Самец причесанный

1.

Игорь Овсянников, паладин. Задумчивый

Степь… Бескрайний окоем, хорошо различимый с седла. Застывшее море сухой травы – в Паксе зима. Высокие стебли достигают шеи лошади, отчего кажется, что та не идет, а плывет в грязно-серых водах. Раздвигаемые грудью кобылки стебли шуршат, пыльная труха осыпает круп и мои сапоги. Под этот шорох хорошо думается…

Мое имя Игорь Овсянников. Я врач, полгода назад польстившийся на заманчивое предложение работы за рубежом. В результате меня привезли в Турцию и переправили в Пакс – параллельный мир, где обитают племена людей-кошек. Они называют себя «нолы» и «сармы». Сармы – кочевники, вроде исчезнувших половцев в нашем мире, нолы ведут оседлую жизнь. Эти племена – непримиримые враги. Две тысячи лет назад в Пакс пришел легион Римской империи, который романизировал нол. Они говорят на латыни, имеют общественное устройство, скроенное по римскому образцу. У них города, армия и сенат. Их столица и само государство называется Рома. Но, в отличие от Римской империи, в Паксе матриархат, а аборигены имеют хвосты – как мужчины, так и женщины. На привлекательности местных красавиц это, впрочем, не сказывается. Поверьте человеку, женатому на ноле. Красавице, умнице, воительнице – самой лучшей женщине в обоих мирах. Моей Виталии…

Ладно, это я отвлекся. Тысячу лет назад расы в Паксе разделились. Нолы выселили потомков римлян в отдельные города, как некогда американцы индейцев – в резервации. Случилось это после кровопролитной гражданской войны. Люди в Паксе стали гражданами второго сорта. Они строили города, ковали оружие, ваяли статуи и вели акведуки, обустраивая и развивая государство, которым правили нолы. Они брали с людей налог кровью. Но не в том смысле, что вы подумали. Мужчин забирали в храм Богини-воительницы, где заставляли сдавать сперму. Это насущная потребность Ромы – без человеческих генов она обречена. Чистокровные нолы живут всего двадцать лет. Они мохнатые, с кошачьими лицами и длинными хвостами. В Роме они на положении рабочего скота – сеют, пашут, копают, прислуживают… Элита государства – метисы с человеческой кровью. Чем ее больше, тем дольше нола живет, и тем выше ее статус в обществе. Самый высокий он у комплет – их предки беременели от людей не менее четырех раз. Принцепс Рома Флавия – комплета. К слову, обычная земная девчонка, хотя хвостик у нее все же имеется – видел, когда делал массаж. Ступенью ниже стоят треспарты – у них человеческой крови не менее трех четвертей. На вид – обычные человеческие женщины, только с хвостиками. У Виталии он до колена. Очень красивый, с кисточкой. Жене очень нравится, когда я его глажу: она закрывает глаза и прямо мурлычет. Снова меня повело… Вернемся к нолам.

Полукровок-метисов зовут димидиями, они основа служивого сословия Ромы. Костяк ее армии, пушечное мясо. Выбиться в офицеры димидии трудно, а стать магистратом, то есть выборным начальником, и вовсе не светит – не пустят. Поэтому есть стимул улучшать кровь, поднимаясь по социальной лестнице. За этим идут в храмы Богини-воительницы, где желающих осеменяют, как у нас коров на фермах. Так нола рожает димидию, димидия – треспарту, а треспарта – комплету. От людей у нол рождаются только девочки, мальчики появляются лишь в традиционных для нол семьях: один хвостатый самец на полдесятка самок. Мальчики, ясен пень, хвостатые и пушистые. Есть еще такое недоразумение, как кварты – нолы с четвертью человеческой крови. Говорят, они рождаются от димидий и треспарт, переспавших с нолой-мужчиной. Положение у кварт как у низших нол – их даже в армию не берут. В то же время они сообразительны и легко обучаются. Мой проводник и переводчик в этом путешествии – кварта Санейя. Я зову ее «Сани».

Пакс застыл в античности. Ничего удивительного. Затерянные племена на Земле тоже не развиваются. Некоторые до сих пор пребывают в каменном веке. Когда нет стимула, прогресс замирает. Выходцы из моего мира не привнесли в Пакс цивилизацию. Почему? Долгая история. Но спешить мне некуда, расскажу.

После разделения рас нолы и люди жили мирно. А тридцать лет назад в Паксе случилась трагедия: люди вымерли. Это стало следствием странной эпидемии. Беда совпала с появлением в Паксе могущественной фармацевтической корпорации из моего мира – FAGG. Поначалу ее встретили неласково, но позже FAGG с нолами пришла к соглашению. За право жить и работать в Паксе корпорация возит нолам мужчин. Ее вербовочные пункты завлекают лохов по всему миру. Теперь понятно, как я сюда попал? Землян-мужчин в Паксе мало – сотни три. Нол – почти два миллиона. Сколько сарм – никто не считал. Самцы у кочевниц свои – фармацевты им мужчин не возят. Из-за этого сармы пытаются мужчин захватить. Так произошло со мной, как только ступил на землю Пакса. В плену я пробыл полдня. Нас отбили «дикие кошки», которыми командовала Виталия. Мы с ней познакомились, и закрутился такой роман! Вот, опять отвлекся…

FAGG возит мужиков за деньги – большие, по местным понятиям, но для транснациональной компании это семечки. У них другой интерес. Мне с такими же обманутыми мужиками предстояло стать донором спермы, а после пяти лет служения в храме идти в лупы (проститутки по-местному) или в альфонсы к какой-нибудь богатой дамочке. Перспектива не вдохновляла. Сговорившись с Виталией, я вынудил храм продать мой контракт. В результате обзавелся врагом в лице верховного понтифика Ромы. Эта тварь нагадила, как могла. Дом у Виты забрали, сама оказалась в плену, а меня пытались зарезать. Пришлось прятаться в армии. Я стал первым в Роме мужчиной-воином. Преторианки встретили меня настороженно, но вскоре мы подружились. В когорте я и узнал: Вита жива! Сармы готовы отдать ее мужу. Вот и еду. До Малакки нас провожали «дикие кошки», теперь город за спиной. Где-то в степи ждут сармы, чтобы сопроводить нас в Балгас – столицу кочевников.

– Сани! – окликаю я.

Едущая впереди кварта останавливается.

– Ты уверена, что дорога правильная? – спрашиваю, приблизившись. – Может, не стоило сворачивать?

– На тропе мы теряем день пути, – качает головой Сани. – А так к вечеру будем на месте.

Пристально смотрю на спутницу. Круглое, миловидное личико, большие темные глаза. Редкая шерстка на щеках и ладонях. Это не портит впечатления. У Сани ладная, стройная фигурка с округлостями в нужных местах. Симпатичная девчонка. С хвостом, конечно, но к ним я привык. Сани смотрит на меня с обожанием: землянин разговаривает с ней, как с равной. Кварт к мужчинам в Паксе не подпускают. Но это в Роме. Здесь степь и свободный мужик – молодой и сильный. Стоит только намекнуть. …

Что-то не о том думаю – длительное воздержание сказывается. С тех пор, как пропала Вита, я ни с кем и ничего. Пусть так и остается.

– Продолжим урок?

– Слушаю, господин! – кивает она. – Как будет «есть»?

– Хав.

– Идти?

– Гур.

– Спать?

– Торм.

– Сражаться?

– Арч.

– Скажите: «Я хочу есть».

– Е ынкидат хав.

– Я пришел с миром.

– Е гура ан тусим…

Перебрасываясь словами, мы рассекаем заросли травы. Язык сарм я зубрю с первого дня поездки. Объясниться уже могу. Сани хорошая учительница: прежде, чем приступить к новой теме, заставляет повторить предыдущую. Славная девочка!

– Как будет на языке сарм: «Ты хорошая»?

– Ар морате.

– Ар морате, Сани!

