«Высшие силы меня не оставят и обязательно пошлют мне на Новый Год увлекательную юную шлюху».
Эдуард Лимонов.
Пролог
У него никогда не было скверной привычки топить грусть в алкоголе. Да и за последние годы грусти особой он не испытывал. Разве что так можно было назвать сквозную дыру в его животе. Будто кто-то выстрелил в тело из дробовика, а потом вернул мужчину к жизни, оставив отверстие на память. И сейчас, спустя почти пятнадцать лет, как это произошло, не в силах больше терпеть адскую боль, он собирался допить виски и, возможно, даже снять кого-нибудь подходящего в баре, чтобы забыть все окончательно.
Окончательно.
«Какое забавное слово», – подумал привлекательный темноглазый мужчина, сидящий за рабочим столом в своей квартире, перекатывая в большом горячем рту кусочек льда.
– Окончательно, – повторил он шепотом. Прозрачный квадратик в такт ударился о его крупные зубы.
Окончательно, все окончательно.
В его жизни никогда больше не будет смысла, потому что пятнадцать лет назад все окончательно изменилось.
На столе перед ним лежала заколка-хлопушка. Красивая, блестящая, со стразами и искусственными жемчужными бусинками, которыми было усыпано все бархатное основание. Ему всегда казалось, что такие аксессуары – свадебный тренд или их уместно использовать только для нарядной прически на выпускной или праздничный вечер. Она же носила «цыганские» заколки каждый день и никогда не ограничивалась одной штукой: щедро украшала ими всю свою кудрявую голову.
Мужчина взял заколку в руку с такой нежностью, словно это была не обычная копеечная безделушка, а самое дорогое на свете сокровище. Крепко зажал в кулак, поднес к губам и, поморщившись, как от головной боли, убрал в ящик стола. Теперь, наученный горьким опытом (и пусть это звучит шаблонно), он хранил заколку дома. Пятнадцать лет. Уже целых пятнадцать лет она кочевала вместе с ним из одной его съемной квартиры в другую.
Пошатываясь, он поднялся, дошагал до выхода, хлопнул дверью, спустился по лестнице и вышел на улицу. Через дорогу от его временного пристанища находился бар. В это время (часы на левой руке показывали без четверти четыре утра) там было немноголюдно. Костлявый, неопрятного вида бармен отчаянно зевал, прихлебывая жидкость из большой кружки, которую он доставал откуда-то из-под стойки. «Кофе», – догадался мужчина, присаживаясь. А вслух произнес:
– Виски. Двойной.
Справа от него на высоком барном стуле скучала белобрысая девица в обтягивающем серебристом платье. Она крутила в правой руке тяжелый стакан с толстыми стенками. Напитка осталось на донышке. Подушечками пальцев левой руки, словно боялась испортить свежий маникюр, девушка нажимала что-то в смартфоне, который лежал перед ней на стойке. Ногти у нее были огромные, глянцевые, заостренные на концах. И мужчине отчаянно захотелось, чтобы она вонзила их ему в спину, заглушая хоть на несколько секунд боль от дыры в животе.
– Простите, – обратился он к блондинке.
– Да, – нехотя оторвалась она от смартфона.
– У меня нет сил и фантазии, – он запнулся, – фантазии, чтобы…
– Пойдемте, – девушка залпом допила свой напиток и, привычным жестом взяв мужчину под руку, кивнула бармену. Тот кивнул в ответ.
Над баром располагались простенькие, как и само заведение, апартаменты, вход в которые был с улицы. Они вышли из помещения, завернули за угол, поднялись по пристроенной к фасаду лестнице и, преодолев закиданный бычками и заплеванный длинный балкон, зашли в одну из комнат. Женщина на ощупь нашла выключатель слева. Зажегся свет, и в хмельном тумане он отчетливо увидел, что незнакомка собирается со скучающим видом, чуть наклонив голову набок, опуститься на колени и использовать рот по своему прямому (и привычному) назначению. Но посетитель не искал удовольствия только для себя. Получал наслаждение от стонов, криков и эмоций, которые испытывала партнерша. И совершенно неважно, кем эта партнерша была: благородной дамой или обычной, не первой свежести проституткой. Поэтому он опустился (возможно, уместнее сказать, что он рухнул) перед ней на колени, задрал платье, стянул сетчатые трусики и стал медленно покрывать поцелуями ее промежность. А после того как девица, раздвинув ноги, опустилась в мягкое кресло, стоящее позади нее, неожиданно (хотя, это было вполне ожидаемо) вспомнил Алину. Поднял голову, не без труда сфокусировав взгляд. Незнакомка сидела с закрытыми глазами, погрузив длинные пальцы ему в волосы, и с усилием тянула голову мужчины к пространству между своих ног. В этот момент в его голове возник вопрос: что происходит с человеком за пятнадцать лет в сырой земле?
