется ненароком застрелить меня, то, по крайней мере, можно надеяться на соответствующее случаю раскаяние!

– Не надо так шутить, Артур. Бедняжка, наверное, ужасно страдает.

– Прости, Кейт, – промолвил мистер Тайнинг. – Но не могу лить крокодильи слезы. Полагаю, произошло долгожданное избавление.

Мордекай Тремейн обратил внимание, что ни один из супругов не высказал даже тени подозрения в адрес Хелен и не произнес ни единого осуждающего слова. Лишь скептически настроенные полицейские, по долгу службы не имеющие права принимать сказанное за чистую монету, усомнились в правдивости истории.

Важным показалось и то обстоятельство, что Джонатан Бойс назвал Пенросса «беднягой», а Кейт Тайнинг выразила сочувствие «бедной миссис Картхэллоу», однако никто не проявил ни малейшей симпатии к убитому. Судя по всему, Адриану Картхэллоу предстояло отойти в мир иной без сожалений окружающих.

Во время беседы за чашкой кофе Тремейн выкурил обычную послеобеденную трубку и неожиданно заявил:

– Пожалуй, прогуляюсь до дома миссис Ивленд. Возможно, смогу сделать что-нибудь полезное.

На лицах гостеприимных хозяев отразился сдержанный энтузиазм: так школьники скрывают любопытство, опасаясь, что их не пригласят участвовать в интересной игре. Джонатан Бойс одобрил его намерение:

– Отличная идея, Мордекай. Чарлз слишком занят и вряд ли сообщит нам какие-нибудь новости.

Мордекай Тремейн машинально поправил пенсне и сдержанно уточнил:

– В конце концов, Джонатан, я уже побывал на месте преступления. Миссис Картхэллоу может потребоваться моя помощь.