Она смущается и краснеет.

– Если съездим благополучно, дам тебе десять ауреев.

– Не нужно, господин! – лепечет она.

– А что хочешь?

– Я… – она смущается еще больше. – Я не смею просить…

Договорить она не успевает: на горизонте возникают черные точки. Всадники, вернее, всадницы – мужчины здесь не воюют. Я привстаю на стременах. Точки заполняют горизонт. Сармам из Балгаса надоело ждать, и они пошли нам навстречу? Точки растут в размерах – нас заметили. Уже различимы фигуры, меховые шапки…

– Прости меня, господин!

С удивлением смотрю на Сани. Она бледна, губы дрожат.

– Я виновата! Следовало ехать тропой.

– В чем дело?

– Это дикие сармы…

Здравствуй, жопа, новый год! Приехали… Дикие сармы не подчиняются Балгасу, они сами по себе, и плевать им на всех и вся. Короче, банда.

– Сани, становись рядом и, как начну говорить, переводи слово в слово! Не вздумай что-то пропускать или добавлять от себя! Поняла?!

Она торопливо кивает. В глазах страх. Мужчину сармы не тронут, а вот нолу…

– Соберись! Ар морате!

Снимаю с седельного крюка и забрасываю за спину щит. Повод в левой руке, правая – на рукояти спаты. Впереди уже вопят – добыча близка. Конная лава накатывает на нас и, не доскакав с десяток шагов, обтекает по сторонам. Мохнатые, покрытые пылью рожи, оскаленные зубы, вопли… Замечаю, что вооружение у кочевниц дохлое: кожаные нагрудники, да и то не у всех, простенькие луки, обтянутые кожей щиты из прутьев, копья с костяными наконечниками… Мечей на поясах не наблюдается. Лица юные. Банда оборванцев, котята. Правда, у котят есть коготки, и царапаются они больно.

От толпы отделяется всадница и скачет к нам. Нагрудник обшит костяными пластинками, на поясе то ли короткий меч, то ли длинный нож. Явно главарь. Низкий лоб, скуластое лицо, крючковатый нос и выдвинутая вперед нижняя челюсть. Стоматологи называют это «обратным прикусом». Вылитая баба-яга исполнении Милляра, разве что горба не хватает. Красотка, туды ее! Ночью привидится – не проснешься.

– Хо! – восклицает «красотка». – Какая добыча! Муш! Сильный и красивый! С ним нола, молодая, здоровая. Доспех! Шлем! Меч! Кони!..

Сани частит, переводя. «Красотка» прямо сияет. Ну, это ненадолго… Она тянется к рукояти моего меча и немедленно получает по мохнатой лапке. Не трожь! Не ваше!

– Ты ударил меня! – изумленно восклицает «красотка».

– Могу добавить, – «радушно» обещаю я. – Больнее.

Сани бледнеет, но переводит.

– Как ты смеешь?! – вопит «красотка». – Ты добыча.

– Разве?

Нагло улыбаясь, извлекаю из ножен спату.

– Будешь сражаться? – удивляется сарма.

Киваю.

– Это неправильно!

– Почему?

– Ты муш.

– И что?

– Муши не сражаются.

– Я – да.

«Красотка» оглядывается на своих оборванцев, словно ища поддержки. Похоже, что мохнатики изумлены.

– Я не хочу тебя убивать, – сообщает «красотка».

Ясен пень, что не хочет. Живой мужчина – редкая и очень ценная добыча.

– Я тоже хочу, чтоб ты жила. Расступитесь, и мы проедем.

Предложение ставит «красотку» в тупик. Она растерянно смотрит на меня. Выпустить мужчину из рук? Да ее свои заплюют! Но и мне не улыбается попасть в плен. Жить вонючем шатре, плодить маленьких сарм… А Вита? Что будет с ней? Не уж!

– Я гость Великой матери. Неподалеку нас ждет сотня из Балгаса. Посмеете нас задержать – они вас вырежут. Пропусти!

«Красотка» багровеет. Похоже, я что-то не то сказал.

– Я не подчиняюсь Великой матери! – орет она, надувая ноздри. – Мы сами по себе. Плевать нам на сотню! Мои воины лучше. Ты моя добыча и поедешь со мной!

– А вот хрен тебе! – отвечаю по-русски.

Сани умолкает, не зная, как это перевести, но «красотка» поняла.

– Будешь драться? – спрашивает, шмыгнув носом.

Киваю: буду! Сарм около сотни, но на мне лорика, шлем, а на спине – щит. В руке спата, и владеть ею я умею. Резали мы мохнатых… Прежде, чем истычут стрелами, с десяток зарублю. Возможно, они испугаются, и нам удастся прорваться. Мужчина с мечом – это непривычно. Дохлый, но шанс.

– Мы тебя убьем! – сообщает «красотка».

Ухмыляюсь. Попробуйте!

– Отдай оружие, и мы не обидим тебя. Твою самку – тоже. Ты будешь жить со мной, а я – тебя защищать.

Всю жизнь мечтал!

– Согласен?

Бросаю спату в ножны и маню ее рукой. «Красотка», улыбаясь, приближается. Склоняюсь и хватаю ее за ворот кожаной рубахи. Рывок – и сарма, вылетев из седла, оказывается на крупе моей лошади. Левой рукой прижимаю ее к себе, правой вытаскиваю кинжал. Голубоватое лезвие застывает у мохнатого горла.

– Шевельнешься – зарежу! Скажи своим, чтоб расступились! Живо!

Вспотела. Кислый, мерзкий запах немытого тела лезет в ноздри. Однако молчит.

– Ну?!

– Они не подчинятся, – тихо говорит «красотка». – Зарежешь – найдется другая. Сармы добычу не отдают.

М-да! Голливудский сценарий не прокатил: заложника брать бесполезно. Сарм в степи полно: одной больше, одной меньше… А я надеялся прорваться. Доскакать до сотни, а та пугнет банду, как кот голубей. Делать нечего – нужно договариваться.

– Тебя как звать, красавица?

– Амага! – шмыгает она носом.

– Меня – Игрр. Я не пойду в плен, Амага. Меня ждут в Балгасе. Мне туда очень нужно. Пропусти, и я отдам тебе доспех.

– Нет! – замотала она головой. Едва успел убрать кинжал, не то порезалась бы.

– Давай, решим дело поединком! Одержишь вверх – получишь добычу. Нет – мы уедем. Идет?

– Ага! – снова шмыгает. – У тебя вон какой меч!

Точно девчонка! Лет трех… Ладно…

– Можем без оружия. Скажем, бороться?

– Хо! – восклицает Амага. – Согласна!

Убираю руку с кинжалом и ослабляю захват. Амага перепрыгивает в седло своей лошадки.

– Слушайте все! – кричит, привставая на стременах. – Сейчас мы с мушем будем бороться. После того, как свалю его, он станет нашей добычей.

Пацанки орут и машут руками. Жду, пока утихомирятся.

– Если свалю Амагу, вы пропустите нас! – объявляю в свою очередь.

В ответ вижу оскалы. Нет уж, девочки, играем честно!

– Поклянись, что так будет! – говорю Амаге.

– Клянусь! – кивает она. – Только ты зря надеешься. Я сильная. Мне нет равных в орде.

Это мы посмотрим…

– Какие правила? – спрашиваю, спрыгнув на землю.

– Обычные, – пожимает плечами Амага. – Запрещено кусаться, царапаться и вырывать глаза. Остальное можно.

Вот и славненько!

