Серебряный змей в корнях сосны

© Наумова С., 2023

© Дубинина М. А., 2023

© Raccun, иллюстрации, 2023

© ООО «Издательство АСТ», 2023

Список действующих лиц^[1]

Главные герои

• Мацумото Хизаши – ученик школы Дзисин, змей-оборотень, проклятый богами и ставший человеком.

• Куматани Кента – ученик школы Дзисин, его духовное оружие – меч по имени Има.

• Учида Юдай – ученик школы Фусин, его духовное оружие – нагината по имени Кэйдо.

• Мадока Джун – ученик школы Дзисин, его духовное оружие – меч по имени Каёку.

• Сасаки Арата – изначально ученик школы Дзисин, его духовное оружие – меч по имени Цубамэ.

• Морикава Дайки – учитель в школе Дзисин, его духовное оружие – меч по имени Рендзё.

• Сакурада Тошинори – учитель в школе Дзисин, его духовное оружие – меч по имени Гэкко.

• Ниихара – старый наставник в Дзисин.

Воздаяние. Монстр из Суцумэ

• Ито – староста деревни Суцумэ.

• Марико – дочь старосты.

• Ямада Юдзиро – житель деревни Суцумэ.

• Ямада Ацуко – дочь Юдзиро.

Сострадание. Умибозу Черного острова

• Тояма Рэн – глава местного управления Дзисин на острове Камо, по совместительству смотритель маяка.

• Тояма Юэ – жена Тоямы.

• Аюкава – помощник смотрителя маяка.

• Сачико – старуха, живущая на пустынном Черном острове.

• Мамору – муж Сачико.

Сожаление. Тени замка Мори

• Лорд Киномото – столичный аристократ, владелец замка Мори.

• Янагиба – управляющий в замке Мори.

• Наримацу – самурай, заведует охраной замка, правая рука лорда Киномото.

• Юрико-химэ – жена лорда Киномото.

• Цудори – первая наложница.

• Хироко – младшая наложница.

Система времени

Час Обезьяны – с 3 до 5 дня.

Час Курицы – с 5 до 7 вечера.

Час Пса — с 7 до 9 вечера.

Час Свиньи – с 9 до 11 вечера.

Час Мыши – с 11 до 1 часа ночи.

Час Быка – с 1 до 3 ночи.

Час Тигра – с 3 до 5 утра.

Час Кролика – с 5 до 7 утра.

Час Дракона – с 7 до 9 утра.

Календарь (названия месяцев, принятые в книге)

Январь – МИТСУКИ – месяц гармонии, месяц пионов.

Февраль – КИСАРАГИ – месяц, когда надевают много одежд, месяц камелии.

Март – ЯЁЙ – месяц произрастания, месяц сливы.

Апрель – УДЗУКИ – месяц дейции, месяц сакуры.

Май – САТСУКИ – месяц рисовых посевов, месяц глицинии.

Июнь – МИНАДЗУКИ – месяц без дождей, месяц гортензий.

Июль – ФУМИДЗУКИ – месяц литературы, месяц лотосов.

Август – ХАДЗУКИ – месяц опадающих листьев, месяц космеи.

Сентябрь – НАГАТСУКИ – месяц длинных ночей, месяц хризантем.

Октябрь – КАННАДЗУКИ – месяц без богов, месяц георгин.

Ноябрь – СИМОТСУКИ – месяц заморозков, месяц кленов.

Декабрь – СИВАСУ – месяц окончания дел, месяц увядания.

Защитный барьер тайного зала Демонического меча едва сдерживал чудовищную силу.

С того момента, как Мацумото Хизаши спустился под землю, в самые глубины горы Тэнсэй^[2], он шел на зов этой силы, пока не оказался в узком коридоре, в конце которого на створках дверей сплелись в вечной борьбе два нарисованных тигра. Хизаши остановился и сильно сжал в пальцах сложенный бумажный веер.

– Мацумото! – голос юноши за его спиной звенел от ярости и обиды. – Не думай, что сумел ускользнуть от меня! Дальше ты не пройдешь!

Хизаши бросил взгляд на заветные двери, с которыми их разделяло чуть больше пяти дзё^[3] и со вздохом обернулся к юноше.

– Уходи, – велел он. – Второй раз просить не стану.

– Тогда не таи на меня обиды!

