Тайна объекта «С-22»

© Дмитриев Н. Н., 2012

© ООО «Издательский дом «Вече», 2012

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Часть 1
Выстрел на рассвете

Петро Меланюк стоял возле соседской клуни^[1], спрятав голову под старый, пахнущий прелым деревом, дармовис^[2]. Поздний февральский рассвет еще не наступил, и парня со всех сторон окружала зимняя промозглая мгла. Где-то недалеко звякнула ведерная дужка, стукнул цыберник^[3], и радостно завизжал узнавший хозяина пес. Село просыпалось.

Хлопец собрался переменить позу, но тут послышался приближающийся скрип шагов и Меланюк насторожился. Кто-то остановился за углом клуни, и знакомый голос дядьки Свирида хрипловато окликнул:

– Петро…

– Тут я… – негромко отозвался Меланюк и, откачнувшись от стены, высунулся из-под дармовиса.

– Ну то и добре. – Дядько Свирид разглядел Петра и осторожно покашлял в кулак. – Ось я товарища привел… Що вчора говорили…

Дядько Свирид подался чуть в сторону, и из-за его спины показался человек в городском пальто и рабочей кепке не по сезону.

– Доброго ранку, – поздоровался Меланюк, но дядька Свирид оборвал его:

– Потом побалакаете. Проведешь товарища до станции, как договаривались… И от що. Ты дома шо сказав?

– То що, в первый раз? – обиделся Меланюк. – Я до родичей за грошима йду, а то так…

– Ну-ну, вже набычився, молодой… – Дядько Свирид уловил в голосе Меланюка недовольные нотки и примирительно подтолкнул его в спину. – Ладно, давай Петре, шагай. В сели товарищ сзади пойдет, а там, дальше, можно й разом…

Рассвет застал их за Меланьиными хуторами. Заснеженные поля незаметно перешли в крутые увалы, поросшие лесом, и узенькая дорога, накатанная санными полозьями с чуть желтоватой навозной полосой посередине начала сползать в распадок. Зимний туман еще окутывал все вокруг молочно-иглистой дымкой, но по обе стороны дороги уже явственно проступил лес. Чуть дальше разлапистого молодого ельника, засыпанного рыхлым снегом, угадывались прямые стволы пошедших в рост сосен, а прямо по склону возник ломаный переплет голых ветвей дубового урочища.

Приостановившись на скользкой колее, Петро подождал, пока его спутник подошел ближе, и с интересом поглядывая на мужчину в черном пальто, спросил:

– Называть-то вас как?

– Зови товарищ Иван, – усмехнулся напарник и в свою очередь оценивающим взглядом окинул Меланюка.

– Добре, товарищ Иван. – Меланюк хотел протянуть руку, но не решился и вместо этого зачем-то сказал: – Вы не беспокойтесь, я у нас в КПЗУ^[4] на связи был…

– А вот это лишний разговор. – Товарищ Иван строго посмотрел на Петра. – Далеко еще?

– Верст семь, а може й десять. – Пожал плечами Петро. – Пешком оно завсегда дальше…

– Ясно. Пошли тогда. – Мужчина зябко сунул руки в карманы пальто и решительно зашагал по дороге, слегка опережая Петра.

– А ото вы вже зря. – Меланюк укоризненно посмотрел на черную спину, качавшуюся впереди. – КПЗУ пивроку как распустили, только я вам скажу що я з цим не згоден, да и вся наша ячейка тоже не согласная.

– Я знаю. – Товарищ Иван обернулся и в упор посмотрел на Меланюка. – И ты мне об этом не говори, хватит, что твой дядька Свирид полночи душу мотал. Понял?

– Понял. – Петро поскользнулся и неловко взмахнул рукой. – Вы не думайте ничего, товарищ Иван, это я только чтоб вы знали…

– Только я? – Товарищ Иван весело рассмеялся. – А ты, оказывается, дипломат…

Он вдруг оборвал смех и прислушался. Где-то позади раздавался ровный топот лошадиных копыт.

– Что это? – Товарищ Иван вопросительно посмотрел на Меланюка.

– Як що? – пожал плечами Петро. – Конем хтось едет…

– Эх ты! Едет… Строевой конь нас догоняет. Нам бы спрятаться, а?

– Спрятаться?.. – Петро на секунду задумался. – Это можна! Там у развилки сарай ничейный, у ньому лесники сено держать… Може туды?

– Ну давай туды. Только быстренько, товарищ Петро!

Cтарый щелястый сарай спрятался в самом низу распадка под крутым оледенелым косогором. Видать, со времени последнего снегопада никто из лесников не ходил за сеном, и поэтому к воротам пришлось добираться прямо через небольшие сугробы. Товарищ Иван сожалеюще оглянулся на четкую цепочку следов, тянувшуюся от дороги, и, горестно вздохнув, прикрыл за собой створку. В сарае сразу стало темнее, и все щели превратились в мутноватые полосы.

Петро нагреб себе охапку сена побольше и с удовольствием завалился на мягкую подстилку. Он не особенно разделял опасения спутника, тем более что, пока они бежали к сараю, топот стих. Однако и возражать Петро тоже не стал, в конечном счете, лишняя осторожность никогда не помешает.

Глаза постепенно привыкали к темноте, да и снаружи рассвет брал свое, быстро сгоняя туман с дороги. Никакой погони не было слышно, и товарищ Иван, отойдя от ворот, полез в карман за папиросами. Пачка оказалась пустой и он, напрасно пошарив в ней пальцами, отбросил в сторону. Прошуршав по стене, коробка упала в светлую полосу, и Петр увидел бело-синий рисунок «Мевы» с аккуратно надорванным золотистым ярлыком. Петр протянул руку, ощупал пальцами давлено-круглый шифр «ПМТ^[5]» на ярлычке и усмехнулся.

– А чого-нибудь с буквами «ПМС^[6]» у вас часом нема?

– Ишь, губа не дура! – Напарник Петра весело фыркнул и согласился. – Пожалуй, ты прав, по чарке не помешало б… Морозит.

– Жаль, согрелись бы малость… – Меланюк завозился на своей подстилке. – А скажить, товарищ Иван, коли ж буде тая революция?

– Завтра!

В ответе послышалось что-то странное, показавшееся обидным Петру.

– Смеетесь… А я серьезно! Я той июль 38 го добре запомнил. А теперь думаю, може, ее и вовсе не будет…

– А ты, хлопче, в КПЗУ сколько времени состоял?

На этот раз в голосе товарища Ивана не было и тени насмешки, и Меланюк отозвался с жаром:

– Аж пивтора року!

– Полтора года, говоришь… А я, – начал было товарищ Иван, но сразу оборвал себя и заговорил о другом. – Про львовскую демонстрацию тебе известно?

– Владу червоним? Во, то по-нашому!

– А что вот эти «кресы всходни^[7]» красными называют, слышал?

– Це знаю.

– Так не мешает тебе знать, что сейчас февраль 39 го, и революция, может, и раньше будет чем мы с тобой думаем… – Товарищ Иван круто повернулся к Меланюку. – Мне Свирид говорил, тебя в «Сильський господар»^[8] пристроили. Там как, все выходит?

– А чом йому не виходити? Там дядько Свирид добре помозговав.

– Ну, там не один Свирид мозговал…

Товарищ Иван внезапно замолчал и прислушался. За стеной сарая снова отчетливо послышался конский топот. Петро с напарником одновременно метнулись к воротам и прильнули к широкой щели между рассевшихся досок. Топот приближался, и через полминуты, к своему удивлению, они увидали лыжника.

Красивый оседланный конь шел машистой рысью, подгибая голову, и, как бы играя, отбрасывал бабки в сторону. К пустому офицерскому седлу был привязан длинный ремень, и, держась за него, элегантный молодой мужчина уверенно скользил по снегу рядом с дорогой. Не обратив ни малейшего внимания на следы у ворот, он круто свернул, объезжая сугроб, и проскочил так близко от стены, что в сарай явственно донеслось шипение его лыж.

Петро приоткрыл створку и, увидав, что лыжник от развилки повернул вправо, позвал спутника.

– Пошли, товарищ Иван. Той пан в лес кататься поехал, а нам в другой бик, до переезду…

Не отвечая, напарник начал пробираться к дороге, стараясь ступать в свои же следы, и тут где-то выше, за косогором, глухо треснул выстрел.

– Что, винтовка?

Товарищ Иван замер и инстинктивно пригнулся, как будто стреляли в него.