С десяток сарм прыгают на землю и начинают вытаптывать круг. На лицах ухмылки – предстоит развлечение. Делаю знак Сани. Она спрыгивает и помогает мне снять лорику. Отдаю ей шлем, пояс с оружием и наказываю смотреть за вьюками. Там у меня золото. Пока будем бороться – стибрят. Рожи у сарм плутоватые, и на вьюки они посматривают. Сани кивает. Амага снимает нагрудник и пояс. Сармы, закончив работу, лезут в седла. Будут смотреть сверху. Мы с «красоткой» становимся лицом к лицу. Девочка не соврала. Она крепкая, ростом повыше меня, руки длинные. Будет ими хватать. У кочевников слабые ноги: они с детства в седле. Учтем…

Одна из сарм ударяет копьем в щит. «Красотка», вытянув руки, летит ко мне. Уклоняюсь и подставляю ногу. Упсс! Амага бороздит носом землю.

– Не считается! – вопит, вскакивая. – Ногами цеплять запрещено!

Нет, в самом деле, детский сад!

– Ты не говорила.

– Забыла!

Снова идем в круг. Не беда. Я, конечно, не Карелин, но полевой борьбе меня учили. В этот раз Амага не спешит. Делает шаг и хватает меня за плечи. Держит цепко. Сильная, зараза! В свою очередь вцепляюсь ей в рубаху. Некоторое время пыхтим, пытаясь вывести противника из равновесия. Не выходит. Внезапно Амага оставляет плечи в покое, хватает меня за запястья и заставляет ее отпустить. Поворот – и она за моей спиной. Сгиб ее локтя под моим горлом, второй рукой прижимает меня к себе. Душит. В глазах темнеет. Ах, так? Вскидываю правую руку и хватаю ее за ворот. Бросок! Амага, взмыв воздух, прикладывается спиной о притоптанную траву.

– Не считается! – кричит с земли. – Нечестно! За рубаху хватать нельзя!

– За что еще? – интересуюсь холодно. – Сколько раз нужно тебя свалить, чтобы это считалось правильным?

Амага встает и, повернувшись спиной, отходит в сторону. Садится, поджав ноги. Спина выражает обиду, глубокую. У девочки отняли игрушку. Лица у сарм хмурые. Так и до беды недалеко. Доспехи я снял, меч у Сани. Врежут чем-нибудь по башке… Что клятва этим детям Степи? Как дали, так и забрали…

Подхожу к Амаге, присаживаюсь рядом. Даже не глядит в мою сторону. «Между нами все порвато и тропинка затоптата. Отдавай мою игрушку, не садись на мой горшок…»

– Амага! – говорю, подпуская в голос раскаяние. – Хочешь, подарю тебе доспех?

В самом деле, зачем он мне? Сармы – те, что из Балгаса, наверняка отберут, как и меч. Я вообще не хотел лорику брать, но трибун настояла. Хотела, чтоб выглядел преторианцем.

– И шлем? – шмыгает носом Амага.

– И шлем.

– А меч?

– Меч нужен самому.

– Не хочу!

Нет, в самом деле, ребенок! Сколько ей лет? Чистокровные сармы и нолы взрослеют к трем. Амаге если и больше, то ненамного. Как и ее воинам, впрочем. Ситуацию надо спасать. Предводителю нужно сохранить лицо. Как мне – задницу.

– Куда вы шли, Амага?

Она оборачивается. На лице – удивление.

– В набег.

– На рома?

– У нас плохое оружие, – вздыхает она. – Нет мечей, а копья и стрелы с костяными наконечниками. С рома не совладать. Идем на другое племя. Нам нужно доказать, что мы воины. Получится – орда примет нас во взрослые.

Вон оно как, Петрович! То-то мне показалось… Сани – молодец. Незаметно подъехала и частит с седла.

– На что вы рассчитывали?

– Угнать отару.

– А дальше?

– Продать овец рома, на вырученные деньги купить оружие.

– Сколько овец в отаре?

– Какая попадется. Две или три сотни.

– Почем хотели продать?

– По серебряной монете овца. Рома хорошо платят.

Ну, по денарию за овцу – это вы размечтались. Столько заплатят в Роме. В Малакке дадут половину – это в лучшем случае. Тамошним купцам нужен гешефт. Прикинемся, что поверили.

– Хочешь пятьсот монет?

– За что?

Глазки загорелись – купилась. Ребенок. Даже неловко.