Юноша молниеносным для своего грузного тела движением выхватил меч и ринулся в атаку. Его громкий боевой клич Хизаши слышал уже не раз, но именно сегодня ему суждено было бесславно оборваться. Взмах руки, и напоенный темной ки веер рассек воздух между ними. На светлое дерево стенных панелей брызнули алые капли. Отброшенные в сторону ножны едва успели удариться об пол, как и тело их владельца, тяжело завалилось вперед, и Хизаши не удостоил его даже сочувственным взглядом.

Двери зала Демонического меча уже раскрылись перед ним.

Цок-цок-цок – удары гэта об пол, дерево по дереву, – наполнили пустое пространство звуком. Огромный зал освещался всего несколькими каменными фонарями возле возвышения, где покоился клинок без ножен, в древности получивший название Дзайнин^[4]. Подставку с ним опоясывала веревка с подвешенными на нее бумажными талисманами-офуда, шевелящимися даже без ветра. Зловещая аура сгустилась внутри огороженного периметра. Хизаши не смел тронуться с места, взирая на свою цель с почтительного расстояния.

На полотне за мечом тушью были выведены слова:

 
«Одинокий месяц
И тот помнит, как с честью
Уйти с рассветом».
 

Хизаши усмехнулся. Мастера школы оммёдо^[5] Дзисин явно успели позабыть эти строки, иначе давно бы оборвали свои жалкие жизни, чтобы сохранить хотя бы крупицу достоинства. Он взмахнул веером и в два длинных прыжка пересек зал. От веревки с талисманами его отделял один единственный шаг…

Лязг освобождаемого от ножен металла предупредил его об опасности за миг до удара. Хизаши отпрянул, и перед глазами серебряной молнией просвистело лезвие. Этот меч звался Има^[6], и рука, его держащая, была тверда сейчас, как никогда прежде.

– Я не верил, – сказал этот человек, выходя из тени. Хизаши не вздрогнул, хотя до самого последнего момента не замечал в зале посторонних. – Догадывался, но не верил.

Он встал перед Хизаши, заслоняя невысокой фигурой постамент с Дзайнин. Хизаши так хорошо изучил лицо этого человека, что мог не глядеть в него, чтобы увидеть осуждение в немного наивных мшисто-зеленых глазах.

– Кента? – удивился он. – Почему… Почему именно ты?

– Ты спрашиваешь меня, почему я, – с горькой усмешкой заговорил тот, кого он только что назвал по имени, – но и я хотел бы задать тот же вопрос. Я глупец. Даже видя нож у своего горла, буду называть держащего его братом. Я ни на что не годен, и все же я не позволю тебе погрузить мир во тьму. Мацумото Хизаши, кем бы ты ни был на самом деле, человеком или монстром, на этом тебе придется остановиться.

И Хизаши все-таки сорвался.

– Тебе не понять!

– Нет, как раз сейчас я понимаю больше, чем за последние три года. Сдайся, не заставляй меня сожалеть о тех днях, когда мы жили и сражались рука об руку.

Их взгляды скрестились раньше клинков, и в этой безмолвной битве никто не собирался уступать. Има был опущен, но Кента за время обучения в школе Дзисин стал невероятно ловок в обращении с оружием, тогда как Хизаши так и не научился доверять куску металла свою жизнь.

Хизаши молчал. Он знал, на что шел, с самого начала, но не думал, что у этого смертного сердца окажется так много слабых мест. Прежде он ударил бы первым.

– Что с Мадокой? – вдруг спросил Кента.

– Не хочешь выйти и сам проверить? – ответил Хизаши. Его голос был пуст и холоден, тогда как внутри бушевало пламя.

С широкого лица Кенты схлынула кровь, пальцы напряженно сжались на рукояти. Сколько раз Хизаши видел похожее выражение? Разница лишь в том, что сейчас он сам стал его причиной.

– Ты…

– Я просил его уйти. Он не послушал.

И снова слова сорвались с языка, как острые ядовитые иглы. Хизаши видел, куда надо метить, но эти иглы были остры с обеих сторон. Нельзя допустить ни капли сомнений, когда до цели рукой подать. Кента, казалось, погрузился в себя, и тогда Хизаши рискнул. Ки горячей волной устремилась от живота вверх, наполняя все тело привычным жаром. Хизаши взмахнул веером, блокируя выпад Кенты, белоснежная бумага встретилась с заточенной сталью и смогла ее отбросить. Вторым ударом Хизаши разломил Иму на две части, одна из которых со звоном упала им под ноги.

В следующий момент Хизаши оттолкнул Кенту с пути и протянул руку. Веревка с талисманами качнулась, и темная удушающая энергия вырвалась на волю. Хизаши ничего не замечал, его пальцы почти схватились за рукоять демонического меча, когда другая рука опередила его и схватила Дзайнин прямо за лезвие. Остро запахло свежей кровью.

Хизаши ударил Кенту в живот, но это было все равно что толкать ногой гору.

– Отпусти! – крикнул он, но было поздно. Кровь продолжала сочиться из глубокого пореза и впитываться в металл. Меч завибрировал, застучал по скобам подставки. Выброс энергии зла оказался такой силы, что Хизаши едва устоял на ногах, его протащило по татами целый дзё, пока он, взмахнув рукавами, не затормозил.

– Куматани! – Он раскрыл веер, защищаясь от бушующего шторма отравленной энергии инь. – Немедленно убирайся отсюда!

Куматани Кента разжал ладонь, и Дзайнин поднялся в воздух, выпрямился острием вниз, и от рукояти, обмотанной синей шелковой лентой, вниз по зеркальной поверхности клинка пробежали красные искры.

Пробудившийся меч искал своего хозяина.

– Куматани!

Кента прищурился, по его смуглой коже заплясали алые отблески проклятой магии. Хизаши подбежал к нему и схватил за плечо.

– Очнись же! Нам обоим больше нельзя здесь…

Он никак не ожидал, что Кента вдруг направит обломок Имы ему в бок. Уйдя чуть в сторону, Хизаши почувствовал, как тяжелеет, набухая кровью, распоротая ткань хаори. Лицо Кенты ничего не выражало, он отбросил осколок и вместо него схватился за Дзайнин.

Тати^[7] в его руке смотрелся непривычно, слишком большой, слишком изогнутый.

Хизаши отпрыгнул назад и бросил ослепляющий талисман. В яркой вспышке света он сложил пальцы в печать ускорения, и тело переполнилось легкостью, будто ничего не весило. Хизаши рванул вперед, на бегу веером создавая колебания энергии, призванной сдержать силу пробужденного демонического меча. Движение заняло несколько ударов сердца, но внезапно острие Дзайнина уперлось ему в грудь. Хизаши отклонился назад, проходя под атакой, и рука Кенты пронеслась у него перед лицом.

– Ты с ума сошел!

Вместо ответа Кента снова занес над головой меч, и кровожадная аура бросила тень на его готовое к броску тело. Хизаши впервые пожалел, что не носил с собой оружия.

Оставалось единственное, что могло прекратить чужое безумие. Хизаши отвел с правого глаза длинную челку и приказал:

– Замри.

Как только взгляд человека столкнулся с его взглядом, разум попал в ловушку запретной магии. Хизаши подошел ближе, не отводя от застывшего юноши горящий желтым глаз, в котором, как в янтаре, застыл вытянутый зрачок.

– Ты не должен быть здесь, – с сожалением вздохнул он. – Я сделал много зла и я не жалею о нем. Разве что… Разве что я сожалею, что вынужден был обмануть тебя.

Он протянул руку к демоническому мечу, но Кента вдруг скинул чары, и Дзайнин вновь устремился Хизаши в лицо. Он поднял веер, зная, что это не поможет.

Двери тайного зала сотряслись от удара снаружи.

Глаза Кенты ярко вспыхнули вишневым.

Меч опустился и глубоко вошел в пол.

Хизаши нажал на особую точку на шее открывшегося Кенты и подхватил обмякшее тело.

– Прости, – сказал он и достал из-за пояса последний талисман. – Мы уходим.

Воздаяние. Монстр из Суцумэ

Над покосившейся бревенчатой лачугой над самой непроходимой частью леса Светлячков загадочно белела луна. Ее призрачное сияние проникало сквозь прорехи в бумаге, которой было затянуто единственное окно, и падало на земляной пол. Ночь выдалась прохладной, но, когда Мацумото Хизаши со своим безвольным грузом вывалился из трещины пространственного портала, холод был последним, что он ощутил.

