Дракониха медленно открыла глаза. Он возвышался над ней, закрывал её мощной грудью. Она осторожно пошевелила крылом, всё тело пронзила острая боль. Она опустила голову на холодные камни. «Это конец», − подумала она. «Это конец» − послала она свои мысли ему. «Никогда! Слышишь, никогда!» − раздался громоподобный рык в её голове. Он расправил огромные крылья. Его горло раскалилось как солнце. Во взгляде светилась ярость. Он медленно разворачивался к наступающим людям. «Никогда» − слышала она, закрывая глаза, сил оставалось ровно на то, чтобы сделать ещё один вдох.
«Любовь одного дракона»
Тильда Лин
Глава 1
Настоящее. Лика
Стою перед дверью и задыхаюсь. Третий этаж, а я словно марафон пробежала.
Может, спуститься и позвонить в домофон?
Оглядываюсь, тут ничего не изменилось. На двери квартиры всё те же глазок и латунная ручка. Подъезд перекрасили, но остальное − по-прежнему.
Этот подъезд знает мою историю − нашу с Тимой историю. Эти стены много повидали.
Сердце больно трепыхается в горле.
Нажми на кнопку звонка. Жми!
Сжимаю кулаки и пытаюсь просто дышать. Перед глазами медленно плывёт голубой цвет, потом лиловый.
Жми же, давай!
Поднимаю руку и смотрю на дрожащие пальцы. В глубине квартиры слышится какой-то звук. Вздрагиваю и надавливаю наконец на злосчастный звонок.
И ничего! Не происходит совершенно ничего!
Звонок не работает! Чёртов звонок сломан!
За спиной открывается дверь. Оборачиваюсь, на площадку выходит девушка. Смотрит на меня с любопытством.
− Вы к Мироновым?
Киваю.
− А у них звонок не работает, вы стучите. Хотя тётя Таня, скорее всего, на работе, – советует девушка и спускается по лестнице, всё ещё разглядывая меня.
Наклоняюсь в просвет между перилами:
− Спасибо!
− Да не за что! − она пожимает плечами и бежит дальше, перепрыгивая через ступеньку.
Глубоко вздыхаю и, прежде чем окончательно струсить, стучу в дверь.
***
Стучу и замираю.
Хочу услышать, как он подойдёт к двери. Но шум крови в ушах заглушает всё вокруг.
Время в ожидании становится осязаемым. Мурашками оно сползает от затылка вниз по шее. Оно же перехватывает поперёк горла.
Когда дверь распахивается, от неожиданности я делаю шаг назад. Передо мной стоит ОН.
Тима…
Сколько раз я представляла себе это. Сколько раз закрывала глаза или отворачивалась к окну, только чтобы представить себе, как он распахивает эту чёртову дверь. Сколько раз засыпала, представляя одну лишь только эту сцену на повторе.
На его лице отражается шок. Глаза говорят со мной без слов. Так было всегда. Я хочу улыбнуться, но не могу. Хочу вдохнуть, но тоже не могу.
Паника охватывает меня, и я делаю единственно возможную вещь – шаг вперед, и обнимаю его.
Его запах… Это и вправду он!
Поднимаю голову, чтобы заглянуть ему в глаза. Он всё ещё не сказал ни слова, но поднял руки и обнял меня в ответ. Судорожно выдыхаю.
– Хочешь зайти? – спрашивает он без улыбки.
Я хочу. Нет, не просто хочу. Я ждала этого три долгих года.
Глава 2
Прошлое. Лика
− Привет, Личчи! Проходи!
Женька хорошенькая, как со страниц журнала − в белой водолазке, клетчатой юбочке и белых колготках.
− Привет, именинница! Желаю тебе много ума и самую лучшую на свете подругу! – торжественно произношу я.
− Ай, да ну тебя! Лучшая подруга у меня уже есть.
− Да? И кто это?
− Есть тут одна, − смеётся Женька. – С детсадовской скамьи.
Она замечает розовую упаковку с бантиком у меня в руках и с хитрым выражением лица спрашивает:
− А это что?