– Проводи меня к Балгасу.

Почему бы и нет, в самом деле? На хрен нам те сармы? Повезут, как пленника, а тут хозяин. Пятьсот денариев – это двадцать ауреев. В моем кошельке их сто.

– У тебя есть деньги?

Взгляд хитрый, с прищуром. Стоит признаться – прощай, золото! Экспроприируют. Зачем отрабатывать, если можно забрать?

– В Балгасе будут. Клянусь. Я гость Великой матери.

– В пути будешь со мной спать?

А вот это – хрен! Еще чего! Качаю головой.

– В Балгасе у меня жена. Я еду к ней.

– А она кто? – Амага тычет в Сани.

Ответить не успеваю: Сани начинает горячо частить. Разбираю со второго слова на третье. Пару раз проскальзывает «самка».

– Согласна! – говорит Амага, вставая. – Но смотри: если обманешь…

Лицом выражаю обиду. Как можно обо мне так думать?

– В этом случае заберешь мой меч. И меня в придачу.

Она протягивает ладонь. Бьем по рукам. Делаю знак Сани, та, соскочив на землю, подтаскивает лорику. Лично обряжаю Амагу в доспех. В завершение нахлобучиваю на грязную голову бронзовый шлем. Улыбка растягивает «красотке» рот. В глазах окруживших нас сарм зависть.

– Ты прекрасна, Амага! – говорю, отступив. – Настоящий вождь!

Все, сарму можно к ране прикладывать. Лучится, как девочка, получившая конфетку.

– Едем, Игрр! – говорит важно.

Надо же! Запомнила…

Санейя, проводник. Довольная

Перепугалась я до дрожи в коленях. Встретить диких сарм – худшее, что может случиться в пути. И ведь сама виновата: зачем понадобилось срезать угол? Ну, потеряли бы день. Нет, понесло…

Когда Игрр спорил, я тряслась. Сейчас сарма скомандует, и в нас полетят стрелы. Умирать не хотелось. Лучше в плен: хозяйка меня выкупит. Хотя о чем это я? За Игрра с меня шкуру спустили бы. И ведь поделом!

Когда Игрр стал бороться, я струхнула. Сармы отменные борцы. Это их любимое развлечение в зимние дни, летом других забот хватает. Бывала я в стойбищах, видела… Амага выглядела грозно. Хоть Игрр и силен, но в борьбе побеждает более ловкий. К моему удивлению, им оказался пришлый. Он легко бросил сарму на землю. Стало ясно: ей с ним не совладать. Амага это тоже поняла. Закричала, что Игрр нарушает правила. Ложь! Пришлый боролся честно, это все видели. Амага стыдилась воинов. И тут Игрр меня удивил. Подарил сарме доспех, да еще предложил денег за сопровождение. Зачем? Нас ведь ждет сотня из Балгаса! Поняла я позже. Сармы нас не отпустили бы. Игрр откупился, найдя удобный предлог. Дешево. Двадцать золотых дают за пленную треспарту (если найдется, кому заплатить, конечно), а тут муш! За него сто надо просить, а то и больше!

Ехать к источнику нужда отпала, мы взяли севернее. К вечеру выйдем к ручью, там заночуем. Сармы, окружив нас кольцом, с любопытством поглядывали на Игрра. Не удивительно: где они видели пришлых? Амага скакала рядом, горделиво поглядывая на подчиненных. Еще бы! Такой доспех даже в Балгасе редкость. Ее присутствие мешало мне. Амага не знает латынь, но вдруг догадается? Игрра следовало предупредить. Улучив момент (Амага ускакала вперед – дозорные там что-то обнаружили), я склонилась к пришлому.

– Господин?

Он повернул голову.

– Ты сердишься на меня?

Игрр пожал плечами. Слава Богине-воительнице!

– Я сказала, что ты делишь со мной ложе.

Его брови скользнули вверх.

– Иначе Амага потребует тебя себе, – добавила я. – Думаю, ты этого не хочешь.