Магия такого порядка забирала много сил у использующего ее оммёдзи, каждый талисман был на вес золота, а поспешная его активация и вовсе могла стоить жизни. Хвала богам, обошлось без происшествий, и под ногами оказался утоптанный пол, а вокруг – унылые голые стены давно заброшенного жилища. Это место Хизаши выбрал заранее, укрыл от случайных путников барьером, а от будущей погони – отражающими талисманами. Некоторое время, весьма короткое, здесь они двое были в безопасности. Хизаши выдохнул и свалил Куматани на ветхую лавку.

– Тяжелый… – пожаловался он в пустоту и прижал ладонью кровоточащий бок. Сливовая ткань хаори отяжелела от влаги, боль была не сильной, но досадной, как напоминание о собственной смертности, о которой Хизаши, кажется, уже успел забыть. При нем не было никаких вещей, кроме тех, что он когда-то загодя оставил в лачуге, но сейчас вполне хватило бы полоски чистой ткани. Хизаши снял хаори, сбросил до пояса темно-синее кимоно и осмотрел рану. Она выглядела страшнее, чем была на самом деле, но кровь продолжала сочиться, а воду в пузатой фляжке стоило поберечь.

Хизаши плеснул на ладонь, смыл кровь и принялся за бинтование.

– Брат…

Голос Кенты был хриплым, едва узнаваемым. Хизаши затянул импровизированный бинт потуже и подошел к беспокойно вздрагивающему парню. Густые брови хмурились, в складке между ними собрались капельки пота, обычно улыбающееся добродушное лицо посерело, губы болезненно кривились, кадык ходил ходуном. Хизаши едва поборол в себе желание коснуться влажного лба, успокоить, убрать выражение страдания со знакомого лица.

Но он больше не имел на это права.

– Брат!.. – На этот раз Кента почти выкрикнул это слово, и из покрасневших уголков глаз скатились слезинки.

О чем он думал? Что видел в забытьи, навеянном нечеловеческой магией? Хизаши не знал. Он опустил взгляд на чужую руку, мозолистые пальцы, привыкшие к рукояти меча, сжимались и разжимались, и тогда Хизаши вспомнил про Дзайнин.

Удивительно, какой глупой и бессмысленной могла стать цель после ее достижения. Изогнутый длинный клинок без ножен валялся на полу, ловя лезвием лунный свет, и казался просто безжизненным куском металла. Хизаши поднял его и сделал пару пробных взмахов. Оружие не отзывалось, хотя в нем еще ощущались остатки темной энергии. Хизаши раздраженно отбросил Дзайнин в сторону и сел на пол напротив двери.

В этом мире люди были далеко не единственными и уж точно далеко не самыми могущественными существами. Оказавшись в клетке смертного тела, Хизаши познал эту истину в полной мере. Злые духи, мелкие демоны-акумы, демоны-они, ёкаи^[8], ками^[9] и боги – среди них лишь люди страшились смерти, и это же делало их опаснее самых жестоких демонов и самых кровожадных ёкаев. Хизаши смотрел на дверь и думал о том, как поступит первая в списке уважаемых школ экзорцизма Дзисин, после того как обнаружит исчезновение пары старших учеников и демонического меча? Всего в империи Ямато было три великих школы, обучающих колдовству и экзорцизму: Дзисин – «Уверенность», Фусин – «Сомнение» и Кёкан – «Сопереживание», а кроме них еще бесчисленное множество школ поменьше, в том числе и клановых, куда не могут вступить люди со стороны. Но Дзисин среди них – как орел среди ворон. Однако у большой силы – большая гордость, а у великой силы – великая гордыня. Хизаши не сомневался, что погоня будет, но, если бы Дзисин позвала на помощь другие школы, поимка беглецов заняла бы в разы меньше времени.

Но Дзисин так не поступит.

– Брат!

Хизаши вскочил на ноги, подбежал к резко севшему Кенте и почти столкнулся с ним лбами. Взгляд парня медленно прояснялся.

– Куматани-кун? – неуверенно позвал Хизаши. – Ты…

Слова застревали в горле, больно царапали изнутри острыми углами. Хизаши прокашлялся и все-таки закончил:

– Ты помнишь, что случилось в зале Демонического меча?

Кента поморщился, будто воспоминания причиняли ему боль. В его глазах совершенно ничего нельзя было прочитать, только видеть свое обеспокоенное отражение.

Наконец, он произнес:

– Нет.

Хизаши не смог сдержать облегченного вздоха.

– Тогда тебе нужно еще отдохнуть. Ложись, я за тобой присмотрю.

Кента вдруг схватил его за запястье и до боли сжал ледяными пальцами.

– Где мы?

– На севере леса Светлячков. Два дня пешего пути до школы.

– Школы?

– Дзисин, – пояснил Хизаши и опустил взгляд на пальцы, все еще стискивающие его руку. – Да что с тобой такое? Ты хотя бы свое имя помнишь?

Чары не должны были повредить его рассудок, но отчего-то устремленный на него взгляд Хизаши пугал.

– Кента? – Голос отчего-то прозвучал вопросительно. – Куматани Кента.

– Верно. Ты Куматани Кента. А теперь, – Хизаши отцепил его пальцы от себя, – или спи, или медитируй.

– Я не хочу спать.

Кента опустил руки и посмотрел на них так, словно видел впервые, а на лбу снова возникла недовольная морщинка. Но неожиданно Кента кивнул и сел на лавке в позу для медитации. И только тогда Хизаши почувствовал, как невидимая рука убралась от его шеи.

Он вдруг вспомнил о том, как они познакомились.

Это был пасмурный день месяца хризантем, месяца долгих ночей. Осень еще толком не началась, но Хизаши уже предчувствовал так ненавистные ему холода, и это наполняло его голову мрачными мыслями, а сердце – злобой. Он сидел на большом замшелом камне и хмурился. За два дня этой тропой на северной окраине Лисьего леса не прошло ни единого случайного путника, вопреки названию, не встретилось даже ни одной лисы, и Хизаши уже какое-то время предавался унынию. С утра накрапывал мелкий дождь, и даже воспоминание о нем заставляло плечи непроизвольно приподниматься. Сейчас же солнце вошло в зенит, но высокие деревья почти не пропускали теплых лучей. Недовольный собой, но, по большей части, миром, Хизаши обмахивался бумажным веером и то и дело поглядывал на тропу.

Когда впереди показался человеческий силуэт, Хизаши готов был разговаривать с кидзимуна, духами деревьев, от отчаяния. Тело хотело есть, хотело спать, и это вызывало раздражение. Вытянув левую ногу, Хизаши чуть откинулся назад, принимая страдающий вид, и принялся ждать, пока путник подберется поближе.

Тот остановился в нескольких шагах, потому что в этом месте тропу почти полностью затопило от недавних проливных дождей, и обойти ее можно было только по кустам и камням.

– Разве это удачное место, чтобы переждать дождь? – пробормотал человек и, подняв голову, посмотрел на серое осеннее небо.

– Похоже, что я собираюсь тут пережидать дождь? – процедил Хизаши, забыв, что собирался быть милым с любым, кто пройдет достаточно близко. – Ты видишь крышу над моей головой?

На нос упала первая дождевая капля. Хизаши вздохнул и посмотрел на незнакомца с тщательно скрываемым презрением. Человек был молод, полон энергии и духовных сил, то есть подходил по всем параметрам.

– Будь над тобой крыша, я бы спросил? Отчего ты сидишь здесь один, как ёкай, поджидающий жертву? Ты не можешь идти?

– Не могу, – нагло солгал Хизаши. Человек был глупым, хотя все люди были такими. – Возьми меня с собой.

«Возьми меня с собой», – повторил Хизаши про себя. Сожаление на вкус было как кислое вино, мерзкое и бесполезное. Лунный свет погас, скрытый набежавшими облаками, и деревья вокруг убогой лачуги тревожно загудели под порывами ветра. Хизаши ненавидел дождь, а дождь, казалось, ненавидел его и повсюду преследовал. С самого первого дня.

– Я Куматани Кента.

Он вытащил свой старый залатанный зонтик и протянул Хизаши.

– А как мне называть тебя?

Демонический меч лежал на полу, но удовлетворения не было. Не было ничего, кроме беспричинной, глухой, такой человеческой тоски.

– Ты устал.

Хизаши даже не услышал, как Кента поднялся с лавки и приблизился к нему. Годы учебы не прошли даром для деревенского мальчишки, но Хизаши все равно должен был его почувствовать.

– Ты устал, – повторил Кента и положил холодную ладонь ему на плечо. – Это было очень долгое бегство.

– О чем ты?

