Сегодня нет фактических оснований полагать, что упоминающиеся в тексте организации действительно существуют или когда-либо существовали. Все действующие лица вымышлены и не имеют реальных прототипов. Все совпадения имен, названий и наименований случайны.
Неоценимую помощь в сборе фактического материала мне оказала Карма-Дот.
Часть I
Декабрь
Тварь притаилась на крыше, напряженно изучая обстановку внизу. Прямо под ней был узкий коридор между стенами магазина и склада. Коридор выходил во дворик – сплошь высоченные сугробы и кучи гнилых упаковочных ящиков. Там, в этой неразберихе, цель – дыра погрузочного люка, ведущего в подвал.
Вырожденный мозг твари лихорадочно просчитывал варианты. До рассвета времени более чем достаточно. Если бы там, внизу, были просто люди, обычные люди… Мягкие, податливые тела, слабая энергетика. Прыгнуть, схватить за плечи, крепко прижать к себе. Или хотя бы взять за руку и удержать. Несколько секунд крика и бессмысленных конвульсий. Потом тело обмякнет, и его можно спокойно нести. Волочь нежелательно – рвутся кожные покровы. Ничего сложного. Но сейчас все не так. Задача не выполнена, а на пути отхода – засада.
Тварь опустила голову и повела носом, будто принюхиваясь. Копна спутавшихся грязных волос упала ей на глаза, но это ничего не значило. В глазницах твари намерзла корка льда.
Окружающий мир был отчетливо виден, ясен, понятен. И здания, и прячущиеся внизу существа были для твари просто системами энергетических полей, пронизывающих и оформляющих все живое и неживое. Стены, перекрытия, коммуникации… и четверо врагов на первом этаже. При желании тварь могла бы рассказать историю любого кирпича в этом доме. А враги – всего лишь энергетические цепи немногим сложнее кирпичей. Если знаешь, где что разомкнуть, – несколько мгновений сокращения мышц и колебаний воздуха. Если не знаешь, что оборвать в цепи, – просто хватай и держи. Результат тот же. Главное – подобраться вплотную, потому что враги подвижнее, чем ты. Они устраивают засады на тебя, а ты – на них. Кто кого.
Разумеется, ни о чем подобном тварь не размышляла. Она просто не способна была думать в человеческом понимании этого слова. И, конечно, она не пользовалась человеческими терминами, чтобы обозначить находящееся и происходящее вокруг. Были просто тонкие излучения, легко различимые и хорошо понятные. В некоторой степени тварь умела ими управлять. Сейчас, например, она тщательно экранировала свой мозг от внешнего мира. А лучи-щупальца, которыми тварь, словно радаром, изучала пространство, были перенастроены так, чтобы вызывать у живых разумных и неразумных минимум беспокойства. Тварь была молодым и ценным экземпляром, намного превосходящим своих неповоротливых собратьев предыдущей генерации. И не могла себе позволить случайную гибель. Люди мыслят странно, в их головах хаос, но иногда из него прорывается очень эффективная тактика. Люди – гении разрушения. Даже если ты посылаешь и принимаешь отраженный сигнал триста миллиардов раз в секунду, все равно найдется умник, который придумает, как стереть тебя в порошок доступными ему методами. Например, перебьет кувалдой позвоночник, наедет на спину машиной и будет спокойно ждать рассвета. А что случится после рассвета – ты не знаешь. Мало информации. Известно только, что тебе его точно не пережить.
Тварь переместилась еще. Кончики пальцев – ороговевшие, превращенные в острый коготь, – вонзились в сковавший крышу лед. Если бы тварь умела беспокоиться, она могла бы совершить какую-нибудь глупость. Но нынешний ее мозг не умел генерировать эмоции. Он только анализировал объективную информацию. Сейчас он высчитал: с каждой секундой растет вероятность того, что тебя засекут. Либо ты неосторожно заденешь одного из неразумных своим лучом-щупальцем, либо тебя обнаружат те, другие, похожие на людей, но уже не совсем люди. Их четверо, они снаружи, за забором и домами, по углам квадрата, и сканируют местность почти на тех же частотах, что и ты. Каждый раз, чувствуя рядом их луч, ты сжимаешься в комок, но так не может продолжаться вечно. Они просто не ждут тебя сверху, они еще не встречались с такими, как ты, быстрыми умом и телом, способными передвигаться не только по земле. Тварь приняла решение.
