Факультет ненужных вещей

Меня убить хотели эти суки,Но я принес с рабочего двораДва новых навостренных топора.По всем законам лагерной наукиПришел, врубил и сел на дровосек;Сижу, гляжу на них веселым волком:«Ну что, прошу! Хоть прямо, хоть проселком…»Ю. ДомбровскийМного лет назад я уж начинала читать этот роман, и не освоив даже трети, благополучно забросила до лучших времен. Сейчас, прочитав «Хранителя древностей» Юрия Домбровского , просто необходимо было вернуться к его продолжению, чтобы не только узнать, чем закончилась история, но и понять для себя, что автор действительно умел писать так, как умеют немногие. И опять не сразу поддался мне текст в силу его насыщенности мыслью и философичности. Но втянувшись однажды, уже не бросишь.Роман, во многом основанный на собственном горьком опыте писателя, а это чувствуется при чтении, все-таки отличается от многих, написанных на тему репрессий и тоталитаризма в прошлом веке, и в частности в СССР. Автор, как мне показалось, не столько стремился показать то, что происходило тогда в нашей стране, а в первую очередь попытаться исследовать саму систему зла и насилия, возможность её существования в масштабах огромной страны и осмыслить этот вопрос для себя . Именно на этом во многом построен сюжет и его развитие, всевозможные ответвления и пересечения в судьбах героев, которые в другом романе обязательно выглядели бы надуманными, но не тут, многочисленные рассуждения героев и евангельские параллели, так логично и весомо встроенные в текст. Даже сны главного героя, фамилия у которого Зыбин ( случайно ли ? не думаю), связывающие прошлое и настоящее, здесь уместны и не вызывают вопросов.В своем романе Ю. Домбровский не стремился к обличению, для него нет черно-белых тонов в изображении героев, тут слабым неуверенным может быть и палач, а Иудой – всего лишь слабый человек, взявший ношу не по себе и надорвавшийся.В аннотации к роману сказано: Читая «Факультет ненужных вещей» Ю. Домбровского , невольно задаешься вопросом: «Какое будущее у народа, который позволил однажды сотворить с собой такое?» , а на ум невольно приходят сравнения с гитлеровской Германией прошлого века. Ведь многие тоже задавались и задаются вопросом: как такое могло случиться ? И сам собой напрашивается ( а не один ли) ответ на него. Убежденность людей во всемогуществе государственной машины и её силовых структур тем самым обеспечивает ей эту силу и мощь, внутри которой обычные люди барахтаются в неуверенности завтрашнего дня. Но фортуна переменчива и сегодня ты – пан, завтра – пропал.На протяжении романа, а вернее всей дилогии, вместе с героями ведёшь незримый диалог на тему изначальных ценностей, которые практически сразу были обречены принадлежать факультету ненужных вещей: закон, право, справедливость, мужество быть, а не казаться и прочее.При чтении частенько вспоминался роман другого классика «Осень патриарха» Габриэля Гарсиа Маркеса , написавшего о природе власти, который, как и данный роман, имеющий форму притчи, не имеет срока давности и актутален в любое время.Полный текст стихотворенияМеня убить хотели эти суки,Но я принес с рабочего двораДва новых навостренных топора.По всем законам лагерной наукиПришел, врубил и сел на дровосек;Сижу, гляжу на них веселым волком:«Ну что, прошу! Хоть прямо, хоть проселком…»– Домбровский, – говорят, – ты ж умный человек,Ты здесь один, а нас тут… Посмотри же!– Не слышу, – говорю, – пожалуйста, поближе!Не принимают, сволочи, игры.Стоят поодаль, финками сверкая,И знают: это смерть сидит в дверях сарая,Высокая, безмолвная, худая,Сидит и молча держит топоры!Как вдруг отходит от толпы Чеграш,Идет и колыхается от злобы:– Так не отдашь топор мне?– Не отдашь!– Ну, сам возьму!– Возьми!– Возьму!– Попробуй!Он в ноги мне кидается, и тут,Мгновенно перескакивая через,Я топором валю скуластый череп,И – поминайте, как его зовут!Его столкнул, на дровосек сел снова:«Один дошел, теперь прошу второго!»И вот таким я возвратился в мир,Который так причудливо раскрашен.Гляжу на вас, на тонких женщин ваших,На гениев в трактире, на трактир,На молчаливое седое зло,На мелкое добро грошовой сути,На то, как пьют, как заседают, крутят,И думаю: как мне не повезло!Ю. Домбровскийсвернуть

Идиотская болезнь – благодушиеСразу могу отметить, что книга мне показалась гораздо более увлекательной, чем «Хранитель»! Просто в разы. Но, наверное, без прочтения первой части восприятие было бы не таким полным и объемным. Все таки какие-то личностные характеристики, судьбы героев изложены именно в Хранителе, про описания Алма-Аты я умолчу – целостное представление о городе «Факультет» дать не может. Что сразу отметила для себя – имя героя я узнала (или запомнила) только, когда начала читать «Факультет»! Кажется, в «Хранителе» оно даже не упоминается. Но достаточно сравнений, теперь непосредственно к романуНа дворе «лето от рождения Вождя народов Иосифа Виссарионовича Сталина пятьдесят восьмое», т.е. 1937 год, «недобрый, жаркий и чреватый страшным будущим год». Удивительно, но происходящие события, такие значительные, яркие умещаются в отрезок менее двух месяцев. Но и героям, и нам – читателям, эти дни кажутся годами, целой эпохой. А роман, по сути, и олицетворяет эпоху – суровую, со страшным прошлым и еще более страшным будущим.Главного героя зовут Зыбин Георгий, фамилия хорошая для археолога, да и для заключенного, говорящая; ассоциации возникают с зыбучими песками, в которых герой увяз, вот-вот затянет его совсем. Лет ему не так много как казалось при прочтении «Хранителя древностей» – всего около 30. Личность он весь интересная и необычная. Отличается спокойным характером, умом и способностью адаптироваться к жизненным условиям. Но способность эта чисто физическая – невозможно заставить ум, мысли, совесть привыкнуть к тому ужасу, что происходит вокруг. Не зря его профессией является хранение древностей. Нельзя забывать о прошлом, потому что без этого невозможно жить настоящим и думать о будущем.Дальше…Когда хочешь разрушить что-то стародавнее и сердцу милое, никогда не говори – я пришел это разрушать, нет, скажи, что ты пришел поддержать эту святыню, подновить ее, заменить подгнившие части, и, когда тебе поверят, тогда уж твоя воля, пригоняй людей с ломами и не зевай. Круши, ломай!Не такая ли фраза девиз каждого нового устройства? А вот Зыбин против этого разрушения, Домбровский против. Роман не обвиняется, я не чувствую ни в словах автора, ни в словах героя обвинительности, он призывает хранить и беречь хорошее, помня о том, что было. Сегодня это по-прежнему актуально.Поэтому Зыбин отличается поразительной стойкостью духа и упрямством, тонкой иронией по отношении к себе и окружающим. Наверное, он из тех людей, про которых можно сказать «гнусь, но не ломаюсь». А вот Корнилов сломался, мало того – он погиб, умер под давлением произошедшего с ним, и что уж тут таить – я его не могу обвинить, но все обладают твердостью духа и воли. Сейчас, когда эмоции после прочтения немного остыли, думаю… а что ждет Зыбина дальше – стакан с водкой, как многих? Пуля? новое заключение? Можно ли после такого продолжать жить и как наладить эту жизнь, забыв о прошлом? Не могу дать ответа. Вообще все герои романа, даже эпизодические, очень яркие и настоящие, нет ни одного героя, чье присутствие было бы случайным, излишним. Роман построен на контрастах – свободная, широкая степь и быстрая река, захламленные, пыльные кабинеты и теснота тюремной камеры, яркое синее небо и ослепляющая белизна карцера. Контраст во всем – в природе, в людях, в их мыслях. Роман полон красок, и меня обрадовало, что в нем нет натуралистичности Солженицына.Вот история с убитой красавицей-шаманкой сразу зачаровывает, история окутана тайной и даже мистикой. Очень ждала развития этой линий, но она оказалась весьма прозаичной – какие-то рабочие мужики, раскопав курган, вытащив оттуда кучу золота, пытаются замести следы. Вот эта история в итоге и сыграла в судьбе многих героев романа роковую роль.Линия Зыбин-Лина. Трогательная. Особенно момент их встречи на море. Символичный, пойманный краб-трофей для красивой девушки. Очень верное сравнение человеческого существа с морским крабом – оба могут долго и упорно противиться судьбе, выживать в тяжелых условиях, быть стойкимм. Но такое заключение в неволе, в несвободе, когда нет воздуха – пытка, когда страдаешь и сам не знаешь ради чего – это ли обреченность на мучительную смерть? Но вот чья-то рука по случайности отводит гибель, выпускает на волю, и краб-человек даже как-то нехотя, словно не веря, снова пытается жить как прежде. А ведь это действительно так – никогда не выпускали пойманную вами на крючок рыбу? Она действительно в первые секунды замирает, и лишь потом, быстро взмахнув хвостом, уплывает в глубину.Сенека: «Куда ты ни взглянешь – ты везде увидишь конец своих мучений. Видишь эту пропасть? В глубине ее твоя свобода. Вот искривленное дерево – низкое и уродливое – твоя свобода болтается на нем. Видишь это море, реку эту, колодец этот? На дне их твоя свобода».Крайне интересны в романе беседы о религии, христианстве – предательство учителя его близкими учениками. Так и в романе друг становится доносчиком-шпионом «Оводом», приятель по случайности говорит лишнее, подставляя товарища, а один человек отвечает за всех. И такая встреча с судьей, следователем, меняет практически каждого, она ломает человека, его волю, его взгляды, ведь тот, «кто себя закатил на десятку, тот и другого не пожалеет, вот и сдают – причем сразу же, с пылу с жару». Логика простая, житейская… Или выпускают подозреваемого – подследственного на свободу, такое это счастье – вокруг «люди ходят, солнце светит, ветер дует, а я живой и домой иду! А что друга своего лучшего продал – так кто ж виноват? Государство потребовало – вот и продал». Так поступил Корнилов, и их – масса, следствие, государственные структуры все держится на таких «Оводах», так было тогда, так есть сейчас.Одно из центральных мест в романе занимает линия следователь-заключенный – Зыбин-Нейман, Зыбин-Хрипушин, Збыин-Долидзе. Эти линии дают ключ к пониманию человеческой души. В процессе ведения следствия раскрывается и меняется характер каждого из них. Тамара видит изнанку службы, которая, наверное, по-молодости казалась ей романтичной – красивая женщина следователь разоблачает воров и предателей. Надеюсь, для нее еще не все потеряно. Следователь Нейман совсем другой: «теперь уж не я перед людьми виноват, а они передо мной. И безысходно, пожизненно, без пощады и выкупа виноваты!». Но их жизни также исковерканы, как жизни заключенных, они пьют, развратничают, стреляются…Они вершители судеб, которых почитают и боятся, однако как раз над своей судьбой и жизнь они не властны. Они никому не верят, их невозможно разжалобить, над каждым из них стоит грозный начальник от наркома до Сталина. «Но почему же вы не верите своему народу? Вы же сами говорите, у него есть что защищать. Зачем же тогда аресты и тюрьмы? Ведь это ваша любимая песня: „Как невесту Родину мы любим“». А суть романа, мне кажется в этом абзаце:Человечество слукавило, сфальшивило, заслужило свою гибель и погибло. Все! Счет чист! Можно звать обезьян и все начинать сначала. Но мне страшно другое: а вдруг вы правы? Мир уцелеет и процветет. Тогда, значит, разум, совесть, добро, гуманность – все, все, что выковывалось тысячелетиями и считалось целью существования человечества, ровно ничего не стоит. И тогда демократия просто-напросто глупая побасенка о гадком утенке. Никогда-никогда этот гаденыш не станет лебедем. Тогда, чтоб спасти мир, нужно железо и огнеметы, каменные подвалы и в них люди с браунингами. И тогда вы действительно гений, потому что, несмотря на все наши штучки, вы не послушались нас, не дали себя обмануть гуманизмом! Вы вездесущи, как святой дух, – в каждом френче и паре сапог я чувствую вас, вашу личность, ваш стиль, вашу несгибаемость, ваше понимание зла и блага. С каким презрением и, конечно, с вашими интонациями сейчас у нас произносят «добрый». Да и не «добрый» даже, а «добренький». «Он добренький, и все». «Он бесклассово добрый». «Он внеклассовый гуманист». «Добрый вообще, справедливый вообще, справедливый ко всем на свете». Можно ли осудить еще больнее, выругать хлеще? Да, опасное, опасное слово «добрый»! Недаром им Сервантес окончил «Дон Кихота»! Вы поверили в право шагающего через все и всех и поэтому спасли нас от просто добреньких. А я не верил вам – и поэтому проиграл все. Я действительно разлагал, расслаблял, расшатывал, и нет мне места в вашем мире необходимости. Вы не дали себя расслабить благодушием, как бы хитро ни подсовывали его вам наши общие враги. Поэтому нету сильнее и чище той правды, которую вы внесли в мир. Давите же нас, вечных студентов и вольных слушателей факультета ненужных вещей. К вашим рукам и солдатским сапогам, которыми вы топчете нас, мы должны припадать, как к иконе. Так я скажу, если вы правы и выиграете эту последнюю войну. Ох, как будет страшно, если кто-нибудь из вас – Фюрер или вы, Вождь, ее выиграете. Тогда мир пропал. Тогда человек осужден. На веки вечные, потому что только кулаку он и служит, только кнуту и поклоняется, только в тюрьмах и может жить спокойно.– Ну брось! Что ты разревелся? Ты же отлично знаешь, что не выиграет ни тот, ни другой, ни третий, выиграем мы с тобой. Страна! Народ! Ты! Директор! Клара! Корнилов! Дед! Даша!Эти строки просто до дрожи пробирают. Как прав Домбровский, как правильно написано все. Демократия, тоталитаризм – ерунда, пустые слова, пустые классовые обозначения. Нет в мире идеалов гуманизма, нет совести, нет высшей идеи. Что сейчас? Общество потребления. Даже в Союзе –хоть какая-то идея была, пусть не все принимали ее, пусть она утопична, но было к чему и ради чего стремиться. Нет добра, каждый думает о своем, пусть вокруг умирают, голодают. Но все таки в любой исторический период остаются люди, для которых слова о чести не пустой звук, мне хочется в это верить, но что они могут – эти люди, против народной массы? Никогда доброта не спасет мир…«Факультет ненужных вещей» – роман эпохальный, охватывающий основные проблемы и события того времени, за одно прочтение невозможно охватить все, заметить все детали. Поэтому к прочтению его советую всем, более того, роман хочется перечитывать. Домбровский мастер описаний, сравнений, язык сочен и ярок, если говорить об эмоциональной составляющей, то роман, несмотря на свою тематику и сюжет, не «придавливает» и не погружает в темную муть. Во всем этом огромный талант Домбровского. И это, пожалуй, отличает его от Солженицына, который, на мой взгляд, переоценен излишне.Роман тяжел, безусловно – так жить нельзя, невозможно, единственный выход – пуля в лоб, как это не печально…. И, пожалуй, каждый из героев может эту пулю пустить….Так на веки вечные на квадратном кусочке картона и остались эти трое: выгнанный следователь, пьяный осведомитель по кличке Овод (все, видно, времена нуждаются в своем Оводе) и тот, третий, без кого эти двое существовать не могли

У каждого скотства есть какой-то естественный предел."Факультет" – гораздо сильнее предшествующего романа «Хранитель древностей». Он острее, больнее, душевнее, философичнее. И интереснее.Роман по-своему фантастически-сказочный. Хранителя Зыбина держут в тюрьме и пытаются «расколоть». Ну как «пытаются»? У чекистов ещё не полностью развязаны руки, не всё-то они могут позволить себе использовать из того арсенала средств давления на человека, которым в совершенстве овладели уже в конце сороковых (да что там, и в начале тоже). Как говорил товарищ Роман Штерн, …преступника надо отпереть, как запертый сейф, и вот вы равномерно перебираете ключи – один, другой, третий. Не дай Бог, вам нервничать! Это только покажет ваше бессилие. Нет, будьте спокойны, улыбайтесь и пускайте в ход ключи: психологический, логический, эмоциональный и, наконец, – увы! – когда это необходимо, большой грубый ключ физического принужденья. Пусть он будет у вас последний, но и самый надежный. Понятно? Самый надежный!(Кстати небольшое отступление. Штерн – это следователь-писатель Лев Шейнин, чьи «Записки следователя» были, по-моему, в своё время бестселлером. Читал я эти самые «записки», и в своё время выразил недоверие их содержанию в соответствующей рецензии, за что некоторые читатели ЛЛ меня поругали. И вот в романе предстаёт Шейнин в мерзейшем и лицемернейшем образе Штерна. Насколько верить Домбровскому? Красного ли словца ради расписал он товарища следователя, или это настоящее разоблачение, и тогда я был скорее прав, чем нет, сомневаясь в искренности Шейнина?).Отвлёкся, возвращаюсь. Роман видится фантастическим потому, что Зыбин не «колется». Он упорно и упёрто противостоит тюремщикам (сиречь сразу всей системе), хотя его сокамерники убеждают его в тщетности попыток отстоять свою правоту и, в конечном итоге, свободу. А сказочность романа в его финале – Зыбин всё-таки побеждает, и это кажется невероятным, потому что на дворе 1937 год. Если такое было на самом деле, то остаётся только удивляться – ведь как известно, органы старались ни за что не отпускать тех, кто к ним попал. Но хранитель выходит на свободу, поскольку чекисты были вынуждены признать, что напрасно мучили беднягу. Надолго ли освобождение?Кто говорит, тот обязательно проговорится.Вообще уже спрашиваю себя – зачем я вновь и вновь читаю книги о репрессиях? Может хватит? Да нет, не хватит. Чёрные страницы родной истории тоже надо знать, пусть даже этот дым отечества совсем не сладок, не приятен, и отдаёт мертвечиной. За «Факультет» не пожалел ни разу – это одна из самых сильных книг в русской литературе, на мой взгляд. Книга правдиво иллюстрирующая, что не только люди себе не принадлежали в то время, но и сами чекисты тоже. Они были лишь орудием в чужих руках. Правда, делали это добровольно.Где вы, где, чья работа была в тридцатыхСтрелять в спины наших отцов?Я хочу знатьЧто для вас совесть сейчасИ что для вас свято.Сейчас уже почти не актуально – их единицы остались. А песня, откуда выдернута цитата, была написана Владимиром Шахриным в середине восьмидесятых, когда и десятилетия не прошло с момента завершения Домбровским его «Факультета ненужных вещей». Всё правильно – мне и самому интересно – как потом жили все эти Нейманы, Хрипушины и прочая зараза?На всём этом фоне поначалу кажется непонятным появление в сюжете рассуждений о Иисусе Христе. Зачем он нужен в романе? Только для для политических рассуждений как бы «исправившегося» попа? «Приложения» к роману приоткрывают занавес с другой стороны – Домбровский проводит параллели судебной системы СССР 30-х годов с иудейской судебной практикой. Иными словами, Христа судили не по общепринятым правилам, а наскоро, чтобы засудить и сразу казнить. Как и «врагов народа» в СССР, чьей вины не разбирали. Что-то там вякнул про Родину? Пожалуй в лагерь, и радуйся, что не на крест тебя отправили по формальному обвинению «говорил, что разрушит сей храм и в три дни воздвигнет новый».А вообще, конечно, нашу родину что без бутылки, что с бутылкой – не разберёшь. Редкий народ так сам себя не уважал, так настойчиво сам на себя стучал, сам себя сажал и сам себя расстреливал.