Herr Интендантуррат

1

Пуля ударила в ствол сосны. Крайнева обдало вихрем коричневой крошки, только затем докатился звук выстрела – гулкий и протяжный. Крайнев упал и откатился в сторону. Второго выстрела не последовало. Крайнев помедлил и осторожно поднял голову. Левый глаз, запорошенный сосновым крошевом, не видел, но правый не пострадал. След от пули на стволе шел сверху вниз – стреляли с высоты. Навстречу. Целили в голову. Чуть правее – и все…

Некоторое время Крайнев лежал, решая, что делать. Левый глаз чесался и слезился, но он удержался – не стал тереть. Помогло. Глаз, промытый слезой, открылся и стал видеть. Не отчетливо, но это куда лучше, чем смотреть одним. В лесу было тихо. Ни ветерка, ни шороха, ни звука шагов. Стрелявший, очевидно, был один и сейчас затаился, гадая: промахнулся или нет. Пусть думает, что попал.

Крайнев еще раз изучил след пули и пришел к выводу, что его не видят. Сидят высоко, но здесь ложбинка, Крайнев как раз в нее спускался. Поэтому, наверное, и целили в голову – через мгновение мишень скрылась бы из виду. Стрелок спешил. Видимо, опасался, что Крайнев не поднимется на противоположный склон, а двинется вниз по ложбинке. Так и уйдем…

Крайнев вознамерился было встать, как вдруг различил в отдалении треск веток. К ложбине кто-то шел. Ситуация осложнилась. Стрелок решил убедиться в результате. Вниз по ложбинке уходить нельзя – выстрелят в спину. Назад – тем более. Встречный бой устраивать не хотелось. Мгновенно приняв решение, Крайнев снял с плеча винтовку, стащил вещмешок и положил их так, чтоб смотрелись, как в спешке брошенные; сам же, не таясь (стрелок видеть его не мог), но стараясь не оставлять следов на мягкой иглице, перебежал за куст калины. Присел, достал из кармана «люгер» и загнал патрон в ствол.

Стрелок тоже осторожничал. Над гребнем ложбинки показалась его голова, но сразу исчезла, после чего возникла вновь, но уже в стороне. Только затем щуплая фигура нарисовалась во весь рост и стала спускаться по склону. Крайнев едва не сплюнул. Подросток, лет четырнадцати. В руках – старая трехлинейка времен Первой мировой войны – без кожуха мушки и ствольной накладки. Мальчишка был ростом со свою винтовку. Сейчас он сжимал ее в руках, настороженно водя стволом по сторонам. В одно мгновение черный зрачок глянул в сторону Крайнева, и тот невольно подумал: не имеет значения, кто нажимает на спуск – пацан или опытный боец. Результат одинаков. Этот малец едва не засадил ему пулю в лоб. С дерева, используя для упора качающуюся ветку. С таким надо быть настороже…

Не обнаружив в лощине трупа, малец, видимо, решил, что мишень убежала, и присел у брошенных вещей. К удивлению Крайнева, первым делом взял не винтовку, а вещмешок. Распустил узел и вытащил лежавшую сверху буханку. Сорвал с нее горбушку и стал жадно жевать.

Крайнев встал. Прятаться не имело смысла. Жующий человек плохо слышит – собственные челюсти для него звучат громче, чем сторожкие шаги по иглице. Малец и в самом деле опомнился, только увидев перед собой черный зрачок «люгера». Ошеломленно замер. Крайнев сапогом отбросил трехлинейку и присел напротив.

– Жуй! – сказал добродушно. – Только не подавись.

Малец торопливо двинул челюстями и судорожно сглотнул. Крайнев сунул «люгер» в карман, вытащил финку и аккуратно срезал оборванное место на буханке. Толстый ломоть протянул мальцу.

– Доедай!

Но малец есть не стал. Схватил хлеб грязной лапкой и сунул в карман ободранной телогрейки.

– Ленке! – пояснил в ответ на удивленный взгляд Крайнева.

– Кто это?

– Сестра.

– А тебя как звать?

– Петька.

– Зачем стрелял в меня?

Петька насупился.

– Своего мог убить! – пожурил Крайнев.

– Свои тут не ходят! – хмыкнул Петька.

– Ладно! – не стал спорить Крайнев. Взял трехлинейку и два раза передернул затвор. Выпавшие патроны подобрал и сунул в карман. – Где остальные?

– Нету! – насупился Петька.

«С тремя патронами на пост?» – удивился Крайнев, но больше спрашивать не стал. Вернул трехлинейку хозяину, упаковал и завязал вещмешок, подобрал СВТ.

– Отведешь меня к Саломатину?

– Зачем? – насторожился Петька.

– Поговорить надо.

– Станет он со всяким разговаривать!

– Не поведешь?

Петька покрутил головой.

– Могу и сам дойти! – согласился Крайнев. – Только предварительно свяжу тебя и оставлю. Вдруг патрон в кармане завалялся – пульнешь в спину… Пока еще свои отыщут! Лес, муравьи, дикие звери… Они будут первыми.

Петька шмыгнул носом и встал.

– «Парабеллум» дашь?

– Может, и одежонку постирать?

– Ленка постирает! – не согласился Петька. – «Парабеллум» лучше. Тебя все равно расстреляют, пистолет заберут. Я в тебя первый выстрелил!

– Веди! – подтолкнул его Крайнев. – Снайпер…

Петька умолк и бодро зашагал впереди. Они поднялись на гребень лощинки, миновали сосновый бор и вошли в березовую рощицу. Петляли. Крайнев догадался, что Петька умышленно кружит, сбивая его с прямой дороги, но одергивать не стал. Без того повезло – какой-никакой, но проводник. Грех жаловаться. Попался бы кто опытнее – лежал бы сейчас на иглице с разбрызганными мозгами. Правильно в лес зашел: с дикой стороны. В хожалых местах дежурят не мальцы, а опытные часовые (у Саломатина это непременно!) – те долго разбираться не станут. Незваный гость хуже фашиста. Или не лучше. Один пень…

В осеннем лесу было тихо. Пожелтевшие кроны берез ярко выделялись на зеленом фоне спелого сосняка, березки выглядели нарядными, как девушки на празднике. День стоял ясный, от притихшего леса веяло умиротворением. «Сейчас бы лукошко в руки, да по грибы!» – подумал Крайнев и невольно стал приглядываться. Грибов не было. Попадались мухоморы, какие-то поганки, Крайнев заметил даже пару трухлявых подберезовиков, но съедобных не попадалось. «Странно! – подумал Крайнев и вдруг сообразил: – Отряд в лесу! У них не только партизаны, но и семейный лагерь! Собирают! Чем в блокаде заняться?» Довольный своей догадливостью, Крайнев упустил момент, когда Петька, шагавший впереди, вдруг замедлил шаг и как-то незаметно поравнялся с гостем. И почти сразу из-за кустов их окликнули:

– Стой! Кто идет?

– Это я! – отозвался Петька.

– Кого привел?

– В отряд просится, Саломатина спрашивал.

– Оружие на землю!

Крайнев понял, что это относится к нему. Снял с плеча винтовку, затем вытащил из кармана и положил рядом «люгер».

– У него еще нож! – наябедничал Петька.

– Нож тоже! – посоветовали из-за кустов.

Крайнев подчинился.

– И мешок! – не унялся невидимый часовой. – Вдруг там гранаты!

– Еда и белье, – сказал Крайнев. – Плюс цинка патронов.

– Снимай! Не то – как врежу очередь!

Крайнев стащил вещмешок и сделал десять шагов вперед. Из-за кустов вышел коренастый, скуластый паренек в ватнике и замызганной кепке. Из-под козырька выбивался кудрявый немытый чуб. На груди чубатого висел немецкий «шмайсер», который он угрожающе навел на пришельца.

– Зачем тебе Саломатин? – спросил грозно.

– Поговорить.

– Станет он со всяким… – хмыкнул боец, и Крайнев понял, с чьих слов пел Петька.

– Со мной станет!

– Ты ему кто?

– Боевой товарищ.

– Может, и боевой, – насмешливо сказал чубатый, внимательным взглядом окидывая Крайнева, – только вот товарищ ли? Ишь, гладкий да сытый.

– У него в мешке хлеб, – доложил Петька. – Буханка кирпичиком, не деревенская, хлеб свежий.

«Ах, ты! – укорил себя Крайнев. – Кажется, все предусмотрел, а вот это…»

– Опять немецкий шпион! – заключил чубатый. – На той неделе одного шлепнули – новый появился! На кой хрен его в лагерь? Отвести к оврагу – и все? Как думаешь?

– Я «парабеллум» возьму! – подскочил Петька.

– Еще чего! – возмутился чубатый.

– Я его первый увидел!

– Что ж не убил?