Конечно, можно было пройти по крыше и спрыгнуть во двор возле самого люка. Но там груды ящиков. Если застрянешь, тебя прикончат эти трое, поделившие двор на сектора обстрела. Тихо сидят в засаде вместе со своими неразумными. Очень напряжены. Можно спрыгнуть с другой стены и пробежать до люка, нырнуть в него головой вперед – вдруг не попадут? Примут за человека и растеряются. Но тебя мигом распознают неразумные – бросятся, догонят, собьют с ног. Тогда конец. Тварь умела двигаться почти так же быстро, как человек, но пропитанные консервантом мышцы потеряли резкость. Ей нужно место для разбега. Если бы влететь во двор на полной скорости – тогда пересечь его можно за полторы-две секунды. Вот такой прыти от тебя не ждут точно. С непривычки и не попадут, и перехватить не успеют. Но где разогнаться? Только в этом узком коридоре, выходящем во двор под прямым углом. А в коридоре – еще двое. Тоже напряжены, но нападения сверху не ждут. Один – такой же, как и ты, разумный двуногий прямоходящий. Стоя жмется к стене, готов стрелять, просматривает весь коридор. Думает, ты выскочишь из подвальных окон. Рядом неразумный, стоит на четвереньках и при этом по пояс своему напарнику. Очень большой и смертельно опасный. И почти тебя учуял. Враг, стоящий в двух шагах, за воротами, мучительно вгрызающийся в пространство лучом огромной интенсивности, тебя не чувствует. А это животное, эта четвероногая тупая дрянь, заросшая шерстью, сейчас поднимет морду и разинет клыкастую пасть…
Тварь выпрямилась на краю во весь рост. Ветер распахнул изодранную куртку, дунул в прорехи джинсов, смахнул волосы со лба, отполировал лед в пустых глазницах. Носы сапог повисли над десятиметровой пропастью. Нужно прицелиться очень тщательно и приземлиться неразумному на спину – точно посередине, обеими ногами. И левой рукой ударить разумного в голову. Упасть, перекатиться, и прямо с четверенек – вперед, проскочить двор, а там сквозь люк по транспортеру съехать на брюхе вниз. Длинный извилистый коридор, и в углу – призывно трепещущий сгусток темноты. Дверь. Начали. Ноги чуть согнуть в коленях. Порыв ветра переждать.
Неразумный внизу шевельнулся, задрал нос и обнажил гигантские лезвия клыков. Тварь, не раздумывая, шагнула в пустоту.
* * *
Кучум лежал на снегу, тяжело поводя боками. У него была очень длинная для кобеля морда, и сейчас, с подобранными под туловище лапами и безвольно распластанным хвостом, больше всего он был похож на крокодила, обросшего по русской зиме густым серым мехом.
– Эй, Склиф! – позвал Хунта. – Какого черта он дышит?!
– А что он еще может? – парировал Склифосовский, ощупывая голову Фила. Раненый всхлипывал. – Тихо, тихо! Не дергайся! Сейчас мы тебя, брат, заштопаем, и все будет в порядке.
– Где… – простонал Фил. – Где он…
– Спокойно. – Склиф выпрямился и поднял руку, показывая выскочившему из-за угла фельдшеру-ассистенту: мы здесь.
– Склиф! – снова позвал Хунта. Он стоял над Кучумом, уперев руки в бока, и, морщась, рассматривал собаку. – Да брось ты его! Иди сюда!
Кучум приоткрыл глаза и издал тяжелый вздох. Хунта присел на корточки и осторожно провел ладонью по горячей морде пса. Голова у Кучума была раза в полтора больше человеческой. В нормальной обстановке он попытался бы откусить Хунте руку. Но сейчас Кучум только вяло лизнул ее.
– Хороший, – прошептал Хунта, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. – Кучумчик хороший. Держись, лапушка, сейчас все будет в порядке. Склиф! Твою мать! Да иди же сюда, кому говорю!
Склифосовский, щелкнув пальцами, указал ассистенту на Фила и отвернулся. Подойдя к Хунте, он присел рядом и горячо прошептал ему на ухо:
– Что такое, старший? Ну чего ты гонишь? Он же захочет попрощаться!
– Он уже попрощался! – сказал Хунта громко и так посмотрел на врача, что тот невольно отшатнулся и щелкнул замком поясной аптечки.
– Как прикажешь, старший.
Кучум опять судорожно вздохнул.
– Сейчас будем спать, милый, – прошептал Хунта. – Спокойной ночи.
Склиф четким движением вонзил иглу в бедро пса, сжал пальцами шприц-тюбик и уставился на часы. На пятнадцатой секунде глаза собаки затуманились, веки начали медленно опускаться. Кучум что-то прошептал, совсем по-человечески, и застыл[1]. Хунта поднялся на ноги, сунул руку сзади под шлемофон и поскреб затылок.
– Так, – сказал он. – Сейчас я пришлю тебе людей, они заберут этого… – Он брезгливо ткнул пальцем в сторону Фила, над головой которого работал ассистент. – А ты, пожалуйста, останься здесь. Приедет Доктор, поможешь ему. Хорошо?
Склиф уселся на снег рядом с Кучумом и осторожно похлопал усыпленного пса по мохнатому плечу.
– Понял, – пробормотал он, не поднимая глаз.
– Сможешь законсервировать эту штуку? – Хунта покосился на темное пятно в сугробе.
– Сейчас, – кивнул Склиф и поежился. – Сейчас принесут тест-кейс, и я все сделаю.
– Не переживай, старик. Дальше будет только хуже, – пообещал Хунта и тяжело утопал к воротам.
Склиф опять зябко шевельнул плечами и обернулся к сугробу, на который показал старший. Медик нажал кнопку на поясе, и с его плеча сорвался луч, осветив снег, усеянный ярко-синими крапинками. Белее снега, вся в голубых прожилках, в сугробе лежала вещь, когда-то принадлежавшая человеку. Рука с острыми когтями вместо пальцев.
Бух-бух-бух! Кто-то, торопясь и не скрываясь, кубарем скатился в подвал по скользкой обледеневшей лестнице. На голове собаки поднялись и тут же опали пушистые кисточки. Собака лениво встала на ноги, задрала хвост, рассыпавшийся пышным султаном, и потянулась. Рядом с ней распрямился человек.
Собака была очень крупная. Высокая, но не длинноногая, а именно крупная – с широкой грудью, мощными лапами и почти медвежьей головой. Там, где у нормальных собак бывают уши, у этой торчали вверх задорные меховые клочья. Спина казалась провисшей – такая грива наросла у собаки на плечах.
Человек тоже выглядел более чем внушительно. Он, вероятно, и сам по себе был довольно массивен. А сейчас его увеличивала одежда – пухлые теплые брюки, толстая куртка до бедер, тяжелые высокие ботинки с мощной подошвой. Широкий кожаный пояс держал несколько сумочек-карманов, туго наполненных. Портупея фиксировала компактное устройство на плече. Лицо человека было почти совсем закрыто: с боков – поднятым вверх твердым воротником куртки, спереди – надвинутым на глаза длинным козырьком теплой кепки. Человек шевельнул плечами, разминаясь, и куртка у него на спине обозначила небольшой горб. Что-то висело у него там, под курткой, между лопатками.
Собака прошла вперед, в полосу льющегося через подвальное окошко лунного света. Человек шагнул следом и, не нагибаясь, легко толкнул ее кулаком в плечо. Собака подняла морду и приоткрыла зубастую пасть, выдохнув облачко пара. Это было очень похоже на улыбку.
Перед ними уходил вдаль, к выходу из подвала, черный коридор, перевитый по стенам трубами в цементной оболочке, местами осыпавшейся до металла. Иногда в коридоре ярко вспыхивал, приближаясь, огонек и принимались бухать тяжелые башмаки, попадая из нанесенного через окна снега просто в вековую пыль. Собака улыбнулась снова. Клыки у нее были в полпальца длиной.
Человек явно не собирался идти в коридор, навстречу другому. Но и стоял он спокойно, держа оружие толстым прямоугольным стволом вниз. С выдвинутым прикладом эта штука достигала почти метровой длины – пистолетная рукоятка, короткий магазин, цилиндрический довесок под стволом, на самом его конце. Ремня не было – зато от рукоятки, которую человек небрежно перебирал расслабленными пальцами, шел к его поясу свободно провисший тонкий шнур. Там, где у оружия бывает затвор, тускло светился зеленый огонек. Там, где на оружие монтируют лазерный прицел, действительно стоял лазерный прицел.
Свет в коридоре вспыхнул совсем ярко, но тут же погас, и в лунную полосу шагнул мужчина, отличный от первого только тем, что был без собаки, а вместо кепки на голове его красовался сдвинутый на затылок зимний танковый шлемофон. Собака появление гостя проигнорировала. Она даже поленилась его толком обнюхать – так, потянула носом воздух, и все.
Новоприбывший произвел серию поспешных движений – сунул оружие под мышку прикладом вперед, снял перчатку, извлек из кармана зажигалку и одну сигарету, прикурил, затянулся и убрал зажигалку обратно в карман. Смотрел он только на собаку. Та отвернулась к стене.
В процессе всей этой пантомимы другой человек хранил, казалось, ледяное спокойствие. Он лишь склонил голову набок и перестал шевелить пальцами на рукоятке – наоборот, оружие он держал теперь по-боевому: мягко, но плотно.
Визитер наделал перчатку, еще раз судорожно затянулся, выплюнул сигарету в угол и без предисловий выдохнул:
– Короче, Мастер, у Кучума сломан позвоночник. У Фила разбита голова, есть сотрясение. Вот!
– Shit! – выплюнул ругательство тот, кого назвали Мастером. Собака встрепенулась и озабоченно посмотрела на него. Мастер, встав к пришедшему вполоборота, разглядывал в окошко луну.
– Она сверху прыгнула… – тихо сказал второй. – Представляешь, сверху. Кажется, прямо с крыши. Прямо на голову им обоим. Кто же мог знать? Никто не мог знать…
– Сенсы? – спросил Мастер сквозь зубы, не оборачиваясь.
– Ничего. Вообще ничего, понимаешь? Говорят, никаких не было возмущений на крыше – пустое место, и все. Они только сейчас нашли дырку, и то направление им сама тварь подсказала… Все не так, понимаешь? – тихо проговорил второй.
Наверху, на улице, взревело сразу несколько моторов.
– Дурак ты, Хунта, – сказал Мастер беззлобно. – Ты думаешь, я на тебя сержусь? Я себе простить не могу, что сразу не догадался. А с другой стороны… – Мастер сдвинул кепку на затылок и вытер тыльной стороной перчатки лоб. – Если каждый раз дергаться, едва что-то на ум придет… Это уже будет не охота, а дурдом.
– Согласен, – кивнул Хунта. – Но лучше дурдом, чем э-э… кладбище домашних животных. И я все-таки дурак. И ты на меня еще рассердишься. Прямо сейчас.
– Ну?
– Ну, короче, она ушла. Проскочила через двор и прыгнула в люк транспортера. И ушла.
Собака тоскливо зевнула.
– Некоторые, когда не знают, с чего начать, говорят «значит», – мягко сказал Мастер. – Некоторые фразу начинают со слов «ты знаешь». А вот ты, отец, меня просто замучил этим своим «короче»… – Мастер подошел к Хунте вплотную и заглянул ему в лицо. Он был чуть ниже Хунты ростом, но тот просто съежился весь от этого взгляда. – Как же так вышло? – недоуменно спросил Мастер, нависая при этом над Хунтой, как бомбовоз над полевой кухней, – видно, что не тронет, а все равно неуютно.
– А вот так, – сказал Хунта, поднимая глаза, но все равно глядя мимо. – Промазал я.
Мастер приоткрыл рот и сделал полшага назад.
– Так это ты стрелял?! – спросил он уже не с притворной мягкостью, а в искреннем изумлении. – Стоп! Я думал, это молодые со второго этажа. Я отчетливо слышал очередь в верные три секунды длиной…
– Да, да! – раздраженно выпалил Хунта и снова полез за сигаретами. – Я стрелял. Мы. Я и Зигмунд. И промазали оба! А молодые вообще не успели ее разглядеть. Только Боцман сверху по ней колошматил – как на ладони была – и тоже не попал… Понимаешь, – сказал он, щелкая зажигалкой, – она действительно совсем не такая… Непохожая. Никто толком ничего не понял. А кто понял – не успел. В смысле – собаки… – Он яростно потряс зажигалкой, высекавшей только искры.
– А собаки, говоришь, поняли?
– Поняли, а что толку? Быстрая она, сука. Шустрая, – бормотал Хунта, ударяя донышком зажигалки по раскрытой ладони. – Такая быстрая, что все только варежку разинули… Султан ее издали не почуял, Джареф тоже не почуял. А когда выскочила она прямо им под нос – уже не успели. А мы… Эх! – Он швырнул зажигалку в глубь подвала.
– Спокойно, – сказал Мастер, поднося ему огня. – Вы что, приняли ее за человека?
Хунта прикурил, благодарно кивнул, выпустил клуб дыма и сказал с невероятной горечью:
– Да нет! Понимаешь… Двигается она очень быстро, но уже не по-человечески, боком как-то. Просто тварь проклятая весь двор перепрыгнула ровно за секунду. И палили мы в основном ей в спину, когда она в тоннель нырнула. Мы просто оказались не готовы, понимаешь? Ну… К тому, что она так может. И собаки тоже – не готовы. Только Кучум ее учуял, по-моему. Но она, наверное, долго над ними на крыше сидела. Вот он ее и заметил, а шухер поднять уже не успел.
– Почему ты думаешь, что заметил? – спросил Мастер, снова надвигая кепку на глаза и тоже закуривая.
– По ситуации. Так могло получиться, только если бы он повернул голову и задрал морду к небу. Просто вывернул шею, не двигаясь с места. Я это за ним замечал. У меня Султан так же делает, когда ему нужно заглянуть за спину и вверх.
– Ну и что?
– Ну, и попало ему прямо в пасть…
– Что?! – рявкнул Мастер так, что Хунта отшатнулся. Собака рванулась вперед, готовая отгрызть Хунте все, до чего дотянется. Ошейника на ней не было, и Мастер придержал ее за холку.
– Как это – что? – удивился Хунта. – Рука…
– Какая рука, ты, чучело?!
– Ну, я х…ею, дорогая редакция! Я думал, я с этого начал… Короче… Тьфу! – Хунта крякнул и сморщился. – В общем, – поправился он, – Кучум у твари руку отгрыз. Кисть руки – откушена напрочь. Представляешь? Вот силища!
– Когда тебе позвоночник сломают, – не то объяснил, не то пообещал Мастер, – ты и кирпич разгрызешь. Карма, успокойся. Дядя хороший. Глупенький, но хороший. Дядя испугался, растерялся и забыл нам самое главное сказать. – Мастер присел на корточки, обнял собаку за шею и уткнулся носом в ее мохнатую рыжую гриву. Карма открыла пасть и высунула язык. Глаза ее затуманились.
– Ты думаешь, я испугался? – спросил Хунта. Именно спросил.
Несколько секунд Мастер задумчиво молчал. Потом он отпустил Карму, выпрямился и посмотрел Хунте в глаза.
Стоя в лунном луче, они отчетливо видели лица друг друга. Хунта, старший «мобильной группы Два», отличный тактик скрытой облавы, настоящий снайпер, фанатичный собачник – русая челка из-под шлемофона, близко посаженные хитрющие глаза, хищный острый нос, тонкие нервные губы… Мастер сунул кепку в карман и взъерошил волосы затянутой в перчатку рукой. «Давай, старик! – молил Хунта взглядом. – Я ведь знаю, как подвел нас. Эта тварь настолько отличалась от всех предыдущих – она была почти живая. И вот ее-то я взял и упустил. Тебе виднее со стороны – скажи мне, что теперь делать».
– Я не думаю, что ты испугался твари, – сказал Мастер. – С какой стати? Ты другого побаивался – вот этого нашего разговора. Вон, даже Султана наверху оставил… И очень зря. Нечего из меня большого начальника делать, а из себя маленького подчиненного корчить. Не в армии, слава богу. А что насчет твари… Ну, жалко. Ну, обидно. А может, оно и к лучшему, что упустили. Насмотримся еще на таких. Между прочим, я бы ее точно испугался. Я ведь давно уже жду такую тварь. И заранее боюсь. Потому что очень хорошо представляю, какие проблемы начнутся, когда их станет много.
– Рассказал бы… – протянул Хунта почти осуждающе.
– Думаешь, вместе бояться веселее? – усмехнулся Мастер. – Я лично привык в одиночку. Опыт у меня богатый по этой части.
– Не хочешь – не надо, – надулся Хунта.
– Рано еще, – мягко сказал Мастер. – Что я тебе скажу? Одни туманные предположения. Ни я, ни даже Доктор – ничего конкретного пока нет. Вот, теперь есть рука… кстати?..
– Да, да, да, – закивал Хунта. – Полная консервация по всей форме. И я еще забыл, дубина такая, – я же Доктора вызвал. Ты прости, старший, я все делал на автомате – как в тумане…
– Ты молодец, – сказал Мастер. – Ты правильно решил. Пусть Доктор тут на месте принюхается как следует. А знаешь, отчего тебя этак перекосило?
– Ну? – Хунта недоверчиво глянул исподлобья.
– Ты у нас лучший стрелок. Я, если промажу, всегда могу оправдаться – мол, зрение не то, реакция так себе, практики не хватает… А ты сегодня репутацию подмочил. Вот и ходишь как оплеванный, волосы на заднице рвешь…
Хунта тяжело вздохнул.
– Все! – приказал Мастер. – Рука есть – и хватит. Целую тварь в следующий раз подстрелишь. А сегодня виноватых – примерно наказать. Боцмана отдельно. Все-таки есть предел, дальше которого разевать варежку нельзя. Ветеран хренов… Будет стоять «на фишке» и учиться следить за крышами. Ясно?
– Ох, худо мне… – объявил Хунта, запрокидывая голову и потягиваясь. Он нервно зевнул, передернулся всем телом, перевел глаза с потолка на Мастера, потом на Карму и расплылся в улыбке.
Мастер тоже посмотрел на собаку, которая давно успела усесться и на протяжении всей беседы тупо глядела Хунте на ботинки.
– Очаровашка, – промурлыкал Хунта. – Всегда любил рыженьких и плотненьких.
– И с вот такими зубами…
– И с вот такими хвостами…
– Хватит скалиться, кокетка! – прикрикнул Мастер на расплывшуюся в улыбке Карму. – Это она с виду такая хорошенькая, – объяснил он. – А на самом деле – наглая бабища. Вы просто ее толком не понимаете. У вас во «Второй» одни кобели, и у всех мозги набекрень. Конечно, ты смотришь на мою девочку и думаешь, как с ней, наверное, легко и приятно. А ничего приятного нет, доложу я тебе. Кошек угробила столько, что весь фюзеляж в звездочках… И немца одного чуть не задавила.
– А, это тот кобель, что на тебя кинулся? – вспомнил Хунта.
– Угу. Совершенно больной. Любимое занятие – других собак за задние лапы прикусывать. Я помню, одна тетка его хозяину на площадке сказала: «Не знаю, молодой человек, какая обстановка у вас в семье, но собака у вас двуличная…»
Хунта разразился нервным лающим смехом. Карма подняла морду и посмотрела на него с явным неодобрением.
– В Лагерь тебе пора, – сказал Мастер. Он отстегнул от пояса шнур, идущий к рукоятке оружия, приладил освободившийся конец к стволу и забросил громоздкую железяку за плечо. – Давно пора.
– Да ну… – сморщился Хунта. – Что я, увечный, что ли? И пес мой в порядке… – Он вдруг запнулся, невольно сделал движение в сторону подвального окна, поймал изучающий взгляд Мастера и, окончательно смутившись, топнул ногой и отвернулся.
– Вот именно, – кивнул Мастер. – Ты совершенно прав.
– Так я побежал? – с надеждой в голосе спросил Хунта.
– Вместе пойдем. Ты здесь уже верных пять минут, и хоть бы хны. Так постой уж, милый друг, еще минутку. А там и без тебя обойдутся.
– И то, – согласился Хунта, вконец запутавшийся в раздиравших его противоречиях. – Там Крюгер согласно регламенту…
– Да какой еще регламент?! – простонал Мастер, весь сморщившись. Он снова присел на корточки и положил руку Карме на плечи. Карма тоскливо зевнула. – Все наперекосяк… Сенсы ослепли, собаки психуют, охотники тормозят, во двор пролезет только одна машина, а начальник всего этого бедлама со мной тут чешет языком! И главное, все никак сказать не может, зачем пришел… Знаешь, Хунта… – Мастер задумался. Хунта почтительно молчал. – Ты и представить себе не можешь, до чего же я не хочу отсюда вылезать. Сидел я в этом вонючем подвале и наслаждался покоем. И об одном мечтал – хоть бы тварь пришла сегодня попозже. Тишина, уют, собака рядом, в руках пульсатор, за спиной – угол. Ничего больше не надо – только знать, что со мной друг и я могу себя защитить. Когда вы там, наверху, палить начали, я чуть не прослезился – так вы меня обломали…
– Нелегко тебе, – посочувствовал Хунта.
– Нет, – покачал головой Мастер, глядя на Хунту снизу вверх и слегка поглаживая Карму по плечу. – Это смотря от чего отталкиваться. Если взять за точку отсчета, например, Карму, то мне действительно туго приходится. А если посмотреть на тебя, я еще легко отделался… – Говори, зачем пришел! – Мастер пружинисто распрямился и шагнул к Хунте вплотную. – Ну?!
– Щас, – пообещал Хунта. – Противогаз только надену…
– Я же тебя насквозь вижу!
– Это еще запишите насчет рентгена, пожалуйста.
Дискуссия понеслась с пулеметной скоростью. Карма встала и озадаченно уставилась на людей. Хвост ее расслабленно повис, доставая, четко по стандарту, до скакательного сустава.
– В Лагерь, лечиться! – рычал Мастер.
– Только трупом!
– А битой тушкой не хочешь?!
– Сам ты шизофреник! – припомнил Хунта какой-то давний спор.
– Я – маньяк! И еще я старший Школы! И мне виднее, кто в порядке, а кто нет! Ты почему без собаки пришел, а? Куда Султана дел? Привязал, что ли? О-хот-ник!!! До ручки себя довел, от собственного пса уже прячется, а туда же – права качать!
– Он наказан!!! – заорал Хунта в полный голос, замахиваясь на Мастера сигаретой. Дальше все произошло за доли секунды: Хунта совершил глубокое волнообразное движение бедрами, словно танцуя ламбаду; Мастер рухнул на колени; Карма, взревев, принялась яростно вертеть задом, пытаясь вырваться из захвата, в который попала ее шея.
– Фу! Фу! Фу! – каждое восклицание Мастера сопровождалось нажимом на загривок, от которого Карма въезжала носом в удачно подвернувшийся сугроб. Хунта наконец-то смог закурить. Спецткань его брюк была очень прочна сама по себе, да еще и прошита сеткой электрообогрева, – но то место, куда Карма нацелилась, было Хунте по целому ряду причин особенно дорого. Кроме того, кусать живого человека Карме не полагалось. Собака, как всегда, прыгнула молча. Хунта ее вообще не заметил – он просто шестым чувством ощутил, что в районе его гениталий что-то происходит, и инстинктивно отклонился. «Нет, что ни говори, кавказская овчарка – это полный вперед. Детям не игрушка».
Подумав так, Хунта тихонько вздохнул. Однажды такой вот крокодил спасет тебе больше чем жизнь. Избавит тебя от самой жуткой участи, которая может выпасть человеку. Возможно, ценой собственной шкуры. Хунта уже и счет потерял, сколько раз мгновенная реакция Султана, внешне полного флегматика, выручала охотника – и бледно-голубая молния из пульсатора размазывала скребущую когтями тварь по подвальной стене… А вот сколько раз псу случалось заслонять хозяина телом – это Хунта знал хорошо. Все непосредственные контакты собаки с тварью заносятся в специальную карту, где проставляется балл. Примерно на метр вокруг твари – «активная зона», поле, оказавшись в котором все живые – еще живые – стремительно теряют энергию. Чем ближе ты к твари, тем быстрее ослабнешь и рухнешь. Позволишь схватить тебя за руки – полминуты, и уже не откачают, даже если удастся отбить тело. А если она сунет тебе когти под ребра… Впрочем, тело все равно постараются отбить – будут драться, как за живого.
Мастер в углу методично отвешивал Карме щелбаны. Карма мотала головой и, подпрыгивая сразу на всех четырех лапах, передними норовила заехать папочке в нос. «Все-таки на некоторые вещи ум у собак очень короткий», – подумал Хунта, глубоко, с наслаждением затягиваясь. Умница Мастер, перевел мордобой в игру. Снимает Карме напряжение, переориентирует реакцию. Правильно. Накажи такую своевольную зверюгу, как кавказка, и отпусти – она тут же захочет проверить, не передумал ли ты, и кинется снова. Из-за этого кавказских овчарок некоторые интеллектуалы обзывают тупыми. Отнюдь. Считая животное ограниченным, ты просто не хочешь потрудиться и оценить происходящее с его позиции. А уж наших собак понять… Это уже второе поколение сумасшедших псов, которых безумные хозяева заставляют делать то, на что не способны сами.
«Без собак нас всех давно бы съели, – думал Хунта, затаптывая сигарету и вешая оружие за спину. – Что ты еще придумаешь, когда против тебя – самое ужасное чудовище, которое только может представить человек? Извечный наш людской кошмар, от одного вида которого отнимаются руки и ноги… Как без собаки догнать его и обездвижить? Как засечь в кромешной тьме неподвижное существо, имеющее температуру окружающей среды? Как сделать еще множество необходимых вещей, требующих входа в активную зону? Ведь ни одна секунда, проведенная рядом с тварью, не проходит бесследно. Секунды эти копятся, организм борется с «энергетической усталостью» до определенного предела, а потом ты начинаешь то и дело падать в обмороки, и наваливается апатия, и, когда ты совсем загибаешься, тебя прогоняют в Лагерь отдыхать. А то и просто увозят…
И вот, чтобы ты загнулся как можно позже, у тебя есть любимая собака. Ее задача – обнаружить тварь, сбить с ног и удержать на месте, пока ты не придешь и не выстрелишь… Да, мы бережем собак. Но собаки тоже берегут нас. И я отлично понимаю, что Султану плачу по счетам Чака, который погиб, защищая меня. Скупо плачу, наверное. Маловато. Хотя так «очеловечивать» пса, как это сделал Мастер с Кармой, – номер рискованный. Но ведь у Мастера тоже есть наверняка свои долги…»
Султана Хунта не привязывал. И про наказание он действительно наврал. Султан даже успел дернуться, когда тварь на полном ходу вылетела из-за угла, – но только дернуться. Зато потом его пришлось за задние лапы вытаскивать из дыры, куда нырнула тварь головой вперед. А после, немного придя в себя и всех расставив по местам, Хунта не стал посылать никого за Мастером, державшим отдаленную точку, а пошел лично – виниться и падать в ноги. И надел на Султана ошейник, и дал поводок своему напарнику Зигмунду, которого Султан уважал настолько, насколько вообще кавказка в силах терпеть кого-то, кто ей не хозяин. Дал поводок символически, чисто подержать, а не держать, потому что Зиг дохлый и такого слона, как Султан, все равно не остановит. Но рядом сидел понурый Джареф, которому Зигмунд надрал уже черную задницу за нерасторопность, и Султан все понял, лег в сугроб и принялся валяться, потешно дрыгая лапами. И уходя за ворота, Хунта всей спиной, превратившейся вдруг в одно большое ухо, слушал «хлоп-хлоп-хлоп» отлетающего с серой шкуры снега. Пес отряхивался долго и с удовольствием, и Хунта в каком-то болезненном, спазматическом, до стона, откровении вдруг осознал, что измотан до предела. И больше всего на свете хочет сейчас оказаться дома, уткнуться жене носом в грудь и залиться горючими слезами.
«Ленка будет целовать меня в мокрые глаза, и гладить по голове, и шептать: «Саша, Сашенька, ну что ты…», и еще про то, что она рядом, она мне верит, она ради меня на все готова… А я буду думать только о том, что она чахнет на глазах, потому что охота изнашивает ее вдвое, втрое сильнее, чем меня самого. Господи, если ты есть, – подскажи: как жить дальше? И суждено ли нам всем, людям, жить вообще?..»
Хунта шел вдоль стены магазина, бухая по льду громадными башмаками с обогревом и принудительной вентиляцией, а руки его автоматически отдавали команды: эту машину сдвинуть; Петрович, стой, где стоишь; сенсы все – к бригадиру; ты, дубина, почему еще здесь? давай-давай, быстро-быстро… «Как же я устал! Чудовищно, невообразимо устал. Вот сейчас Мастеру и скажу – все, дружище, п…ц. Хватит с меня. Сколько нам осталось – лет десять? Двадцать? Пусть. Только дайте мне этот остаток прожить по-человечески. Все, я ухожу. Навсегда. Домой. К жене».