000
ОтложитьЧитал
Глава 3
Пули пронеслись над головой.
И снова тишина. Может, я опять готовлюсь переместиться в новое тело, или в этот раз второго шанса мне небесная канцелярия уже не даст?
Стрельба закончилась в ту же, секунду, как я перекатился на живот, не сводя глаз с пацана.
Малец тяжело дышал рядом со мной. Кажется, прошла целая вечность, а я всё продолжал смотреть в его карие глаза наполненные слезами.
– Живой, братишка, – сказал я и посмотрел перед собой.
Вернувшись в реальность, я бросил взгляд вперёд и увидел трупы УНИТовцев, лежащих в кустах у входа на нашу поляну.
Поднявшись с земли, я заметил, как многие пытаются отползти в лес. В это время в Африке зима и листвы не так много на деревьях. Тогда кто же застрелил повстанцев?
Со стороны дымящегося Ан-12 были слышны голоса на ломанном русском и очень хорошем испанском языках. Значит, за нами уже идут кубинские товарищи.
И всё же не они ликвидировали последнюю угрозу нашим жизням на этой поляне. Нас всех спас Бубко. Все заложники разбежались в стороны, и только мой однополчанин стоял с опущенными руками, в которых был тот самый отечественный ППШ-41.
Вениамина слегка трясло, а взгляд был направлен в сторону поверженных им УНИТовцев.
– Веня, дай сюда оружие, – тихо сказал я, делая к нему пару шагов.
– А? – коротко спросил он, продолжая стоять в своей позе, шокированным после произошедшего.
– Отдай мне оружие, – повторил я и стал вырывать у него ППШ.
Бубко не сразу отцепился от него, но мне удалось забрать пистолет-пулемёт. УНИТовец, которого Вениамин со своими коллегами разоружил, лежал без сознания.
– Я людей убил, – произнёс Бубко.
– Или они бы убили тебя, – громко сказал ему один из коллег.
– Вы не понимаете?! – начал метаться из стороны в сторону Вениамин и, в конечном счёте получил от одного из техников громкую пощёчину.
Не поддерживаю подобные методы, но этот шлепок вернул нам Бубко в адекватное состояние.
Через несколько мгновений появились и кубинцы, вооруженные автоматами Калашникова различных вариаций, экипированные разгрузками с карманами под запасные магазины. Одеты они были в летнюю полевую форму в расцветке «Серая ящерица». Чем-то напоминающую наш камуфляж «Бутан», только цветовые тона другие.
– Комо эста? – спросил один из них, что означало традиционное для кубинцев «как дела».
Парень был невысокого роста со шрамом под глазом. Его рука была перевязана бинтом, который уже слегка пропитался кровью.
– Нормально, – спокойно ответил я ему на испанском.
Кубинец огляделся, рассмотрев тела ангольцев.
– Я и вижу, – ответил он уже на русском с небольшим акцентом.
– Это хорошо, что русский спецназ на самолёте летел, – сказал уже другой кубинец, осмотрев тело главаря ангольцев. – Троих в лоб, двоих в глаз, а тех, что в кустах очередью из ППШ.
– Хорошая работа, коллеги, – сказал нам кубинец со шрамом.
– Мы не спецназовцы. Я – лётчик, а это техники с моего полка, – ответил я.
Скрывать смысла не было, поскольку однозначно кубинцы знали, кто летел на Ан-12.
Пока я проверял наличие патронов в барабанном магазине ППШ, кто-то уже побежал навстречу с испано-говорящими отрядами с просьбой быстрее доставить его в Лубанго. Кубинцы же ничего не обещали, а только сказали ждать транспорт.
Я посмотрел на мальчугана и его отца, которые прижались друг к другу, сидя на земле. Мужчина-анголец был сильно избит, но старался улыбаться мне. Малец же достал из кармана своих шортиков ту самую конфетку «Дубок», которую я дал ему в самолёте. Съел он её за милую душу.
Пока мы ожидали прилёта вертушки за нами, кубинцы проводили нас к самолёту.
Естественно, выжившие пассажиры пытались найти среди обломков свои вещи.
