– Без сомнения, госпожа!
– До свидания!
Гудок…
* * *
Очнулся я на полу. Надо мной стояла тетка в зеленом комбинезоне. Она помогла мне перебраться на топчан, затем стала показывать пальцы, требуя их посчитать. Я справился. Получил вопрос: есть ли тошнота? Ее не было, и тетка довольно кивнула. Пришла другая, тоже лет сорока. У нее был важный вид и сердитое лицо. Она глянула на меня и забрала врача. Возвратились они спустя полчаса. Сердитая тетка встала передо мной и склонила голову.
– Я, Клея, глава службы безопасности Дома Сонг приносить тебе, чужак Влад, свой личный извинения за поведение мой подчиненный. Мы ее уволить. По приказу мой госпожа за тобой ухаживать Грея, – она указала на врача. – Говорить ей о том, что тебе нужно. Подходящую одежду тебе мы привозить.
– Отдайте мою!
– Она не подходить. У нас мурим не ходить с голыми руками и ногами. Тебе есть, что спросить?
– Нет, – сказал я.
– Тогда я уходить.
И она ушла. Осталась Грея. Подойдя ко мне, она достала из халата баночку с мазью. Зачерпнув ее пальцем, наложила вокруг левого глаза. Значит, там синяк. Знатно мне приложили! Ну и я что-то смог. Мою соперницу уволили? Поделом! И не надо меня упрекать! Я не женоненавистник, но фурий не люблю.
– Можно зеркало? – попросил я Грею.
Она подошла к стене и что-то нажала. Панель отползла в сторону, открыв зеркало. Я подошел ближе. М-да. Видок еще тот. Медведь панда с пятном вокруг глаза.
– Что еще? – сухо спросила Грея. Похоже, поручение ей не нравилось.
– У меня будут просьба, – сказал я, подпустив в голос обаяния. – Здесь не мой мир. Я не знаю вашего языка. Мне б хотелось изучить. Это можно?
– Да, – ответила Грея и ушла.
Возвратилась она с планшетом. Тот имел широкий экран, дюймов эдак семнадцать, и подставку. Грея водрузила его на стол, провела сверху пальцем. Экран вспыхнул.
– Управлять так. Ты смотреть сюда, – она указала на иконку с каким-то значком. – Это алфавит. Нажимать его, он показывать. Нажимать на буква, большой клач ее говорить. Нажимать здесь – алфавит убирать. Это словарь, – она указала на вторую иконку. – Я закачать в клач твой язык. Ты нажимать и говорить слово. Клач показывать его на языке сухья. Ты его нажимать, клач говорить. Ты меня понимать?
– Да, Грея! – сказал я. – Я тебя очень благодарить.
– Если хочешь меня звать, коснись здесь, – она указала на значок на экране. – Я приходить.
Она вышла. Я придвинул планшет и открыл алфавит. Двадцать пять букв. Хорошо, что не сорок шесть. Про иероглифы умолчу. Начертание букв – кружки с хвостиками разной формы. У армян вроде такие. Или у грузин? Ну, кириллицы я не ждал, латиницы тоже. Хорошо, что нет всяких тильд[6] с примкнувшим к ним знаками. Я коснулся пальцем в первой буквы алфавита.
– Э-э, – выдал планшет.
– М-да! – прокомментировал я и ткнул в следующую букву.
– Цэ…
Все у них не как у людей. Я вздохнул и пошел дальше. Через час я знал алфавит назубок. Ничего сложного. Вполне привычные звуки, из которых восемь – гласные. Если знаешь два языка, не считая родного[7], третий учить легче. Память у меня хорошая. Я перешел к словарю. Ткнул в значок и сказал вслух:
– Я хочу есть.
– Ти амну им, – выдал планшет, показав написание фразы.
– Благодарю тебя, госпожа.
– Анауцим тим, дому…
Обучение шло своим чередом, когда пришла Грея с пакетом. В нем оказалась одежда. Светло-серый комбинезон, белье, носки и ботинки на серой подошве. Верх у них был рыжим.
– Анауцим тим, дому, – сказал я.
Ее брови пошли вверх.
– Ты хороший ученик, – покачала она головой. – Но не говорить мне «дому». Это большой госпожа, а я – маленький. Говорить мне «тофу».
– Анауцим тим, тофу, – повторил я.
– Меня не за что благодарить. Ты хотеть есть?
– Сначала оденусь, – сказал я.
– Я ждать тебя в коридоре.
Она вышла. Я скинул халат и переоделся. С размером они угадали. Эластичные трусы и носки сели как родные. Комбинезон был широковат, но вполне удобный. Ткань тонкая, но на вид прочная. Я воткнул ноги в ботинки и вышел из комнаты.
– Ти амну им, – сказал Грее.
Она указала направление. Столовая была на том же этаже. Небольшая комната, несколько столов с легкими стульями возле них. За одним из столов сидели тетки. На меня они посмотрели без приязни. Это, мягко говоря.
– Выбирать! – показала Грея в сторону.
Взяв подносы, мы пошли к раздаче. Чем здесь кормят? Мясо с кашей. Хлеба нет. Получив свою тарелку, походившую на поднос, но размером меньше, я взял стакан с соком и столовые приборы. То есть ложку и двузубую вилку, а еще – нож к ним. Водрузив это на поднос, пошел к свободному столику. Грея выбрала другой – не хочет рядом сидеть. Ну и ладно!
Мясо представляло собой ногу курицы, или что-то вроде того. Словом, птица. Я прижал ее вилкой и срезал мякоть. Разделив на кусочки, стал накалывать их и класть в рот. Пресновато, специй не хватает. «Не бухти!» – приказал я себе и продолжил есть. Доев мясо, придвинул кашу. Вдруг заметил, что в столовой тишина. Я поднял взгляд: все смотрели на меня. Странно. Что не так?
Я пожал плечами и взял ложку. Дожевав кашу, запил соком. Встал. Посуду уносить? За раздачей виднелось какое-то окно. Я отнес туда поднос с грязной посудой. В коридоре меня догнала Грея.
– Если ты гулять, я проводить, – сообщила, указав на холл дома.
– Я учить.
– Как хотеть, – кивнула она.
– Почему на меня в столовой смотрели? – спросил я.
– Необычно есть, – объяснила она. – У нас нога ура брать рука. Ты разделать ее сапа. Мало кто уметь. Никто не ждать этого от мурима.
– Что такое мурим?
– Человек мужского пола. Самец.
– Почему не мужчина?
– Это официально. В обиходе – мурим.
– Обидное слово?
– Не совсем, – сказала она и смутилась. Что-то тут не так…
Я вернулся в комнату и продолжил учебу. Сколько времени прошло, я не знал. Часы у меня забрали, а других нет. На экране планшета виднелись какие-то значки, между ними – черточка. Точно время. Как его узнать? Алфавит у меня есть, а вот цифр не видно. Ладно, позже. Погрузившись в изучение языка, я забыл о еде. Но пришла Грея и отвела меня в столовую. В этот раз вместо каши подавали гороховое пюре или что-то вроде него. А еще суп и хлеб – сероватые булочки, походившие на плюшки. Я взял две. В этот раз людей было много, я с трудом отыскал свободный стол. Грея села со мной. Я отломил от булки кусочек, положил в рот. Прожевал. Хлеб был сладким. Хоть такой… Зачерпнул ложкой суп. Хорошо! Необычный вкус, но вполне съедобно.
Завершив с супом, я придвинул тарелку с пюре. Отломил кусочек от булки.
– Почему ты есть хлеб с тири? – спросила Грея.
– Привык, – объяснил я.
– Мы есть хлеб с нерг, – указала она на стакан с соком. – И никак иначе.
– Значит, многое потеряли, – улыбнулся я.
Покачав головой, она промолчала. Кстати, жесты здесь похожие на земные. Или мне кажется?
После ужина я ушел в комнату, где вернулся к обучению. А потом за мной пришли…
* * *
– Весь день учил наш язык, – сообщила Грея. – Даже отказался от прогулки. Необычно для мурима.
– Каковы успехи?
– Знает обиходные фразы. Скан не ошибся насчет мозга.
– Как вел себя?
– Уважительно, госпожа. Постоянно благодарил. Очень вежливый мурим.
– Это не помешало ему разбить Лейге нос.
– Думаю, что она сама виновата, госпожа.
– Потому и уволили. Приведи его ко мне.
– Слушаюсь, госпожа!
* * *
Кабинет внушал. Не какая-то комната, пусть даже большая, а солидный зал. Стены мраморные, пол – тоже, да еще пара колонн. Длинный стол с полированной каменной столешницей. И еще один, более короткий – поперек. Там сидела симпатичная девушка из парка. Вот кто здесь олигарх!
– Добрый вечер, дому!
Я сказал это на местном языке.
– Подойди!
Я приблизился.
– Говоришь на нашем языке?
– Стараюсь.
Она уставилась на меня. Заценила фингал? Мазь Греи помогла, но смотрелся я как бомж с помойки, оттого чувствовал себя неуютно. Она взяла переводчик.
– Кем ты быть в своем мире?
– Пресс-секретарь банка.
– Что это означать?
– Посредник в общении со средствами массовой информации. Проводил встречи руководства с журналистами, сообщал им информацию о банке.
– Это все?
Она сморщилась. Мой ответ почему-то не понравился.
– Какой твой образование?
– Университет.
– Что учить?
– Иностранные языки.
«А еще химию», – едва не сказал я, но промолчал. Сам не знаю почему.
– Что мне делать с тобой?
Эту фразу женщина произносит по-разному. С укоризной, сочувствием или любовью. Сейчас звучал только вопрос.
– Какие есть варианты? – спросил я.
– Их немного, – сообщила она. – Могу передать Охране. Им сказать, что ты незаконно проник в мой парк. Они посадить тебя в тюрьма. Долго спрашивать, кто ты есть. У тебя нет чипа, а вместо него – это, – она показала паспорт. – Они решать, что ты чей-то шпион. Тебя посадить в лагерь, и ты таскать камни много лет.
– Я не шпион, госпожа!
– Знаю. Ты попасть сюда из другого мира. Я могу тебе помогать. Но ты должен помочь мой Дом. Изучи нашу жизнь, посмотри, что в ней не так. Что полезного есть у вас, и что из этого можно применить здесь. Согласен?
– Нельзя изучить вашу жизнь, живя в этих стенах.
– Тебя отвезут, куда нужно. Иди.
Я поклонился и вышел. Сучка! Просто помочь было нельзя? Я бы так поступил. Ладно. Надо вырваться отсюда…
* * *
Сайя проводила чужака взглядом. Не прост, очень не прост. Говорил, цедя каждое слово. Перед этим думал. Что-то скрывает. Как склонить его к сотрудничеству? Если б не дура Лейга…
Сайя прогулялась вдоль стола. Где его разместить? В социальном центре? Там заправляют обновленцы. Им понравится чужак из другого мира. Ему вставят чип, проведут по учетам как невольного мигранта. Случай попадет в прессу, чужаком заинтересуются другие Дома. Кто-нибудь да найдет ключ к его сердцу, но не Дом Сонг. Зачем тогда, спрашивается, она увольняла Лейгу?
Сайя взяла клач. Нашла в памяти нужного абонента и мазнула пальцем. Аппарат мелодично прозвенел, и на экране возникло лицо немолодой женщины.
– Здравствуй, тетя!
– И тебе, Сайя! Вспомнила о старухе?
– И о брате тоже.
– Навещает меня редко, – сообщила женщина. – Весь день на заводе. Мать ему не нужна. Да и ты звонишь редко, – она вздохнула.
– На мне Дом, тетя.
– Понимаю, – женщина кивнула. – Только мне скучно. Прихожу вечером домой, а в нем пусто.
– Я могу тебе помочь. Есть мужчина.
– Интересно, – оживилась женщина. – Завела любовника?
– Нет, тетя. Он из другого мира.
– Ты здорова, девочка?
– Не волнуйся, тетя! Я нашла его в своем парке. По его словам, он попал под удар тока. Это подтвердил скан. Получил не менее пятисот ворг, но при этом уцелел. Неизвестным образом перенесся сюда. У него нет чипа в теле, зато есть это, – Сайя показала паспорт. – Здесь его изображение и текст на неизвестном языке. Наших он не знает. Образован и умен, но при этом скрытен.
– Хм! – сказала женщина.
– Я могу отдать его в социальный центр…
– Тогда его знания пропадут для Дома, – подхватила собеседница. – Понимаю, Сайя.
– Приюти его у себя. Научи читать и писать, заодно внуши благодарность к Дому.
– А сама?
– У меня нет на это времени. Мои слуги отнеслись к нему грубо. Был конфликт с охранницей, а затем – драка. Я ее уволила, но теперь он…
– Не испытывает к вам любви, – усмехнулась женщина. – Сильно пострадал?
– Получил под глазом синяк. Лейге он разбил нос.
– Кай это оценит.
– Не хочу, чтоб брат на него влиял.
– Он меня не навещает. Присылай! Посмотрю, что с ним делать.
– Я люблю тебя, тетя!
– И я тебя, девочка!
Родители мои разбежались и уехали за границу. Сын им мешал, и его оставили в Минске. У мальчика была квартира и счет в банке, куда капали деньги. Достаточно, чтоб жить одному. Тем более что сын взрослый – шестнадцать лет…
Я устоял. Не пил и курил, хотя примеры были перед глазами. Не стал пробовать наркотики и доступных девочек, которые наградили моих приятелей СПИДом. Не впал в меланхолию и не ненавидел мир. Я приспосабливался к нему. Чтоб не чувствовать одиночество, постоянно учился. Составлял план-график и выполнял его. Занимался спортом и следил за внешностью. Никаких пивных животов и обрюзгшей морды! Стройная фигура и худое лицо, а еще белозубая улыбка и приятные манеры.
После школы я прошел Централизованное тестирование[8] и поступил в БГУ[9]. По совету отца изучал химию, по желанию матери – иностранные языки. Было трудно. Мои сверстники жили весело. У них были бары и вечеринки, танцы и любовь. Мне не хватало времени на сон. Зато получил два диплома. Один – университета, второй – с языковых курсов.
Окончив их, я стал жить весело. Химия давалась легко, учеба не напрягала. Я обзавелся подружкой. Лиза собиралась стать журналисткой, она увлекла меня рассказами о профессии. Мы вместе прошли кастинг на телевидении. Лиза его провалила, а меня взяли. Почему? Телевизионщикам плевать, какой у тебя диплом. Главное – уметь делать новости. К тому же им не хватало репортеров-мужчин. Среди тех, кто обучается журналистике, большинство – женщины. А с ними проблемы. Выйдет замуж, родит ребенка – и в декретный отпуск. Замену найти не просто. Вернется – в командировку не пошлешь, ребенок маленький. С мужчинами проще. Мне сказали, что я телегеничный, перед камерой не теряюсь. Плюс знание языков. Английским телевизионщиков не удивить, но чтоб вдобавок немецкий… Так вот и срослось.
С Лизой мы расстались – она не простила мне удачи. А я стал работать репортером. Пять суматошных лет. Хлеб в службе новостей тяжкий. Работа без выходных, постоянные командировки. Но мне было интересно. Я специализировался на экономике. Объездил страну, побывал в других государствах, оброс связями. Меня звали на тусовки. На одной из них я свел знакомство с Николаевичем. Он пригласил меня в банк, я подумал и согласился. Хотелось покоя и денег. Зарплата у репортеров небольшая. Хорошо платят звездам, я в их число не входил.
Что сказать о банке? Видели гон змей? Гляньте, если не вырвет. Это банк. Здесь в любой момент могут сожрать. Подсидеть, заложить, распустить слух. Там, где есть деньги, это норма. Почему я подписался на это? Захотел испытать себя.
В этом мире у меня не было ничего. Квартиры, счета в банке… Я не знал местного языка, здешнего общества. Но зато имел опыт выживания и собирался его применить.
После завтрака меня вывели из дворца. Подогнали автомобиль. Внешне он походил на земные авто пятидесятых годов. В салоне – кожа и дерево. Я сел на задний диван, Грея устроилась за рулем. Загудел двигатель, мы тронулись по проезду. У ворот Грея остановилась и сказала что-то охраннице. Та кивнула и нажала кнопку на стойке. Поползла в сторону створка на колесиках, и мы выехали из узилища.