– Та чого ви боитесь? – удивился Петро. – Ну и що, що стрельнули?.. Тут в дубняках кабанов до чорта, вот пани по дзикам из карабинов й палять…

– А у вас что, запрета на охоту нет?

– А які у пана запрети?.. У пана тут на все дозвіл…

Они выбрались на дорогу и молча зашагали дальше. Уже на самой развилке, еще раз глянув на лыжню, круто свернувшую в сторону, товарищ Иван вдруг сказал:

– Ты не думай, что я выстрела испугался. Это у меня, брат, привычка такая…

– Не знаю…

– И хорошо, что не знаешь, – негромко отозвался товарищ Иван и зачем-то поглядел на чащу, в которой минуту назад кто-то стрелял из карабина по кабанам…

* * *

Кабинет полковника Янушевского больше напоминал малую гостиную 10 х годов начала века. Сюда не долетали звонки варшавских трамваев, гудки автомобилей, да и вообще шум столичной улицы только угадывался за плотно зашторенными окнами. И только большой трехдиапазонный «Телефункен», что-то мурлыкавший на приставном столике, точно указывал на время, царившее где-то там снаружи. Дневной свет тоже не проникал в помещение, и его заменяла настольная электрическая лампа, сильно напоминавшая зеленоватый стеклянный гриб.

Сам полковник, утонув в глубоком кожаном кресле, только что срезал кончик сигары и, затягиваясь дорогой «Гаваной», внимательно наблюдал за своим визави, плотным майором, который сидел подчеркнуто прямо и быстро просматривал листки тоненькой папки.

– Познакомились, пан майор? – Янушевский положил сигару и, зная, что его собеседник не курит, вежливо разогнал ладонью поднявшуюся над пепельницей струйку дыма.

– Так, пан полковник. – Майор поднял голову. – Но, признаться, пока только уяснил, что поручик Гжельский убит во время лыжной прогулки и не более.

Янушевский откинулся на мягкую спинку и, глядя на дымок, вновь поднявшийся над пепельницей, заговорил:

– Дело в том, что Гжельский отвечал за сохранение тайны на объекте С-22. Это сборочная площадка в шестнадцати километрах от железной дороги. Детали поступают из Варшавы, Львова и Люблина. Руководит работами инженер Брониславский, и факт убийства поручика меня весьма настораживает.

– Но это, так сказать, не мой профиль, – осторожно возразил майор. – Кажется, что-то связанное с пресловутыми «живыми торпедами»?

Последнее время начали ходить слухи о новом оружии под этим интригующим названием. Были даже добровольцы, готовые записаться в «живые торпеды», и сейчас собеседник Янушевского слегка прошелся на этот счет, но полковник не принял иронии.

– Да, связано. – Янушевский наклонился вперед и снизил голос: – И именно здесь мне нужен человек, которому я доверяю безоговорочно.

Майор признательно поклонился, и Янушевский снова откинулся назад.

– Я думаю, знакомить пана майора с обстановкой нет нужды. Скажу только, что считаю необходимым сохранить все детали расследования втайне.

– Но, насколько я понял, о гибели поручика знают все.

– Разумеется. И официальное следствие идет полным ходом.

– Так. Догадываюсь… Значит, в целях сохранения тайны желательно вести два следствия и соответственно иметь два вывода?

– Именно так, – кивнул Янушевский. – Общественность должна быть успокоена, а тайна, по возможности, сохранена.

– Понимаю. Но, боюсь, одному мне…

– Предусмотрено. Вам передается группа офицеров Польской Организации Войсковой.

– Из местных?

– Само собой. Люди проверенные. Так что никаких приезжих.

– Но тогда и мне лучше сохранить инкогнито.

– Именно так, – согласился Янушевский. – Кстати, два года назад здесь, в Варшаве, вы носили имя Казимира Дембицкого и имели связи в журналистских кругах. Как вы на это смотрите?

– Значит, снова пан Казимир… Пожалуй. – Майор задумчиво покачал головой. – А нельзя ли организовать от моего имени две-три статейки, ну, скажем, что-то вроде очерков по родному краю?

– Вполне.

– И еще… Мне кажется, в воеводстве следует намекнуть, что истинная моя цель совсем другая.