Он усмехнулся.

– Мне нужно спать в твоей палатке.

Игрр задумался. Я застыла, не зная, как он отреагирует. По пути к Малакке, когда мы ночевали на постоялых дворах, пришлый спал в комнате один, а меня отправляли к служанкам. «Кошке» не к лицу делить комнату с какой-то квартой. Палатка у меня есть, но она совсем маленькая – скорее, полог от дождя и ветра.

– Обещаешь не приставать?

Я закачала головой: как можно?

– Тогда спи!

– Благодарю, господин!

Игрр улыбнулся. Богиня-воительница, какой он необыкновенный! В Малакке есть мужчины, у нас даже лупанарий имеется, но те пришлые не достойны снять с Игрра обувь. Они капризные и изнеженные, а Игрр – воин, отважный и добрый. Какая славная будет от него дочь! Мне пора об этом подумать. Может, удастся уговорить? Если б не сармы, попросила бы – он сам предлагал награду. Теперь буду ждать случая.

К месту ночлега вышли к сумеркам. В неглубоком овраге протекал ручей, по склонам росли кусты. Близ оврага разбили стан. Мы умылись, я сбегала в кусты. По нужде, а также – за ветками и хворостом. Я натащила сушняка, нарезала колышков, после чего натянула палатку. Игрр развел костер, укрепил над ним железную треногу с котелком. Когда вода вскипела, бросил в нее крупы и мелко нарезанного копченого сала. Каша забулькала, распространяя вкусный запах. Сев у огня, мы принялись ждать. Время от времени Игрр помешивал в котелке ложкой. В этот миг и заявилась Амага.

– Готовишь пищу? – удивилась она. – Почему не самка? – сарма указала на меня.

– У меня получается лучше, – пояснил Игрр.

– Хочу попробовать! – заявила Амага.

– Тогда умойся! – потребовал Игрр. – У нас принято есть чистыми.

Амага фыркнула, но сбегала к ручью. Вернулась с потеками грязи на щеках. По всему видать, поплескала на них водой – тем и ограничилась. Игрр покосился, но промолчал. Подобрав щепку, оставшуюся от изготовления колышков, принялся строгать. Я догадалась, зачем. Ложек у нас всего две. Я могла подождать, пока они поедят, но Игрр этого не захотел. Когда каша поспела, навалил горку в бронзовую миску и вместе с ложкой подал сарме. Котелок поставил меж нами и взял выструганную лопатку.

– Господин! – удивилась я. – Бери ложку.

– Обойдусь! – отмахнулся он.

Мы проголодались, поэтому набросились на еду. Дули на горячую кашу, глотали и немедленно запивали разбавленным вином. Игрр и Амаге его налил. Вот это зря – вина у нас мало. Если поить всяких сарм, надолго не хватит. Амага приняла подношение, как должное. Глотнув из кубка, громко зачавкала. Свинья вонючая!

Готовит Игрр замечательно, каша кончилась быстро. Порции маленькие – мы не рассчитывали на сарму. Амага, опорожнив миску, сыто рыгнула и облизала ложку.

– Впредь буду есть с вами! – «обрадовала» нас. Ну, вот: теперь и крупа кончится!

Амага встала и важно удалилась. Хорошо, хоть ложку не унесла. С нее бы сталось! Сарма…

Я сбегала к ручью, помыла посуду и принесла котелок воды. Водрузив его над углями, подогрела. Игрр почистил зубы, затем, сняв сапоги, омыл ноги. Он делает это каждый вечер. Я хотела помочь, но он запретил. Не позволяет сделать такую малость! Точно на меня сердит!

Мы заползли в палатку и улеглись на войлоках. Игрр затих, и тогда я решилась. Нащупала его руку и лизнула.

– Спи, девочка! – вздохнул он и погладил меня по голове. Слезы брызнули из моих глаз. Он не сердится! Я придвинулась и прижалась к нему боком. Как хорошо! Теперь до Балгаса будем так спать. Может, неплохо, что нам встретились сармы?..