Я прилип к стеклу. По извилистой дороге мы пересекли лес и выбрались на шоссе. Покатили по нему. Я вертел головой. Этот мир походил на земной. Мимо окон проносились возделанные поля с небольшими рощами, показалась и исчезла река. Вдоль шоссе тянулась высоковольтная линия. Встречные автомобили походили на наши. Высокий кузов, прямые стекла. Показался город. Он надвигался и вскоре поглотил нас. Город выглядел непривычно. Неширокие улицы, невысокие дома. В основном пять этажей, редко больше. Светло-серые стены, круглые окна. Во дворах много зелени. Сквозь нее виднелись подъезды и парковки у них. Они большой частью пустовали. Будний день?
Автомобили здесь на электрической тяге – выхлопных труб нет. Электричество двигало общественный транспорт – мы обгоняли трамваи или то, что походило на них. Вагон обшит деревом, к проводу поднимается дуга. Окна круглые, как у самолета. Вдоль дорог тянулись тротуары, по ним шли прохожие. Они куда-то спешили. Среди них были женщины и мужчины – примерно пополам. На душе стало легче. Я стал подозревать, что попал в женский мир. Прохожие были одеты в комбинезоны. Женщины – в основном светлые, иногда – яркие. У мужчин преобладали темные тона. Хорошо, что не наоборот. Не то я чего бы подумал.
Мы вкатили в элитный район. Я понял это по отсутствию многоэтажек. Вокруг было много зелени и высокие заборы, над ними возвышались крыши домов, почему-то с зеленой черепицей. Чтобы с воздуха не бомбили, что ли? Мы свернули в тупик и остановились перед воротами. Грея достала из сумки клач, так здесь называют смартфон. Она что-то сказала, и тяжелая створка поползла в сторону. Автомобиль вкатил на площадку у дома и остановился перед крыльцом.
– Выходить! – повернулась ко мне Грея.
Выходить так выходить. Я открыл дверь и выбрался наружу. Подошла Грея и встала рядом. Я посмотрел на дом. Ничего себе особнячок! Не скажу что очень большой, но весьма приличный. Два высоких этажа и большие окна. Есть лужайка и кусты, между них – дорожки. Что-то я заговорил, как поэт, немножко. Я с трудом сдержал улыбку, мне нельзя смеяться. Как бы мне тут не пришлось плакать и ругаться.
Отворилась дверь, на крыльцо вышла немолодая женщина в светлом платье до колен. Грея напряглась. Женщина спустилась по ступеням и пошла к нам. Грея поклонилась, я, помедлив, повторил.
– Приветствую тебя, госпожа! – произнесла Грея.
– Калоцим тин, дому! – повторил я.
Женщина посмотрела на меня с любопытством.
– Это и есть ваш чужак? – обратилась к Грее.
– Да, – ответила та.
– Как тебя звать? – женщина посмотрела на меня.
– Влад.
– А я – Нейя. Племянница попросила меня помочь тебе освоиться у нас. Ей самой некогда. Ты не против?
– Нет, – сказал я.
– Тогда пойдем в дом. Ты можешь уезжать, – сказал она Грее.
Та вернулась к автомобилю. Загудел электрический мотор, и машина двинулась к воротам. Мы пошли к дому. На крыльце я открыл дверь, пропустив Нейю вперед. Та в ответ царственно кивнула. Мы вошли в просторный холл. Выглядел он роскошно. Светлый камень на полу, деревянные панели на стенах, белые диваны и кресла. Напротив – огромный экран телевизора.
– Покажу твою комнату! – предложила Нейя. Она говорила на сухья, но я ее понимал. Не зря учил.
По широкой лестнице мы поднялись на второй этаж. Посреди него шел широкий коридор, в который выходили двери. Мы зашли в ближнюю. Я узрел широкую кровать. Это гуд. Задолбал меня топчан во дворце. Узко, жестко, в любой момент можно упасть. Во сне я ворочаюсь. Большой стол у круглого окна, кресло на колесиках, в шкафах – книги. Неизменный телевизор на стене.
– Туалет и душ за той дверью, – указала Нейя. – Ты меня понимаешь?
– Да, госпожа, – сказал я. – Но знаю мало слов.
– У меня есть ваш язык, – она извлекла из кармана клач, провела пальцем над экраном. – Что хотеть получить?
– Большой клач со словарем. Цифры с буквами. Я хочу понимать ваше время. У вас есть аудиокниги?
– Это что?
– Запись голоса читающих книги людей.
– Найдем.
– И тот же текст на бумаге или на экране.
– Зачем?
– Изучать язык. Буду слушать и смотреть.
– Хорошо, – кивнула она, – хотя мы так не учим. Что еще? У тебя есть другая одежда?
– Нет.
– Я об этом позабочусь. Хочешь есть?
– Только пить. У вас есть бодрящие напитки?
– Церг, – сказала она. – Тебе его принесут.
– Тогда все.
– Жди! – сказала Нейя и вышла.
Я отправился к шкафам, где пробежался взглядом по корешкам книг. Хм, кое-что понятно. «История Орхеи и народа Сухья». Эту книгу я прочитаю первой. А вот это что-то вроде «Арифметики», вон то – «Физика». Книги выглядели потрепанными, до меня их кто-то читал. Кто здесь жил? Не успел додумать, как пришел медведь. Разумеется, не настоящий. В комнату вплыла женщина, походившая на медведя, вставшего на задние лапы. По сравнению с ней тетки в поместье выглядели котятами. В передних лапах «медведь» нес поднос. На нем исходил паром керамический кувшинчик и стояла кружка. «Медведь» сгрузил ношу на стол и отступил в сторону. Вошла Нейя с планшетом. Водрузив его на стол, повернулась ко мне.
– Это Вильга, – она указала на «медведя». – Помогать тебе по дому. Это Влад, – она кивнула на меня. – Он жить здесь.
«Медведь» осклабился и подмигнул. В ответ я улыбнулся. Тетка, кажется, не вредная.
– Встань ровно! – приказала Нейя.
Я подчинился.
Она достала из кармана что-то вроде большой ручки и нажала кнопку. Из конца «ручки» выскочил красный луч. Она провела им по моему телу – снизу доверху. Посмотрела на шкалу, затем мазнула по груди и талии. Опять взгляд на шкалу.
– Закажу тебе одежду, – сообщила Нейя и ушла. Вслед за ней скрылся «медведь». Передвигалась Вильга на удивление мягко и бесшумно.
Я плеснул в кружку из кувшина и отпил. Травяной настой. Вкус приятный, да и запах – тоже. Я отставил кружку. А теперь – планшет…
Полетели дни учебы. Я вставал и делал зарядку. Душ, завтрак, учеба. Через час перерыв. Небольшая разминка на лужайке, вновь учеба. Обед… Мне никто не мешал. С утра Нейя уезжала в офис, и мы оставались с Вильгой. На глаза она не лезла. Сигнал звал меня в столовую, где я ел один. Посуду мыл сам, стирал – тоже. Вильга отвела меня к стиралке, показав, как ей пользоваться. Машина мыла и сушила. Гладить нужды не было, ткань не мялась. Причем это была не синтетика. Позже я узнал, что нити производят из какого-то растения, а потом особым образом ткут.
Бытовую лексику я освоил быстро, пришел черед сложных понятий. Язык легкий. Правописание как в белорусском – пишешь, как слышишь. Есть склонения и спряжения, но они понятные. Оставалось набрать запас слов.
Произношению меня учил телевизор. Я включал его и садился слушать. Смотрел новости. Те не радовали. Этот мир отличался от Земли, причем в худшую сторону.
Эволюция на Орхее пошла странным путем. Местное светило (на сухья – Фло) излучало странный свет. Аборигены впитывали его и могли преобразовывать в энергию. Они становились сильными и выносливыми, могли шарахнуть молнией или оглушить электрическим разрядом. Обладали этими способностями женщины, а вот мужчины – нет. На Орхее царил матриархат. По известному принципу: «кто убил мамонта, тот и главный». Племенами, а впоследствии и странами руководили дамы. Они воевали и созидали, сочиняли книги и научные теории. Они придумали машины и механизмы. Мужики копошились на подхвате. В прежние века их приравнивали к вещам. То есть продавали и дарили, могли поменять на полезные предметы. Мужчины вели дом и занимались неквалифицированным трудом. Только век назад их с большим скрипом признали за людей. Произошло это не по причине человеколюбия. Развивавшейся промышленности требовались квалифицированные кадры. Женщин не хватало, вспомнили про мужчин. Для начала разрешили обучать их в профессиональных училищах. Затем – в вузах. Оказалось, что в технических дисциплинах мужчины превосходят женщин. А их возросший доход стимулирует потребление и, как следствие, развитие производства. Страны, где это поняли, обогнали соперников.
Образованные мужчины стали бороться за права. Возникали партии и движения. Их пытались запрещать, руководителей бросать в тюрьмы. В ответ мужчины объявляли забастовки. Это било по доходам промышленников. Те давили на правительства. В результате большинство стран Орхеи провозгласило равенство полов. Соблюдалось оно со скрипом.
Необычные способности женщин привели к перекосу в технологиях. Например, двигателей внутреннего сгорания здесь не было. Все исследования крутились вокруг электричества. Оно двигало транспорт, широко использовалась в быту и в военном деле. Большинство энергии давало Фло. У городов тянулись поля с установленными на них уловителями света. Имелись тепловые и гидроэлектростанции, но их было мало. Основной задачей ученых стало совершенствование батарей. Они функционировали на физических принципах, емкость получалась небольшой. Легковой автомобиль мог проехать на одной зарядке пару сотен километров – «мергов» по-местному. Да и то, если женщина за рулем. Она работала как живая батарея, получая энергию от светила и сливая ее в бортовую сеть. У мужчин машина ехала меньше сотни мергов, потому в водители их обычно не брали. Грузовик на электрической тяге пробегал без подзарядки меньше сотни километров, поэтому применялся в населенных пунктах. Основным стал железнодорожный транспорт, получавший энергию по проводам.
Из-за этого в бок пошли военные технологии. Боевой единицей стала женщина в доспехах. Для начала – просто в стальных, а с развитием технологий – в механизированных. Вместо танков по полям шли бронеходы, то есть виденные мной «роботы». Бронеход с женщиной мог пройти сотню километров. Это без участия в бою. Молнии жрали энергию. Зато они прожигали металл – правда, с близкого расстояния. Из-за этого армии сходились в ближнем бою. У кого толще броня и сильней молнии, тот и побеждал. Военная мысль концентрировалась на совершенствовании бронеходов.
Огнестрельного оружия не имелось вовсе. Были рельсотроны – здоровенные устройства, разгонявшие болванки электрической энергией. Ее они жрали прорву. Рельсотроны требовали высоковольтной линии, потому применялись стационарно.
На Орхее воевали, и последняя война кончилась плохо для Сухья. На нее напал соседний Курум. Причиной стала конкуренция на планетарном рынке. Курум теснил Сухья. Его продукция была дешевле и лучшего качества. Правда, не всегда. Прежде доминировали сухья. Но у них случился переворот. Объективных причин для него не было. Экономика страны успешно росла, вместе с ней – и уровень жизни. Равенство полов дало эффект. Но оно раздражало военных. Армия у сухья была кастой, в ней служили женщины. Среди них процветали однополые отношения, культивировалось презрение к мужчинам. А тут гадкие муримы рвутся к власти. Одного даже избрали в Высший Совет. Не допустим!
Генеральши вывели на улицы бронеходы. Отстранив от власти Высший Совет, создали хунту. Та отменила равенство полов, объявив о превосходстве женщин. Дескать, они соль земли. А мужчины – быдло. Их изгнали с руководящих постов и, что самое печальное, в производстве. А ведь там они достигли успехов. Не имея возможности служить в армии, мужики шли в промышленность. Они совершенствовали машины и изобретали новые. Тетки объявили это ересью. Мол, не может какой-то мурим создавать технику лучше женщин. Мужиков в Сахья опустили на уровень скота, чем воспользовались курумцы. Там давно поняли выгоду равенства полов. Поощряли обучение мужчин, принимали их на предприятия. В Сахья потянулись вербовщики из Курума. Они предлагали заманчивые условия. В Курум потек поток эмигрантов. Генеральши прохлопали этот процесс. Поначалу смеялись: пусть едут! Воздух в стране станет чище. Спохватились, когда Курум, получив приток специалистов, поднял уровень производства, а в Сахья появились проблемы. Оказалось, не все женщины-инженеры лучше мужчин. Многие даже хуже. Эмиграцию запретили. Но она продолжалась тайно. Ручейки беглецов тянулись к границе. Переходили ее ночью. Большинство ловили и отправляли обратно. Затем стали сажать в тюрьмы, но процесс набрал силу. Недовольство хунтой росло. Теперь обвиняли ее в проблемах и женщины. У них уезжали братья и сыновья, возлюбленные и супруги. Власть хунты зашатались. И она не нашла ничего лучшего, как устроить победоносную войну.
На границе случился инцидент. Группа беглецов перешла ее и углубилась на территорию Курума. Им вдогон устремились бронеходы. Но навстречу вышли машины Курума. В небольшой стычке они выдали вторгшимся звездюлей. Генеральши мобилизовали армию. В ответ Курум придвинул к границе свою. Закипели стычки, а потом случилось генеральное сражение.
Генеральши надеялись на победу. У них было больше бронеходов, их вели бой лучшие из лучших. Соль земли, ее альфа и омега. Так твердила пропаганда. Бронированный строй сахья двинулся на курумцев. Генеральши шли в первых рядах. Они желали овеять себя славой. Поначалу шло как по маслу. Сахья разнесли в клочья жидкий строй врага и погнали его назад. Курумцы бежали. Сахья мчались вслед, не заметив, как вынеслись к укреплениям. Их курумцы соорудили заблаговременно. Подтянули к границе высоковольтные линии и поставили рельсотроны. А вперед выслали жидкий заслон, к которому бежать после стычки.
Беглецы скрылись за укреплениями, а в сахья ударили рельсотроны. Металлические болванки, разогнанные электрическим полем, валили бронеходы на землю. Проламывали их защиту, разбивали опоры и манипуляторы. В считанные минуты армия Сухья перестала существовать. Сначала как боевая единица, а затем – и физически. К побежденному врагу вышли бронеходы курумцев. Пленных не брали. Тех, кто сдавался, убивали молниями. Добивали тех, кто успел выбраться из машин. Проблему с Сахья Курум решал окончательно.
После бойни победители двинулись на столицу врага. Передвигались не спеша. Зачем утомлять воинов? Армии у противника нет, столицу защищать некому. Она упадет, словно спелый плод, вместе с ней – и страна. Ее можно пограбить. Вывезти ценности и специалистов, заставить их работать на благо Курума. Устранить конкурента, низвести его в нищету, превратив некогда сильную страну в сырьевой придаток, – таков был план победителей.
Олигархи Курума потирали руки. Они руководили страной и определяли ее политику, они мечтали о гегемонии на Орхее. Погрести под свое влияние страны мира, диктовать им условия – таковы были их устремления. Сахья этому мешала. И вот теперь строптивой приходит конец.
Курум повторил ошибку противника. Сначала хунта недооценила врага, а теперь тот проявил беспечность. Воины у Сахья нашлись. Недовольные политикой хунты были и в армии. Их отправляли в штрафную часть и держали под присмотром. В бой штрафников не повели. Зачем делиться славой с отбросами? Самим мало…
«Отбросы» оказались решительными. Получив весть о разгроме, они отстранили назначенных командиров и выдвинули из своих рядов новых. Объявили о переходе власти к Комитету спасения, отмене декретов хунты. Пообещали вернуть равенство полов и призвали жителей страны встать на защиту Родины.
Удивительно, но им поверили. Может, оттого, что в стране знали о штрафной части и то, за что туда попадают. Но, скорей, сработало другое. У штрафников были мужчины. Возлюбленные и мужья, братья и отцы. Они выступили в поддержку родных. Призыв нашел отклик. В считанные дни к подступам столицы протянули высоковольтные линии. Кабель клали в землю, закрывая его дерном. Возводили и маскировали доты. К рельсотронам ставили мужчин – женщин посадили в бронеходы. Большинство их были списанным старьем, но вполне рабочим. Много женщин прошли армию, так что пилоты нашлись. Теперь они возвращались на службу. За несколько дней в Сухья появилась армия – не совсем обученная и вооруженная старьем. Но ее вели в бой решительные командиры. Армия собиралась умереть, но не пустить врага в город.
Дорога, по которой двигались колонны врага, перед столицей проходит между высоких холмов. На их склонах и возвели дзоты. Оставалось заставить противника войти в дефиле. Перед ним встала цепочка бронеходов. Их задачей было изобразить сопротивление, заставив противника поверить, что перед ним – последние защитники. Было ясно, что заслон – смертники. Тем не менее они нашлись. В цепь встали члены Комитета спасения и другие штрафники. Только двое офицеров руководили обороной в тылу, да тех принудили к этому товарищи.