– Поясните… – не понял полковник.

– Ну, скажем, анализ общественного мнения и национально-политической ориентации в связи с изменением международной обстановки. Поскольку наша «двуйка»^[9] считает, что мы вступили в предвоенный период, это будет убедительно и обеспечит мне полную поддержку в поле деятельности.

– Пан майор верен себе и, как всегда, стремится зарыться поглубже? – полковник дружески улыбнулся и, не выдержав, потянулся за сигарой.

– Что делать? Когда я еще служил у генерала Самойло, один веселый штабс-капитан… – Майор развел руками и шутливо показал на Янушевского. – Называл это системой «луковка», ибо, чем больше шкур на нас напялено, тем труднее нас разоблачить.

Полковник быстро посмотрел на майора, и в глазах у него промелькнули веселые бесики.

– У вас хорошая память… – Улыбка внезапно пропала, и Янушевский перешел на деловой тон. – Дополнительные просьбы есть?

– Да. Я хотел бы детально пересмотреть наш резерв.

– Хотите подыскать для себя еще кого-нибудь? Ну что ж… Не возражаю. – Полковник окончательно отложил сигару и встал. – Желаю успеха… пан Казимир…

* * *

Шеф воеводской полиции пан Зарембо был явно не в духе. Он сидел в своем кабинете и бесцельно крутил в руках карманное зеркальце, время от времени ловя в нем отражение белого орла на красном квадрате, украшавшем за его спиной стену. Дело в том, что вчера пану Зарембо конфиденциально сообщили, что из Варшавы выехал некто Казимир Дембицкий с самыми широкими полномочиями. При этом шеф «коменды» нюхом чуял, как эти самые полномочия распространяются на дело Гжельского, отчего зеркальце в его руке вздрагивало.

Внимание начальника привлек шорох у двери, и пан Зарембо метнул бешеный взгляд на вошедшего чиновника в прилизанной униформе.

– Что?

Пан Зарембо владел собой, и его голос звучал ровно, но белки глаз начальника постепенно наливались кровью, и уж кто-кто, а подчиненные слишком хорошо знали, что это значит.

– Что по делу Гжельского? – с некоторым нажимом спросил Зарембо.

– Версия о случайном выстреле отработана. – Офицер полиции неслышно приблизился. – Опрошены все, кто был в тот день в лесу и кто кого видел.

– Лес большой. – Поджав губы, со знанием дела Зарембо многозначительно добавил: – И нет гарантии, что все говорят правду.

– Учитываем.

– Ну и?..

– Уже есть кое-какой результат.

– Слушаю.

– В Загайчиках политический отдел вел слежку по своей линии. Оказалось, что некто Меланюк вывел за околицу кого-то неизвестного и пошел с ним в сторону леса.

– Это все?

– Нет. В сарае с сеном прятались двое. Остались очень характерные следы.

– Одних следов мало.

Голос начальника звучал так же, однако белки постепенно становились нормальными. Заметив это, подчиненный позволил себе возразить по ходу дела:

– Но лыжня Гжельского делает там странный поворот. Как будто он что-то увидел и вильнул в сторону. Следователь Вальчак считает возможным выстрел из этого сарая.

– Но от сарая до места, где нашли Гжельского, больше ста метров.

– Конь мог испугаться выстрела, а если ремень был перехлестнут через руку, то и тащить тело.

– Логично… – Шеф задумался. – Меланюк арестован?

– Уже.

– Хорошо. И учтите, Варшава заинтересовалась нашей работой.

– Я понял… Да, меня просили передать, что какой-то Дембицкий, литератор из Варшавы, хочет поговорить с вами.

– Кто?.. Литератор? – Зарембо не сумел сдержаться и слишком поспешно спросил: – Где он?

– Здесь.

– Здесь? – Взгляд шефа снова уперся в зеркальце. – Так! Через пару минут… Ко мне.

Офицер понимающе кивнул и неслышно вышел из кабинета.

Против ожидания посетитель появился почти сразу и еще в дверях расцвел лучезарной улыбкой.

– Казимир Дембицкий. Литератор. Из Варшавы.

Зарембо бросил быстрый, оценивающий взгляд на вошедшего, отметил про себя, как тот под нарочитой сутулостью пытается скрыть въевшуюся за года офицерскую выправку, и встал из-за стола.