– Промахнулся! Он далеко шел.

– Я не промахнусь. «Парабеллум» мой…

Крайнев молча переводил взгляд с одного спорщика на другого. Петька и молодой ругались, забыв о госте. Похоже, их нисколько не смущало присутствие хозяина подлежащего разделу добра. Для них он уже был трупом, лежащим на дне недалекого оврага. Вполне возможно, для превращения имущества в выморочное как раз используют спорный «парабеллум». Заодно опробуют ствол…

Крайнев выругался. Громко и страшно. Спорщики удивленно замолкли.

– Если не отведешь меня в лагерь, тебя расстреляют! – Крайнев ткнул пальцем в грудь чубатого. – Саломатин! Лично! Перед строем! Устав караульной службы знаешь?! Что нужно делать при задержании неустановленного лица у охраняемого объекта?

Чубатый насупился.

– Ладно, – сказал, почесав в затылке, – отведу. Только не к Саломатину.

– Пусть будет Ильин! – согласился Крайнев.

Чубатый глянул на него удивленно, но промолчал. Собрал оружие и мешок, закинул ремни за плечо.

– Иди на пост! – цыкнул на Петьку. – Тебя никто не снимал.

– Эй! – окликнул Крайнев. Достал из кармана патроны и бросил Петьке. Тот молча поймал.

– А еще «парабеллум» хотел! – укорил Петьку чубатый и толкнул Крайнева в спину: – Пошел!..

Лагерь открылся внезапно. Мгновение тому Крайнев еще шагал по тропинке, как вдруг за поворотом возникла поляна, местами поросшая кустарником и молодыми деревцами. Если б не люди, Крайнев ни за что не догадался бы, что здесь партизанская база – ни строений, ни землянок, ни огневых точек. Присмотревшись, Крайнев понял, что землянки и огневые точки как раз есть, только умело замаскированы – как раз теми самыми кустами и деревцами. Их, видимо, выкапывали в лесу вместе с землей и дерном, а затем водружали на перекрытия землянок и брустверы окопов. Вблизи разглядеть можно, а вот издали – нет. С воздуха – вообще бесполезно.

Люди на поляне не слонялись без дела. Кто-то пилил дрова, кто-то чистил картошку, несколько женщин стирали белье в деревянных корытах. Во всем чувствовался четкий порядок. «Саломатин!» – подумал Крайнев с улыбкой.

Люди на поляне не обратили внимания на новые лица. Крайнев по-прежнему шагал впереди, конвоир – в двух шагах за его спиной. Видимо, такая картина для обитателей лагеря была привычной. Бегая взглядом по сторонам, Крайнев зазевался и едва не столкнулся с гигантом, тащившим на плече ствол сухой елки. От неожиданности гигант уронил ношу и выругался.

– Седых!

Гигант отступил на шаг, всмотрелся.

– Товарищ интендант!

Крайнев опомниться не успел, как гигант заключил его в объятия и стал горячо тискать.

– Товарищ Брагин! Сколько раз вас вспоминали! Живой! Здоровый! Вот товарищ полковник обрадуется…

Кости Крайнева скрипели, но он терпел. Встреча с Седых была нечаянной удачей.

– Откуда вы, товарищ интендант?

– Из Москвы, – сказал Крайнев, отступая.

– Как нас нашли?

– С трудом. Встретили неласково. Сначала Петька едва не застрелил, потом вот этот, – Крайнев указал на конвоира, – хотел…

– Ещенко! – Седых показал конвоиру кулак, размером с тыкву. – Только попробуй!

– К Ильину веду, – насупился конвоир.

– Вот и веди! За самосуд – лично удавлю! Не обижайтесь, товарищ интендант! – обратился Седых к Крайневу. – У Ещенко немцы мать убили за сына-партизана, у Петьки семью сожгли, только он да сестра уцелели – коров в поле пасли. У нас таких пол-отряда. Злоба у людей, а выхода нет – не воюем, – Седых вздохнул.

– Скажи Саломатину, что я здесь! – попросил Крайнев.

– Обязательно! Прямо счас!

Седых убежал, забыв о своем бревне, а Крайнев, направляемый Ещенко, подошел к землянке, вырытой на отшибе. Двери у землянки не было, вход закрывала ветхая плащ-палатка.

– Разрешите, товарищ майор! – выпалил Ещенко в плащ-палатку.

– Заходи! – раздалось изнутри.

Но Ещенко только просунул голову в щель.

– Задержанного привел. С Петькой… партизаном Смирновым прибыл.

– Заводи!

Крайнев отвел плащ-палатку и осторожно спустился внутрь. В землянке стоял сумрак: маленькое окошко под самым накатом давало слишком мало света. Прошло несколько секунд, прежде чем Крайнев различил лавки-нары по обеим сторонам маленькой землянки, стол из старой калитки, приколоченной к толстому сосновому кругляшу. За столом сидел человек в военной форме без погон и молча смотрел на него. Краем глаза Крайнев видел, как Ещенко ставит в угол его винтовку и вещмешок. «Люгер» конвоир положил на стол перед Ильиным.

– Все? – спросил хозяин землянки.

– Так точно!

– Нож у меня был. Финский, – злорадно напомнил Крайнев.

Ещенко неохотно положил на стол нож и по знаку Ильина вышел. Начальник особого отдела взял нож и некоторое время молча рассматривал. Крайнев видел, что майор исподтишка поглядывает не столько на нож, сколько на незваного гостя, и внутренне усмехнулся.

– Имя, фамилия, звание! – жестко и внезапно спросил Ильин.

– Интендант третьего ранга Брагин Савелий Ефимович!

– Что?

Ильин вскочил и подбежал к нему. Бесцеремонно повернул к свету.

– Узнал?

– Узнал… – Ильин вновь переместился за стол. – Откуда?

– Из Москвы.

– Документы?

– Вы своим, когда за линию фронта идут, документы даете?

– По-разному бывает, – холодно ответил Ильин. – Значит, документов нет?

– Нет.

– Плохо.

– Не удалось установить личность?

– Личность установлена, но неизвестно, где она пребывала последние два года.

– В Москве.

– Чем занимался?

– Служил по специальности.

– Почему не переаттестован? Интендантов третьего ранга больше нет.

– Встречаются. Очередь до меня не дошла. Сначала фронтовики.

– А я думал: штабные! – усмехнулся Ильин. – У нас до сих пор погон нет.

– Вам они без нужды.

– Зачем пришел?

– Воевать.

– Отпустили?

– Попросился.

– Так горячо, что на самолете подвезли? По тебе не скажешь, что от линии фронта шел.

– Я и не собирался. У нашей службы богатые возможности.

– Это у какой?

– Вам знать не положено.

– Мне здесь все положено! – Ильин хватил по столу кулаком. – Я здесь главный! Понятно?! Ты кто такой? Зачем объявился? Организовал отряд, захватил Город, так и впредь воевать следовало! Нет – исчез, да еще бабу свою прихватил. И вот на тебе: появляется и несет невесть что. В Москве он был! Как туда можно было добраться – фронт сплошной? Врешь! Или пережидал тяжелое время где-то на хуторе, или, того хуже, на немцев работал. Не так? А я думаю: так! Ты или правду сейчас скажешь, или лично расстреляю из этого «люгера»…

– Кто тут и кого расстреливает? – раздалось за спиной.

Крайнев обернулся. Саломатин, перетянутый ремнями поверх аккуратно заправленной гимнастерки, улыбался за его спиной. Крайнев сделал шаг навстречу и, не удержавшись, обнял старого товарища. Тот ответил, и с минуту они молча тискали друг друга. Затем, не сговариваясь, отступили на шаг.

– Ишь, ряшку отъел! – поддел Саломатин. – Интендантские харчи не чета нашим!

– Зато у тебя кожа да кости! – не остался в долгу Крайнев.

– Посидел бы ты на картошке с грибами, – вздохнул Саломатин. – Теперь и вовсе одна картошка осталась. Грибы на пять километров вокруг обобрали. Голодаем, Савва!

– Товарищ полковник! – приподнялся было Ильин.

– Сиди! – оборвал его Саломатин. – Слышал я, как ты тут грозился. Брось! Не тот человек.

– Хочу заметить… – не унялся Ильин.

– Что? – шагнул к нему Саломатин. – Что ты мне хочешь сказать? Может, про этот орденок? – Саломатин коснулся ордена Красной звезды на груди особиста. – За что получил? За взорванный мост? А мост он взорвал! – полковник ткнул в Крайнева. – Вас там, как говорится, и рядом не стояло. Это он шнур поджигал и на веревке под фермой болтался, каждую секунду рискуя или свалиться на лед, или попасть под взрыв! Может, это ты из трехдюймовки прямой наводкой по немцам садил и последний снаряд шрапнели выпустил, когда они в двадцати шагах были? Ты Город брал и командовал штурмом казармы? Или ты вытащил из плена роту красноармейцев, спас их, одел, накормил, вооружил, создал отряд, в котором ты сейчас воюешь? Ты кого в предатели пишешь? Совсем охренел?