После смерти трупное окоченение наступает в промежутке от трех до пяти часов. К концу первых суток этот процесс охватывает уже всю мускулатуру. Примерно через двадцать часов после смерти бактерии добираются уже до печени, и тело начинает разлагаться. Скелетом труп становится через год. Если тело захоронено в сухой почве, то оно может разложиться за семь лет. Во влажной это происходит медленнее – от девяти до двадцати лет. Считается, что через пятнадцать лет можно хоронить нового мертвеца в ту же могилу.
Мужчина усмехнулся, отводя взгляд от совершенно чужой женщины – очередного мертвеца. Интересно, почему он не подумал об этом раньше. Ведь можно найти новую. Такую же, как Алина. И если повезет, то она будет даже на нее похожа. И тогда Натали вернется. Вернется, чтобы сказать, что он должен избавиться и от нее тоже, убить. Ведь в тот раз она пришла именно за этим. И он никак не должен упускать такую возможность встретиться с ней. Встретиться и удержать. Ведь без нее жизнь не имеет никакого смысла. Вот только поиски подходящей девушки могут занять много времени.
Мужчина еще раз посмотрел на развалившуюся в кресле проститутку. Нет, эта совершенно не годилась. Старая, не первой свежести, в вульгарном серебристом платье и чулках, по одному из которых ползла отвратительная стрелка. Ему следует искать дальше. Не спешить. Тщательно все продумать. Впрочем, он настолько привык к постоянному дискомфорту, что уже не торопился, с каким-то садистским удовольствием просыпаясь по утрам и будто чувствуя, как горят огнем края той самой незримой дыры в груди.
И почему он всегда пренебрегал алкоголем?
Пошатываясь, мужчина встал, потерял равновесие, опрокинул стоящий рядом с креслом столик, где сидела девушка, сбив с него безвкусную лампу с рыжим абажуром.
– Сука, – сказал он то ли женщине, то ли лампе. – Какая же сука!
Под недоуменный взгляд проститутки он, собирая своим крупным и в данный момент не самым поворотливым телом все углы, вышел из комнаты, второй раз за эту ночь оглушительно хлопнув дверью.
Часть первая
Глава 1
Настя
На земле, пожалуй, не существовало места, где бы ей по-настоящему нравилось, где бы она хотела находиться или хотя бы (такая малость) чувствовала себя защищенной. По крайней мере, она в таком месте за свои тридцать лет еще ни разу не была. В деревенском доме, где с детства жила с родителями, у Насти, конечно, была собственная комната. Но огромное квадратное помещение с небрежно побеленным потолком и стенами с наскоро поклеенными бледно-желтыми обоями в цветочек не шло ни в какое сравнение с убранством принцесс или королев из книжек. Из книжек, которыми до самого потолка был завален стеллаж в той же комнате. Из книжек, которые она листала с утра до вечера и которые иногда выменивала у подруг на какие-нибудь менее необходимые ей девчачьи вещи. В тех сказках, которые Настя любила, не только дома́ были похожи на чудесные теремки, но и почти все мужчины обладали исключительно положительными качествами. Они оберегали и защищали любимых, являя собой образец мужества, силы и, конечно же, доброты.
Например, в подводном царстве, где жила Русалочка, ее отец был настоящим морским царем, которого звали гордо – Тритон, а не Васька, как кликали с улицы ее собственного отца. Белоснежку от смерти дважды спасали отважные, хоть иногда и сварливые, гномы, а в третий раз к жизни ее вернул сердобольный принц. А ради красавицы Белль даже Чудовище стало добрым.
У Насти же никогда не было защитников. В школе мальчишки ее попросту не замечали, братьев не родилось, а отец бесконечно пил и гульбанил все дни и ночи напролет, сколько она себя помнила. И если многие ее подруги в зрелом возрасте с легкостью могли поделиться какими-то забавными случаями, связанными с отцами, то Насте рассказать было нечего. Если только забавным можно считать время, когда отец тащил из дома все хоть сколько-нибудь ценное, что случайно в нем появлялось. Доходило до того, что краска для стен и клей для обоев, которые мать покупала и оставляла в сенях вечером, поутру уже исчезали. Все это отец уносил и выменивал на водку, которой щедро делился порой с первым встречным, составившим ему компанию. К Настиному счастью, он часто исчезал на пару дней, и, к ее же разочарованию, обязательно возвращался и с новой силой напускался на дочь.
