Amat Thyesten frater? aetherias prius
perfundet Arctos pontus et Siculi rapax
consistet aestus unda et Ionio seges
matura pelago surget et lucem dabit
nox atra terris; ante cum flammis aquae,
cum morte vita, cum mari ventus fidem
foedusque iungent1.
Lucius Annaeus Seneca
Глава 1
Все пошло наперекосяк, когда я сделал предложение Габриэле. Мы встречались уже больше трех лет, и я чувствовал, что приличия требуют от меня решиться на следующий шаг в отношениях.
В принципе, нас обоих все устраивало. Каждый жил своей жизнью, мы уважали независимость друг друга, при этом прекрасно проводили все больше и больше времени вместе. Однако я понимал, что такая ситуация не может сохраняться вечно. В первую очередь из-за Джо – сына Габриэлы. У нас с парнем установились дружеские отношения, но он сейчас вступал в тот хрупкий подростковый возраст, когда человек начинает очень болезненно воспринимать сигналы внешнего мира. Мальчишку вполне могли дразнить в школе за то, что его мать в разводе, а он сам мог наслушаться злобных сплетен о том, что это за мамин «друг», который часто бывает у них дома, и как называются такие мамы в приличном обществе.
Кроме того, я часто заходил к Габи на работу в окружную больницу, меня хорошо знали ее коллеги-медсестры и прочий персонал. Я часто ловил на себе укоризненные взгляды лучших подруг Габриэлы. Действительно, выходило некрасиво: столько времени ухаживать за работающей девушкой и даже не не попытаться сделать ее честной женщиной. Хоть сама Габи не обмолвилась мне лично ни словом, я понимал, что ей будет лестно поднять свой статус в глазах других медсестер и соседок по многоквартирному дому, где они жили вместе с Джо.
Так что после некоторых раздумий я отправился к знакомому ювелиру и отнес ему старинные бриллиантовые сережки моей матери. Фактически единственное, что у меня осталось в память о покойной родительнице, умершей, когда я был еще ребенком. Насколько я помню, были еще кольца, браслеты и прочие украшения, но они достались невесткам моих более успешных братьев. Ювелир, мистер Штейн, немного поколдовал с золотом, в результате получилось изящное кольцо с узором из дубовых листьев, одним крупным бриллиантом и несколькими мелкими камушками. Второй камень, вынутый из другой серьги, старый Штайн посоветовал мне сохранить на замену. Честно говоря, я не понял о какой «замене» шла речь: то ли ювелир таким завуалированным образом заранее извинялся за то, что плохо закрепил оправу, то ли намекал на повторную женитьбу, если с этим браком что-то пойдет не так.
Мне и мыслей о предстоящем браке было достаточно, чтобы желудок периодически завязывался в узел. Особенно, когда я представлял себе, что придется покинуть мою крохотную, но уютную холостяцкую квартиру и начать подыскивать жилье для супруги и пасынка-подростка. Тем не менее, уроки отца не прошли даром – долг превыше всего. Так что я погладил свой лучший костюм, повел Габриэлу ужинать в ресторан на Венис-бич, а потом во время прогулки по пляжу по всей форме опустился на одно колено и произнес приличествующие слова. Удивительно, но даже ни разу не запнулся.
Как я и надеялся, Габи не стала ломать комедию и тянуть время, а сразу же надела кольцо, особенно оценив, что оно некоторым образом принадлежало моей матери. Я заметил, что статус невесты придал ей уверенности. Теперь мои визиты в ее квартиру стали практически «официальными». И хотя на работе ей приходилось, естественно, снимать кольцо и убирать его в шкафчик на время смены, все ее товарки и даже врачи стали смотреть на меня определенно более благосклонно, когда я заезжал, чтобы пригласить Габи на ленч.