Ильин сидел, опустив голову.

– Не обижайся, Савелий! – повернулся Саломатин к Крайневу. – Он хороший мужик, дельный и храбрый, но помешался на шпионах. Их и вправду много – каждую неделю ловим. Садись! Из Москвы?

Крайнев кивнул и присел на нары.

– Как там!

– Нормально. Салютуем победам.

– Как Настя?

– Здорова. Передает тебе привет.

– Детьми не обзавелись?

– Нет еще.

Саломатин довольно улыбнулся. «Да знаю я, знаю!» – хотел сказать Крайнев, но вовремя удержался.

– К нам какими судьбами? – продолжил Саломатин.

– Попросился. Надоело в тылу, когда вы тут воюете.

– Душа защемила?

– Забыть не могу! – подтвердил Крайнев. – Вот! – он указал в угол. – СВТ с оптическим прицелом. Выпросил. Мощная штука. За километр – в голову.

– Теперь мы точно победим! – съязвил Ильин.

Саломатин только вздохнул.

– Есть хочешь? Только у нас одна картошка.

Крайнев встал и принес свой мешок. Выложил на стол початую буханку хлеба, банку тушенки без этикетки, но в густой смазке, кусок сала в тряпице и круг копченой колбасы. Взял свою финку и молча стал все открывать и нарезать. Ильин и Саломатин невольно подались вперед, внимательно наблюдая за его движениями. Покончив с закуской, Крайнев достал из мешка бутылку и водрузил на стол.

– Стаканы есть? Или кружки?

Ильин нырнул в угол и выставил на стол три граненых стакана. Крайнев разлил водку, пустую бутылку бросил под стол.

– Раненым бы снести, – сказал Саломатин, нерешительно берясь за стакан.

– Их двадцать человек! Только губы помазать! – возразил Ильин.

– Ладно! – согласился Саломатин.

– Хочу заметить, товарищ полковник, – сказал Ильин, поднимая стакан, – я докладывал в Москву о том, кто взорвал мост. И кто Город брал. Я не виноват, что орденом наградили меня.

– Да знаю я! – отмахнулся Саломатин. – Проехали! За встречу?

Трое мужчин чокнулись и осушили стаканы. Саломатин с Ильиным немедленно набросились на еду. Вываливали на ломти хлеба куски тушенки и откусывали огромные куски. Хватали пальцами ломти сала. Крайнев изумленно смотрел на этот жор, забывая жевать. «Господи! – подумал он. – Да у них, в самом деле, голод! А ты думал, что грибы от безделья выбрали! – укорил он себя. – Но как можно голодать, когда вокруг деревни и везде собрали урожай?»

Голодные мужики мигом подмели сало и тушенку, потянулись к колбасе. Саломатин взял кусок и вопросительно глянул на гостя.

– Есть еще кольцо! – успокоил Крайнев. – А вот хлеб весь. Возьмешь эти ломти. Сколько дочке?

– Два месяца, – сказал Саломатин. – Молока у матери не хватает – питание плохое. Плачет маленькая. Все ты знаешь, интендант!

Крайнев только руками развел.

– Ладно! – сказал Саломатин, сдвигая в сторону недоеденный хлеб. – К делу! Слушай диспозицию. Это наш лагерь, – он положил в центр ломтик колбасы, – здесь, здесь и здесь, – Саломатин обставил ломтик пустыми стаканами, – полицейские гарнизоны. Сильные. Каждый по численности больше нашей бригады. Петришки, Заболотье и Торфяной Завод. Самый мощный гарнизон и штаб полицейских сил в Торфяном Заводе. Там, кстати, на самом деле завод, торф добывают, снабжают немцев… С тех пор, как ты ушел от нас, многое изменилось, Савелий. Немцы поняли, что сами с партизанами не справятся. Вояки они хорошие, но лес не знают и боятся его. Создали полицейские гарнизоны. Набрали наших парней – кого силой заставили, кто сам на жирный кусок польстился – вооружили, обучили. Кормят полицаев и семьи их, как кабанов к убою, лечат, дали дома, коров, одежду… Все у наших же награбленное – не жалко. Полицаи хлеб отрабатывают, стараются. Лес они знают и не боятся. Перекрыли все пути.

Мы с весны рейдовали, громили гарнизоны, сюда после «рельсовой войны» зашли передохнуть ненадолго. И завязли. Никто не думал, что у полицаев такая сила. Села вокруг полицейские – сплошь родственники тех, кто немцам служат; стоит выйти из леса, как в гарнизонах знают. Между селами – телефонная связь, да и отстоят недалеко друг от друга – даже если перерезать линию связи, то услышат стрельбу. Сразу съезжаются из трех мест, начинают лупить. Пулеметы, винтовки, даже минометная батарея… Нам жизненно важно вырваться отсюда. В соседнем районе таких гарнизонов нет, в лесу полевой аэродром. Позарез нужно отправить раненых и детей за линию фронта, получить боеприпасы… Патроны даже с воздуха сбросить не могут. В рации сели батареи, новых нет, сообщить координаты в Центральный штаб не можем. Не знаю, как ты нас разыскал – наверное, в Москве есть сведения о дислокации бригады, но без точных, подтвержденных координат груз сбрасывать не станут. Надо прорываться. В прошлом месяце попробовали и попали в полицейское кольцо. Долго нас по лесу гоняли, еле отбились. Треть бригады положили, полсотни раненых. Многие потом умерли – лекарств нет, питание слабое…

Теперь смотри! Боеприпасов – по десять патронов на винтовку, полмагазина на автомат. Продукты заканчиваются, добыть можно только боем. Если кто из местных в отряд хлеб снесет или сала, того полицаи безжалостно вешают, дом сжигают. Мы носить продукты запретили – людей жалко. Картошку, которую сейчас доедаем, ночами на полях копали. Полицаи нас теперь, как комара, прихлопнуть могут. Но не спешат. Мы их хорошо пощипали, несколько десятков в том бою положили – боятся. Сколько бы он, – Саломатин указал на Ильина, – шпионов ни расстреливал, они знают, что у нас голод. Ждут, пока сдохнем. Вот так, Савелий! А ты с винтовкой… Не обижайся, но у меня есть кому стрелять. Боюсь, не вовремя ты…

– Что прежде надо? – спросил Крайнев, играя желваками. – Хлеб или патроны?

– Патроны! – в один голос сказали Саломатин с Ильиным.

– Сразу не обещаю, – сказал Крайнев. – Что бог раньше пошлет. Немецкая форма имеется?

– Конечно! – улыбнулся Саломатин. – Все как положено: шинели, каски, нагрудные бляхи… Даже мотоцикл. Правда, без бензина.

– Кто говорит по-немецки, кроме тебя?

– Никто, – покачал головой Саломатин.

– Будешь мотоцикл толкать? Не погнушаешься, полковник?

– За патроны я – хоть паровоз! – Саломатин встал.

– Опасно, товарищ полковник! – встрял Ильин. – Ваши портреты на всех столбах. Сто тысяч марок за голову.

– Сэкономим немцам! – усмехнулся Саломатин. – Сами придем. Эх, Савва! Вспомним молодость?!.

Несколько минут спустя Саломатин, прижимая к груди маленький сверток, спустился в землянку, замаскированную кустом боярышника. У входа его встретила маленькая, худенькая женщина в военной форме.

– Спит! – шепнула, прижимая палец к губам. – Еле укачала. Голодная.

– Вот! – сказал Саломатин, разворачивая сверток. – Поешь!

– Колбаса? – изумилась женщина. – Откуда?

– Хороший человек принес.

– Поужинаем?

– Ешь сама. Я сыт.

– Обманываешь?

– Вот! – Саломатин дохнул на жену. – Чувствуешь?

– Водкой пахнет, – согласилась женщина. – Пить пил, но ел ли?

– Варенька, жизнью своею клянусь: ел! Так нажрался, что брюхо трещит. У Ильина сидели. Он, я и гость. Ешь! Тебе дочку кормить надо.

– Что за гость? – спросила Варя, нарезая на дощечке колбасу. – Да еще с такими дарами?

– Брагин.

– Тот самый? – замерла с ножом Варя.

– Именно! – Саломатин подхватил жену и закружил по землянке. – Отыскал нас, пришел… Ох, и заживем мы сейчас!

Варя засмеялась, но тут же испуганно прижала палец к губам. Саломатин осторожно опустил ее на земляной пол и все время, пока жена ела, не спускал с нее счастливого взгляда…