– Зарембо. – Начальник полиции сдержанно улыбнулся. – Присаживайтесь.

– Благодарю, – посетитель опустился в кресло.

– Чем могу служить? – подчеркнуто вежливо Зарембо сел после гостя.

Некоторое время Дембицкий весьма откровенно рассматривал шефа полиции и вовсе не торопился отвечать. Молчание вот-вот готово было перейти границы приличия, и тут пан Казимир очаровательно улыбнулся.

– Знаете ли, я хочу подготовить ряд очерков под ориентировочным названием «Жизнь на кресах».

– И что, для этого необходима помощь полиции? – в свою очередь Зарембо расцвел прямо-таки голливудской улыбкой.

– Приятно иметь дело с умным человеком. – Пан Казимир наклонился к столу. – Я имею сообщить кое-что доверительно…

– Я весь внимание… – Зарембо наклонился тоже.

– Мне поручено… Тщательно изучить настроение всех социальных слоев воеводства…

Такого Зарембо никак не ждал и от растерянности сам того не желая, проговорился:

– Разве полиция работает недостаточно?

– Я считаю, – многозначительно усмехнулся пан Казимир, – что полиция не может работать плохо, если ее шеф умеет опережать события…

Зарембо понял, что попал впросак и сразу сменил поведение.

– Не так уж у нас и благополучно…

– Пан имеет в виду прискорбный случай с каким-то поручником?

Зарембо уже все уяснил и тут же начал оправдываться:

– Но мы уже напали на след и даже арестовали одного типа…

– К моему заданию это не относится. – Дембицкий неожиданно властно остановил Зарембо. – Должен поставить пана в известность, что это я приказал сообщить о своем приезде.

– Но почему так?.. – Шеф полиции замялся, подыскивая слова.

– Обстановка, – жестко пояснил Дембицкий. – Надеюсь, пан знает, что мы уже вступили в предвоенный период?

– Понял. – Зарембо сразу подобрался. – Что нужно от полиции?

– Информация.

– Все будет сделано. Я сам…

– Ни в коем случае. – Дембицкий сделал предостерегающий жест. – Я думаю, у пана Зарембо найдется доверенный человек?

– Разумеется. Могу рекомендовать доктора Закржевского. – Зарембо вздохнул с облегчением и тут же пустил пробный шар: – Кстати, он привлечен мною как эксперт по делу Гжельского.

– Это не помешает… Где я могу с ним познакомиться?

И тут Зарембо немедленно продемонстрировал тонкое понимание задачи.

– Я могу вызвать пана доктора прямо сейчас, а вечером, в польском клубе организовать все необходимые знакомства…

– Превосходно! – благожелательно кивнул пан Казимир, и Зарембо тут же нажал скрытую кнопку электрического звонка…

* * *

Папка лежала на столе, и следователь Вальчак любовно поглаживал ее пальцами. За четыре дня следственное дело успело обрасти кипой бумажек. Там был добрый десяток фотографий, план дорожной развилки с сенным сараем и следом лыжни, рапорта полицейских, протокол допроса егеря, первым наткнувшегося на тело Гжельского, а еще в ящике стола хранилась на всякий случай приобщенная к делу смятая пачка «Мевы».

Пан Здислав Вальчак уже досконально изучил все имеющиеся бумажонки, и теперь серая невзрачная папка лежала у него под рукой, а перед столом посередине комнаты сидел и первый арестованный по этому делу. Пан следователь специально выбрал для допроса вторую половину дня и теперь не спеша приглядывался к молодому селянскому парню, скованно сидевшему на привинченном к полу табурете.

Выйти на этого селюка помог политический отдел, охотившийся за видным коммунистом, и сейчас пан Вальчак обдумывал, как это использовать. Наконец план допроса окончательно сложился и он, тяжело вздохнув, как бы нехотя начал:

– Меланюк Петро… – Следователь сделал многозначительную паузу и представился. – Я, следователь Вальчак, буду вести твое дело… За что тебя арестовали, знаешь?

– Не знаю, ясновельможный пан, видит бог, не знаю…

– Не знаешь… А третьего дня куда ходил?

– Третьего?.. – переспросил Петро. – А к дядьке ходил в Выселки. Грошей хотив позичити…

Ответ его звучал спокойно, но парень уже понял, что именно интересует следователя, и внутренне напрягся.

– Денег занять, говоришь… – Вальчак тут же уловил волнение Меланюка. – А на что тебе вдруг гроши занадобились?

– Як на що? – искренне удивился Меланюк. – Мени грошей край треба, я ж до «Сильського господаря» вступив…

Бумажки из серой папки связи с коммунистами только предполагали, а вот подтвержденное членство «Сильского господаря» говорило совсем о другом. Вальчак про себя отметил этот важный момент и только после паузы продолжил:

– До «Сильского господаря», говоришь… М-да… Там люди самостоятельные… Ну, а как к дядьке ходил, по дороге никого не встречал?

– Да вроде нет…

Вальчак вытащил из ящика пачку «Мевы» и положил ее на стол. Силуэт чайки сразу бросился в глаза, и Петро против воли вздрогнул.

– Значит, нет? – В голосе Вальчака появился металл. – А точнее?

– Та вроде как був хтось на дороге. – Петро сделал вид, что вспоминает. – Здаеться на станцию йшов… я його не знаю зовсим.

– Не знаешь?.. Хорошо. А выглядел как он? Во что одет был?

– А я хиба помню?.. Такой себе дядько. Пидстаркуватий… А одягнений… Як вси одягнений…

– Так… А говорили о чем?

– Та який же у нас разговор, ясновельможный пане… Так себе, селяньска розмова…

– Значит, так себе… И по дороге ничего интересного не было?

– А що ж по дороге може бути? – успокоился Меланюк. – Дорога як дорога…

Вальчак уже понял, что Меланюк либо умело выгораживает своего спутника, либо говорит правду. И тут следователь, перегнувшись через стол, внимательно посмотрел на обувь арестованного.

– Сапоги на тебе те же были?

– А яки ж? – удивился Петро. – Других не маю…

– Следы ими оставил?!

– Яки слиды?

– Вот эти! – Вальчак выхватил из стола и ткнул Петру под нос фотографию. – Ну?.. Зачем в сарае сидели?

И тут Петро сплоховал. Он уже приготовился отвечать в одном плане, а о сенном сарае даже не думал. Меланюк непроизвольно облизал губы и сбивчиво ответил:

– То так заходили… Дядько перевзувавсь.

– Да?..

Вальчак демонстративно погладил лежавшую на столе пачку «Мевы», но Петро уже овладел собой и с жаром ответил:

– Ну курити хотив! Я гадав, вин й мени дасть, а пачка порожня, от вин и кинув.

– Иш ты, выкинул… А чего тогда бегом бежали?

– Та не бигли ми зовсім… Там же снегу багато.

– Багато… – передразнил Меланюка Вальчак. – А как вышли, что, меньше стало?

– Та не в тому дило. Як виходили, в лесу хтось з ружья пальнув. Так той дядька, що зи мною був, аж присив…

Едва Вальчак услышал о выстреле, как внутри у него что-то дрогнуло, и он еле-еле заставил себя сохранять кажущееся спокойствие.

– Это где ж стреляли-то?

– А десь позаду, за косогором…

Меланюк даже поднял голову, как будто посмотрев на этот самый косогор.

– А чего там стрелять? – деланно удивился Вальчак.

– А я знаю? – пожал плечами Петро. – Може пани дзиков били…

– Кабанов, значит… – Вальчак выдержал паузу. – А лыжника с лошадью ты там не видел?

– Чом ни? – спокойно отозвался Петро. – Проезжав. Як ми в сарае були.

Для внутренне собранного Вальчака ответ показался уж слишком равнодушным, и следователь рубанул с плеча:

– Так вот, Меланюк, ты обвиняешься в тягчайшем преступлении… В убийстве поручника Гжельского!

– Яке вбивство?.. – опешил Меланюк. – Який поручник?..

– Тот самый лыжник и есть поручник Гжельский, – четко, с расстановкой пояснил Вальчак.

– Да вы што, сдурели, пане, чи що?!.. – Меланюк аж подскочил на своем табурете. – Той пан в лис кататись поихав, а ми соби дальше пишли!

И вот тут Вальчак в первый раз по-настоящему удивился. В то, что этот селюк может играть так искренне, он не верил, да и немалый опыт говорил, что Меланюк слышит об убийстве впервые. Следователь ожидал истерики, отрицания, всего чего угодно, но только не возмущения. Оставалось одно – начинать все сначала, и подперев подбородок ладонью, Вальчак тихо сказал:

– Может быть, может быть… Да, похоже, парень, что сам ты и не стрелял, только расскажи-ка мне все с самого начала и правду…

* * *

Если идти по улице Легионов от собора к старому замку, то первый же поворот направо уводил прохожего от городского шума в уютный покой новомодной застройки, где вдоль выложенной дорогой «косткой» проезжей части выстроились в ряд респектабельные дома. Здесь, совсем рядом с центром, буквально в нескольких шагах от него, наслаждались тишиной люди, составлявшие элиту польского воеводства. Именно сюда в эту улочку только что свернул пан Казимир Дембицкий и не спеша зашагал по аккуратным, тщательно очищенным от снега и наледи плиточкам тротуара.

Он дошел до дома № 6, со скучающим видом посмотрел по сторонам и, неторопливо войдя в подъезд, начал подниматься по парадной лестнице. На площадке третьего этажа он остановился. Нажав кнопку электрического звонка, пан Казимир ждал. Через некоторое время дверь распахнулась. Майор ожидал увидеть горничную или лакея. Но перед ним явно стоял сам хозяин. Еще молодой, но уже начинающий полнеть мужчина с пышными великопольскими усами, одетый в домашнюю куртку с бранденбурами.

– Пан Игнаций Мышлаевский? – Дембицкий слегка поклонился.

– Да. С кем имею честь?.. – хозяин гордо вскинул голову.

– Дембицкий. Из Варшавы.

– Прошу… – Мышлаевский сделал широкий приглашающий жест и еще в передней поинтересовался: – Я слышал, пан нумизмат?

– Разумеется.

Пан Казимир достал из портмоне монетку и отдал хозяину. Тот внимательно рассмотрел ее и только теперь вытянулся в струнку.

– С прибытием пан…

– Майор, – закончил Дембицкий и спросил. – Куда?

Мышлаевский провел гостя через всю квартиру в комнату с большим угловым окном, выходившим сразу на две стены. Напротив одной стороны окна полыхал богато украшенный изразцами камин, а против другой стоял диван, покрытый свисающим со стены ковром, на котором висела целая коллекция старинного оружия. Оценив ее по достоинству, пан Казимир скользнул взглядом по корешкам фолиантов, прятавшихся за стеклами стоявшего тут же книжного шкафа, по придвинутым к камину двум новомодным креслам с подлокотниками в виде танковых гусениц и обратил внимание на скромный литографический плакат, висевший чуть сбоку камина. Майор подошел ближе и наклонился.

– «Чудо на Висле», – вслух прочитал надпись пан Казимир и повернулся к хозяину. – Как я понимаю, этот плакат здесь не случайно?

– Да. – Мышлаевский улыбнулся. – Мои знакомые уверяют меня, что я похож на того гарцежа^[10].

– Но вы были в том бою?

– Конечно.

– Еще гимназистом?

– Так, пан майор.

– Ну а теперь вы пан, поручник…. – Пан Казимир в упор посмотрел на Мышлаевского. – Да, кто еще в квартире?

– Никого. Я сам. Не люблю, знаете ли, в доме лишних людей.

– Ну тогда к делу. – Пан Казимир шагнул к креслу. – Вы позволите?

– Конечно, конечно, – спохватился Мышлаевский. – Пусть пан майор чувствует себя как дома.

– Ну если так… – Пан Казимир сел, подтянул ближе второе кресло и непринужденно протянул руки к огню. – Садитесь рядышком, пан поручник, и, ради бога, извините, с самого детства неравнодушен к каминам…

– Понимаю… – Мышлаевский несколько церемонно опустился в кресло. – Я, знаете ли, стою за старинный польский чин…

– Как и все мы… – На какой-то момент пан Казимир ушел в себя, но сразу встряхнулся. – Вы, конечно, о Гжельском слышали?

– Постольку-поскольку…

– Мне тоже известно мало. Ведет дело следователь Вальчак. Вы его знаете?

– Слыхал. Говорят, дотошный.

