000
ОтложитьЧитал
–– Надо мной люк. – старик подал голос. – ГЛ-6. Куда он ведет?
–– Карту. – попросил старпом. И перед ним мгновенно лег чертеж. – ГЛ-6 ведет в ангарное помещение. Его вам и нужно осушить.
–– Понял. Центральный, я открываю его.
–– Стоп! – резко сказал Щукин. И взял рацию в свои руки. – Какое давление на манометре?
–– Манометр разбит. – ответил Груз.
–– Смотри, это дублирующий. – показал ему в отсеке Среда. – Мать честная… Он держит шестьдесят атмосфер! Центральный, за люком шестьдесят атмосфер!
–– Твою мать… – протянул Цуйко. Главмех Лавочкин в этот момент нервно помял свои мокрые усы. – На люк давит полный столб воды. Значит ангар серьезно пробит. Надо смотреть на сходимость ангарных створок. Скорее всего одну из них либо выбило, либо повредило при ударе.
–– Как это можно посмотреть? – спросил его старпом, и снова закашлял. – Я первый раз с таким механизмом сталкиваюсь!
–– М-м-м… – помычал над картой Главмех. – Вот этот пульт в самом носу должен показывать. Он отвечает за разведение створок, и вероятно на нем есть индикация закрытия или не закрытия. – он принял рацию от капитана. – Пара, ни в коем случае не открывайте этот люк, иначе вас раздавит давлением. Вам нужен пульт УА-1, он находится практически у самого гидроакустического комплекса, в дальней части отсека.
–– Секунду, Центральный. Я иду. – выдохнул Среда. – Вот и поплавали на свою голову… Вижу пульт, он серьезно поврежден. На нем должны гореть какие-нибудь кнопки?
–– А хер его знает… – поник головой Ладанданаускас, но в рации этого было не слышно.
–– Э-м-м… – выдохнул Лавочкин, проводя пальцем по чертежу. – Нажми кнопку «Связь-Щит».
–– Ничего.
–– Кнопку «Питание».
–– Ничего.
–– Кнопку… – пожал плечами главмех. – Минутку, Пара. – выключил радиостанцию, чтобы переговоров не было слышно. – Нужно понять, как включить этот щит, чтобы посмотреть на сходимость створок.
Цуйко перевернул стопку чертежей и нашел полную схему электрификации подводной лодки. Щит не был запитан на отдельный дизельный двигатель, значит эта карта точно должна была помочь. Что-то помечая карандашом, дифферентовщик и глав мех повели линии от аккумуляторных батарей и нашли ту, которая вела к этому УА-1. Скорее всего, она была перебита.
–– Смотри-ка. – показал пальцем Ладанданаускас. – А тут контур на что запитан?
–– Не знаю, он как будто бы просто обрывается. –голова Лавочкина неодобрительно помоталась. – Погоди, погоди… Да!
–– … куда бы ни приплыл моряк… – напевал себе Среда, щелкая какие-то тумблеры на панели УА-1. – …за золото и серебро… Центральный? Удалось понять?
–– Рядом с консолью должен быть рычаг. – взволнованно протараторил главмех.
–– Нет тут ни хрена! – сорвался Дима.
–– Жаль главный электрик Егоров не выжил, он бы сказал точнее, где он. – выдохнул Щукин.
–– Смотри ниже, выше, где-нибудь должен быть! – проговорил в рацию в руках Лавочкина Цуйко. – Посмотри рядом. Должен быть рычаг, с надписью «Динамо». Это динамо-машина, она может питать консоль не зависимо от подачи электроэнергии от аккумуляторов.
–– Не вижу… – протянул Дима.
–– А это для кого висит? – сурово заключил в радиостанции Груз.
–– Я думал это вешалка! – отшутился тот.
По лицам офицеров-подводников пробежала вымученная улыбка. На секунду все расслабились от шутки. Но время все тикало, а никаких действий для осушения так и не было принято.
–– Сдвинь ползунок вверх и вниз около десяти раз. – объяснял главмех. – Это подаст достаточный заряд, чтобы посмотреть на работоспособность консоли. Нам очень повезет, если она заработает…
–– Заряд подан. – скупо произнес Груз. – Загорелась кнопка «Питание». Включился экранчик.
–– Господи, в Советском Союзе производил что-то кроме зеленых и пузатых телевизионных экранов?! – неровно выдохнул Среда. – Вижу инфографику. Судя по ней, правая створка немного приоткрыта.
–– Так, уже хорошо. – начал перебирать карты лодки старпом. И положил еще одну перед главмехом. – Рычаг «Створка-П».
–– Рычаг «Створка-П». По правую руку. – повторил Лавочкин. – От себя – открыть, на себя – закрыть. Сперва попробуй закрыть.
Над головами заскрежетал металл. Офицеры как один посмотрели на мокрый потолок подводной лодки и затаили дыхание. Ангарная створка начала двигаться, но вдруг остановилась, раздался оглушительный треск и хруст. Весь корпус подводной лодки начал ныть.
–– Застряла! – крикнул Среда. – Сука! Она застряла.
–– Попробуй открыть. – специально спокойно попросил Лавочкин.
–– Не слушается. Табло загорается красным. Написано: «Отказ системы»!
–– Цуйко, мы удержим лодку, если не будем осушать носовой ангар? – спросил дифферентовщика Щукин. – Систему, судя по чертежу, можно починить только выйдя наружу. У нас нет средств для этого.
–– Дайте подумать. – зажмурился тот. – Нам придется набрать много лишней воды в кормовые балластные цистерны, и дифферент не уйдет, останется, по прикидкам, в районе трех-четырех, может шести градусов на нос. И скорее всего это будет способствовать противодействию нашему ходу. С открытой створкой…
–– На сколько градусов открыта правая створка? – спросил в рацию главмех, отведя взгляд в карты и начав что-то высчитывать карандашом на мокром листочке.
–– Судя по шкале, градуса на два, два с половиной. Она не четкая. – ответил Груз, шумно выдохнув. – Центральный, решение?
–– Два градуса – уже серьезно. Шум точно обеспечен. – помотал головой Лавочкин, примяв пальцами растрепанные усы. – Еще мы не знаем, насколько может быть вогнута левая створка. Если давление в ангаре такое же, как и за бортом, стало быть щель между ними критическая.
–– Центральный, решение?
–– Мы рискуем, Богдан Иванович. – выдохнул Цуйко, обратившись к капитану.
–– Я предлагаю осушить все, что нам сейчас доступно. – предложил Ладанданаускас. – Так мы хотя бы получим доступ в эти отсеки и сумеем выровнять лодку. Шум скроет океан. Возьмем полный ход.
–– Лодка развалится. – пригрозил ему Лавочкин. – Мы почти на шести сотнях метров, побитая переборка может не выдержать на движении.
Щукин взял рацию в свои руки. Главмех лишь отошел немного в сторону, распрямившись. Он понимал, что капитан для себя уже все решил:
–– Пара, ГЛ-6 не трогать. Осушайте только первый отсек. Рискнем. Жаль, что у нас нет шампанского на борту, товарищ Цуйко… Подготовьте все необходимое для быстрого уравновешивания подлодки на случай всплытия. От вас точно так же зависит наша судьба.
–– Так точно. – кивнул тот, и исчез с центрального поста. Словно и не было его.
С тем, как осушить отсек пара разобралась несколько даже быстрее. Эти тонкости старпом и главный механик подводной лодки знали, как свои пять пальцев, и с легкостью провели по всем закоулкам лодочной системы двоих «сухопутных». Уже через семь минут после того, как Среда окончательно перестал возиться с консолью управления ангаром, в носовом отсеке заработали насосы и откачивающие помпы. Медленно, но вода начала убывать. Первым из мутной зеленоватой, наполненной мусором и трупами воды показался люк ГЛ-6. Тот самый, за которым было 600 метров открытого водного пространство и давление, которое может сжать человеческий скелет до состояния хлебной лепешки всего за долю секунды. На нем в лучах мощных фонарей сверкали собирающиеся в единый поток капельки. И вдруг в воду, которая еще доходила до самого лба ударило фонтаном.