Тень скрывала лицо плотной вуалью, но глаза блестели ярко. Предчувствие угрозы стало невыносимым, и Хизаши поднялся на ноги, вмиг возвышаясь над товарищем по учению на целый сяку^[10]. Взгляд блестящих глаз следил за ним неотрывно.

– Хизаши, – произнес Кента и повторил, словно на пробу: – Хизаши-кун.

Веер, всегда хранимый за поясом кимоно, после перевязки остался лежать на столе. Без верного оружия ладони Хизаши стали влажными от напряжения.

– Ты не в себе, – сказал он. – Демонический меч как-то на тебя повлиял.

– Нет, я в себе.

В улыбке Кенты не было и капли прежнего обаяния.

– Я совершенно точно в себе, Хизаши-кун. Хизаши-кун, позволь мне поблагодарить тебя за тяжкий труд. Ты спас меня.

– Это не акт милосердия.

– Не обманывай себя. Я вижу все. Я вижу даже больше, чем все, – Кента положил ладонь на грудь Хизаши, и леденящий холод пробрался сквозь одежду. – Пора остановиться. Твой путь, полный страданий и обид, подошел к концу. Когда все закончится, ты скажешь мне «спасибо».

– Нет.

Хизаши попятился, но холод уже пробрался под кожу и, что гораздо хуже, начал подбираться к средоточию ки. Когда он достигнет его, участи позорнее сложно будет придумать. Хизаши собрал энергию в ладонях и с хлопком свел их вместе. Тепло разлилось по телу, но когда губы Кенты тронула улыбка, Хизаши понял, что был обманут.

Пока вся его ки боролась с проклятием Ледяной ладони Эммы, меч Дзайнин пропал из поля зрения и снова возник – в руке Кенты.

– Я не стану тебя убивать, ведь нас так много связывает, Хизаши-кун.

Чем чаще он повторял его имя, тем сильнее становились подозрения. Однако Ледяная ладонь Эммы – смертельное проклятие, если Хизаши хочет выжить, он ни на миг не должен отвлекаться.

– Ничего не хочешь сказать своему дорогому другу?

Хизаши стиснул зубы, и потоки энергии в нем продолжили течь быстро и равномерно, прогоняя холод. Кента шагнул вперед и с любопытством заглянул ему в лицо.

– Прежде ты был более многословен, Ясухиро.

Течение ки застопорилось, и Хизаши прикусил язык, чтобы не вскрикнуть от боли. Рот заполнился кровью.

Куматани Кента рассмеялся и отошел назад.

– Ты гораздо сильнее, чем раньше, но твоему телу недостает выносливости. Эта человеческая жизнь испортила тебя.

– Да что ты знаешь?! – не выдержал Хизаши, и за потерянный контроль пришлось поплатиться новой вспышкой боли. Губы Кенты дрогнули, но он ничего не сказал, и на мгновение в зеленых глазах промелькнул испуг. Хизаши зацепился за него, но время было упущено. Куматани поднял меч на уровень глаз и провел двумя пальцами по всей длине лезвия. Дзайнин отозвался красным свечением, и его кровожадная аура стала такой сильной, что от нее скрутило внутренности. Хизаши кашлянул, и на пол брызнула пошедшая горлом кровь. Перед глазами потемнело, и лишь голос все продолжал звучать в сгущающемся холодном мраке.

– Хизаши-кун. Если мы снова встретимся, кем ты меня назовешь?

В лачугу ворвался влажный от дождя воздух, хлопнула дверь, и тогда ноги перестали держать Хизаши, и он упал вперед, еще в полете теряя сознание.

«Если мы снова встретимся, кем ты меня назовешь?»

«Кем ты меня назовешь?»

«Ясухиро».

* * *

– Куматани!

В щель неплотно прикрытой двери тянуло холодом, Хизаши продрог до костей, сидя на земляном полу в позе для медитации. Силы иссякли, и он заснул, едва только миновала опасность для жизни. Ему приснился один из дней, когда они с Куматани повздорили из-за ерунды, и никто не желал признавать поражение.

Хизаши разбудил его же собственный крик.

Он вскочил на ноги и огляделся – хижина была пуста, ни следа Кенты или демонического меча. Человек, которого Хизаши все-таки признал своим другом, исчез, может быть, даже немного раньше, чем покинул стены лесной лачуги. Хизаши быстро привел себя в порядок, заткнул за пояс веер и замер только перед самым порогом.

