* * *
Сальвини[2] был в бешенстве.
– Болван! Идиот! Осел, который не умеет ступить шага!
Он топал ногами, плевал, ругался, как извозчик.
– Король – сапожник, королева – кухарка, какая-то драная кошка вместо Офелии. Но Горацио! Горацио! А-а-а! Горацио!
– А? А? Что он говорит? Что он говорит? – спрашивал у переводчика антрепренер русской труппы, в которой гастролировал Сальвини.
– Говорит, что не совсем доволен актером, который играет Горацио.
– Голубчик, скажите ему: на пьесу наплевать. Как играют! Ей-богу, никто смотреть не будет! Ей-богу! Им только интересуются!
– Что он говорит?
– Говорит, что другого актера на роль Горацио нет.
– Сапожники!
Сальвини помолчал, злобно сжав губы.
– Скажите этому болвану, Горацио, пусть придет ко мне. Прочту сам с ним роль!
– Господин Сальвини говорит…
Антрепренер понесся за кулисами.
– Громов! Громов! Где Громов?
– Громов! Идите к Сальвини. На дом! Будет сам проходить с вами Горацио.
Громов только почесал в затылке.
* * *
Сальвини шагал по номеру.
– Там приехал экипаж. Вы обещали сегодня обедать…
– Пусть убираются ко всем чертям с обедами!
– Их превосходительство спрашивают актер Громов.
– Горацио. Пусть войдет!
Сальвини, как тигр, уставился на молодого человека, который робко, неловко, краснея, вошел в комнату, поклонился, не знал, куда деть шляпу.
Сальвини смотрел на него с ненавистью, с презрением. Не ответил на поклон.
– Пусть начинает… Да не так! Черт его побери! Растолкуйте этому дураку, что перед ним принц! Прежде всего, принц! Он приветствует принца, и уж когда Гамлет… Пусть смотрит на меня!
Сальвини поднялся и, бросив презрительный, уничтожающий взгляд, стал изображать Горацио.
Из комнаты Сальвини неслись крики и гремели, как гром, по всему коридору.
– Скажите, чтоб свободнее держался. Свободнее! Что он словно вырезан из картона!.. Эту руку сюда… Эту так…
Через два часа Сальвини сказал:
– Пусть убирается к черту! Я лягу отдохнуть перед спектаклем!
Громов вышел от Сальвини весь красный, обтирая платком мокрый лоб, развившиеся мокрые волосы. Он пришел в буфет. Его встретил один из актеров.
– Ну, что?
– Чтоб черт побрал всех итальянцев.
Через минуту его встретил завсегдатай из публики, который уже знал, что «Громова жучит Сальвини».
– Ну, что, батенька? Как?
– Сальвини остался мной очень доволен!
На спектакль Громов вышел подкашивающимися и дрожащими ногами.
Сальвини смотрел на него с ненавистью.
Громова охватило отчаяние.
Он собрал все силы и сделал все, как ему было сказано.
Сальвини отвернулся от публики и незаметно иронически, презрительно кинул ему: