Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

Книга настолько же сложная в прочтении, насколько полезная и занятная по сути. Сложность представляет не сам предмет, а форма подачи. Это авторский перевод самого Дерлугьяна с английского, на котором книга писалась изначально. То есть все издержки в виде предложений по четыре строки и обилия связок прилагательных с причастиями и деепричастиями тут есть в полной мере. Это постоянно затрудняло чтение, иногда приходилось перечитывать фразу по нескольку раз, в общем, книга не шла гладко и читалась долго – с перерывами у меня ушло на нее несколько месяцев.Но тема и авторские наблюдения определенно стоят того, чтобы пробираться сквозь лексические и грамматические дебри. Дерлугьян описывает, как развивалась судьба национальных субъектов и национальных окраин после распада СССР и пытается понять и объяснить – почему столь разными путями двигались все они. Почему одни и те же процессы в Кабардино-Балкарии закончились двухдневным всеобщим сходом на площади Нальчика, а в Чечне переросли в многолетнее кровавое противостояние с федеральным центром или почему настолько разный исторический путь оказался у двух областей Грузии – Абхазии и Аджарии и многое другое.Помимо вопросов нации и национальности много внимания уделено глобальным социо-экономическим процессам в Союзе, которые начались еще в эпоху Хрущева, оформились во времена Брежнева и заложили основу для развала при Горбачеве, который, если вникнуть как следует, в сущности был не причиной, а несчастливым свидетелем событий, предопределенных многими годами ранее. Еще один неожиданный парадокс в том, что стремительная рост националистических настроений на Кавказе был вовсе не потребностью в возврате к корням, а попыткой создать новый социальный лифт, в условиях, когда сорвались с тросов все старые. Именно поэтому бывшая советская партноменклатура так ретиво кинулась примерять папахи, а имамы из сельских мечетей Аджарии на митингах стояли плечом к плечу с “красными боссами”.Воистину, многое из того, что кажется нам столь же очевидным, сколь и незыблемым, на самом деле не является ни тем, ни другим.