Куда ему пойти? У школы Дзисин длинные руки, в чаще леса Светлячков еще можно было не опасаться засады, но дороги уже наверняка перекрыты их людьми, а в городах и крупных селениях его ждут обнаженные мечи бывших соучеников. Как бы ни прискорбно было это признавать, Хизаши требовались союзники, но на свете едва ли найдется кто-то, кто рискнет жизнью ради него.

Однако точно найдутся те, кто рискнет ради Куматани Кенты.

Мадока Джун. Средний сын в семье военных. Его дед – самурай, принесший клятву верности даймё^[11] местных земель еще тогда, когда тот не имел теперешнего могущества и богатства. Мадока не отличался гибкостью ума и в изящных искусствах был полным профаном, но, если кому и доверить свою жизнь, так это ему, преданному, прямому и честному человеку. Человеку, которого Хизаши обманывал и над которым без стеснения смеялся.

Учида Юдай. Образцовый ученик школы Фусин, придерживающейся идеологии справедливости и воздаяния. Всегда сдержанный снаружи и вспыльчивый внутри юноша с твердыми убеждениями и искренней верой в праведность своей школы. Если Хизаши снова встретит Юдая, умрет от его меча.

Сасаки Арата. Слабый, ведомый юноша, в руке которого кисть способна творить чудеса, а меч – только смешить нечисть. Арата никогда не встанет впереди, а если и сделает это, то лишь для того, чтобы бесславно погибнуть. Но Арата нашел свое место, и там Хизаши может получить нужную ему поддержку.

Решено, отныне путь Хизаши ляжет в исходную точку его длинного путешествия – в Лисий лес, в таинственную и скрытую от глаз школу оммёдо Кёкан.

Древняя легенда гласила, что основатель школы Сопереживания – Кёкан, тогда еще никому не известный молодой мастер Нишида Мамору, столкнулся со смертельной опасностью в самой чаще Лисьего леса и сражался с демонами три дня напролет, пока совсем не выбился из сил. Когда он уже собирался умереть, но унести с собой как можно больше врагов, ему на помощь пришла ногицунэ, одна из тех ёкаев, из-за которых лес и назвали Лисьим. Но мастер Нишида быстро понял, что это была особая, черная божественная лиса – генко. Она прогнала демонов, унесла мастера в свое логово и выхаживала, пока он не смог вернуться к людям. С тех пор сначала лисы, а потом и другие ёкаи, подчиняясь воле кицунэ, стали помогать мастеру Нишиде и его ученикам, а вскоре он основал собственную школу, девизом которой стало «мир един для всех».

Иногда Хизаши задумывался, каким на самом деле человеком был этот Нишида Мамору, что смог перетянуть на свою сторону кицунэ, а после не побоялся людского осуждения. Преследовал ли он тайный умысел или просто был хорошим человеком? В любом случае, прошло более трех веков с той истории, а школа Кёкан и поныне вызывает множество вопросов не только у простых людей, но и у членов других экзорцистских школ.

Хизаши не мог избавиться от тревоги. Он шел уже несколько дней, избегая прямых путей, петляя и скрываясь, и оттого тратил гораздо больше времени. Лес Светлячков и Лисий лес разделяла река, пересечешь ее – окажешься опасно близко к Дзисин, но с этим ничего не поделаешь. Приходилось идти на риск. Гораздо больше беспокоило отсутствие новостей о Кенте. Хизаши не знал, что происходило с ним в эти дни. Демонический меч Дзайнин отравлял его своей убийственной аурой, замутнял сознание. Хизаши не мог не винить себя за это, но что сделано, то сделано. Он сам встал на эту скользкую тропу, сам же все исправит.

К вечеру четвертого дня, когда он приближался к границе леса Светлячков, распогодилось, но под сенью раскидистых сосен воздух оставался влажным, тяжелым и неприятным. Хизаши не нес с собой никакой поклажи, кроме фляги с остатками воды, но продвижение его все равно замедлилось, давала о себе знать свежая рана. Из их компании лучше всех развил в себе рэйки для исцеления Сасаки Арата, Хизаши мог бы помочь сам себе, но Проклятие ледяной ладони Эммы подточило его силы. Он остановился на развилке, так похожей на ту, где на плоском камне поджидал случайного путника Мацумото Хизаши три зимы тому назад.

Воспоминания захлестнули его, и тяжесть в груди сделалась вдруг невыносимой. Хизаши заставил себя отвернуться от прошлого и пошел по узкой тропе, уходящей все глубже и глубже в темную чащобу. Света стало совсем мало, обычному человеку пришлось бы продвигаться наугад, но глаза Хизаши слабо мерцали расплавленным янтарем, и сумрак отступал, и все же черные тени двигались вслед за ним меж шершавых сосновых стволов. Хизаши прислушивался к свисту ветра в мохнатых макушках, а его рука постоянно лежала на поясе, почти касаясь кисточки заткнутого за обидзиме веера, своего единственного оружия. Темнота больше не успокаивала привыкшего к ней Хизаши. Напротив, сгущаясь вокруг, она будто бы смотрела на него сотнями глаз и слушала сотнями ушей. Школа Дзисин хорошо готовила своих учеников, но одинокий недоучившийся оммёдзи, столкнувшись с подобным, непременно нашел бы свой конец.

Пальцы все же коснулись отполированных пластин, и Хизаши мгновенно выхватил веер, раскрыл в развороте и застыл, проведя подошвой гэта полукруг в жирной земле.

Тьма застыла тоже, чтобы спустя один взмах крыльев бабочки взорваться шорохом множества тонких ног и треском хитиновых панцирей. Хизаши сложил вместе два пальца, прижал к нижней губе и, прошептав короткое заклинание активации, быстро провел пальцами по плотной бумаге.

Пауки дождем посыпались с деревьев, и взмах веера обернул черный красноглазый поток вспять. Хвоя сосен задрожала от разочарованного воя орды мелких демонов, в которых переродились паучьи ёкаи. Хизаши отступил еще на шаг, его кисть изящно изогнулась, и поток воздуха, рожденный веером, закрутился вокруг подобно прозрачному щиту.

– Держжжжи его. Хваттттай его, – раздавалось со всех сторон. Хизаши достал из-за пазухи пачку готовых талисманов и бросил по обе стороны от себя. Продолговатые листки намертво приклеились к стволам и вспыхнули алым светом. Его лучи потянулись от одного талисмана к другому, образуя плотную сеть.

– Держжжжи его. Хваттттай его, – шелестел ветер. Хизаши отступал, понимая, что не может ввязаться в бой, у него осталось мало сил, а мелкие демоны брали числом, казалось, сколько их не изгоняй, становится только больше. Но откуда их столько в Лисьем лесу, под боком у самой мирной школы в мире оммёдо?

Хизаши порезал палец об острый край пластины и кровью нарисовал на веере заклятие зеркала. Теперь для демонов он ненадолго исчезнет, пока кровь полностью не впитается в бумагу. Он развернулся, но не пробежал и пары дзё, как дорогу ему преградила сеть из липкой паутины. Натянутые нити дрожали, на них, словно жемчуг, поблескивали прозрачные капли. Его загнали в ловушку! Даже ёкаи посильнее не способны были действовать так слаженно и придерживаться плана. Кто-то научил их и проследил, чтобы все прошло гладко. Хизаши взмахнул веером, но высвобожденная ки впиталась в паутину, и жемчужины росы на ней засияли ярче. Воздух наполнился сладковатым ароматом гниющих цветов.

И что-то приближалось.

Хизаши сунул руку за пазуху, но нащупал лишь пару талисманов, да мешочек омамори, подаренный другом.

Паутина завибрировала, как струны бивы, и огромная тень упала на Хизаши. Шорох преследователей стих, и только этот тонкий, едва уловимый звон остался дрожать в тишине. Хизаши не мог одновременно закрыть уши и держать перед собой раскрытый веер. Голова закружилась, но не родился еще тот ёкай, который сможет победить его таким примитивным колдовством. Хизаши со щелчком сложил веер и ударил им о ближайший древесный ствол. Рожденный им гул перебил очаровывающую музыку, и воздух застыл в ожидании бури.

– Молодой господин, отчего же вы так торопитесь покинуть меня? – проворковал нежный девичий голос, и белесая сеть заколыхалась, потревоженная движением огромного тяжелого тела. Трение хитиновых пластин друг о друга раздражало слух. – Неужели вы оставите несчастную девушку в глухом лесу одну-одинешеньку?