− А-а, это. Не знаю. В подъезде подобрала, − шучу я.
− А, ну тогда ладно. Давай, раздевайся. Уже почти все собрались. – Женька разворачивается, словно собирается идти в комнату.
− Ладно-ладно, это тебе, − останавливаю я её и протягиваю подарок, − С днём рождения!
− О-о! −радуется она, − А что это у нас тут такое?
Разделывается с бантиками и обёрткой в несколько секунд.
− Ух ты! Классная какая!
Я подарком довольна – цепочка с небольшой подвеской в виде туфельки поблёскивает камешками. Женька бросается меня обнимать и целовать.
− Класс, Личчи, какая красота. Надень-ка!
Когда я пытаюсь застегнуть на Женькиной шее цепочку, раздаётся звонок в дверь.
− Это ко мне!
− К кому же ещё, капитан очевидность, – бормочу я.
Женька открывает дверь, входит незнакомый парень. Я залипаю взглядом.
− Привет, Тим! Заходи. Вы с Личчи последние. Все уже ждут! − Женька щебечет что-то ещё, но я не слышу.
− Привет, мы не знакомы. Я −Тимофей, – представляется гость.
Я в ступоре. Меня приморозило. Не могу ни оторвать от него глаз, ни сказать что-либо приличное. Слава Богу, Женька заполняет паузы.
− Та-ак, Тим, давай, куртку сюда. Личчи, давай-ка, идёмте в комнату. Проходите. Ребята, кто не знает, знакомьтесь, это − Тимофей, то есть Тима, и Анжелика.
− Лика, – машинально поправляю я, но этого, кажется, никто не замечает.
Никто, кроме Тимофея. Он смотрит на меня, и словно не видит никого в комнате. А у меня от его взгляда скручивает в животе.
Глава 3
Настоящее. Алёна
Спускаюсь на пару ступенек вниз. Тату-салон находится в просторном полуподвальном помещении сталинского дома.
Мне всегда тут нравилось. В приёмной меня встречает большой кожаный диван, за ним администраторская стойка, заваленные альбомами столы. Везде витает запах кожи и чёрной ванили. Дальше ещё одна комната, разделённая на два рабочих места: Тимкино и Олега – партнёра по бизнесу.
Мне до сих пор странно приходить сюда в роли Тиминой подруги. Колокольчик на двери мелодично звякает.
Тимка с клиентом сидят на диване, выбирают дизайн.
− Привет, милая!
Он поднимается, чтобы меня поцеловать.
До сих пор не привыкну, что он мой. Как это случилось? Сколько лет я его ждала? Как пришла на татуировку, так и пропала.
− Проходите, − сказал он, когда я вошла в эти двери в первый раз, – Что ищете?
− Жар-птицу… − сказала я растерянно, вбирая глазами высокого, стройного молодого мужчину. Тёмные волосы подбриты, чтобы показать роскошную геометрию тату на висках, чёлка падает на глаза. А они умопомрачительные, тёмно-серые, и мгновенно вызывают у меня в воображении предгрозовое вечернее небо. Орнаменты тату поднимаются к плечам от тыльных сторон ладоней, он словно сошёл со страниц книги про викингов.
− Давайте вместе поищем, от чего сможем оттолкнуться, − говорит он.
Глаза под тёмными бровями улыбаются.
− Садитесь. Сейчас дам альбомы, с которых начнём.
Тогда я понимаю, что стою, как истукан, у подножия лестницы и просто на него пялюсь. Хуже становится, только когда он садится рядом и показывает длинными пальцами, на какие картинки мне следует обратить внимание. От него волшебно пахнет. Я не могу сконцентрироваться на том, что он говорит, но понимаю, что тату я сделаю. Сделаю столько, сколько поместится на моём теле, только чтобы ещё увидеться с ним. И вот, необъяснимым, невероятным образом, он – мой!
− Ты подождешь? – спрашивает Тима, возвращая меня в реальность. − Мы заканчиваем выбирать один небольшой символ. Если хочешь, посиди, потом пойдём вместе.
− Я собиралась в магазин зайти, у нас сливок для кофе нет, и в аптеку думала заскочить, − говорю я.
− А, хорошо, что ты про аптеку сказала, мне маме нужно мази занести. Ребята с Индонезии привезли, помнишь, она заказывала?
Я не против зайти к его маме, поэтому предлагаю:
− Давай, я схожу в магазин и маме всё по пути занесу, а потом вернусь и вместе пойдём домой, − предлагаю я.
− Было бы отлично! Вот ключ, мама на работе. Ты просто зайди и на тумбочке в коридоре оставь.
***
Я поднялась на третий этаж, отперла дверь, положила пакет с мазями на тумбочку в прихожей. Уже собиралась уходить, как услышала доносящиеся с кухни голоса. Нужно поздороваться!
Пока я разувалась, до меня донёсся диалог:
– Тань, что случилось? Бог мой, да на тебе лица нет, – взволнованным голосом спрашивала у Тиминой мамы соседка Галя. – Давай, может, чаю?
– Нет покрепче чего-нибудь?
– Тань, ну что случилось-то?
Я слышала, как она хлопала дверцами шкафчиков.
− Коньяк? – удивленно спросила Галя.
− В самый раз, − ответила тётя Таня.
На минуту воцарилась тишина. Потом звякнуло стекло о стол.
− Давай, − сказала тётя Таня.
Ещё секунда тишины.
– Ух-х, ну ты даешь, коньяк посреди дня пить. Рассказывай, – потребовала соседка.
– Ой, Галь… не знаю я, что делать. Сил моих больше не осталось. Мой дурит снова.
– Тимка?
Я невольно затаила дыхание.
Дурит? В каком смысле?
– Ага, Тимка, − подтвердила тётя Таня, − Ну вот, Галь, как так-то? Дал Бог сына! У меня от его дурости голова раскалывается. В начале недели заявился с утра пораньше, с сумкой. «Мам, я дома поживу». Опять − двадцать пять! А ведь его квартира уже год как готова.
Ух ты, как интересно!
Квартира готова, а мы на съёмной живём. Ну, до нынешней недели жили. Пока Тимка не сказал, что поживёт пару недель у мамы, а потом в квартиру переезжать будет. Я про эту квартиру только слышала. Друзья восхищались − какой дом, а вид, а место… Я спросила один раз, он меня остановил:
− Придержи, милая, любопытство. Придёт время, всё сама увидишь.
Только вот время до сих пор так и не пришло.
Тётя Таня со вздохом продолжила:
− Квартира готова, а он всё не переезжает. Деньги на съёмную зря тратит. А тут, вообще, сюда заявился. Я одного боюсь, что он снова эту свою ждёт.
У меня пульс зашкалил за двести. Да и Галя, видно, теряла терпение:
– Кого ждёт-то, Тань? Ты мне нормально объясни.
Но Тимкина мама, как и не слышала, продолжала:
– Я ведь, как дура, надеялась, что отсохло. Сколько можно мужику нервы мотать-то? Я думала, что история эта осталась в прошлом … Нет же, не отпускает она его.
Кровь стучала в висках, я прислонилась к стене и боялась пропустить хоть слово. Соседка снова спросила:
– Да объясни ты, что случилось? Кто «она»?
–Эта его… Приехала опять! – тётя Таня выплюнула имя, как глоток яда. Замолчала, потом продолжила:
− Не знаю, откуда он знает, но он всегда знает. Она не звонит ему. Просто приходит. А он, как дурак, с кем бы он ни был, с кем бы ни жил, домой возвращается и ждёт её.
Я чувствовала, как похолодели руки и как пересохло в горле. Глотать стало не сложно, а невозможно. Я знала про какую-то давнюю историю. Слышала звон. Тимкины друзья подробностями не делились, отмалчивались. Я старое бередить не хотела. Жила в моменте, где Тимка был моим. И не было прошлого, только настоящее.
Зачем мне думать обо всех тех, кто был до. Он же выбрал меня. Так ведь?
Так? Или нет…
– Давай-ка, выпей ещё. Тебя того и гляди удар хватит, − говорит Галя.
Снова стук стопок. Я представляю себе тётю Таню, всегда спокойную и сдержанную. Я и понятия не имела, что она может коньяк стопками хлестать.
– Галь, как я намучилась с ними, ей-Богу! Он же год нормально живёт, а как лето, эта стерва сюда прётся.
Мы два года вместе.
У меня голова идёт кругом от всех мыслей, что роятся в голове. Кто мне может рассказать, что это за история, и кто такая «эта стерва»?
А тётя Таня продолжает рассказ:
− Она приезжает, и Тимку как подменяют. Несколько лет назад у него зазноба была, серьёзная такая – Юля. Нравилась она мне, детишки у неё были – два мальчика. Тимку она любила страшно. А он по-настоящему счастлив был. Я, во всяком случае, так думала. Он и в детишках души не чаял. А в середине июня домой пришёл. Я смотреть на него не могла, лицо серое, глаза запавшие – кожа да кости. Он детей этих как своих любил. Но ушёл. Всё лето с этой своей провёл. Как в наркотическом угаре. Не оторвать друг от друга. А потом снова-здорово – она уехала, он − у разбитого корыта. Смотреть на всё это сил нет, сердце рвётся!
Я не знала, как заставить себя развернуться и уйти. Промелькнула мысль выйти и сказать, что случайно я услышала кусочек разговора. Узнать больше. Но какие шансы, что тётя Таня что-то расскажет? И не подумает, что меня дурно воспитали, раз я подслушиваю чужие разговоры.
Но я подслушивала, и заставить себя двигаться я никак не могла.
− Сейчас чайник поставлю, − сказала Галина. – Довольно тебе на сегодня коньяку.
Она гремела чайником и открывала-закрывала кухонные шкафчики. Потом спросила:
– И кто она такая?
Тётя Таня громыхнула чем-то на столе, я так и представила, как она всплеснула руками:
– Любовь его первая!
Первая любовь Тимки!
Конечно, у каждого есть первая любовь, но он к ней возвращался из других отношений и не раз! Это не умещалось в голове.
− Детьми ещё совсем были, когда закрутилось у них, – рассказывала тётя Таня. − Всю школу проходили за ручки. А потом она учиться уехала. Пока училась, приезжала каждое лето. Родители её живы тогда были. Теперь у неё здесь из родственников только тётка осталась. Тимка семь лет ждал, надеялся. А потом пришёл как-то вечером. Я его таким пьяным никогда − ни до, ни после − не видела. А костяшки на руках, как сырого мяса кусок, всё в кровь разбито. Я перепугалась, уж не убил кого?
Татьяна замолчала. Засвистел чайник. У меня в голове тоже что-то словно свистело.
– И что это было? – спросила Галя.
– Неделю слова мне не сказал. Как с привидением жила. Вроде и мой сын, а вроде − человек чужой. Перед работой − кофе с сигаретой, после работы − кофе с сигаретой. Он до этого и не курил никогда. То на кровати лежит, в потолок смотрит, то на подоконнике сидит, и всё курит. Через неделю только заметил, что я тоже в квартире живу.
Они замолчали, моё же сердце билось, как у лошади на скачках.
– Он тогда обнял меня крепко так и сказал: «Ну, что ты, мам, глазами меня сверлишь. Замуж она вышла. Всё кончилось», – тётя Таня прочистила горло и тихо добавила:
− И, Галь, по мне, так лучше бы тогда всё и закончилось.
Я потихоньку стала отступать к дверям. Достаточно услышала, чтобы сон потерять.
Что мне теперь делать?
Вернуться к Тимке и потребовать объяснений, но за что? За то, что он съехал к маме? Перед переездом в свою собственную квартиру? Он со мной уже два года, и никогда у меня не было причин его ревновать или подозревать.
Последнее, что я в тот день слышала в квартире Тимкиной мамы:
– Сахар в кофе будешь? – спросила Галя.
– Да не надо, так нормально.
– А что дальше-то было?
– Да замуж она вышла, за профессора. Банальная история, киношная даже какая-то.
– Слишком киношная, – согласилась Галя.
– А после окончания в университете преподавать осталась. Но на лето возвращалась. Каникулы у учителей длинные. Вот и приезжала. Сначала к родителям. Потом родители умерли, квартира здесь осталась. Я всё надеялась, что время пройдёт, она её продаст и перестанет душу Тимке рвать. Не тут-то было.
– Тань, – перебила Галя, – Но муж-то как? Как же?
– А как муж… Не знаю я, как. Я только то, что тут было, видела. Первые несколько лет Тимка сопротивлялся. Ссорились они так, что только двери с петель не летели. То она заплаканная, то он чернее тучи. А потом он смирился. Не понимаю я ничего, не спрашивай.
Я закрыла за собой дверь. В подъезде прислонилась лбом к прохладной стене. Что же мне теперь с этой информацией делать? Я не представляла.
Глава 4
Прошлое. Тима
− Тимас, привет! – Лёха трясёт меня за плечо, а я не могу оторвать взгляд от девчонки.
Как, Женя сказала, её зовут? Анжелика?
Как героиню в старинном романе. Она действительно как из книги или с картины какой. Глазищи огромные, зелёные, с длинными тёмными ресницами, волосы угольные крупными кольцами по плечам, кожа белая, а губы такие яркие, что я еле заставил себя отвести взгляд. Когда она улыбнулась, на щеках появились две симметричные ямочки, и я заметил лёгкие веснушки на переносице.
Я хотел бы смотреть на неё часами. Рисовать её. Лёха замечает мой взгляд:
− Видишь, Тимас, а ты не хотел идти. Я тебе говорил, у них классная компания. И девчонки, смотри, какие!
Сажусь на диван рядом с ним, а он наклоняется и шепчет мне на ухо.
− Именинница чур моя. А подружку можешь себе забирать.
Я отвожу взгляд от Анжелики и удивлённо смотрю на друга. Лёха неправильно трактует мой взгляд:
− А что? Я с ней первый познакомился. Она мне нравится.
Как же хорошо, что нам с тобой нравятся разные девчонки!
***
− Я так рад, что мы встретились. А не хотел идти на этот день рождения. Именинница − какая-то новая Лёхина знакомая. И что, если бы я не пошёл? Я бы не встретил тебя. Я так рад, что пошёл, Анжелика.
Мы сидим на полу в тёмном подъезде первой попавшейся многоэтажки, где-то на полпути между нашими домами. Наши пальцы переплелись, и я никак не могу проглотить плотный комок в горле.
− Мне не нравится моё имя, − сказала она. − Дома меня называют Тото, потому что в детстве я отказывалась на своё имя отзываться.
− Почему Тото? − спрашиваю я.
Она поворачивается, я смутно различаю овал её лица, свет осенних фонарей этажом ниже едва разбавляет мрак подъезда. Из квартир доносятся приглушённые звуки обыденной жизни, а у меня всё перевернулось с ног на голову. Моя жизнь перестала быть обыденной несколько часов назад.
Я улыбнулся.
Тото − такое странное и такое милое имя.
− Даже не знаю, почему именно Тото. Но я не была против. Ты можешь называть меня Ликой. Так меня зовут друзья.
− Лика − тоже красиво, − сказал я.
Она засмеялась:
− Так же красиво, как Тото?
− Ага.
− Ты когда-нибудь целовался? – неожиданно спросила она.
У меня пересохло во рту. Такой простой вопрос, но ответить на него невозможно.
− Нет, − в конце концов сказал я севшим голосом. – Но очень хочу поцеловать тебя.
***
Лика должна была вернуться к десяти. Я проводил её и пришёл домой в начале одиннадцатого.
− Тимашка, ну как день рождения? Чем занимались? – встретила меня мама.
А я не мог разговаривать. Мне нужны были тишина и темнота моей комнаты.
− Да всё хорошо, мам, – отмахнулся я. – Спать пойду, завтра рано в художку.
Спать я не мог. Сидел за столом и выводил в тетрадке на разные лады её имя.
Лика, Лика, Лика.
Вся жизнь вдруг слилась в один прекрасный момент − мягкие губы пахнут малиной, и поцелуй на вкус как лето. Кажется, я влюбился.
Глава 5
Настоящее. Соседка Галина
Галя покачала головой. Она всегда думала, что Татьяне повезло с сыном. И работает, и заботливый − матери поможет всегда. И подруга у него, Алёна, такая приятная. Всё думала Галя, отчего не женится парень. Всё у него есть, всё как положено.
Гале и самой стало бы легче, если бы Тима женился уже. Дочке семнадцать, а замирает при виде соседа, как лань зачарованная.
Этот восторг Галя отметила давно. Сидела она пару лет назад у Татьяны, чай пили. Раздался звонок в дверь.
– Галь, Лера пришла? – позвала Татьяна из коридора.
Лерка стояла в прихожей, в меховой шапке и новом белоснежном пуховике. Розовощёкая, глаза сверкают. Но от материнского взгляда не укрылись и другие детали – помада новая, глаза накрашены слишком ярко.
– Мам, я к Машке пойду, – отчиталась дочь.
– Иди, но чтоб до одиннадцати дома.
Лерка всё мялась у порога.
– Ма, я кошелёк принесла. Дай мне денег, пожалуйста, мы с девочками пиццу закажем.
И тут открылась дверь, и вошёл Тима.
– Добрый вечер, – поздоровался он.
Вот тогда-то и появилось у Лерки в глазах то самое выражение, от которого у Гали кровь застыла в жилах.
– Добрый вечер, Тима, – поприветствовала она его.
– Привет, сынок! – сказала Татьяна.
А Лерка позабыла и про пиццу, и про девочек, и про мамин кошелёк. Галя видела, что дочь сейчас и имя бы своё не вспомнила.
Тима посмотрел на девушку:
– Привет, ты, должно быть, Лера. А чего вы не проходите?
Он скинул куртку и прошёл в кухню.
– Мам, я котлеты погрею? – крикнул он уже из кухни.
– Доча, ты денег-то хочешь? – спросила Галя.
Лера стряхнула с себя оцепенение, с трудом оторвала взгляд от двери, за которой скрылся Тима.
– Ага. Мам, это и есть тёти Танин сын? – прошептала она.
Мечтательное выражение лица дочери тревожило Галю ещё долго после того, как она выпроводила её за дверь со строгим:
– В одиннадцать чтобы дома!
Глава 6
Прошлое. Тима
Лика сидит на подоконнике, на ней моя футболка, и это не даёт мне покоя.
Одна только футболка, а под ней ничего.
Ликина призывная улыбка сменяется задумчивой:
– Я считаю, нам нужны правила, – заявляет она внезапно.
– Правила? Зачем нам правила?
Перекатываюсь на спину, теперь она сидит прямо надо мной. Гладкие икры касаются моей щеки.
Только футболка…
Она насмешливо смотрит на меня.
– Не подбирайся. Ничего не получишь, пока у нас не будет своего правила.
Я закрываю глаза тыльной стороной ладони и громко вздыхаю.
– Хорошо. Ты наверняка его уже придумала. Выкладывай!
Она спрыгивает с подоконника и ложится рядом. Её подбородок упирается мне в живот.
– Это очень хорошее правило. Тебе понравится. Давай никогда не будем друг от друга ничего скрывать. Если я тебя спрошу, о чём ты сейчас думаешь, ты скажешь правду. Я тоже всегда тебе скажу, как есть.
Переворачиваюсь и подминаю её под себя.
– Ну, спрашивай!
– Ты меня специально раздавил? – смеётся она. – Мне не выдохнуть под твоей тяжестью.
Приподнимаюсь на руках.
– Спрашивай!
– Ну хорошо, о чём ты думаешь? – спрашивает она.
Мои руки синхронизировались с мыслями, но я всё же отвечаю.
–Уже битых полчаса я думаю о том, что у тебя под футболкой ничего нет.