ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Поймать зверя
ГЛАВА 1
Рейсовый автобус до Зашишевья отменили еще зимой. И летом маршрут не восстановили.
– А незачем, – объяснил Лузгину милиционер на вокзальной площади, немолодой и заметно поддатый сержант. – Вы-то чего там забыли? Кстати… Можно документики ваши?
Лузгин секунду помедлил и вытащил паспорт.
– И на ружье попрошу.
– Вот, пожалуйста.
Сержант раскрыл паспорт и глубокомысленно изрек:
– Ага!
– Да-да, я тут родился. У меня в Зашишевье дом. Бабушкин еще. Приезжаю иногда отдохнуть и на утку сходить.
– На утку сходить… – эхом повторил сержант.
– Поохотиться, – на всякий случай уточнил Лузгин.
– Рановато вы. До сезона еще месяца полтора, если не два.
– А я и не тороплюсь.
Сержант оглядел Лузгина с ног до головы, будто оценивая, из торопливых тот или нет.
– Говорят, хреновая в тех местах охота стала, – бросил он, снова утыкаясь в документы.
– Это кто говорит? – хмыкнул Лузгин.
– Да все говорят. Утка теперь больше на Голубых Озерах. А под Зашишевьем ни утки, ни зверя нет. Утиные гнезда паводком затопило по весне. А зверя волки, наверное, заели. Волки там шалят, знаете?
– Ну, это зимой…
– И летом тоже.
– Летом? – изумился Лузгин. – Волки?
– Так глухомань же, чего бы и не пошалить. Вот, туда даже автобуса нет. Потому что незачем. Сколько там дворов-то жилых?
– Ну-у… В том году я не был, не получилось. А в позатом десятка три.
– Загибается ваше Зашишевье, – сказал милиционер, возвращая Лузгину документы. – И если б только оно. Всё просрали москвичи-демократы. Пидоры.
Лузгин несколько раз моргнул.
– Да, тут еще собаки бешеные в пригороде бегают, – продолжал сержант. – В пригороде и в старой промзоне, там вообще целые стаи. Мы всех предупреждаем, вы осторожнее. Второе лето подряд такое безобразие. Их лисы бешеные кусают, собаки людей кусают, люди бесятся и тоже кусаются…
Лузгин надолго зажмурился.
– Как добираться-то в Зашишевье думаете? Не повезет ведь никто. И попутки в ту сторону не дождешься. Разве какой зашишевский в город выбрался – доски вроде они возят – так его еще найти. А полсотни верст пёхом… Может, ну на фиг? Честное слово, ехали б вы, скажем, на Голубые Озера.
– Я на родину и пёхом могу, – хмуро пообещал Лузгин.
– К ночи-то не успеете, – сказал сержант. С непонятным каким-то значением сказал. – У вас хоть патроны нормальные есть? Что на утку – пятерка, четверка от силы…
– Три ноля вам хватит? – Лузгин начал злиться.
– Мне-то хватит, – ухмыльнулся сержант. – А там – кто его знает… Ладно, счастливого пути.
Привязчивый милиционер козырнул и ушел по своим делам. Лузгин, чертыхаясь под нос, двинулся к заметной издали группе привокзальных извозчиков.
Те его разве что на хер не послали.
– Триста, – объявил Лузгин внушительную по здешним меркам сумму.
– Долларов? Или этих… Еврей? – рассмеялись ему в лицо.
– В чем дело-то, мужики? – попытался втереться в доверие Лузгин.
– Да ни в чем. Просто не ездим мы туда. И никто не поедет.
– Почему?! Вы еще скажите, там волки!
– Какие, в жопу, волки…
– А что тогда?!
– Слушай, друг, отстань, а? Сказано тебе – на Зашишевье не ездим. Дорога херовая.
Лузгин оглядел потрепанные машины извозчиков и скривился.
– Думаете, я не знаю, по каким вы дорогам на «Жигулях» рассекаете? Да там не всякий грузовик пройдет!
– А на Зашишевье – херовая.
Лузгин демонстративно сплюнул и зашагал прочь.
– Эй, москвич! – крикнули ему в спину. – Вон, гляди, дедушка подвалил. Ты с ним попробуй. Дедушка у нас отмор тот еще. Он тебя не только в Зашишевье, он хоть прямо в само Филино отвезет!
И извозчики хором заржали, будто сказано было что-то очень смешное.
Дедушка оказался и вправду дедушкой. При ржавом насквозь «Запорожце».
– В Зашишевье не повезу, ты понял, – твердо заявил он. – А вот до зашишевской повёртки…
– Хоть туда! – взмолился Лузгин, втайне надеясь по пути уговорить деда проехать дальше. От поворота с асфальта до деревни оставалось еще верных двадцать километров по грейдеру через лес.
– Двести рублей.
– Легко, – бросил Лузгин, ныряя в машину.
* * *
Уже за городом дед спросил:
– По делам, или как?
– В отпуск.
– А-а… – протянул дед, и отгородился от пассажира такой стеной, что Лузгин ее почти физически почувствовал.
– Я сам вообще-то местный, – сказал Лузгин. – Из города. Просто родители в Москву перебрались, когда я школу заканчивал. А в Зашишевье бабушка моя жила, дом от нее остался. Почти каждое лето приезжаю.
– А-а… – повторил дед, но стал вроде бы поближе.
– Вот, поживу спокойно месячишко-другой, а там сезон откроется, уток постреляю…
– Охотник, значит? – хмыкнул дед. – А я думал, зачем ружье, ты понял. Думал, по делу. Поживешь ты в Зашишевье, как же… Спокойно.
– По делу?.. – переспросил Лузгин.
– В том году-то не приезжал ты, – сказал дед.
– Да, не приезжал. С работой закрутился. А вы…
– Возил я туда в том году. Тоже вроде тебя – москвичей. Один я возил, другие зассали, ты понял. Двоих возил с ружьями. А тебя не было.
– Да, меня не было. Правда, я на машине обычно. А что эти двое?..
– Говорю – москвичи, – объяснил дед и умолк.
Лузгин вздохнул. Он слишком хорошо знал местных, чтобы надеяться теперь хоть на обрывочную информацию. Здесь умели великолепно сплетничать, но если по какой-то причине образовывался заговор молчания… Сицилия с ее знаменитой «омертой» могла идти далеко и надолго. Одна радость – в Зашишевье ему, как своему в доску, конечно же все объяснят.
Вот только добраться бы туда.
Дед гнал, «Запорожец» неприятно плавал по дороге. Под колеса летел щербатый кривой асфальт. Лузгин увидел знакомый столб и приготовился не пугаться. Неподалеку затаилась подленькая незаметная промоина, на которой внезапно теряли управление и резко дергали вправо передним мостом все без исключения автомобили, невзирая на марку и тип привода.
Машина опасно вильнула. Лузгин испугался.
– Вот блядство, ты понял, – произнес дед лениво.
– Хреновая дорога, – поддержал тему Лузгин.
– Дорога нормальная. Гонять не надо.
– Не бывает на нормальной дороге поворотов с обратным профилем, – фыркнул Лузгин. – Таких, чтобы машина на отрыв шла. А эта вмятина? Главное, ее не видно совсем, а тачка обязательно вильнет. Сама. И любая. Я тут на разных ездил. Пару раз с перепугу чуть в канаву не улетел.
– А сейчас чего пешком?
– Машину жене оставил.
– Потом жена приедет?
– Не приедет, – отрезал Лузгин.
– Ты попусту не огрызайся, парень, – сказал дед строго. – Человека не сразу видно, ты понял. А я тебе добра желаю. Ты вроде нормальный.
– Вроде, – согласился Лузгин.
– В городе люди пропадают, ты понял.
– Они везде пропадают, – заметил Лузгин осторожно. – По России до ста тысяч в год пропавших без вести.
– Ско-олько?! – недоверчиво протянул дед.
– Официально шестьдесят-семьдесят тысяч. Ну, сами догадываетесь, как занижены официальные цифры…
– Ты-то откуда знаешь?
– Слышал где-то.
– Это у вас в Москве говорят?
– Говорят.
– Да-а, однако… Ну, у нас-то немного пропадает, конечно. И так, шелупонь разная – бомжи, пьянь, тюремщики. Но мы же их знаем всех – а они пропадают, ты понял. А бывает, и приличные люди. У меня сосед через два дома – ушел по весне, и с концами. Потом рыбаки тоже. Прошлым летом. Уехали впятером как раз в эту сторону. Грузовик-то нашли, ты понял. Москвичей тех, что я отвез, вообще с милицией искали. Неделю искали, ты понял. Меня на допрос таскали, а я что? Я – до повёртки, дальше ни-ни. Тогда уже пастуха с подпаском заели где-то там, дальше, за Горелым Бором.
– Не похоже на волков… – пробормотал Лузгин.
– Какие волки, мил человек? Волки! Двоих мужиков заели, коров не тронули – ничего себе волки, ты понял! А в городе? В городе, что, тоже волки шуруют? Менты все прошлое лето собак бродячих отстреливали. Как бы они вроде людей грызли. Ну, отстреляли. А этим летом та же херня. Бешеные собаки, ты понял. Ага, так мы и поверили. Не знаю, что там у вас в Москве на этот счет говорят…
– В Москве я ничего подобного не слышал.
– И про новое бешенство?
– Не-ет…
– Люди кусаться начинают, – сообщил дед, заметно понизив голос – насколько позволили дребезг и пуканье «Запорожца».
– Ах, да, – вспомнил Лузгин. – Мне на вокзале мент говорил.
– Тебе мент сказал, а я своими глазами видел.
– Чего?! – подыграл Лузгин, в свою очередь понижая голос.
– Не чего, а кого. Бешеных, – важно заявил дед.
– И много?
– Не веришь, да? Много не много, а парочку видел. Рожи белые, пасть в кровище, глаза выпучены… А я на рыбалку двинул затемно, и по дороге их чуть не сбил, ты понял. На выезде из города, вот где промзона начинается – ну, знаешь. Хорошо, ночь лунная была, у меня фары-то не особо того. Гляжу – идут двое мне навстречу, шатаются, как пьяные, не видят ни хрена. Страшные, оборванные все, у девки сиськи наружу… – тут дед надолго замолчал.
– А может и правильно, что не веришь, ты понял, – сказал он наконец. – Сам не верю. Я тогда дальше-то еду, думаю, не перекреститься ли, ни хрена себе рыбалка начинается, и вижу – собака! Здоровая, черная. По обочине чешет в ту же сторону. Метров за триста позади от тех. А за собакой еще чуть позади мужик. В черном плаще длинном, до самой земли, ты понял. С капюшоном. Смотрю – коса есть, нет? Вроде нет у него косы. Тут уж и вправду перекрестился. А все одно клёва не было вообще, ты понял.
Лузгин ошарашенно молчал.
– Погнали, называется, Советскую власть, – сообщил дед. – Надоела она им, ты понял. Мне она тоже, прямо скажем, не особо нравилась. Но при Советской власти не было такого. На днях, я слышал, опять бабу загрызли под Филиным. Вторую уже. Ты это, через Филино напрямик не ходи, ты понял, в обход бери вдоль озера, по старой дороге. Там мужики любого чужого застрелят на хер без разговоров. Знают тебя в Филино? А все равно не ходи, они же киряют вчерную. Раньше по безделью, теперь от испуга. С залитых глаз точно завалят…
Лузгин смотрел на дорогу и мучительно соображал. Может быть впервые в жизни он не знал, что спросить. А ведь с детства был любопытен, недаром работу выбрал – сплошные расспросы и поиск истины.
– Собаки бешеные! – сказал дед с выражением. – Допустим, с собак все началось, я не возражаю, ты понял. Но дальше одними собаками не обошлось. Хотя ты и собак тоже бойся. Ты как лесом пойдешь, всего бойся. В городе вроде ясно, кого бояться. А в лесу какое говно лазает, не разбери-поймешь. Второе лето хер знает, что творится. Раньше хоть понятно было, куда жаловаться…
«Запорожец» сбавил ход. Слева впереди в плотной стене леса виднелась рваная прореха. А справа – покосившийся указатель «На Зашишевье», облезлый и в дырках от сквозной ржавчины. Надпись читалась с трудом.
– Дальше не повезу, даже не надейся, – сказал дед, притормаживая.
Лузгин глядел налево. Еще позапрошлым летом в глубь леса уходил вполне приличный укатанный грейдер, по нему можно было гнать и под сотню, если машину совсем не жалко. Ну, дорога осталась дорогой. Только крайне запущенной, с осыпавшимися заросшими травой обочинами и заметной грузовой колеей посередине.
– Не надеюсь, – вздохнул Лузгин, протягивая деньги.
– Ружье собери и заряди, – распорядился дед. – Картечью. А лучше пулей, ты понял.
– Хватит меня запугивать, – попросил Лузгин, выбираясь из машины.
– Я и так уже едва дышу.
– Живее будешь, – дед откинул спинку правого сиденья, помогая Лузгину достать рюкзак и чехол с ружьем. – Да, это… Привет Ерёме от меня, ты понял. Скажи, зимой приеду на мормышку ловить.
– А зимой, что, в Зашишевье не страшно?
– Зимой тут везде глухо, – сказал дед. – Как в танке.
И сам захлопнул дверь, отгораживаясь от Лузгина уже окончательно.
– Вас зовут-то как? – спросил Лузгин, но дед уже разворачивал дребезжащий «Запорожец».
– Никак, – понял Лузгин.
* * *
Для начала он помочился на обочину. Потом закурил сигарету и поглядел на часы. Полдень. Если ничего страшного не произойдет, к Зашишевью можно выйти около шестнадцати. Лузгин вытащил из чехла помповую гладкостволку и ловко собрал ее на весу. Присел в задумчивости над рюкзаком. Боеприпасы он упаковывал бессистемно, не глядя, и в каком углу рюкзака затерялась коробка с двадцатью патронами, снаряженными дробью «три ноля», никак не мог вспомнить.
– Бред, – сказал Лузгин, вскрывая клапан.
– Паранойя, – добавил он заметно громче через минуту-другую.
– И всё-таки! – провозгласил он в полный голос еще несколькими минутами позже, заряжая подствольный магазин.
За все это время по асфальту не проехало ни одной машины.
Лузгин передернул затвор, щелкнул предохранителем, и дозарядил ружье еще одним патроном.
Он, в общем-то, не чувствовал страха. Но Лузгин прекрасно знал, что местные не боятся ни волков, ни медведей, ни бешеных собак, ни белой горячки. Этого добра в округе испокон веку было хоть задом ешь. Местные опасались только милиции, да и то по причинам отнюдь не метафизического, а самого что ни на есть материального свойства. В приснопамятные советские времена народ постоянно что-то воровал – не от хорошей жизни, конечно, – и до сих пор сохранил перед людьми в погонах атавистический ужас. Да и милиция тут всегда была насквозь коррумпированная, эдакая сама себе мафия, и кого угодно могла посадить за что угодно, или вовсе ни за что.
Короче говоря, если местные вздумали чего-то всерьез бояться, значит, оно пострашнее милиции будет. Выходит, и самому немного поберечься не зазорно.
С этими невеселыми мыслями Лузгин навьючил на себя рюкзак, приспособил ружье на одно плечо, и зашагал по грейдеру, держась самой его середины.
Через два часа, обходя берегом озера потенциально опасное для жизни село Филино, он наткнулся на бешеную собаку.
Небольшого роста черная с рыжим псина, некогда лохматая, а теперь облезлая, трусила Лузгину навстречу по узкой тропинке.
Запаленное дыхание и вся морда в пене.
Лузгин сполз с тропинки задом, выставив перед собой ружье.
Собака покосилась на человека мутным заплывшим глазом и, хрипя, будто загнанная лошадь, пробежала мимо.
– С-с-сука! – прошипел Лузгин ей вслед, защелкивая предохранитель.
Хвост удаляющейся собаки весело торчал вверх.
Лузгин сам уже шел в одной рубашке и все равно потел. А каково было по жаре псу, хоть и облезлому… Тут не то, что вспенишься – закипишь.
– Бля! – выдохнул Лузгин, доставая трясущейся рукой сигареты и ощущая всем телом, как бешено колотится сердце.
Больше он до самого Зашишевья никого не встретил.
* * *
К концу дороги Лузгин совершенно запарился и похудел минимум на килограмм. Можно было, конечно, по пути окунуться в три озера и две речки, но не терпелось поскорее добраться до места и выяснить, что за аномалия там приключилась. Большое и удивительно чистое Шишево, вдоль которого село лежало, и то Лузгина не соблазнило – он наспех голову в воду окунул с мостков, да шею намочил. В это озеро не хотелось нырять. Отсюда слышно было: ой, нехорошо на берегу.
Ничего слышно не было.
В нормальном состоянии даже такое умирающее село, как Зашишевье, производило довольно много шума. Причем не городского, сливающегося в гул, а типично деревенского, состоящего из множества самостоятельных и информативных шумов. Вот лесопилка гудит, вот трактор везет с поля сено, а кто-то в город на грузовике двинул, а там баба матом кроет сволочь пьяную свою… Да и псина какая нет-нет, а гавкнет.
Нынче село то ли вымерло, то ли затаилось.
Лузгин на Зашишевье вышел с юга. Не удержался, срезал угол по лесным тропинкам. Половиной мозга понимая: ох, нарывается – а другой твердо зная, что в жару никакое лесное чудовище на охоту не ходит, оно под корягой прячется и тяжело дышит. И действительно, никто его не загрыз и не испугал. То есть, вздумай Лузгин испугаться, он бы повод нашел, но после встречи со взмыленной собакой ему основательно полегчало. Вспомнил, как велики глаза у страха. И еще – что местные народ сметливый, но малограмотный.
Увидел кто-то мельком что-то. Принял его за черт знает, что. Обозвал непонятно как. И пошел на всю округу байки травить, знай ему наливай. Включается испорченный телефон – кстати, здесь и настоящий-то телефон постоянно сбоит… «Кстати!». Лузгин, неловко извернувшись, сунул руку в боковой карман рюкзака и вытащил мобилу. Нет контакта с сетью. Последний сотовый ретранслятор стоял в городе.
Да и зачем тут ретранслятор? В Зашишевье магазина-то нет уже десятый год. Спасибо, электричество есть.
Итак, Лузгин пришел с юга, и теперь в село входил не с «парадного» края, а по узкой боковой улочке. И сразу же заметил, как прибавилось брошенных домов. Этот конец Зашишевья действительно вымер.
Но дальше-то что?
Будто желая поддержать Лузгина, вдалеке замычала корова. Он прибавил шаг, обогнул угол, и остановился, с облегчением переводя дух.
В селе жили люди. Они даже занимались делом. Братья Яшины, непохожие близнецы, крепкие шестидесятилетние дядьки-пенсионеры, напряженно трудились. Старший, Витя-электрик, висел на высоком столбе, обхватив его «кошками», и ковырялся в телефонном коммутаторе. Младший, Юра-плотник, сидел у подножия столба, и пил водку, заедая ее копченой рыбой. Вите как раз захотелось добавить, но слезать, видимо, было лень – он опустил вниз полевую сумку на длинном ремне, а Юра аккуратно вставил в нее стакан, накрыв его бутербродом с рыбой.
– Ну, братка! – сказал Витя, откидываясь назад, чтобы удобнее было опрокинуть дозу – насколько позволял страховочный пояс, обвивавший столб.
– Ну, братка! – ответил Юра.
Они дружно выпили, причем Юра как раз увидел Лузгина и сделал поверх стакана большие глаза.
Витя у себя наверху закусывал.
– Слушай, Андрюха приехавши! – сообщил Юра хрипло.
– Где? – Витя принялся опасно вертеться на столбе. – О! Андрюха! Етить твою! Приехавши!
– Не приехавши, а пришодце, – поправил Лузгин. – Здорово, отцы.
– Здорово! А чего, где машина-то?
– Маринке оставил.
– Присаживайся. Братка, ну его на хер, слезай давай. Слушай, а Маринка приедет?
– Не приедет, – коротко ответил Лузгин, сбрасывая рюкзак.
– Во как… – сказал Юра понимающе. – Ну, выпей.
Витя спустился вниз, звякая «кошками», подошел к Лузгину и сунул ему мозолистую руку.
– Опять вырос, – оценил он. – И куда вы растете!
– Да куда мне расти, тридцать лет уже. Все ты шутишь, дядь Вить.
– Ско-олько?
– Тридцать.
– Это сколько же мне тогда?!
– Слушай, ты посуду давай, – напомнил Юра.
– На.
– Ну… Вот. Держи, Андрюха. С приездом.
– С приездом, – согласился Лузгин, опасливо заглядывая в стакан и заранее передергиваясь. Этикетка на водочной бутылке внушала сомнение даже издали, а уж вблизи… И налили ему сто граммов верных. Здесь по-другому не умели наливать. Не понимали, зачем. И вправду зачем, смысла ведь никакого. Пить надо чтобы выпить.
Водка оказалась мерзкая, да еще и теплая. Наверное поэтому она тут же, ударом, треснула в голову. Лузгин присел на траву и достал сигареты.
– Вы сейчас курите? – спросил он. Близнецы лет пять назад на спор вместе бросили курить. Кто первый закурит, с того ящик.
– Не-а, – мотнул головой Юра. – Этот-то смолит втихаря, я подозреваю…
– Чего-о?
– Молчу. Слушай, Андрюха, ты рыбки попробуй. Отличная рыбка.
Лузгин попробовал. Рыбу есть было можно, ее почти докоптили.
– Хорошая, – кивнул он. – Сами… настреляли?
Прислоненную к забору двустволку Лузгин сразу заметил, просто не знал, как о ней спросить.
Братья переглянулись.
– Слушай, а давай еще по одной, – предложил Юра. – Там и осталось-то всего ничего.
– Да мне же идти дом открывать. Мести, вытряхивать, мыть, воду таскать – возни на три часа… Может, вечером?
– Вечером не до того будет, – сказал Витя. – Давай сейчас. Да чего ты смотришь на нее? Хорошее вино.
Лузгин с трудом отвел взгляд от бутылки, закурил и кивнул.
На этот раз ему перепало чуть меньше, и по голове стукнуло не так сильно. Подзатыльничек, не больше.
– Хорошее вино, – повторил Витя. – Эх… Ладно, полезу доделывать.
Он зашагал к столбу.
– Что с телефоном? – спросил Лузгин.
– А-а, с ним всегда чего-нибудь. Трещать начал. Плохо слышно.
– А вечером что намечается?
Витя, уже закинувший одну ногу на столб и впившийся в дерево стальными когтями, оглянулся.
– Часиков в десять подходи на Кресты, – сказал он. – Поговорим.
Там все будут, и ты приходи.
– С ружьем?
– А как же. Пули есть у тебя?
– Крупная дробь. Три ноля. Почти картечь.
– Ну, не знаю. Ты сначала тогда ко мне зайди, я тебе с пулями дам, у тебя же двенадцатый калибр?
– На кого охота-то?
– А х…й его знает, – очень честным голосом ответил Витя, карабкаясь на столб.
Лузгин в упор посмотрел на Юру. Тот сделал неопределенное движение носом.
– Слушай, ты откуда пешком-то? – спросил он.
– С повёртки. Филино обогнул – водила посоветовал, который меня вез.
– Слышь, Витя? Ему водила посоветовавши Филино обойти.
– Какой еще водила?
– Который Андрюху до повёртки вёзши. Вот гандоны ведь городские!
– Сучьё, – поддержал Витя, заново пристегиваясь страховкой к столбу. – Андрюха, они тебе про собак бешеных не говоривши?
– Рассказывали. Мент на вокзале. Но этот, который вез меня…
– Вот гандоны рваные, етить твою!
– …он сказал, что дело не в собаках.
– Ага! – обрадовался Юра. – Слушай, люди у них кусаются! Да?!
Лузгин выставил перед собой ладони – мол, за что купил, за то и продаю.
– А вообще, – заметил Витя со столба, – если в нашем городе долго прожить, и кусаться начнешь, и лаять.
– Хорошо, – сказал Лузгин. – А кто тогда кусается?
– Зверь, – ответили ему. – Зверь ходит.
– Э-э… Какой?
– Я же говорю – х…й его знает. Следы вроде как у росомахи – видел у росомахи следы?
– Не-а.
– Вот как у нее, но здоровенные. Он такой зверь. Медведь не медведь, волк не волк. Надо его, конечно, того. Лазает, гад, следит повсюду, собак ест, баб перепугал насмерть. Вчера Козлову собаку утащивши – помнишь Козла-то?
– Ну.
– А помер Козел. Собака бегала-бегала, вчера гляжу – пропавши. Точно зверь ее заевши, сука. Некому больше.
– Это не черная с рыжим, уши торчком, хвост кверху? – спросил Лузгин. – Небольшая. Облезлая, будто с лишая? Я под Филиным ее встретил.
– Не, у Козла белая. А то, вон, его кобелина, – Витя со столба махнул рукой в сторону брата.
– Удрал, – вздохнул Юра. – Под Филиным, говоришь? М-да. Е…ться, наверное, побёгши. Ничего, пое…тся – вернется.
– Думаете, этот зверь пастухов загрыз? – свернул ближе к теме Лузгин.
– Каких пастухов? – дружно изумились близнецы.
– Ну, вроде бы погибли двое… – начал Лузгин неуверенно.
– Слушай, это у Горелого Бора? – перебил Юра. – Ага? Нет, братка, ты понял?! Ё-моё! Совсем они там в городе ох…евши. Да кто же их загрыз? Они сами кого хошь загрызут. Ножами один другого зарезавши. Бабу вроде не поделивши. Тьфу!
– Хорошо, а женщина мертвая в районе Филино?
– Слушай, да она же не местная! – воскликнул Юра так радостно, будто это все объясняло и сводило к минимуму ущерб.
– И… И что?
– Да ее из города вывезли и нарочно бросили!
– Не далеко везти-то?
– Слушай, мужик, да кто ж их поймет, городских?
– Ты представь, Андрюха, – сказал Витя, запуская отвертку в коммутатор. – Чего под Филиным в лесу может делать голая баба с маникюром и этим па… падикюром? Молодая.
– Молодая, – повторил Юра, поднимая кверху палец. Опять же, будто молодость погибшей многое проясняла.
– А то, что погрызли ее – ну, мало ли, кто погрыз.
Лузгин громко рыгнул. Пахнуло сивухой.
– Извините, – сказал он. – Давайте подытожим. Значит, лазает зверь, дерет собак, оставляет следы, больше ничего. Но люди-то пропадают? Рыбаки, я слышал, исчезли. И потом, вроде бы прошлым летом приезжали сюда двое москвичей – и тоже пропали. Их милиция искала.
– А-а, слушай, это которые зверя как раз ловивши! – вспомнил Юра.
– Биологи, зоологи, хрен их поймет.
– Сами его и накликали сюда, – добавил Витя со столба.
– Он еще в прошлом году тут был?! – вконец ошалело спросил Лузгин.
– Не-а, в том году зверь к городу ближе ходил. Москвичи у нас покрутились чуток, поспрашивали, и дальше умотали. Серега Муромский их тогда за Горелый Бор отвезши – и с концами. Ментовка потом искала, да без толку. А странные были оба. Пришибленные не пришибленные, а вот с прибабахом. Медленные. Я еще подумал – как они зверей-то ловят, если медленные такие.
– Ладно, – сказал Лузгин, поднимаясь на ноги. – Пойду дом открывать. Вечером увидимся.
– Ты, Андрюха, погляди там у себя внимательно. Изба-то на отшибе, вот и погляди – вдруг следы.
– Я смотрел – нету, – сказал Юра.
– А пускай он поглядит, глаза-то молодые.
– Только уже залитые малость, – заметил Лузгин и снова рыгнул.
* * *
Село и вправду умирало. Проходя главной улицей, Лузгин повсюду встречал отчетливые знаки близкого конца. Конечно, Зашишевье еще держалось, ерепенилось, даже новый и довольно прибыльный бизнес освоило – заготовку древесины – но ему фатально не хватало молодых. Они покидали этот лесной угол еще в советское время, а когда настала эпоха больших возможностей, сорвались отсюда все разом. У них просто не было стимула оставаться.
Чтобы жить, село должно обладать стратегически верным положением на карте. Зашишевье этим похвастаться не могло. Окажись оно хоть километров на десять ближе к городу, здесь сейчас была бы дачная зона, неплотно, но обстоятельно заселенная бегущими из шумного и грязного Подмосковья столичными жителями. А это уже приработок для аборигенов, рентабельный автобус и магазин хотя бы летом. Какое-никакое, а шевеление. Увы. Быть может, придет время, и Зашишевье поднимется. Но скорее всего, этого не случится.
Потому что незачем.
На Крестах – единственном в селе перекрестке, украшенном кирпичным ящиком автобусной остановки и «рельсой» пожарного колокола, Лузгин встретил Ерёму-рыбака. В прошлом знатный браконьер, а теперь просто мирный дедушка-алкоголик безуспешно пытался завести мотоцикл с коляской, весь такой же перекошенный, как ерёмина физиономия. По меркам прогрессивного человечества рыбак был просто в жопу пьян, по своим личным – вполне ничего.
– О, Андрюха! – обрадовался Ерёма. – Приехавши!
Лузгин угостил его сигаретой.
– Привет вам, – сказал он. – От деда на «Запорожце».
– От какого деда? – удивился Ерёма.
– Дед меня подвозил на желтом «Запоре». Просил вам передать, что зимой приедет на мормышку удить.
Ерёма только головой помотал да рукой махнул.
– Да и ну его, – сказал он. – Слушай, что я у тебя спросить хотел… Во! А правда, Киркоров – пидор?
– Дядя Ермолай, я же светской хроникой не занимаюсь, – извиняющимся тоном ответил Лузгин. – В основном про социалку пишу – ну, типа, как народу херово живется.
– Правильные слова, Андрюха! – воодушевился Ерёма. – Народу сейчас живется… – он снова помотал головой и махнул рукой.
– Далеко собрались-то? – участливо спросил Лузгин.
– А-а… – Ерёма изобразил ту же комбинацию жестов и широко улыбнулся. Глаза у него были пронзительно-голубые, приделай на молодое непропитое лицо – и хоть сейчас в Голливуд.
– Ну, счастливого пути, – сказал Лузгин.
– И тебе, Андрюха, того же!
Из коляски мотоцикла торчала двустволка.
* * *
Дом Лузгина стоял у околицы, и в этом году его от ближайшей жилой избы отделяло уже не две заколоченных, а четыре.
– Как же ты там будешь, милок? – спросила Лузгина повстречавшаяся на пути знакомая старушка. – На самом краю, да еще один… Может, ко мне, а? У меня полдома свободно, живи – не хочу.