Я подумывал о том, чтобы рассказать отцу о том, что собираюсь жениться. Но, поразмыслив еще, решил этого не делать. С тех пор как я бросил работу в полиции, чтобы заняться сомнительным с его точки зрения ремеслом частного детектива, отец и братья не желали иметь со мной ничего общего. Девизом Стинов уже три поколения были респектабельность и финансовый успех. А я будто нарочно швырнул эти ценности им в лицо. Вначале бросив юридическую школу, чтобы пойти добровольцем во флот во время войны. А затем уйдя из полиции Лос-Анджелеса, где я вполне успешно двигался по служебной лестнице.
К тому же моему отцу определенно не понравилось бы, что моей избранницей стала мексиканка. А чего у Габриэлы было не отнять – это ее гордый профиль, темные кудри и смуглую кожу. Самым жутким позором нашей собственной семьи был тот факт, что в далеком прошлом, еще до эмиграции в Америку, кто-то из предков-Стинов имел несчастье жениться на азиатке, от чего его потомкам достались в наследство миндалевидные глаза и жесткие черные волосы. Мой дед и отец настолько боялись, что их будут на новой родине принимать за «китаез», что старались держаться как можно дальше от Чайнатауна, женились исключительно на покладистых калифорнийских блондинках и мечтали о том, как достичь настоящего Американского Успеха. Эти же ценности отец с успехом привил и двум своим старшим сыновьям.
Я был первым из семьи, кто после окончания колледжа поступил в юридическую школу Гарварда, но не проучился там и года, когда японцы бомбили Перл-Харбор. Тогда для меня даже не стоял вопрос выбора – не дожидаясь своей очереди призыва, я сам записался добровольцем, чем уже страшно разочаровал отца. Пожалуй, вспоминая то время сейчас, я мог бы сказать, что служба на флоте была моей первой попыткой бегства к свободе от жизненной программы, предначертанной для меня отцом с самого рождения. Так что после демобилизации я не стал возвращаться к учебе, а вместо этого поступил в полицию. Еще несколько лет мне понадобилось для того, чтобы понять, что я вообще не хочу находиться в рамках никакой системы – будь то государство или частная корпорация. Меня вполне устраивало работать на самого себя, выполнять разовые заказы клиентов и тут же забывать о них, едва закончив очередное дело.
Вести слежку за неверными супругами, выводить на чистую воду вороватых служащих, находить и возвращать домой сбежавших детей или потерявших память родственников. Довольно грязные и унылые поручения, если подумать, особенно в том что касалось супружеской измены. Все старые друзья от меня отвернулись, а новые знакомые, узнав, чем я занимаюсь, презрительно фыркали. Меня же вполне устраивало, что я помогаю вывести обманщиков на чистую воду, при этом они не попадают в неумолимые жернова государственной машины возмездия, а решают все проблемы в частном порядке, так сказать, в кругу семьи. Кстати, именно так я и познакомился со своей нынешней невестой. Адвокат Габриэлы нанял меня раздобыть доказательства измен ее супруга для развода. Тот, будучи преуспевающим доктором, действительно ходил налево совершенно не стесняясь, при этом грозился выгнать ее на улицу практически без гроша, если она, как приличная жена, не будет закрывать на это глаза.
И вот, теперь мы сами готовы вступить в брак. Нет, я решил не говорить отцу и братьям о Габриэле, подумав, что это их только больше разозлит. Еще больше крови второго сорта в злосчастном семейном древе Стинов.
Тем более, что мы так и не назначили дату свадьбы. Казалось, Габриэлу вполне удовлетворяет одно наличие помолвочного кольца. Я пару раз намекал ей, что неплохо бы определиться, тем более, что мы не собирались устраивать пышное мероприятие с церковью и рассадкой гостей. Но нам, как минимум, нужна была брачная лицензия, а на все мои предложения сходить и оформить документ, Габи лишь рассеянно махала рукой, утверждая, что дело не требует спешки. Я ожидал, что она завалит меня газетными объявлениями об аренде жилья или ипотеке (тихий район с хорошей школой для Джо, просторная квартира или таунхаус), но, казалось, ее по-прежнему вполне удовлетворяют мои «гостевые» визиты.
А в последние несколько недель Габи стала еще более грустной и раздражительной. Когда мы ходили куда-то вместе, я замечал, что она меня не слушает, а витает мыслями где-то далеко. В свои выходные она часто оказывалась занята и говорила, что вынуждена уехать, не объясняя мне, куда. У нас было не принято совать нос в дела друг друга, но такая секретность уже стала казаться подозрительной. К тому же Габи стала по-настоящему огрызаться на меня, если я вновь заговаривал о свадьбе или каких-то более безобидных совместных планах.
Меня это начало тревожить. Одно из самых мрачных дел в моей практике частного детектива как раз и началось с того, что невеста одного парня стала закатывать ему скандалы незадолго до свадьбы, а потом и вовсе сбежала2.
У нее, правда, были на то свои причины, не имеющие ничего общего с нервозностью Габи. Мне очень хотелось на это надеяться.
Хотя я подозревал, что Габриэла приняла мое предложение, скорее всего, потому, что у нее не нашлось никого получше. Даже если я долго колебался (и, каюсь, в какой-то вечер засел за листок, разделенный на «за» и «против»), то что уж говорить о моей девушке? Я прекрасно отдавал себе отчет, что я не самая лучшая партия, особенно в финансовом отношении, а женщины инстинктивно всегда думают о деньгах. Пару вечеров они могут наслаждаться душевной близостью и теплыми объятьями, а потом даже в самом романтичном настроении они вспоминают о балансе банковского счета. Не могу сказать, что это плохое качество – я бы сам предпочел, чтобы за государственный долг США отвечала женщина.
К тому же, в отличие от меня, Габи надо было думать о будущем своего сына, взносам за колледж и прочей неприятной рутине. Ее бывший муж за последние четыре года не выплатил ей ни цента на содержание ребенка. А я едва сводил концы с концами своим частным сыском и уж точно не собирался устраиваться на работу в крупную контору, чтобы порадовать свою новую семью. Так что ситуация все больше заставляла меня задумываться: может, Габи просто нравится статус невесты, но так ли уж всерьез она собирается выходить за меня замуж?
Одним из вечеров мы с Габриэлой ужинали у нее в квартире. Джо в этот вечер ночевал у одноклассника, так что мы могли никуда не спешить и свободно распоряжаться всей гостиной и спальней.
Я принес из китайского ресторана свинину Му Шу3 с бамбуковыми ростками и курицу Чао-мейн4, а также различные острые закуски. Запивали мы еду легким калифорнийским шардоне. К счастью, со времен периода моего ухаживания за Габриэлой она оставила привычку удивлять меня своими кулинарными талантами во время каждого визита. Мы все понимали, что работая медсестрой в окружной больнице и воспитывая тринадцатилетнего сына, у нее просто нет сил и времени еще изображать из себя идеальную домохозяйку. Ее домашние ужины из трех блюд были великолепны, но заканчивались они, как правило тем, что Габи просто засыпала на диване, не успев допить второй бокал вина.
Так что постепенно мы перешли на обеды на вынос или быструю домашнюю кухню. Я разложил еду по тарелкам. Хоть меня и забавляли эти картонные коробочки, дома мы с невестой предпочитали есть цивилизованно.
Но сейчас я видел, что у Габи совсем не романтическое настроение. Она равнодушно пожевала несколько маринованных грибов и острых перцев, а теперь сидела и задумчиво гоняла кусочки свинины палочками по своей тарелке.
– Дуг, нам надо поговорить, – наконец решилась Габи.
Ну, началось, подумал я. Сейчас она скажет, что хочет отложить или даже отменить нашу свадьбу, потому что не готова к новому браку. Или, может, она встретила за это время другого мужчину. Более надежного и обеспеченного, чем я. В любом случае, я давно был готов к этому разговору, поэтому положил на салфетку приборы и приготовился внимательно ее выслушать. Габи набрала в легкие воздуха, будто готовясь к прыжку в воду, а я с веселым удивлением заметил, что пытаюсь принять как можно более удобную позу на жестком стуле. Будто в предвкушении спектакля, на который давно собирался сходить, но вот только сейчас сумел достать билеты. Как по мне, так третий звонок давно прозвенел, поэтому я ободряюще улыбнулся Габи, подталкивая ее решиться на первую реплику.
– Дуг, у меня умерла мама, – наконец произнесла Габриэла.
Глава 2
Такого начала разговора я никак не ожидал. Я, конечно, знал, что у Габи была мама, но, насколько я помнил, они с ней не поддерживали никаких отношений. Совсем как я со своим отцом. Габриэла вообще упоминала своих родителей всего пару раз за время нашего знакомства. Однажды она рассказала, что ее отец сбежал, когда она была совсем маленькой. А в другой раз объяснила, что ее мать – ярая католичка, поэтому не поддержала ее решения развестись с мужем. Из-за этого они полностью прекратили общение. Я даже не знал имени своей будущей тещи. Дело в том, что после развода Габи оставила фамилию супруга. В первую очередь из-за Джо, потому что он привык к фамилии отца, а, кроме того, ей самой было удобно в больнице зваться «сестрой Тернер». И вот теперь выясняется, что и познакомиться нам с ее матерью точно никогда не доведется.
– Как давно? – спросил я.
– Три месяца назад.
Это было еще удивительнее. Значит, Габриэла ничего не сказала мне раньше о смерти своей мамы, видимо, сама организовала похороны. А теперь почему-то решила сообщить.
– Видишь ли, в чем дело, Дуг, – Габи продолжала гонять кусочки по тарелке. – Я тебе объясню, почему так долго молчала.
Вся моя педантичная натура буквально взывала к тому, чтобы немедленно убрать посуду со стола, выбросить остатки еды в помойное ведро и хотя бы залить тарелки водой. Но я понимал, что если сейчас начну наводить порядок, Габи опять замкнется в себе, и разговора не получится. Поэтому я постарался сосредоточиться на ее лице, хотя мой мозг просто разрывался при мысли о том, как человек в здравом уме может разговаривать о серьезных вещах над тарелкой с кусочками свинины в соусе.
– Ты знаешь, мы с матерью общались очень мало. Точнее совсем не разговаривали последние четыре года. Ее очень подкосил уход моего отца. Видимо, для нее это стало не только потерей мужа, но и несмываемым позором. Ведь католики не разводятся. Мама тогда была еще совсем молода, но вдруг в одночасье превратилась в старую кастильскую вдову. Оделась во все черное, заперлась в своем доме, перестала показываться на людях. Пока она не отослала меня в школу, жить с ней было, как в склепе. Естественно, потом я не захотела к ней возвращаться, а сразу взяла деньги, оставленные мне дедушкой, сняла квартиру в городе и поступила в школу медсестер. Но мы иногда приезжали к ней с Беном и Джо в гости, хотя это не были веселые визиты. Маме, правда, нравилось, что я вышла замуж за врача. Именно поэтому она так разозлилась, когда я сообщила ей, что ухожу от мужа и начала процедуру развода. Ты же знаешь, что в итоге Бен ухитрился оставить нас с Джо почти без гроша, несмотря на все собранные доказательства его измен и неэтичного врачебного поведения. А моя мать всю мою жизнь, сколько себя помню, проживала в своем поместье, доставшемся ей от родителей. Оно находится в Ковине, у самых гор Сан-Габриэль. Дом не особенно роскошный, его никогда не перестраивали и не модернизировали, а при маме он пришел в полное запустение. Но у нее есть земля, участки земли в горах, которые ей были совершенно не нужны, а их сейчас активно покупают инвесторы под застройку.
Габриэла сделала большой глоток вина и подвинула мне бокал, чтобы я наполнил его заново. Очевидно, она давно хотела поделиться с кем-то обидой на свою мать.
– Когда я ушла от Бена, то умоляла ее продать хоть клочок земли, чтобы я могла отправить Джо в хорошую школу и отложить деньги ему на колледж. Но она только сказала, что я сама виновата во всем случившемся. После этого я больше ни разу не переступала порог ее чертова дома. И вот, наконец, она умерла. В полном одиночестве, как того и заслуживала. Со мной связались ее поверенные. Мать не оставила завещания, а у нее была только я. Так что я стала ждать, пока будут улажены все формальности с наследством. Я хотела немедленно продать этот злосчастный дом и всю землю. Мне сказали, что сейчас я могу выручить неплохую сумму.
Габриэла внимательно смотрела, ожидая моей реакции. Не могу сказать, что я не почувствовал укол обиды из-за ее слов, но по сути ее поведение было совершенно разумным. Габи нарочно откладывала свадьбу, чтобы самой получить наследство и все деньги от продажи собственности до того, как я стану ее законным мужем. Чтобы это был только ее капитал. Возможно, ее адвокат посоветовал ей создать какой-то трастовый фонд с ограничениями, чтобы ни один муж-проходимец не мог наложить на него лапу. Что ж. После мерзкой свары, устроенной ее первым супругом при разводе, когда он боролся за каждый цент и прятал от ее адвоката свои доходы и собственность, я понимал, что для Габи бесконечно важна финансовая независимость.
– Все в порядке, – сказал я ей. – Это земля твоей матери, так что она по праву принадлежит только тебе. Ты могла бы сразу мне рассказать, что хочешь вначале продать поместье, а не откладывать дату свадьбы под надуманными предлогами. Если это все, что тебя беспокоит… Я готов подписать любые бумаги, что не буду претендовать ни на цент из твоего наследства.
Я встал, чтобы наконец собрать ненавистные тарелки с застывшим соусом.
– Нет, Дуг. Если честно, я правда хотела устроить тебе свадебный сюрприз – рассказать, что на самом деле ты женился на состоятельной женщине, – Габи невесело рассмеялась. – Я думала, что, обеспечив будущее Джо, мы могли бы поехать в настоящее путешествие. Потом купить дом получше. Я бы ушла с работы. Я много о чем мечтала. Но есть одна проблема. Пока что я никак не могу получить свое наследство.
– Почему?
– Я же тебе говорила, что мама не оставила завещания? Так что по закону ее наследниками являются ближайшие родственники. То есть, я и мой отец, ее муж.
– Но ведь он пропал. Больше тридцати лет назад. Любой суд уже давно объявил бы его умершим, так что твоя мама действительно формально считалась вдовой.
– Нет, я сказала, что он «сбежал», а не «пропал». На самом деле, он жив и здоров. И даже несколько лет назад объявился в Калифорнии. Просто мы не вступали с ним в контакт, я даже понятия не имела, что он вернулся. Но душеприказчики матери выяснили его местонахождение и заявили, что я не могу получить наследство, пока мы с отцом не придем к согласию. К счастью, этот дом принадлежал моей матери еще до того, как она вышла замуж, поэтому считается ее личной собственностью. Иначе он автоматически отошел бы отцу. Но теперь по закону штата мы должны разделить наследство пополам. Или сами определить свои доли. Адвокаты могли бы продать землю и выплатить нам причитающиеся суммы, но они должны получить согласие на продажу от всех наследников, понимаешь?
– Нет, не понимаю. Да, неприятно, что он так неожиданно возник на горизонте. И половина денег, конечно, хуже, чем вся сумма, но лучше, чем ничего. Может, тебе с ним поговорить? Все-таки он твой отец. Может, он согласится и на меньшую долю?
– Естественно, я об этом думала, – отмахнулась Габи. – Я была бы рада и половине. Да даже четверти, хотя этот негодяй совсем не заслужил маминых денег. Вся сложность в том, что с ним совершенно невозможно связаться.
– То есть, ты хочешь сказать, что ты знаешь, где он находится, но не можешь с ним поговорить? – уточнил я.
– Именно. Вот так парадокс. Дуг, давай уберем посуду, нальем еще вина, а потом я расскажу тебе все остальное. Все равно кусок в горло не лезет.
Я с радостью согласился.
Глава 3
– Ты знаешь, кто такой Габриэль Торн? – спросила Габи, когда мы расположились с бокалами на диване.
Я помотал головой. Меня удивляло, почему люди постоянно вываливали на меня какие-то имена в твердой уверенности, что я непременно должен их знать. Я не вращался в светских кругах, не смотрел телевизор, практически не читал газет, кроме первых полос. Если бы она меня спросила, кто такой Фидель Кастро или Никита Хрущев, я, может быть, еще нашелся бы с ответом. Впрочем, на имя Габриэль Торн у меня какое-то воспоминание забрезжило. Все-таки я был не совсем дремучим.
– Габриэль Торн – мой отец. Меня назвали в его честь.
– Подожди. Тот, что архитектор? – вспомнил я. – Музей современного искусства на бульваре Джефферсона. И еще что-то на Сентрал-авеню.
Я вспомнил легкие простые здания, поражающие лаконичной геометрией, органично вписанной в окружающее пространство. Иногда казалось, что даже воздух вокруг фасада выглядел чище и светлее. Лучшее, что мог породить американский модерн, во всяком случае, на мой вкус.
– Мы же не раз с тобой вместе бывали в этом музее, – удивленно сказал я. – Почему ты ни разу не упомянула, что его спроектировал твой отец?
– Потому что я вообще никому о нем никому не рассказывала, – зло сказала Габриэла. – Из-за того, что он нас бросил. Если хочешь знать, мое полное имя – Габриэла Розария Руис де Лара Торн. А мою маму звали Консуэла Мария Руис де Лара в замужестве Торн. Не удивительно, что я была счастлива стать просто миссис Бен Тернер.
– И все-таки я не понимаю, – настаивал я. – Почему твоя мама все эти годы не разыскивала мужа?
– Я точно не знаю, что произошло, когда отец сбежал, ведь я была совсем крошкой. Я его вообще не помню. Мама неохотно рассказала мне, когда я уже подросла. В один прекрасный день он сказал ей, что отправляется в свою студию, а потом просто не вернулся домой. Она ждала несколько дней, думала, он где-то загулял. Потом обратилась в полицию. В конце концов его автомобиль нашли недалеко от оклендского порта. В таможенной службе подтвердили, что Габриэль Торн покинул страну на пароходе. А спустя несколько месяцев пришло письмо от него. Я не знаю, что он написал маме, потому что она уверяет, что тут же его сожгла. Но это письмо разбило ей сердце. С тех пор она облачилась во вдовий наряд и даже не хотела слышать имени Торна.
– Я по прежнему не понимаю, какое это все отношение имеет к твоему наследству. Если твой отец известный архитектор, почему бы ему просто не отписать тебе свою половину поместья матери?
– Ты и правда совсем газет не читаешь? – Габи встала, покопалась в стопке под журнальным столиком и вернулась ко мне с потрепанным экземпляром «Лос-Анджелес Сан» месячной давности.
– Вот, смотри, – она ткнула в нужную статью.
«Известный архитектор строит Храм Возрождения», прочитал я заголовок. Потом быстро проглядел заметку. Там сообщалось, что Габриэль Торн, в прошлом знаменитый местный архитектор и автор нескольких общественных зданий, вернулся после долгих странствий по миру, чтобы открыть собственную школу духовного просветления под названием «Собранный путь». Известно, что в ее основе лежит уникальное строение, объединяющее традиции культовых сооружений самых магических мест мира, которые посетил Торн. Его воздействие уже испытали на себе несколько влиятельных персон и голливудских знаменитостей. Ни конкретных имен испытуемых, ни адреса «Собранного пути» в статье не называлось.
– Судя по всему, это какая-то секта, а мой отец в ней главный пастырь, – мрачно сказала Габриэла. – Душеприказчики моей матери пытались с ним связаться, но он просто проигнорировал все их письма. Тогда я обратилась к Диего Мартинесу. Помнишь, тому адвокату, который помог мне с разводом. Он разыскал адвокатскую фирму, которая представляет интересы этого «Собранного пути», послал им официальный запрос. Они ответили, что в данный момент мистер Торн не покидает пределы своей общины и не встречается с теми, кого он считает не достигшими нужного этапа просветления. Его адвокаты сказали, что попробуют связаться с ним и как-то решить мою проблему, но поскольку она касается лично мистера Торна, а не его организации, то они не гарантируют результат. Иногда он на целые месяцы уединяется для размышлений.
Я присвистнул.
– Они по крайней мере сообщили мне адрес этого храма. Это в округе Риверсайд недалеко от Темекулы у плато Санта Роза. Там и правда очень красиво, кругом сосны, ручьи, даже какие-то горячие источники, очень популярные у туристов. Я поехала туда сама в свой выходной, думала, смогу встретиться с отцом, поговорить с ним по-человечески. Территория этой его общины обнесена оградой, а проезд к ней закрыт воротами, там стоит охрана. Они меня просто не пустили внутрь. Я умоляла, убеждала, пыталась даже устроить скандал. В конце концов, ко мне вышел какой-то парень, сказал, что Учитель занят, чтобы я не беспокоила его земными пустяками. Именно так – Учитель с большой буквы. Этот парень и те, что охраняли ворота, смотрели на меня, как на какую-то назойливую пчелу. Так что мне ничего не оставалось, как повернуть назад.
– Неужели нет никакого выхода? – удивился я.
– Диего говорит, что мы можем рассматривать дело в суде о наследстве. Если мой отец будет игнорировать официальные запросы и не являться на слушанья, то дело могут решить и без него, если судья решит, что его действия наносят ущерб другим наследникам, то есть мне. В общем землю можно будет продать и без его согласия. Но тут есть нюансы. Он может посылать адвокатов, которые будут затягивать процесс. Да и сами судьи не любят выносить решения, когда нет завещания, а не все наследники присутствуют. Ведь такой вердикт потом всегда можно оспорить. Диего предполагает, что, если мы пойдем в суд, дело может затянуться, поэтому советует решить все полюбовно. К тому же, суд – это неизбежные расходы.
Габи горько вздохнула. Она это все прекрасно знала по собственному опыту. Ее бывший муж всевозможными увертками, отсрочками и встречными исками взял ее измором и вынудил сдаться в борьбе за раздел имущества при разводе. В итоге Габи вместо половины денег и регулярного содержания для себя и сына получила только их общий дом в Лос-Анджелесе, который сразу была вынуждена продать, чтобы покрыть расходы на адвоката и судебные издержки.
– Диего спросил меня, почему я не попросила у тебя помощи, – наконец высказала она свою главную мысль. – Он сказал, что официальными путями мы можем очень долго пытаться достучаться до моего отца. Но ты же можешь попробовать…ммм… что-то менее официальное?
– Прости, любимая, я тебя не очень понимаю.
– Дуг, ну я сама не понимаю, как так получилось. Если мы знаем, что человек жив, знаем, где он находится, ты же можешь как-то попытаться подобраться к нему что ли… и убедить, скажем, подписать документ, что он как второй наследник моей матери доверяет его адвокатам продать ее поместье. Диего уже подготовил соответствующую бумагу, отцу нужно только поставить свою подпись при свидетелях. Хотя, конечно, лучше, если он сам может явиться к душеприказчикам, которые занимаются материнским наследством. Может, удастся его убедить? В любом случае, Дуг, ты единственный человек сейчас, который может найти способ с ним встретиться лицом к лицу и попытаться объяснить, насколько для меня это важно. Я больше ни знаю никого на свете, кто умел бы разыскивать людей так, как это делаешь ты.
– Вроде бы твоего отца не надо разыскивать, – сказал я.
– Даже если человек прячется за высокой стеной, он все равно прячется, – в отчаянии сказала Габи.
Я забрал у нее бокал, поставил на столик и взял обе руки в свои.
– Габриэла Розария Руис де Лара Торн, конечно, я сделаю все, что в моих силах. И не потому, что очень хочу твоих денег. Хотя мне нравится мысль, что я подцепил богатую невесту. Просто я всегда готов прийти тебе на помощь.
Габи улыбнулась и потянулась ко мне с поцелуями. Я обнял ее за шею.
– Есть только один момент, – сказал я немного отстраняясь, заглядывая одним своим глазом в ее.
– Какой? – спросил Габи, покусывая меня за ухо.
– Я обо всем расскажу Лекси.