Может ли ребенок желать смерти собственному отцу? Девочка считала, что вполне имеет на это право. Мало того, к своему шестнадцатилетию она утвердилась во мнении, что если неприятного человека убрать из окружения не получается, то лучше бы ему умереть, сгинуть, чтобы ей, Насте, было легче. Ведь становилось гораздо проще, когда неприятный человек просто переставал существовать. Отцу она тоже желала сгинуть и каждый день повторяла про себя, как мантру, обращаясь к Богу: «Пожалуйста, пусть он умрет, пожалуйста».
Не проходило дня, чтобы из отцовского беззубого рта не вылетали отвратительные ругательства и пьяные абракадабры. Исправно голубоглазая девочка получала от него подзатыльники, после чего тот еще больше злился, ругался и пил.
– Зачем ты лезешь под горячую руку, – корила Настю мать. – Не видишь, опять набрался. Сиди себе в комнате, не высовывайся. Глядишь, меньше выпьет, если мешать ему никто не будет.
– Мама, я хочу посмотреть телевизор и покушать, – оправдывалась маленькая Настя, недоумевая, почему ее вполне естественные желания злят отца, а оттого каждый вечер перед сном упивалась красочными фантазиями: как будет чудесно, если завтра его собьет машина, затопчет соседский бык, задавит трактор или пырнет ножом сосед. «А может он просто уснет вечером, а поутру не проснется», – мечтала девочка.
– Успеешь, поешь, – раздражалась на дочь мама. – Уснет и поешь. Иди почитай лучше.
Отец не трогал мать, обходил ее стороной. Наверное, из-за весовой категории или авторитета, которыми обладала женщина. Анна Николаевна работала сельским фельдшером, одним на несколько деревень. Могла она и роды принять у женщины, и прививку поставить, и даже оказать экстренную помощь скотине. В местном медпункте женщина работала больше двадцати лет и без работы своей жизни не мыслила. Местные жители ее уважали и жалели. Уважали за безотказность, чуткость и профессионализм. Сочувствовали же, как почти каждой женщине в любой из десяти деревень, принадлежащих к Фельдшерско-акушерскому пункту, из-за местной болезни под названием «муж-пьяница», которую излечить не под силу ни одному врачу.
Настя маму тоже жалела, по-своему. Хоть та и считала дочь никчемной и ни на что не годной. Девушка не обижалась, потому что на правду нельзя обижаться. Ведь такой она и была: никчемной и бесполезной. Когда отец все-таки умер (от пьянки, молитв или приложенных дочерью усилий), Настя почти не сомневалась и, в конце концов, забрала мать в их с мужем городскую квартиру. На этом, как ни странно, настоял ее супруг, который родился и вырос в любящей семье и не понимал, как можно бросить собственную маму одну в деревне со всеми этими курами, козами и свиньями. Вскоре в молодой семье родился сын Егор, и Анна Николаевна завоевала сердце зятя окончательно тем, что взяла на себя стирку, уборку и готовку.
Но, несмотря на кажущееся благополучие, это счастье отличалось от книжного в тех романах, которыми в деревне обменивались старшеклассницы и в университете целыми сериями скупала Настя. До замужества и рождения ребенка она еще на что-то надеялась, фантазировала, мечтала. Но со временем разочаровалась окончательно. «Врут они все в книгах, – наконец решила девушка. – Врут, чтобы продавались».
Ее муж Макс не пил. Совсем. Если, конечно, не считать редкие корпоративные мероприятия и нечастые заграничные командировки, на которых приходилась пропустить стаканчик вина или рюмку-другую чего покрепче. Но дома Настя никогда не видела, чтобы муж позволял себе распивать алкогольные напитки без повода. Да и с поводом тоже не видела. Мама считала это высшим проявлением добродетели и мерилом женского счастья. «Что может быть лучше, когда мужик не пьет? О другом и мечтать грех», – пыталась внушить она дочери.
– Что ты все морду кривишь, Настасья? Не понимаешь своего счастья. Тебе любая позавидует. Большая квартира, муж, сын… машина, достаток!