– Ничего, справлюсь, – улыбнулся Лузгин.
На участке никаких следов не обнаружилось, разве что за баней – там неоднократно выпивали и закусывали, но деликатно, без вандализма. Не у чужих же.
Лузгин открыл дом, распахнул ставни и окна, затопил печь, вытащил на лужайку пару матрасов, половики, и начал выметать накопившуюся за два года пылищу, радуясь, что избушка у бабушки небольшая была. Потом натаскал воды, полы вымыл, половики выбил, по-быстрому искупался в озере, переоделся в чистое и принялся разгружать свой объемистый рюкзак. Сумку с ноутбуком небрежно бросил на диван. Расставил по кухонным шкафчикам припасы, которых должно было хватить на первую неделю – а потом наверняка оказия в город случится, или можно вытащить из бани велосипед и до Филино доехать. Тамошних мужиков с ружьями он уже не боялся. Куда больше Лузгин теперь опасался водки, которая продавалась в филинском магазине – он ведь ее уже сегодня попробовал. Нет, за водкой – в город. Пока что литр есть… Лузгин с сомнением поглядел на бутылки. Выпитое так и не выветрилось из организма, напротив, оно там в каком-то пороговом состоянии присутствовало, не столько радуя душу, сколько подбивая добавить. Собрав волю в кулак, Лузгин бутылки спрятал и посмотрел на часы. Ого! Вечер уже. Полдесятого. Не мешало бы поужинать – кто его знает, как оно дальше обернется. Тратить на перекус банку тушенки было жаль – тушенке предстояло обрести консенсус с макаронами, явив миру сытное и вкусное горячее блюдо. Поэтому Лузгин сунул в карман пару вареных яиц, оставшихся с дороги, и краюху черного хлеба, завернул в бумажку немного соли. Прицепил на пояс нож, плотно набил кармашки патронташа, небрежно повесил его на плечо, взял ружье, вышел на крыльцо, присел и закурил.
Безмолвие нахлынуло и потрясло. Тихий-тихий шелест листвы, почти неразличимый плеск воды у берега, и ни одного искусственного, человеческого звука. У Лузгина чуть слезы на глаза не навернулись. Еще два с лишним месяца покоя впереди.
И никакого внутри ни смятения, ни зуда по поводу возможной в самом недалеком будущем встречи с неведомым зверем. Или не зверем. Или не встречи. Абсолютно все равно. Лузгин знал, куда едет, и зачем. Он искал тишины и гармонии. Он их нашел.
* * *
– На, держи, – Витя протянул Лузгину два патрона, снаряженных пулями. Лузгин их критически оглядел и сунул в карман.
– Ты заряди, – сказал Витя.
– Успею, – отмахнулся Лузгин. Не хотелось ему обижать Витю, объясняя, что патроны выглядят не лучшим образом. Для двустволки, конечно, сойдет – пальнет, родимая, никуда не денется. А вот магазинное ружье с трудом переваривает картонные гильзы, набитые кустарным способом. Перекосит в магазинке такую гильзу запросто, и окажется у тебя вместо помповухи дубина. На утиной охоте перекос не трагедия, а вот против зверя…
– На дорожку? – предложил Витя.
Лузгин задумался. Витя заразительно подмигнул.
– А-а, черт с ней, давай! – обреченно согласился Лузгин.
Когда они подошли к Крестам, там уже топталось человек с дюжину. Все сплошь крепкие дядьки глубоко за пятьдесят, а то и старше. Верховодил, как обычно, Серега Муромский.
– На собаку возьмем! – убеждал он. – У всех собаки, какие остались, по дворам заперты, а мы одну за село выведем, и к околице – на цепь. И сами вокруг. Придет как миленький. Ветер откуда дует? Оттуда. Вот там посадим. И сами тихонько. Он выйдет, а мы фонарями его ослепим и – огонь. Секунду-другую он постоит ведь, ослепши – разве не хватит?
- Другие Действия
- Лучший экипаж Солнечной
- Ночной смотрящий
- Саботажник
- Толкование сновидений
- Выбраковка
- У Билли есть хреновина
- Храбр
- Как я был экстрасенсом
- Молодые и сильные выживут
- Оружие Возмездия
- Симбионты
- Консультант по дурацким вопросам
- Объекты в зеркале заднего вида
- Дама с собачкой
- День вампира (сборник)
- Город счастливых роботов (сборник)
- Абсолютные миротворцы (сборник)
- Чужая Земля