–– Прорвало трубу! – закричал Среда, пытаясь сообразить откуда льет. Вода снова начала пребывать. – Центральный, у нас протечка!
–– Какая-то магистраль не выдержала! – неожиданно резво добавил Груз. И начал приказывать Диме, что им делать. – Накладывай это! Давай, давай!
Главмех поник, а Ладанданаускас на мгновение оскалил зубы. Но все еще уверенно продолжал командовать парой:
–– Какую трубу порвало?
–– Да я ебу что ли?! – в панике крикнул Среда. – На ней оранжевые полосы!
–– Оранжевые полосы? –повторил Лавочкин, не понимая. – Это не эта ли часом…
–– Ты видишь вентиль номер сто двадцать четыре? – рыская взглядом по картам магистральных труб на подлодке спросил Ладанданаускас. – На нем должна быть бирка.
–– У них воздуха менее, чем на шесть минут. – поглядел на часы Щукин. – Пусть гасят трубу.
–– Есть сто двадцать третий!
–– В другую сторону! – ответил старший помощник в рацию. – На нем бирка. Если ты повернешь его, ты уведешь воду в трубу, которая находится в ангарном помещении.
–– Есть, нашел!
–– Сто восемьдесят, по часовой. – по слогам произнес офицер. – Среда?
–– Есть, есть. – тяжело и натужно выдохнул Груз. – Труба перекрыта.
–– Продолжайте откачку, Пара…
Утерев занывший висок, Ладанданаускас обессилев плюхнулся на кресло, что поставили около капитанского столика. В этот момент у него сильно заболела голова. И когда отвел руки от нее, вдруг увидел на манжете рукава темное мокрое пятно. Не своим взглядом поглядел на подавленного вида Лавочкина, а затем на Щукина, на котором уже не было лица. Коснулся губы. Радиация добралась до него. Из носа потихоньку начинала капать кровь, а в ушах зазвенело.
На это обратил внимание капитан. Он подошел и предложил старшему помощнику обратиться ко врачу, однако тот лишь отшутился, сказав, что он еще молодой! Ему всего-то пятьдесят три должно стукнуть в сентябре. Цокнув на такой ответ, но не по злому, как-то усмехнувшись воле к жизни и работе своего старшего помощника, Богдан Иванович поставил перед ним советскую стальную эмалированную кружку и из личной фляжки налил до краев. Перед Ладанданаускасом оказалось триста пятьдесят миллилитров красного крымского вина. А рядом с этим пара таблеток йода, который должен был облегчить радиоактивный след в организме.
–– Раз некогда по врачам ходить, пользуйся опытом знахарей. – кивнул головой на поданное «кушанье» Щукин. – Сколько хапнула Купер?
–– А, – махнул рукой латыш. – Ей врач уже не нужен. Сколько им осталось?
–– Не больше трех минут.
–– Мы не успеем им открыть. Воды еще слишком много. – объяснил главмех. – Вероятно есть еще протечки, о которых мы не знаем. Нам не стоит открывать, пока мы не убедимся, что первый отсек герметичен и не зальет нас всех.
–– Пара, сколько воды до безопасной работы регенератора воздуха? – помяв лицо, в рацию спросил Щукин. – У вас меньше трех минут, вы должны успеть его запустить.
–– Около тридцати сантиметров. – спокойно произнес Груз. – Нам приходится вычищать мусор, чтобы он не попадал в насосы. Вода откачивается слишком медленно.
–– Мы можем пустить к ним ветку вентиляции? – спросил старший помощник, разом опрокидывая стакан с вином. – Можно же обойтись и без запуска патрона. Они же вот, за стенкой.
–– Похоже вентиляция наглухо задраена изнутри. Видимо моряки побоялись, что давление вырвется через нее и потопит все отсеки. Погнуло при ударе. Там сейчас капкан, можно считать, что для них других отсеков не существует. – развел руками Лавочкин, откинувшись на спинку кресла.
–– Воды – хоть сам пей! – Среда был недовольным. У него травил клапан на костюме и постоянно уходило больше кислорода. – Уходит слишком медленно!
–– Дождитесь ее подхода до отметки. – настаивал Щукин. – Регенеративный патрон загорается при контакте с водой. Вы же не хотите там сгореть?
–– Черт, да тут не задохнуться бы. – Среда начал глотать все больше воздуха.
Кислорода в баллоне оставалось на пару минут, и больше тянуть было нельзя. Уже нет такой концентрации, при которой можно было бы активно двигаться, переговариваться и жить. Постепенно мозг сам отключал какие-то из процессов в организме, посылал его в сон, пытался сломить и уложить на что-нибудь относительно твердое, чтобы сэкономить энергию и драгоценный кислород. Вдохнуть полной грудью уже не получалось – приходилось экономить воздух. Груз и Среда начали дышать медленнее, пытались абстрагироваться от ситуации, чтобы мозговые процессы не съедали лишнего. Дима даже закрыл глаза, но минуты тянулись слишком долго. Вода все не убывала, как казалось, ни на миллиметр. А насосы все жужжали и жужжали, противным своим голосом пытались показать, что они уже надрываются, что они не могут прокачать наполненную мусором и кровью зажаренных заживо моряков жижу. Секунды на ручных часах стали все громче. Минуты и вовсе не проходили. Каждое мгновение растянулось в сотню раз.
Среда волновался. Очень волновался. Происходило именно то, чего он и боялся – скоро его воздуха не останется совсем. Грузу было лишь немного полегче, ведь клапан на его баллоне не подтравливал, но все равно большее тело съедало большее количество воздуха, и со Средой у него в этом вопросе был почти полный паритет.
Они встали около похожей на столб регенеративной установки. В верхнюю крышку должен был загружаться капсюль и сам регенеративный патрон. Его, естественно в металлической колбе, держал в руках Среда. Меры предосторожности нужно было соблюдать – вокруг было слишком много воды, в которую можно было нечаянно или от недостатка воздуха уронить эту небольшую спрессованную массу. И тогда уже не нужен будет абсолютно никакой воздух.
Пошли последние секунды. О вдохах можно было забыть. Когда прошла последняя и часы на руке Груза завибрировали, он уже задержал дыхание. Это же сделал и Среда.
–– Пара? – привстал на стуле главмех. – Пара!?
–– Времени нет. – заявил старпом. – Нужно решать!
–– Воды должно быть еще слишком много, мы можем потерять отсек. – сурово произнес Щукин. – Нужно терпеть. Терпеть!
–– Нужно ведь еще время, чтобы воздух напитался кислородом! – повел плечами тогда Ладанданаускас. – Отдайте им команду, капитан.
Щукин мялся. Перед ним был выбор: потерять двоих людей с вероятностью осушения отсека, или потерять отсек целиком.
Тем временем те полторы минуты, про которые говорил Среда почти подошли к концу. Как тут вдруг Груз указал ему на появившуюся из воды отмету на трубе регенеративной установки. Широко раскрыв глаза, Дима мгновенно скрутил крышку на ней и загрузил туда все необходимое и металлического тубуса. Закрыл установку уже Груз.
–– Как ее запустить?! – смятым от нехватки воздуха голосом спросил Среда.
–– Рычаг, рычаг сбоку! – громко сказал Лавочкин, утерев каплю пота на носу. – Рычаг, Дима!
–– Им нужно еще минимум сорок секунд, чтобы можно было вдохнуть. – приблизился Щукин. – Всего сорок секунд!
–– Сорок секунд! – повторил главмех в рацию.
Среда уже испытывал спазмы диафрагмы. Легкие все еще не могли признать того факта, что в округе не было ни грамма воздуха, пригодного для вздоха. Вдруг его рот открылся, пытаясь зачерпнуть хоть что-то, что осталось в костюме, но в нем не осталось ничего. Ни миллиграмма кислорода.
–– Держись. – губами на раскрасневшемся от давления лице сказал Груз. Он тоже задыхался, и тоже начал хватать ртом воздух. – Немного!
Активно пытаясь вдохнуть, Дима забил руками по стеклам водолазного шлема. Больше всего на свете сейчас он хотел сбросить его с себя, потому что теперь он был сродни тюрьме, газовой камере. Мозг думал, что в большом пространстве, немного осушенного отсека, все равно больше пригодного для вдоха воздуха. И ходящие ходуном пальцы наконец нащупали рычаг, который должен был открывать водолазный шлем.
С громким вдохом он сорвал с себя гигантский, и словно потяжелевший шлем. Со всплеском и шипением тот сорвался в воду, но повис у ног на баллонном шланге, ударив по мышцам. А горло наконец почувствовало горьковатый привкус химического воздуха из спрессованной в цилиндр массы. По налитому кровью лицу мужчины струился пот, капилляры были краснее красного, а испуганные глаза метались взглядом из одной стороны в другую. Медленно растворяясь в воде, закапала кровь из носа и рта. В одно движение Среда сорвал шлем и с почти потерявшего сознание Груза. Тот вдохнул еще более шумно, и закашлялся, пытаясь отдышаться. Воздуха по-прежнему было очень мало, но зато теперь он хотя бы был. Они старались дышать по-умному, не слишком наслаждаясь мгновением вдоха, чтобы оставить еще на потом, на весь отсек. Однако, они уже дышали…
–– …Это Пара. – сглотнув, прижал наушник к уху Груз. – Мы сняли шлемы.
По мостику раздался единый тяжелый выдох. Тройка офицеров уже похоронила ушедших в первый отсек отважных мужчин. И вот, тревожная минута, показавшаяся бесконечно долгой, наконец оборвалась. И с того конца произнесли хоть какие-то слова. Щукин безмолвно прикрыл глаза, и облокотился, обессилев, на столик. Ладанданаускас постукивал эмалированной кружкой, а Лавочкин незаметно поцеловал православный крестик, достав его из-под матроски.
–– Спасибо тебе, Господи… – протянул он едва слышно, одними губами.
–– Ты можешь обращаться к ним и менее официально. – усмехнувшись, Щукин положил на плечо главмеха свою широкую грубую ладонь. – Василий, проследи за ходом работ на турбине. А здесь мы справимся. Спасибо.
–– Так точно, товарищ капитан. – расслабленно сглотнув, Лавочкин убрал крестик обратно под полосатую робу. – Сделаем. Все сделаем!
И он тоже, как и дифферентовщик, быстро покинул центральный пост, уйдя в свои хозяйства. Теперь он требовался там, где мог пригодиться его большой опыт и его прямое назначение. Основой ремонта теперь становилась разваленная турбина, с которой возилась Моргана.
–– То, что мы живы – простое чудо, товарищ капитан. – старший помощник утер мокрый от пота лоб.
–– Нет, это советская лодка. – улыбнулся тот, садясь в кресло перед столиком.
А Дима все еще не мог отойти от пережитого. Он же чуть не попрощался с жизнью, как снова повезло! Все опять в последний момент, в последнюю секунду, от этого начинало колотить как от озноба. А от холодной воды посинели губы, стали больше мешки под глазами и зуб перестал попадать на зуб. Пока в крови хлестал адреналин, пока не было понятно – выживут или нет – было не до холода. А вот теперь, когда расслабились, когда облокотились на стенки, то и дело поглядывая на регенерационную установку и время от времени прочищая патрубки откачивающих воду насосов, начали замерзать. У ног все чаще бились мертвые тела моряков. Их они старались оттаскивать в одну часть, подсчитывать. Но один из ярусов отсека еще был сильно затоплен, поэтому подводить итоги этой массовой гибели было пока рано. Однако число уже было внушительным. Всего одна глубинная бомба и один удар о одно убили больше моряков, чем несколько запущенных американским эсминцем торпед. Вот от этого чаще всего и гибли лодки – от неожиданных атак, от глубины и от давления, а не от неправильных маневров и меткости врага. Дима сидел над телами моряков, и пытался представить, сколько же им было лет. Одному около тридцати-сорока. Об этом говорила обожжённая, уже с сединой щетина. А другой был совсем еще сухопарым мальчишкой, слишком рано покинувшим мир живых. В мировой бойне уже стерлись грани возрастов – гибли все, в одном, едином и очень длинном строю.
–– Нам опять повезло. – заключил Среда, поглядев на тяжелый шлем в руках. – Чуть-таки не удавило.
–– Везение – это не то, чем можно оправдаться. – пожал плечами чекист. – Скорее, тут сработал твой инстинкт к борьбе за жизнь. И очень вовремя. Везения не существует.
–– Говоришь, как отчаявшийся в нем. – тот скупо улыбнулся. – И на чем же вера в везение закончилась?
–– Ты правда хочешь влезть в мою голову? – без эмоций произнес старик. – Там слишком много того, в чем можно отчаяться.
–– Хм. – прищурился Среда. – Знаешь, я тоже ведь работал в разведке.
–– «Разведке»… – пренебрежительно усмехнулся Груз.
–– Да, разведке! – встрепенулся тогда Дима. – И я-таки тоже могу прочитать тебя сейчас. Ты Груз, эгоист. Но эгоист потому, что ты не хочешь делиться собственными переживаниями, чтобы стало легче.
–– Да, похоже ты и правда его сын. – недовольно вдохнул чекист. – Я уже слышал что-то подобное. Ты один в один как твой отец.
–– Не думай, что я расстроюсь из-за этого. – развел руками тот. – И Михаил Феликсович, царствие ему небесное и вечный покой, успел кое-чему меня научить. И даже кое на что успел намекнуть. И надо же, все точки над «и» сошлись. Вот прямо сейчас! – обеими руками Дима показал в пол у ног. – Вот-таки прямо здесь в этом отсеке, на затонувшей у черта в жопе подводной лодке! Ты ведь отчаялся не в «чем»…
–– Замолчи. – сурово пригрозил старик.
–– А в «ком»! – заключил Среда, двинувшись на шаг вперед. Поднял одну бровь, пристально глянув чекисту в глаза – …В Алисе Купер.
Груз почувствовал, что в этот момент, когда прозвучали два последних слова, в его сердце будто бы ударили молотом. Екнуло что-то давно зарытое под песками из Афганистана и Анголы, под жирной землей Вьетнама и Восточной Германии. Екнуло в том месте, наличие которого старый коммунист не признавал. Его задели прямо за душу. Два последних слова – Алиса Купер. И Груз неровно сглотнул. Его глаза на толику мгновения раскрылись шире, и Диме этого хватило, чтобы понять, что он оказался прав. Он был прав. И сумел нащупать старое сердце.
–– Ты ведь ее…
–– Это была ошибка! – вдруг крикнул чекист, отчего Среда ошалел. И замолчал, совсем сбившись с того, что он хотел сказать. Но Груз быстро выдохнул и пришел в свое обычное, будничное состояние, задавил гадюку эмоций внутри себя. – То, что я сделал тогда, оказалось неправильным.
–– Что ты сделал? – Дима развел руками, снова пытаясь вывести чекиста на чистую и не размытую тайнами воду. – Когда это было? Как вы, черт возьми, связаны? Я каждый раз думаю, что меня больше не удивить: я дрался с ожившими мертвецами в Берлине, я штурмовал Кремль и падал с Останкино. Да я… с тобой же, блять!.. Был у американского президента и пил с ним кофе! Хватит думать, епть, что ваши-таки тайны могут оставаться тайнами, когда мы в одном отсеке! Мы-таки в одной гребаной лодке. Буквально! Я чувствую себя бараном, когда тайна проходит мимо меня. Как полковник КГБ сумел-таки влюбиться в ЦРУшницу? Хватит думать, что сейчас Холодная Война! Хватит думать, что я ваш враг! Я рву зад вместе с вами, но ни черта не знаю…
–– Это было летом восемьдесят пятого…
