Оттенки русского. Очерки отечественного кино

Долин – умный человек во всех отношениях. Тут и стиль, и эрудиция, и глубина суждений, и все что угодно. Но название «Оттенки русского», которое без пояснительного «Очерки отечественного кино» заставляет читателей мысленно подставлять в конец третье слово (явно не «кино»), вызывает недоумение по той простой причине, что тезис «русский – значит никчемный» у нас подобен закону – этот грустный факт констатирует и сам Долин, – и потому называть «Оттенками русского» книгу, посвященную отечественному кинематографу последнего десятилетия, по меньшей мере странно. Точка-то зрения Долина по этому животрепещущему вопросу ясна как день: все хорошо и плохо одновременно – но не «так хорошо, что аж плохо», как пела одна группа, и не так плохо, что даже хорошо. Россия, по Долину, «всегда была для мира вотчиной авторского радикального кино», да и сейчас многих российских современных режиссеров знают и смотрят по всему миру. Только вот у нас «артхаус» – слово бранное, авторское кино смотреть негде и особо некому, режиссеры массово валят из авторского в коммерческое кино, которое вообще по большей части «пугливо, лживо и несамостоятельно». Ни убавить ни прибавить. «Игровое кино дряхлеет катастрофическими темпами», – сказал Сокуров и не соврал.Так или иначе, Долин написал книгу, разделенную на две части (как у Данилевского: одна глава – «Всякая», другая – «всячина»): в первой – статьи о фильмах самых крупных на его взгляд режиссеров последних лет (надо смотреть), перемежающиеся с немалым количеством интервью, во второй – сборная солянка из заслуживающих какого-никакого внимания современных кинокартин (можно посмотреть).Долинские статьи, конечно, очень уж разномастные. Некоторые – предельно сжатые и лапидарные (одно из его любимых слов); некоторые же представляют собой целые простыни, где точные и умные замечания чередуются с откровенной околесицей, мотивированной только игрой слов: «Если „Елена“ и трагедия, то маленькая, как у Пушкина». Впрочем, такие промахи в отношении каких-то книжных отсылок и реминисценций у Долина крайне редки, так как в целом его литературная подкованность приятно удивляет – на страницах «Оттенков» Долин упоминает Кампанеллу, Достоевского, Гоголя, Кафку, Сорокина, Водолазкина и т.д., не раз ссылается на Бахтина, а державинскую цитату вообще разбивает на подзаголовки. Все это действительно необходимо для того, чтобы углубить анализ и разобраться в кинематографических тонкостях и полутонах, а вовсе не для демонстрации сомнительных знаний, заключающейся в плоском сопоставлении характеров или нарративов, – один из грешков современной журналистики.Главный минус практически всех статей Долина заключается в присущей ему интонации незавершенности: если он и расставляет точки над i, то после i, как правило, ставит еще и многоточие. Иначе говоря, Долин помогает докопаться до истины, но достать эту истину нужно все-таки нам самим.Признавать профессионализм Долина-критика – не значит соглашаться с ним абсолютно во всем. Блестяще написанные главы о Алексее Германе и об Александре Сокурове соседствуют с главой, включающей в себя интервью с Кирой Муратовой и статью о ее «Вечном возвращении» – и к тому, и к другому компонентам есть большие претензии. Три интервью с режиссером расположены не столько в хронологическом порядке, сколько в порядке их внутренней эволюции: от туманного и, в общем-то, порожнего – к простому и емкому. Но в первом случае о «Вечном возвращении» говорят невнятицу, во втором – не говорят о нем вовсе. Долин, рассуждая о «смерти автора, на могиле которого суетятся проходимцы и невежды» как о стержневой идее фильма, не учитывает главного. «ВВ» – это великолепно исполненное утверждение алогичности жизни, постмодернистская уверенность в невозможности оставить поиски правды при очевидном ее отсутствии, да и просто бесконечная шутка, которая тем и хороша, что многое в ней необязательно.Про Балабанова, лучшего режиссера постсоветского времени, написано тридцать страниц – и этого кажется мало. Долину поклон за то, что акцент в творчестве мастера он делает не на «Брате», которому уделяет три страницы, а на менее известных, но оттого не менее великих вещах: на «Войне», «Грузе 200» и «Жмурках». И так уж вышло, что недостаток есть только в статье, посвященной «Брату». Для Долина Данила Багров – это «человек, выпавший из контекста, живущий в пору больших перемен, но переставший чувствовать историю». Такой ответ убедителен лишь в определенной степени. Сущность бодровского героя заключается именно в неразрешимости его характера. Как когда-то метко выразился один теоретик кино, «Брат» – это фильм-загадка, главный вопрос которого – кто такой Данила Багров? – должен оставаться без ответа.В случае с главой про Звягинцева Долина руки чешутся не исправить, а дополнить. «Елена» – «о тайне человека, грозной и непостижимой, как смысл его имени». Не только. «Елена» является воплощением эсхатологии Звягинцева, но это не столько предупреждение об Апокалипсисе, сколько беспристрастная иллюстрация укоренившейся в самом сердце человечества тьмы. Лучшие представители мира сего превращаются в наихудших. Библейский Иов нам далек так же, как и близка звягинцевская Елена. «Левиафан» продолжает раскрывать это повсеместное зло; но если «Елена» – раскрытие зла в себе, то «Левиафан» – ропот на зло извне.Пишет Долин и о двух самых ярких отечественных фильмах этой осени. «У надежды Хлебникова нет обратной стороны. Эта медаль с обеих сторон сияет прекраснодушием». Так и есть. Но «Аритмия» превратилась из великой картины в нормальную именно в тот момент, когда трагедия с неразрешимым конфликтом, где правда является достоянием обеих противоборствующих сторон, стала тривиальным кино с классицистическим делением на плохих-неправых и хороших-правых. Перегнул Долин и с описанием трогательного характера Ники в «Матильде», которая хороша единственно своим внешним лоском.Спорить и соглашаться с Долиным можно бесконечно, поводов для этого всегда достаточно – и то, и другое доставляет ни с чем не сравнимое удовольствие. Но есть место и благородному негодованию. Например, в «Оттенках» можно найти рецензию даже на Валерию Гай Германику, но при этом в книге почему-то ничего не написано о «Рае» Кончаловского. Что уж там, Долин не стесняется своего субъективизма.Нельзя не сравнить «Оттенки» – как заметки о современном кино – с заметками в том же духе о современной литературе (наиболее знаковые – «Книгочет» Захара Прилепина, написанный весело и смело, и «Удивительные приключения рыбы-лоцмана» Галины Юзефович, полные осторожных неосторожностей). Такие книги не обязательно монументальны, но всегда необходимы – смерть качественной критики будет означать и гибель искусства, за сиюминутностью которого всегда прячется нечто большее. И задача критики – не дать нам забыть об этом.

Книгу можно читать как путеводитель по отечественному кино последнего десятилетия. Как энциклопедию названий, обязательных к просмотру, если ты считаешь себя синефилом. Вовсе не значит, что Антон Долин составляет топ лучшего. Наоборот, в большой части рецензий он отстреливает незадачливых подельников с язвительностью и остроумием, складывающимся в рефрен. Эпохальный такой рефрен. Потому что очерки отечественного кино – это попытка на уже созданном в потоковом режиме контенте поставить диагноз.Принципиально, что «Оттенки русского» поделены на несколько частей. В первой, «Крупный план», Долин собрал своих любимцев, режиссерскую элиту. Двум из них посвящены упоительные масштабные исследовательские эссе. С научной скрупулезностью критик конструирует миры Алексея Германа и Александра Сокурова. Помимо своей искусствоведческой значимости, это просто великолепные литературные тексты с изящной композицией, глубоким погружением в культурологический контекст. Другие герои раздела – Кира Муратова, Алексей Балабанов, Андрей Звягинцев – складываются из рецензий на отдельные фильмы, но тоже по праву находятся рядом как безгрешные творцы, флагманы своего времени. Примечательно, что искусно сделанный, написанный не менее изысканно и крупным планом, очерк о Сарике Андреасяне безжалостно выкинут на обочину блокбастеров.«Общий план» уже лишен исторической ретроспективы и коллекционирует впечатления тоже по трем условным направлениям. От «Авторского», золота и серебра, к «Арт-мейнстриму», свинцу и меди, до «Блокбастеров» – перхоти на теле отечественного кино. Не везде и всегда. Но определяющим в сортировке становится не столько объект рецензирования, сколько тон рецензента. «Авторское» кино существует в некоем искусствоведческом космосе. Это, пусть и не всегда без изъянов, шедевры по мнению Долина. В «Арт-мейнстриме» стремительно бронзовеющие ленты, осененные шармом и многими обещаниями их творцов. Наконец, «Блокбастеры» – это зона политики. Практически о каком бы фильме не писал Долин, всё у него выходит про Украину. Да, время было такое, что не лишено оснований. Только, пожалуй, спустя несколько лет это уже выглядит тенденциозно. Кинокритик слышит повестку дня, его гражданская и этическая позиции ярки и определенны, а статус позволяет быть услышанным/прочитанным большой аудиторией. В формате газетной или сетевой рецензии это живо и бодро. В книге уже несколько наивно. Не тускнеющими остаются эрудиция и сарказм Антона Долина. Ритм и патетика припечатывает его эстетических противников, но не вызывает у читателя ощущения приговора. После текстов даже хочется досмотреть то, чего с брезгливостью избегал. Ведь во многих случаях можно с Долиным спорить. Аналитическая глубина предлагаемого разбора идей и приемов вовсе не означает безапелляционную экспертную оценку.Что подтверждает и послесловие, в котором автор, как кубик Рубика, крутит клишированное представление о качестве российского кино. Его главная претензия – к безалаберности власти, поощряющей прохиндеев и отталкивающих нынешних и будущих гениев. Как видно из самой истории, талант дорогу найдет. И даже деньги. Нет только пути к зрительской аудитории, к той благонамеренной и доверчивой пастве, которую чиновники от культуры нагло презирают. Отчасти спорная картина ситуации, потому что нередко паства просто не в состоянии эстетически и интеллектуально соотнести себя с тем провокационным и изощренным миром, который предлагает авторское кино. Рецензий Долина, а уж тем более книжек, они тоже не читают. А потому «Ёлки» – это искренний и доступный выбор.

Здорово, когда журналист становится кому-то нужен не одними своими текстами, но еще и своей личностью. Антон Долин – бесспорно, один из самых харизматичных рассказчиков «про кино» построил свой личный бренд так, что книга с его именем на обложке интересна в первую очередь его именем, а уже во-вторую тем, что это более или менее универсальная система координат относительно нового русского кино. Здесь очень важна история о том, кем сам Долин считает себя и в чем видит свою глобальную миссию как критика и человека, который имеет особые права на высказывания в публичном пространстве. Однако, хочется поговорить о самой книге.Важно отметить, что, поскольку тексты, собранные в «Оттенках русского» – это в первую очередь аналитические материалы, опубликованные в разные годы в разных изданиях, то их достоинства и акценты варьируются в зависимости от того, что было важно: где-то преобладает анализ контекста, где-то Долин сфокусирован на рассказе истории, какой-то текст аргументирует одну точку зрения, какой-то стремится охватить все существующие взгляды. При всем многообразии журналистских посылов, стоящих за разными текстами именно такая сборная солянка и позволяет ухватить то, о чем воодушевленно говорит сам автор: да, российское кино своеобразное, да, оно может замыкаться в себе, а может наоборот – но до тех пор пока оно способно вызывать споры и до тех пор, пока про него интересно думать в таких разных категориях – будет нужно и кино (разное, массовое и артхаусное) и хорошая аналитика. А образец такой аналитики представляет Антон Долин. Книжки-сборники часто похожи на разговор с умным человеком. В случае «Оттенков русского» это и так и не так, потому что в книге не так уж и много личности самого автора: в текстах редко употребляется "я", редко говорится «я Антон Долин и я считаю», но при этом по прочтении книги та система координат, которая выстраивается или достраивается у зрителя российского кино так или иначе отталкивается от того, что уже подумал в своей голове автор этой книги.