Самое ценное, что у меня было с собой это моё лётное обмундирование. При виде обгоревшего фюзеляжа, надежды его найти в разбитом Ан-12, уже не было.
Кто-то из пассажиров начал причитать, что ему теперь очень сложно будет в Анголе без своей любимой бритвы «Агидель».
– Ползарплаты на неё ушло. На Новый год купил,– возмущался один из пассажиров, отбросив в сторону металлическую пластину от самолёта.
– А я «Альпинист» свой профукал, – делился своей бедой ещё один обездоленный пассажир.
За всеми подобными возмущениями пристально наблюдали кубинцы, которые были удивлены таким поведением. Ещё бы! Всех этих пассажиров чуть не угнали в плен, а экипаж погиб при выполнении такой посадки, либо был убит на земле.
Солнце уже почти было за горизонтом, как появились вертолёты Ми-8 с ангольскими опознавательными знаками. Из них выскочили как ангольцы, так ещё несколько кубинцев.
Группа, что пришла за нами на ту самую полянку, начала грузиться вслед за нами. Двигатели вертолётов вышли на взлётный режим, и колёса аккуратно оторвались от твёрдого грунта ангольской саваны.
Посадку произвели уже в полной темноте в аэропорту Лубанго. От кубинских военных я услышал, что вертолёты в этих краях по ночам не летают.
Рассмотреть что-то на лётном поле у меня не вышло, поскольку рядом с вертолётом меня уже ожидал круглолицый военный.
В свете одного из немногих работающих фонарей на стоянке я разглядел его внешний вид. Он был одет в камуфлированный свитер, брюки и ботинки на шнуровке. В руках он держал небольшой фонарик, а на поясе была кобура с пистолетом Макарова.
– Сергей? – подошёл он ко мне и пожал руку. – Подполковник Штыков Валентин Николаевич, специалист при командире истребительного полка Лубанго.
– Родин Сергей Сергеевич, – поздоровался я с ним.
– Рассказ о вашем сегодняшнем приключении оставим до нашего жилища. Присаживайтесь в автобус, и мы поедем, – указал он на ПАЗик позади себя.
Ехать по тёмным улицам Лубанго не так весело. Свет почти нигде не горит, так что разглядывать город буду завтра.
Подъехали мы к пятиэтажному зданию, окруженному высоким забором с электроэнергией, судя по горящему свету в комнатах.
Мы спустились вниз по небольшой лестнице перед зданием. Оказывается, что это строение на один этаж ниже уровня всей улицы. В широком дворе были какие-то помещения, а напротив них под навесом стояли автомобили. Если советские Волга и УАЗы внимания к себе не привлекли, то белый Лэнд Ровер и пикап Тойота с правым рулём вызвали больший интерес у техников.
Пошли! – громко сказал Штыков, которому такое внимание к иностранным автомобилям не понравилось.
Когда мы зашли в дом, с нами рядом тут же появился тыловики – ангольский и советский. Нам выдали ещё раз форму, и показали, где можно себя привести в порядок.
Я же решил забежать вначале в свою комнату на первом этаже. Едва я успел открыть дверь, мне в нос ударил запах табака и алкоголя.
На кровати дымил, покуривая сигару Барсов. Он чуть не упал с неё, увидев меня.
– Серый, ты хоть куда-нибудь ездишь без приключений? – спросил меня со всей серьёзностью Барсов.
– Последнее время что-то не получается, – ответил я, бросив форму, которую нам выдали повторно, на свободную кровать.
– Родин, здорово! – воскликнул Гусько, сидевший за столиком с каким-то лысым кубинцем, имя которого я не мог не вспомнить.
– Маэстро Родио! – ещё громче Гусько вскрикнул усатый Хорхе Бенитес, с которым мы знакомы ещё с Осмона.
Взглянув на меня, эти двое удивились внешнему виду, измазанной гражданской одежде. Да и прибытие в столь позднее время их озадачило.
Приведя себя в порядок, я был сытно накормлен своими товарищами.
– Дело не простое. Техники хватает. В Лубанго полк МиГ-21. Рядом город Намибе, там ещё один. Ну и в Менонге будем периодически летать. А это уже совсем близко к линии фронта, – рассказал Гусько.
– Насколько я знаю, нам нельзя участвовать в войне. Мы только учим и через месяц домой, – ответил я, разворачивая большой накомарник над кроватью.
– Так и будет. Я уже по своей Миле соскучился, – сказал Марик.
Вот только есть у меня сомнения, как мы так быстро справимся.
Наутро мне предстала картина большого двора нашего дома. Небольшая баня с огромным пятитонным резервуаром для воды, в которую уже собирались войти двое. Вдобавок мне показали место, где зарыты дополнительные резервуары – два герметичных пенала от ракет ЗРК «Печора».
Чуть дальше волейбольная площадка и несколько огородов. На них уже работали женщины. Очевидно, что это женщины, которые приехали за своими мужьями. И завершает это всё – бомбоубежище.
Пока мы ехали на аэродром, я успел рассмотреть Лубанго.
– Вот еду, Серый, и как будто «Клуб путешественников» смотрю, – мечтательно смотрел за окно автобуса Марик.
На улице ещё не жара, но воздух уже начинает дрожать от приближающегося зноя.
Земля повсюду красная, как будто посыпана перцем. Дома обшарпанные и неухоженные, и все улицы полны местными темнокожими людьми.
А потом я увидел горный хребет Серра-да-Шелла. Кажется, что он высоко уходит в небо, а белые облака низко стелятся на нём, словно одеяло. Очень красивое и необыкновенное зрелище!
И самое примечательное – статуя Иисуса Христа из белого мрамора с расставленными руками. Памятник находится на одной из вершин хребта Серра-да-Шелла.
Въехав на аэродром, мы сразу отправились в штаб полка. Штыков уже был здесь, как и ещё один лётчик, прибывший обучать ангольцев и выполнять тем самым свой интернациональный долг.
– Дамир Ренатов, – представился он, и мы поздоровались со своим новым коллегой.
Высокого роста, худой и слегка шепелявящий парень. Приехал он с полка в Кубинке. Я сразу же спросил у него про судьбу лейтенанта Тубина, которого я недавно настоятельно рекомендовал не пускать в Афганистан.
– Нормально. Сам решил уйти в транспортную авиацию, – сказал Дамир и повернулся к открывшейся двери. – А вот ещё один.
В класс подготовки вошёл паренёк, которого я ещё совсем недавно видел во Владимирске. Как я и предполагал, мы с ним ещё пересечёмся.
– Здорово, Родя! Снова в одной группе! – радостно воскликнул Костя Бардин, обнимаясь со мной.
– Привет, Костя! Так совпало. Мне сюда не было резона ехать. В испытатели же поступил, – ответил я, и Бардин покачал своей светлой шевелюрой.
– Поздравляю. Давно приехал? – спросил Костян, присаживаясь со мной за стол.
– Вчера.
В небольшом классе мы должны были ждать Штыкова, который придёт и расскажет о нашей работе. Дамир и Костян уже начали работать с ангольцами. Так, что они поделились первыми впечатлениями.
– Пока терпимо, но им нужно на удары по наземным целям летать, а практики у них никакой, – ответил Дамир.
Пока Гусько и Марик расспрашивали Ренатова о других, более важных вопросах, касаемо покупок и алкоголя, мы продолжаем общаться с Костяном.
– Опять ты к себе неприятности притягиваешь, Серёга. Первый день в Анголе и сразу в переделке.
– Способ меня встретить я не выбирал. Так уж получилось. Кстати, что ещё будет доводить Штыков?
– Да как обычно. Новости расскажет. В Лубанго нет телевизоров, – сказал Костян.
Дверь открылась, и на пороге появился Штыков. Настроение у него было совсем недоброе, а у человека, вошедшего за ним и вовсе оно было дрянным. Это был советник местного главкома ВВС Совенко.
– Все здесь? Прекрасно! А теперь слушайте, что передаёт «Центр», – сказал Тимур Борисович и достал из портфеля телеграмму. – Ваша учебная миссия теперь превращается в учебно-боевую.
Глава 4
Морально я к чему-то подобному был готов. Надеяться, что моя командировка здесь продлится только месяц, было бы весьма опрометчиво. Всё равно бы нашлись какие-то причины, чтобы продлить её.
– Тимур Борисович, а чем обусловлено изменение статуса? Если мне не изменяет память, на инструктаже перед командировкой строго-настрого говорили – в бой не вступать, вас тут нет, вы только учите ангольцев, – сказал Марик, развалившийся на стуле.
– Барсов, ты можешь ехать домой, – ответил Совенко.
– Серьёзно? – удивился Марк.
Мне эта сцена напоминает постоянные перлы Барсова в Афгане. Какую только чушь он не спрашивал во время подобных общений с начальниками.
– А как же! Дорогу знаешь или показать? А ещё номер своей части и фамилию командира не забудь сообщить. Ему такое письмо придёт, что он сам рапорт на увольнение напишет, – пригрозил Марику Совенко.
Напоминает мне это одну из моих командировок в прошлой жизни. Там тоже постоянно грозились отправить тебя домой за неопрятный вид одежды и отсутствие должной формы доклада.
Марик смолчал, опустив голову. Гусько же продолжал улыбаться, как будто полковник сейчас тут шутку рассказал.
– Закончили с наведением порядка. Теперь приступим к работе, – продолжил Совенко и подошёл к большой карте на стене.
Он сообщил нам последние новости о состоянии дел на фронте. С его слов я понял, что УНИТА продвигается на юге, выбивая правительственные войска из деревень в провинциях Кунене и Квадо-Кубанго.
– По данным ангольцев, ЮАР сосредоточил 30 000 человек на границе, – указал он на разграничительную линию между Намибией, которая не была в эти годы суверенным государством.
– Это не новость, Тимур Борисович, – сказал Дамир, и такой выпад разозлил полковника.
– Встань и постой, – сказал Совенко и Ренатов медленно поднялся. – Почему старшего по званию перебиваешь?
Ну, как-то слишком наш советник лютует! Даже Штыков удивился.
– Я говорю, а вы слушаете. Около 80ти различных самолётов есть на этом направлении у южноафриканской армии. Это наша главная проблема, – сказал Тимур Борисович и сел за стол.
– Так в чём состоит наша учебно-боевая задача, товарищ полковник? – спросил Гусько.
– Без необходимости в бой не вступать. Заниматься обучением ангольцев. Соблюдать режим и комендантский час в своих домах. И, конечно, не посрамить моральный облик советского человека, – ответил Совенко.
Как-то всё размыто сказано. Будто бы не хочет нам отдавать прямых приказов полковник на выполнение боевых вылетов. Мол, учите местных, а они уже сами пускай воюют.
– Товарищ полковник, – обратился я к Совенко, когда он дал команду Ренатову сесть. – Как мы поймём, что настал момент вступить в бой? Не ждать же нам, когда ракету пустят по нам?
– Родин, это уже на твоё усмотрение. Вот только потом будь готов стоять на разборе перед командованием, – ответил Совенко.
– Так точно. Ещё вопрос, разрешите? – спросил я.
– Нет. Сейчас пойдёшь со мной, и там будешь отвечать, как Ан-12 умудрился в джунглях сесть.
Мне этот Совенко напоминает раннего Хрекова. Такой же недовольный, грубый и совершенно не пытается вникнуть в вопросы и просьбы своих подчинённых.
Выйдя на улицу, сразу почувствовал, насколько стало жарко. Уже в классе я почувствовал, что воздух накаляется, но сквозняк через открытые окна давал возможность дышать. А вот на улице всё не так.
Пускай и время зимы в Анголе сейчас, но холоднее от этого не становится. Новый камуфляж, который я надел утром, слабо «дышит». Совсем непродуваемый. Выданные мне немецкие ботинки были не растоптаны. Эх, сейчас бы мой светлый лётный комбинезон, который сгорел в Ан-12!
Сама база Лубанго не что иное, как аэропорт. Небольшой терминал, перед которым разместились несколько Ан-26, Як-40 и парочка самолётов Боинг.
В отдельном кармане размещены истребители МиГ-21. Прикрывают их на своих позициях зенитные установки ЗУ-23. Аэродром должен прикрываться и более дальнобойными средствами ПВО, типа «Стрела-1» или «Квадрат», если следовать временной линии. Пока я их не увидел.
Не нашёл я здесь никаких укреплений или капониров. Других защитных сооружений, кроме пары окопов и БТРов, тут не увидел.
Зато достаточное количество специального транспорта, начиная с топливозаправщиков с маркировкой какой-то нефтяной компании, и заканчивая АПА и кислородных машин.
Кубинские техники работают совместно с нашими, помогая друг другу, разбирать ящики с запасным имуществом и принадлежностями. Рядом и ангольцы, стараются вникать в процесс обслуживания техники. Один, если судить по форме – офицер, что-то через переводчика доказывает нашему щуплому технику. Размерами они отличались настолько, что анголец мог спокойно наступить на нашего соотечественника и не заметить, как раздавил.
– И что? Что он мне тут рассказывает? – возмущался наш техник. – Я ему объяснил как надо.
Щуплый техник стоял, засунув руки в карманы и настойчиво «гнул» свою линию в этих международных переговорах.
– Полковник говорит, что у них боевая задача, а значит, никто накрывать чехлами вертолёты и самолёты не будет.
Дальнейший спор я слушать не стал.
Совместно с истребителями базируются и вертолёты Ми-25 и Ми-8, рядом с которыми проводит занятие наш специалист, объясняя через переводчика как двигатель обслуживать.
– Капоты после вылета нужно открывать. Всегда открывать и смотреть. Сначала сюда, потом сюда.
Один из ангольцев не стал молчать и возмутился поведением нашего специалиста. Переводчик выслушал и собрался с мыслями, чтобы перевести.
– Он говорит, что они бортовые техники. Это им не нужно. Они – почти лётчики. Пускай обслуживающий персонал смотрит и готовит машину к полёту.
– Ах ты, фазан! – возмутился наш специалист, но переводчик это не перевёл. – Спроси у него, про этих техников он говорит?
Ангольцы посмотрели по сторонам. Нашли двоих соотечественников, которые лежали на ящике под крылом МиГ-21 и мило дремали. Ещё двое рассматривали двигатели на Ми-8, а один залез на вертолёт и что-то крутил в силовой установке.
– Убери свои руки оттуда! – громко крикнул на молодого ангольца один из техников, из соседнего вертолёта. – Сейчас оторвёшь шланг.
И надо же! Он так рванул за какой-то шланг, что вырвал его. По фюзеляжу полилась жидкость красноватого цвета.
– Я тебе, засранцу, сейчас надаю по щам! – выбежал к нему кричащий техник, швыряя в того веник. – Бери мыло и щётку!
Совенко посмотрел на это и просто покачал головой. Я думал, он сейчас ворвётся, чтобы навести порядок! А он только прицокнул языком, и дальше пошёл.
– Привыкнешь, Родин. Я сначала вмешивался, когда посещал базы. Потом наши специалисты сами справлялись, – сказал Совенко, когда мы свернули в сторону пассажирского терминала.
Совенко молчал о месте, куда мы с ним шли Предполагаю, что на разговор с представителем наших «конторских работников».
– С кем мы будем общаться, товарищ полковник? – решил я сам уточнить.
– Наши и местные особисты хотят потолковать. При всех говорить не стал, поскольку могут неправильно расценить. Здесь не все соблюдают режим и правила, – сказал Совенко. – Так что могут тебя за стукача принять.
Вот так позаботился обо мне. Как будто сейчас не примут!
Здание, к которому мы пришли, неплохо охранялось. У входа и на крыше расположены пулемётные точки, патруль вокруг здания и несколько противотанковых ежей с колючей проволокой. Если бы нас не встречал ангольский офицер за пару десятков метров до шлагбаума, могли бы и не пустить.
– Товарищи, добрый день, – поздоровался он с нами на русском языке.
– Вот тот лётчик, Жуан. Твой командир уже здесь? – спросил Совенко и анголец молча кивнул.
Нас сопроводили в просторный кабинет. Нас встретил плотного телосложения анголец в камуфлированной форме без знаков различия. Звали его Эдгар Марио. Судя по количеству охраны здания и размеру кабинета, он минимум должен быть майор, а то и полковник.
За столом сидел в гражданской одежде, как мне его представили, сотрудник нашего посольства Игорь Иванович. Он ограничился приветственным кивком и даже не встал.
Марио быстро заговорил, а Жуан начал нам переводить.
– Господин Марио просит оставить в стороне приветственные слова и перейти к делу. Он безмерно уважает советского офицера, спасшего ангольского мальчика, но у нас нет времени на чествование сейчас, – сказал Жуан, но Марио продолжил говорить. – Единственное, хотелось бы узнать ваше имя и род деятельности, офицер? – обратился он ко мне.
– Можешь сказать, – шепнул мне Совенко, который уже занял место в плетёном кресле.
– Сергей Родин, старший лётчик-истребитель, – ответил я.
Конечно, Игорь Иванович записал мои данные быстрее, чем я их сам произнёс. Чуть не проткнул блокнот, лежавший перед ним. Эдгар Марио очень удивился и начал громко хохотать.
– Господин Марио говорит, что первый раз видит такого лётчика, как вы. Двоих вы поразили в глаз, а троим попали в лоб, – перевёл слова Марио переводчик, пока его начальник тыкал себе указательным пальцем в лоб. – Вы уверены, товарищ Тимур, что это тот самый заложник с борта разбившегося самолёта? – обратился Марио уже к Совенко.
– Я не обманываю вас, Эдгар, – спокойно ответил полковник.
Марио почесал подбородок, снова широко улыбнулся и продолжил меня спрашивать.
– И все советские лётчики так стреляют, Сергей? – перевёл мне его вопрос Жуан.
Работник посольства безэмоционально сидел и сверлил меня взглядом. Совенко просто смотрел в окно, а у Марио, кажется, скоро мимические мышцы заболят, если продолжит так широко улыбаться.
– Господин Марио, жить захочешь и не так раскорячишься, – ответил я.
С переводом последнего слова у Жуана возникли проблемы, но он сумел передать его смысл. Эдгар Марио хохотал очень громко.
– Молодец! – с большим акцентом произнёс Марио и моментально стал серьёзным.
Дальше начались вопросы. Большинство задавал Марио, иногда что-то для себя уточнял Игорь Иванович. Их интересовали обстоятельства крушения, что происходило на борту в эти минуты. Даже попросили вспомнить, о чём я говорил с главарём этого отряда УНИТовцев.
– Может, слышали какие-то термины западные? Запомнили необычные слова? – спросил у меня Совенко.
Конечно, услышал! Они же говорили на португальском с ангольским акцентом. Там все слова необычные.
– Не запомнил, Тимур Борисович. А почему бы не спросить ангольских граждан, которые летели с нами? – поинтересовался я, хотя вряд ли их не допросили передо мной.
– От них уже всё узнали, – быстро ответил Жуан, который не стал дожидаться слов от Марио. – В наших рядах есть те, кто поддерживает нашего врага. Поэтому нужны и ваши показания.
Посольский работник повернулся в пол-оборота на своём стуле, положил ногу на ногу и уставился на меня.
– Если вы знаете английский, а вы им хорошо владеете по нашей информации, товарищ Родин, – настойчиво сказал Игорь Иванович. – Я делаю вывод, что вы могли бы хоть что-то разобрать на португальском.
Монументальная логика от посольского работника.
– Игорь Иванович, почему вы так думаете? – произнёс я на дари с очень сильным акцентом.
Совенко был шокирован от произнесённых слов. Марио вопросительно посмотрел на своего переводчика, но тот развёл руками.
– Вы были в Афганистане, верно? – спросил меня Игорь Иванович.
– Да. Как видите, вам не удалось перевести слова с дари на русский или на португальский.
– Родин, перестань тут комедию ломать, – громко сказал Совенко. – Слышал или не слышал, что-то интересное?
– Не слыш… – хотел спокойно ответить я, но тут же прервался. – А вам слово «касадорес» ни о чём не говорит? Его повторили УНИТовцы раз двадцать. И произносили его с некой гордостью.
Все трое высокопоставленных служащих переглянулись между собой, а затем вернулись к общению со мной.
– Можете ведь, Родин, – улыбнулся Игорь Иванович. – Пожалуй, вам кое-что нужно знать, как лётчику.
Рассказанное посольским работником меня не удивило. «Касадорес» в переводе с португальского означало «охотники». Так, в УНИТА называли отряды спецназа ЮАР, которые выполняли диверсионные операции в глубоком тылу правительственных войск.
В прошлой жизни я читал об этих ребятах. Хорошо подготовленные, отлично оснащённые специалисты разведывательно-диверсионного профиля. Причём, в своей работе в Анголе применяли в основном трофейное оружие и технику. Например, зенитно-ракетный комплекс «Стрела-1». Возможно, именно с помощью него и сбили Ан-12. Вот только основную свою деятельность они начали вести годом позже. А тут сразу решили показать себя.
– Как видишь, и вас оставили на растерзание УНИТА, а сами уже где-то скрылись, – сказал Игорь Иванович и повернулся к Марио.
Плотный анголец вопросительно посмотрел на нашего специалиста и достал платок, чтобы промокнуть вспотевший лоб.
Они начали разговаривать на португальском, причём на не самых низких тонах. Финал разговора мы с Тимуром Борисовичем не слышали, поскольку нас больше в кабинете не задерживали и отпустили.
– Знаешь, что это значит? – спросил у меня Совенко.
– Что, ангольцам не следует начинать что-то крупное впереди, пока не разберутся сзади, – сказал я, когда мы вышли на улицу.
– Верно. Командование Народной Армии решило провести фронтовую операцию и выдавить из провинции Квадо-Кубанго УНИТовцев, – сказал Тимур Борисович, доставая сигареты «Столичные» из кармана.
Удивляет, что за рубежом полковник отдаёт предпочтение советским сигаретам. Думал, что сейчас появится «Мальборо» или ещё какой-нибудь брэнд.
– Чего так смотришь? – спросил Совенко, когда заметил, как я разглядываю пачку «Столичных». – Ты думаешь, в магазине при нашем аппарате советников что-то лучше можно найти? Итак, всё с наценкой в этом «Совиспане» продают. Будешь?
Знакомое название. Слышал, что это была фирма на Канарах, через которую в Анголу для советских специалистов поставляли различный товар и продавали. Что-то вроде Военторга.
– Не курю, Тимур Борисович, – улыбнулся я.
– Тоже до Анголы не особо курил. Тут опять начал. Ладно, пошли. Сегодня первая постановка задач с ангольцами в Лубанго. До этого только в Луанде летали.
Не то, что я боялся за себя, но мне бы хотелось выполнить хоть один ознакомительный вылет со знающим район полётов человеком. Об этом я решил сразу сказать Совенко, когда мы подошли к штабу ангольского полка. На мой вопрос он ответил утвердительно.
– Сергей Сергеевич, мы тут не самые глупые пацаны, понял? Я вас всех хочу домой отправить, а не как… – начал говорить Тимур Борисович, но прервался.
Видимо, хотел он сказать что-то про экипаж Ан-12го, который погиб, но не стал. Переживает полковник.
– Если ты был в Афгане, то точно видел «чёрный тюльпан», – сказал Совенко.
– И не раз, Тимур Борисович. Гусько и Барсов тоже.
Полковник усмехнулся, услышав фамилии моих товарищей.
– Вот тут ты меня удивил. Эти два разгильдяя с первого дня уже меня чуть до инфаркта не довели.
Вернувшись в класс, мы застали там полный состав чуть ли не всех ВВС и ПВО Анголы. Поздоровавшись с каждым, я сел рядом с Костяном.
– Общались с Игорем Ивановичем, – сказал я. – Знаком тебе такой персонаж?
– Конечно. В Луанде в здании советской миссии с нами беседовал. Инструктаж проводил. Напомнил мне Полякова, майора-особиста помнишь? – спросил Костян.
– Конечно. И с ним в Афгане пересекался. Подполковника получил, – ответил я.
– Тебя, я смотрю, везде Белогорск преследует, – посмеялся Костян.
– Это точно, – кивнул я. – Марик, а ну, колись, где опять ты накосячил? – спросил я у Барсова.
Марк уже на что-то подбивал Ренатова, пока я его не отвлёк.
– Серый, тебе какая разница? Ты столько не пьёшь, вот тебе такие приключения и не грозят, – отмахнулся Марик.
– И даже не обидно, дружище, – улыбнулся я и притянул за руку к себе Барсова. – Быстро рассказал, а то мне Совенко за неполные сутки уже несколько раз намекал, что вы с Савеличем разгильдяи.
Рассказ Барсова был эмоциональным, но суть неизменна. Первую ночь провели мои товарищи в Луанде. Напились, пошли гулять, ещё раз напились, а потом разоружили ангольский караул рядом с советской миссией.
– Без единого выстрела, прошу заметить, – сказал Гусько, подключившийся к нашему разговору.
– Так себе повод для гордости, – ответил я, но очень тянуло рассмеяться, представив себе эту картину.
Потом с автоматами два бедолаги решили вернуться к себе в комнату. Естественно, уже наш караул, задал конкретные вопросы, откуда у них появилось оружие.
– В общем нас к Совенко повели, – сказал Гусько.
– Неа, Савелич, – поправил его Марк. – Я точно помню, что мы сами пошли. Без принуждения.
– Ну, это вам должны были зачесть, как за чистосердечное признание, – улыбнулся я. – И что потом?
Разговор у Совенко был недолгим и на повышенных тонах.
– Ну, наговорил нам Тимур Борисович много всего, – покачал головой Марик.
– Меня спросил, мол, зачем автомат взял? Говорю, что нужен. Я в Афгане всегда ходил с пистолетом, – продолжил Гусько. – Совенко такой, у кого взял? Я говорю, у ангольца. Он мне, зачем у него? Почему не у своего? Я и сказал, что он ангольцу был не нужен больше. Не отбирал я у него. Он сам отдал.
Рассказывал это всё Гусько с присущим ему колоритом и интонацией. Я сделал вывод, что раз эти двое ещё здесь и их обратно в Союз не отправили, значит, в Анголе с лётчиками совсем беда.
Постановка прошла быстро. Проводил её майор Жозе Эбо. Кубинские лётчики, которые тоже присутствовали здесь, говорили, что этот анголец – командующий авиацией военного округа, в котором мы находимся.
Нам каждому распределили по три летчика, и мы должны были с ним пройти всю программу подготовки. Усатый кубинец Бенитес, с которым я несколько раз летал в Осмоне, решил меня разрекламировать ангольцам.
Что он там рассказал, не знаю, но эффект был чуть меньше, чем от речи Марика при первой нашей с кубинцами встрече.
– Давайте знакомиться, – сказал я, когда мне подвели троих ангольцев.
Их фамилии и имена я записал к себе в блокнот, подаренный мне Костей. Я-то все свои вещи потерял в джунглях. Один из ангольцев – старший лейтенант Франсишку Мадейра, хорошо говорил на русском, и это было большим подспорьем.
У каждого из этих ангольцев оказалось и своё прозвище. Мадейра был очень кудрявым, оттого и получил прозвище «Каракоиш». Двое других имели более привычные «Фронте» и «Рета».
– «Передняя часть» и «Тыл», – объяснил мне Франсишку.
От него же я узнал, что прозвища даны не просто так. Каждый из этих офицеров проявил себя в бою и был наречён прозвищем. Носили они их с гордостью.
На контроле готовности мы тоже не были обделены вниманием. Совенко очень тщательно опрашивал каждого из нас, особое внимание уделив Гусько и Марику. Даже контроль уяснения района полётов не так его интересовал, как теоретическая подготовка моих товарищей.
– Ладно, – махнул он рукой и дал указание Штыкову отправляться на отдых.
Когда я собрал свои принадлежности, подаренные мне ангольцами и кубинцами взамен утерянных, Совенко окликнул меня.
– Родин, а ты куда? – спросил он.
– Вы сказали на отдых, – ответил я. – Или что-то ещё от меня нужно?
– Конечно. Пошли в комнату высотного снаряжения. Подберём тебе шлем, противоперегрузочный костюм и пойдём к самолёту.
– Вы меня на вылет приглашаете? – улыбнулся я.
– Ну не на свидание же. Пошли.