* * *
Худенькая девушка раздраженно тряхнула головой, которая была усыпана мелкими русыми кудряшками. Со стороны могло показаться, что неприятные мысли, словно назойливые мухи, докучают ей, сбивают с толку, причиняют дискомфорт. Девушка натянула трикотажную футболку на колени, обвела глазами комнату и, криво усмехнувшись, пробубнила себе под нос:
– Интересно, мама, что бы ты сказала мне на это?
Глава 2
Ксения
Ни дня в своей жизни Ксюша не работала, а на все вопросы «почему» отговаривалась тем, что может себе это позволить. Она и правда могла: покойный муж, за которого она вышла сразу после школы, при жизни занимался чем-то очень неправильным, но приносящим немаленькие деньги, поэтому о будущем жены позаботился еще при вступлении с ней в брак, настояв на модном в его кругах брачном договоре. Ксения неожиданно овдовела, когда ей было 27 лет, и с этого времени потеряла интерес не только к жизни, но и к социуму, где была вынуждена отвечать на бесконечные, а иногда и откровенно бестактные вопросы. Недолго думая, она купила участок земли практически в лесу и без мужских рук, но с помощью денег построила дом по собственному проекту, ведь не зря закончила после школы художественную академию по настоянию супруга – «на всякий случай». Спустя пару лет боль постепенно утихла, вкус к жизни вернулся, а быстро ускользающая молодость стала требовать от девушки свое: посиделки с подружками, невинный флирт с противоположным полом, активный досуг и разного рода тусовки и мероприятия. Поэтому на деньги, которые лежали на счету и даже потихоньку обрастали процентами, Ксения купила квартиру и вернулась в город. В доме проводила только выходные, пару месяцев летом и несколько недель в зимние и рождественские каникулы.
Молодая женщина была натурой увлеченной, увлекающейся и горячей, поэтому, открыв для себя во время добровольного затворничества рисование в формате комиксов, после обретения свободы стала посещать всевозможные курсы и тренинги, а также начала вести свой собственный блог, в котором рассказывала о творчестве. Работы свои демонстрировала редко и не очень охотно, но случайно засвеченные непременно вызывали восторг аудитории, и со временем девушка стесняться перестала. Тем более многочисленные иллюстрации сложились в графический роман, которым всерьёз заинтересовался редактор. С этого момента Ксюша решила, что заточения с неё достаточно, перевезла оставшиеся в доме вещи в городскую квартиру и выставила полностью упакованный объект на продажу. А чтобы расставание с каменным красавцем произошло не сильно быстро, придумала отличную легенду: не хочу продавать дешево и кому попало. Это сработало: за целый год ей не поступило ни одного звонка, чему девушка была бесконечно рада. Денег хватало, а собственный дом за городом напоминал ей о том, что из любой ситуации есть выход и что она этот выход уже однажды нашла.
На одной из тусовок Ксюша познакомилась с «толковым» по отзывам риелтором, который посоветовал снизить стоимость жилища до адекватного уровня. Ксения подумала и поступила как все женщины: сделала наоборот. Подняла цену на несколько сотен тысяч рублей, объясняя самой себе это тем, что еще не до конца насладилась чувством могущества. Девушка решила, что точно продаст дом, если кому-нибудь он будет интересен за новую огромную стоимость.
Звонок раздался в тот же день. Приятный мужской голос поинтересовался, сможет ли она найти время и показать дом.
– Если подъедите прямо на место, то в полдень буду вас ждать. Сейчас скину координаты.
– Чудесно, – зарычала трубка, – просто чудесно.
Ровно в назначенное время Ксения, потратив на поездку за город целый час, припарковала BMW около ворот своего особняка. Это был трехэтажный коттедж с цокольным этажом, навевающий своеобразный деревенский колорит во многом благодаря использованию исключительно природных материалов: древесины, камня и цветовой гаммы приближенной к природной. А также из-за наличия резной карнизной доски под крышей, собственноручно выкрашенной Ксенией в белый цвет. «Особняк, а не какой-то там загородный дом» – так она представляла свое жилище, когда к ней наведывались в гости друзья. Это был не просто дом, а товарищ, который помог ей пережить утрату, вдохнул жизнь и вдохновил на творчество.
Несмотря на то, что дом находился в ста километрах от мегаполиса, ощущение одиночества и полной изоляции он не вызывал. Фасад его был виден с дороги, которая вела в поселок неподалеку. И хотя за домом простирался на первый взгляд дремучий лес, Ксения нашла в нем и вытоптанную опушку, и несколько тропинок, и даже выезд на трассу с обратной стороны.
Ксения невольно залюбовалась своим творением. Ведь за обычным квадратным домом с огромной деревянной террасой скрывалась добротная крепость, построенная на века. Внешняя отделка напоминала стиль шале: нижняя часть отделана камнем, а верхняя – деревом.
На улице стояла присущая июлю жара, поэтому девушка облачилась в хлопковый короткий сарафан. Ее плечи были обнажены, и на палящем солнце их уже начинало пощипывать. Она и не заметила, как подъехал покупатель. Вздрогнула, когда кто-то аккуратно прикоснулся к ее руке, обернулась.
– Чудесный дом, – привлекательный темноволосый мужчина растянул крупные губы в улыбке. На нем была однотонная футболка, голубые джинсы и мокасины на босу ногу. Он тяжело дышал, и было понятно, что июльская жара дается ему непросто.
– Добрый день! Давайте я покажу вам террасу и планировку, – Ксюше тоже быстрее хотелось оказаться в прохладе.
Тяжело переставляя ноги, как будто передвижение давалось ему с трудом, мужчина последовал за ней. Вокруг дома показывать было нечего, кроме разве что террасы, газонной травы и системы полива. Но покупатель не проявил к этим объектам ни малейшего интереса, кроме того, его даже не впечатлил рассказ Ксении о сложностях посева этой самой травы. Раскрасневшаяся от жары девушка подумала, что у мужчины просто нет чувства юмора, и отворила перед ним дверь. В доме, где царила райская прохлада, он тоже вел себя сдержанно. Ни многочисленные спальни, ни впечатляющих размеров кухня-столовая, ни симпатичный кабинет его не оживили. Он смотрел куда-то мимо Ксении, уныло осматривая обстановку дома.
– Возможно, положение исправит вместительная гостиная или цокольный этаж, который подходит… подходит для разных целей, – понизила голос девушка, пытаясь вызвать у потенциального покупателя проявление хоть каких-то эмоций.
Мужчина же по-прежнему был полностью погружен в свои мысли. Он не выказывал никакой реакции на ее шутки, не отвечал на вопросы и даже не поглядывал на набухшие соски Ксении, которые белая полупрозрачная ткань сарафана только подчеркивала. Незнакомец был совершенно невозмутим. Со стороны казалось, что он только ради приличия или, возможно, хорошего воспитания послушно ходит за девушкой вот уже двадцать минут.
– Вообще-то, я не сильно хочу его продавать, – поджала она губы, – и вы ничуть не оторвали меня от очень важных дел, – девушка тяжело вздохнула, надеясь, что, возможно, посетителя тронет эта откровенная язвительность. Ксения никак не хотела мириться с тем, что ее детище не впечатлило загадочного незнакомца. Или он ходит с таким лицом, чтобы она сделала ему скидку?
Скульптурные губы тронула долгожданная улыбка:
– Вам будет удобно, если я переведу всю сумму на карту прямо сейчас? Вы поедете заниматься своими делами, а завтра мы встретимся еще раз и все оформим.
– А если я сбегу с деньгами или дом окажется не мой? – обескураженная неожиданным поворотом, вытаращила глаза Ксения.
– Я проверил, дом ваш, Ксения Андреевна, и вы не сбежите. И, вероятно, даже после сделки согласитесь выпить чашечку кофе…
Так Ксюша избавилась от одного товарища, а взамен приобрела другого. Правда, отныне двери первого по непонятным для нее причинам были закрыты.
– Это мое пространство, моя крепость, я не люблю гостей, – объяснял новый знакомый девушке свое нежелание приглашать ее в особняк.
«Трудно представить себе более ужасного несоответствия человека жилищу», – думала Ксения после очередной прогулки, ужина или похода с мужчиной в театр. В какой-то момент она поймала себя на мысли, что ее оскорбляет, что у любимого особняка теперь такой неподходящий хозяин. Она и сама не могла объяснить, почему так считала. Ее мама довольно продолжительное время занималась разведением котиков, и только сейчас дочь начала понимать такое странное отношение родительницы к продажам. Мама могла отказать покупателю только из-за того, что ей не понравилась переписка или его фотографии в социальных сетях.
– Мамуль, теперь я тебя понимаю, как никто другой, – шептала Ксюша, обращаясь к небу. Родители девушки погибли незадолго до смерти мужа, и теперь все трое стали ее ночными собеседниками.