– Такого и надо. Так вот, он убежден, что задержанный по этому делу Меланюк сам не стрелял, но каким-то боком причастен. Тут еще не все понятно. С одной стороны, вроде связан с коммунистами, с другой, член «Сильського господаря»…

– Националист? – оживился Мышлаевский. – ОУН?

– Не доказано… Этот Меланюк упорно твердит, что там в лесу охотники кабанов гоняют и, стало быть, стреляли из охотничьего карабина.

– Считаете, просто несчастный случай?

– Не исключаю… Тут либо снайпер, либо охотник… Но, считаю для охотника слишком неподходящее время. – Пан Казимир на какое-то время задумался и только потом высказал пожелание: – Вообще-то, неплохо было бы самим посмотреть…

– Никаких проблем. – Поручик сразу понял, что требуется. – У меня собственный автомобиль.

– О, даже так! – Пан Казимир улыбнулся. – Ну, тогда завтра утречком мы с вами едем осматривать эти кабаньи места…

* * *

Аккуратно притворив дверь номера, пан Казимир неторопливо пошел по коридору, помахивая латунным ключом, прицепленным к толстой деревянной груше. Свернув с устланного бобриком коридора на круто загибающуюся лестницу, майор услыхал, как вощеные ступени с медными шишечками над ковровой дорожкой заскрипели на разные голоса. Отель «Бристоль» был достаточно стар и добротно старомоден. Он очень нравился пану Казимиру. Особенно его лестница с ее скрипом рассыхающихся от времени ступенек. Этот скрип и запах обжитого жилья прочно связывали пана Казимира с детством. Такая же скрипучая лестница была в старом дедовском доме, где так же пахло вощеным паркетом, начищенной латунью и еще смесью других, чем-то неуловимо похожих на «Бристольские», запахов.

Лестница кончилась, и, пребывая в самом лучшем настроении, майор очутился в холле. Портье, уже давно услыхавший шаги, выжидательно смотрел на него. Улыбаясь собственным мыслям, пан Казимир положил ключ на стойку. С легким полупоклоном портье перехватил ключ за бородку и, крутнув грушу в воздухе, изящно-небрежным жестом кинул его себе за спину. К удивлению майора, ключ проделал сальто в воздухе и с легким стуком вошел в бархатное гнездо под цифрой номера.

– Недурно, – пан Казимир одобрительно качнул головой. – А нельзя ли еще разок?

Портье с готовностью подхватил несколько ключей, разложил их на стойке и поднял палец.

– Пан может загадать число.

– Нет, нет… – отказался пан Казимир. – На усмотрение пана…

– Алле-гоп!

Рука портье начала описывать круги, и деревянные груши точно влетели каждая на свое место.

– Браво, браво… – Майор беззвучно зааплодировал. – Пан артист!

Портье благодарно поклонился, но тут с улицы долетел автомобильный гудок, и пан Казимир, сделав портье ручкой, вышел на улицу. Перед отелем его ждала роскошная «лянчия», возле которой топтался поручик Мышлаевский. Поздоровавшись, пан Казимир залез в кабину, и машина сразу же тронулась с места. Осваиваясь, пан Казимир некоторое время рассматривал внутреннее убранство салона и наконец восторженно цокнул языком:

– И где это пан раздобыл такой роскошный автомобиль?

– На Краковском предместье.

– Уж не в том ли магазине, что рядом с Генеральным штабом, вроде как напротив «Европейской»?

– Именно там.

– Да, богатая игрушка…

– Это еще что. – Мышлаевский рассмеялся и легко откинул среднюю подушку сиденья: – Смотрите!

В уютной кожаной раковине жемчужиной влажно поблескивал голубоватый фаянсовый унитаз. Пан Казимир громко, от души, рассмеялся.

– Скажите, поручик, а подешевле туалета там не имелось?

– Нет, – в тон ему ответил Мышлаевский и густо захохотал, довольный произведенным впечатлением.

Пока пан Казимир вместе со своим спутником весело обсуждали все мыслимые и немыслимые достоинства итальянки, «лянчия» миновала домишки предместья и, вырвавшись на дорогу, помчалась в сторону Чешских фольварков. На обочине замелькали голые кусты, и в разговоре сам собой наступил перерыв. Потом после довольно долгой паузы, Мышлаевский, поглядывая в окно, уже по-деловому заметил: