В основу повести положены реальные события. Однако все имена, фамилии, прозвища главных действующих лиц, названия фирм, улиц и т. д., а также место и время действия изменены. Любые совпадения случайны.
Глава 1
Четверг, 20 мая 1999 года, г. Москва
– Бой с пьянством приобретает затяжной оборонительный характер! – мрачно изрек высокий тридцатипятилетний мужчина в одних спортивных штанах, с развитой мускулатурой, бульдожьей челюстью, пухлым брюшком (скрывавшим, правда, железные мышцы отлично натренированного пресса) и багровым шрамом на правой стороне волосатой груди – следом годичной давности пулевого ранения. Произнеся вышеуказанную тираду, он поскреб заросшую густой щетиной щеку, окинул недобрым взглядом груду пустых бутылок на полу, вытащил из битком набитого целлофанового пакета полную бутылку марочного грузинского вина, откупорил, разлил по двум стаканам, обернулся к двадцатипятилетнему ладно скроенному парню в опрятном джинсовом костюме и со скорбным вздохом предложил:
– Ну, вздрогнем?
– Ага, вздрогнем! – рассмеялся тот, залпом проглотил свою порцию и взял с тарелки половину очищенного апельсина.
Тридцатипятилетнего звали Виталием Федоровым. Он являлся начальником службы безопасности крупной преуспевающей фирмы «Славянка», а двадцатипятилетний Андрей Кошелев (его сосед по дому из второго подъезда) на протяжении полугода трудился под непосредственным руководством Виталия, лишь недавно уволился из СБ в связи с переходом на другую работу и сегодня решил навестить бывшего шефа, «согласно оперативным сведениям» четвертые сутки напролет отмечающего день рождения. (Андрей сызмальства обожал халяву.)
Оба сидели на застеленном вышитым покрывалом диване. Перед ними стоял накрытый клеенкой журнальный столик, на котором были в беспорядке расставлены тарелки с разнообразными фруктами и лишенными бумажно-фольговой оболочки плитками шоколада.
– Дрянь вино! – сварливо проворчал Федоров, подозрительно рассматривая пузатую, узкогорлую, украшенную нарядной этикеткой посудину. – Ма-роч-но-е! Тьфу!!! Одно название только, а в действительности голимая отрава.
– Виталий Николаевич не с той ноги встали! – насмешливо заметил Кошелев. – Привередничают!
– А ты чего хотел? – болезненно скривился Виталий. – С шестнадцатого числа не просыхаю! Состояние – хуже не придумаешь: кишки слиплись, внутренности в узел завязались, жратва в глотку не лезет, состояние омерзительное, тело словно ватное! Вмажешь грамм двести пятьдесят – вроде легче становится минут этак на двадцать… потом опять мрак кромешный. И-и-эх! Жизнь – жестянка! А ну ее в болото! Кстати, чтоб не базарил, будто я тебя спаиваю, пусть отныне каждый сам себе наливает!
С этими словами Федоров набулькал полстакана, с видимым отвращением выпил, без вкуса погрыз яблоко, прикурил сигарету и глубоко затянулся.
– Смотри, такими темпами скоро сопьешься, деградируешь, синюшником станешь! С бухлом надо поаккуратнее! Посдержаннее! – назидательно произнес Андрей и тем не менее свой стакан наполнил до краев. Виталий выразительно фыркнул, но от комментариев воздержался. Беспощадный деспот во всем, что касалось службы, в личных отношениях с подчиненными (как с бывшими, так и с настоящими) он отличался определенным либерализмом. В разумных пределах, разумеется. Между тем слегка захмелевший Кошелев впал в обличительный раж:
– Допустим, тебе сию секунду позвонят да вызовут на работу. Положим, стряслась беда! Срочно требуется присутствие начальника службы безопасности! – жадно выхлебав вино, продолжал он развивать антиалкогольную тему. – А куда ты годен? Сам жаловался: тело словно ватное, внутренности в узел завязались!.. Какой из тебя, к лешему, боец, не говоря уж о стрельбе, если вдруг придется оружие применять? Пропадешь ни за грош! В таком состоянии, как сейчас, – не в обиду будь сказано, – даже я с тобой справлюсь!
– И ты, Андрюша, стопроцентно уверен в собственной правоте? – сощурился Федоров.
– Естественно! – горделиво кивнул Кошелев.
– Тогда устроим небольшую проверочку. – На губах Виталия мелькнула лукавая усмешка. – Если ты не ошибся и действительно сумеешь со мной справиться, мстить потом не стану. Слово даю!
– О'кей! – с некоторой надменностью в голосе согласился Андрей, вставая с дивана и отходя в дальний, свободный от мебели угол комнаты. – Сильно бить не буду. Обещаю!
– Нет, родимый, лупи во всю мочь. Игра должна вестись по-честному! – возразил Федоров, с кряхтеньем поднялся на ноги и неторопливо, вразвалку приблизился к Кошелеву. – Начинай! – вяло предложил он.
Андрей незамедлительно обрушил на челюсть бывшего начальника мощный боковой удар справа. Вернее, попытался обрушить. На долю секунды опередив его движение, Виталий стремительно выбросил вперед обе руки одновременно. Левая накладкой ладони на бицепс погасила удар в зародыше и жестко сдавила мышцу, а три пальца правой железной хваткой вцепились Кошелеву в кадык. Андрей захрипел.
– Вот видишь, дружок, излишняя самоуверенность сгубила многих, – наставительно молвил Виталий. – Одно движение моей правой – и ты труп с вырванным кадыком. Никакая реанимация не спасет! Однако я не хочу тебя убивать, а потому… – Федоров неожиданно разжал оба захвата, самбистской подсечкой усадил парня на пол и, пружинисто присев, чуть коснулся (сверху наискосок) ребром ладони переносицы Андрея.
– В реальном бою – верный нокаут, – спокойно констатировал он, вернулся обратно на диван и потянулся за откупоренной бутылкой.
– К-к-круто! – заикаясь, пробормотал ошарашенный Кошелев. – Н-не ож-жи-жидал!
– Присаживайся. Промочи глотку! – миролюбиво окликнул его Виталий. – Болит небось?
– В чем дело? – заглянув в комнату, недовольно спросила жена Федорова Татьяна, ровесница Андрея. – Опять буянишь?
– Молчи, женщина, когда мужчины общаются! – беззлобно огрызнулся Виталий. – На кухню шаго-о-о-ом марш!
Укоризненно покачав головой, федоровская супруга удалилась. Тем временем Кошелев, разминая помятое горло, осторожно пристроился рядом с бывшим шефом. Выглядел Андрей уныло и пристыженно.
– Круто! – хрипло повторил он.
– Надеюсь, меткость мою проверять не станешь? – едва заметно улыбнулся Федоров. – Не хотелось бы, знаешь ли, стрелять в квартире. Соседи неправильно поймут, а на улицу тащиться в облом!
– Боже упаси! – испуганно встрепенулся Кошелев. – Я был не прав! Извини, пожалуйста!
– Ладно, забудем, – примирительно махнул рукой Виталий. – А самочувствие, правда, хреновое. Проклятая пьянка!.. Ну, вздрогнули!
Чокнувшись с Федоровым, Андрей залпом осушил полный стакан. Виталий с гримасой отвращения на лице выцедил сквозь зубы не больше трети.
– Чем теперь занимаешься? – лениво полюбопытствовал он.
– Машинами. С Тарасом Лычковым, – неохотно ответил Кошелев.
– Уточни!
– Покупаем, растаможиваем, оформляем, перепродаем, определенный процент имеем.
– Часом, не краденые? – с сомнением покосился на Андрея Виталий.
– Ни-ни! Все путем! И с ментами завязки конкретные!
– Вот это-то как раз и настораживает.
– А где твоя кошка Машка? – поспешил сменить неприятную для него тему Кошелев.
– Прячется в соседней комнате. Опасается меня пьяного, – смущенно пояснил Федоров. – В прошлый запой, месяца три назад, я случайно (хоть убей, не помню как) опрокинул на бедняжку пепельницу. Слава богу, холодную, без тлеющих окурков. Всю ее белоснежную пушистую шубку перепачкал! Жена отмывать замучилась! С тех пор Машка, если я бухаю, старается держаться от пьяной свиньи подальше. Приходит, лишь когда протрезвею… И правильно делает! – Виталий в сердцах треснул себя кулаком по плотной ляжке. – Пора, блин, завязывать! Достаточно попил! Здоровья ни хрена не осталось, да и вообще… противно! Заглянешь утром в зеркало – вылитая обезьяна! А уж вылезать из штопора – у-у-ух!!! – Мускулистые плечи главного секьюрити «Славянки» зябко передернулись.
– По поводу здоровья ты явно скромничаешь! – указав на литые мышцы Федорова, а также многозначительно потрогав собственное горло, сказал Кошелев.
– Ах, это!.. – досадливо поморщился Виталий. – Запомни, пацан, элементарную истину: физическая сила плюс умение драться – одно, а здоровье в прямом смысле слова – совершенно другое! Да, фигурально выражаясь, бо́шки откручивать я не разучился, даже с тяжелого бодуна не промахнусь в тебя из пистолета с пятидесяти метров, но… внутренние органы – сердце, печень, почки и так далее – никуда не годятся! В один прекрасный день (или ночь) могут с перепою совсем отказать… Смерти я особо не боюсь, однако не хотелось бы явиться на суд божий в пьяном, непотребном состоянии.
– А у меня запоев не бывает, – самодовольно похвастался Андрей. – И похмелье поутру мизерное, терпимое.
– Десять лет назад я мог сказать про себя то же самое, – угрюмо отозвался Федоров.
– Тогда закодируйся от алкогольной зависимости! – допивая оставшееся в бутылке вино, посоветовал Андрей. – Хочешь, познакомлю с высококлассным специалистом в данной области? Мать Тараса Лычкова – Лилия Петровна превосходный экстрасенс!
– Идиот! – не сдержавшись, рявкнул Виталий. – Ты хоть понял, что сморозил?!
– А в чем проблема? – оторопел Андрей.
– А в том!.. – В светлых, серо-стального оттенка глазах начальника СБ фирмы «Славянка» плеснулась ярость. – Все кодировщики, экстрасенсы, они же «психотерапевты», они же «народные целители», они же знахари и так далее и тому подобное – на самом деле обыкновенные колдуны! Слуги дьявола, и ждать исцеления от них бесполезно! Совсем напротив, отступившись от бога, обязательно погубишь и душу, и тело!.. Да-да, знаю, я отнюдь не святой, пьяница, грешник… Тем не менее господа никогда не предавал и предавать не собираюсь! – Виталий бережно поцеловал алюминиевый нательный крестик.
– Стало быть, продолжишь квасить запоями? – с изрядной долей ехидства осведомился Кошелев.
– Нет, – отрицательно покачал головой Федоров. – Брошу, но… по-другому! Не обращаясь за «помощью» к нечисти. Попытаюсь завязать самостоятельно, если не получится – поеду в Серпухов в Высоцкий монастырь к иконе «Неупиваемая чаша»[1].
Несколько минут в комнате висело напряженное молчание.
Федоров, играя желваками, сосредоточенно рассматривал ногти на руках, а Кошелев горько сожалел в душе, что раздразнил «этого фанатика». Андрей хорошо помнил, как однажды Виталий, услышав из уст одного их общего знакомого, некоего Николая Стрельцова крайне непочтительное, оскорбительное высказывание об Иисусе Христе, не вступая в дискуссию, моментально заткнул Николаю рот страшным ударом мозолистого кулака. Стрельцову пришлось потом долго лечиться от тяжелого сотрясения мозга и вставлять шесть передних зубов… С детства крещенный, даже постоянно носящий на груди золотой православный крест, Кошелев тем не менее относился к христианской вере равнодушно, предпочитал не задумываться о мистической подоплеке человеческого бытия, интересовался исключительно предметами материальными, а к «оголтелому фанатизму» недавнего начальника относился резко негативно. У него буквально вертелся на кончике языка колкий язвительный ответ «религиозному фанатику», однако, памятуя о печальной участи Стрельцова, Андрей предпочел воздержаться от чреватого серьезными увечьями остроумия.
– Пора закругляться! Время – двенадцать ночи! – совладав с нервами, сказал наконец Виталий. – Постараюсь выспаться, завтра побреюсь, отмокну в горячей ванне, оттянусь чаем, минералкой… Короче, буду в норму приходить.
– У тебя много вина осталось, – проверив пакет, сообщил Андрей. – Как с ним поступишь?
– Сунь куда-нибудь с глаз подальше, – равнодушно бросил Федоров. – Пускай лежит до лучших времен. Авось не прокиснет! – Виталий вынул из пачки сигарету и принялся возиться с почему-то закапризничавшей зажигалкой. Андрей положил пакет в платяной шкаф, по ходу украдкой припрятав за пазухой одну из четырех нераспечатанных бутылок.
– Слышь, Андрюх, не в падлу, выкинь по дороге пустую посуду, – раскурив-таки сигарету, попросил бывшего сотрудника Федоров.
– Ноу проблем! – ослепительно улыбнулся Кошелев.
– Ну прощевай! – когда Андрей набил стеклотарой принесенный Татьяной пакет, протянул ему твердую ладонь Виталий. – А с Лычковым, коли Тарасова мать и впрямь колдунья, расстанься как можно скорее! Не шути с огнем!
– Конечно-конечно! – направляясь к двери, заверил Кошелев.
Глава 2
Пятница, 21 мая 1999 года
Пробудившись на следующее утро, Андрей словно в наказание за недавнюю похвальбу о «мизерном похмелье» почувствовал себя на редкость паршиво. Ослабевшее тело налилось свинцом, трещала голова, ссохшееся горло першило, губы запеклись, покрылись белым налетом, перед слезящимися глазами клубился мутный, грязноватый туман… С болезненным охом усевшись на постели, он с натугой припомнил события предшествующей ночи. Выйдя из подъезда Федорова, Кошелев, поленившись сходить на расположенную в ста метрах от дома помойку, швырнул сумку с пустыми бутылками под первый попавшийся куст. Затем на одном дыхании вылакал из горлышка уворованное вино, изрядно прибалдел, прогулялся по окрестностям, обнаружил в тенистом уголке на лавочке компанию знакомых ребят, распивающих водку, подсел к ним, вмазал на халяву полтора стакана, окосел окончательно, спотыкаясь, добрел до своей квартиры, с грехом пополам разделся и завалился спать.
– Твою мать! – простонал Андрей, ощупывая помятую, припухшую физиономию. – Споил проклятый Виталька! Чтоб ему, засранцу, бухлом подавиться!
Часы показывали половину девятого. В незашторенное окно вливались ясные лучи майского солнца. В квартире было тихо. Родители уже ушли на работу. «В десять надо нарисоваться у Лычковых, – подумал Кошелев. – Тарас говорил, работенка выгодная намечается. Елки-моталки! До чего ж хреново!» Титаническим усилием воли Андрей принял вертикальное положение, сипло матюгаясь, прошел в ванную и для начала сунул всклокоченную гудящую голову под струю холодной воды.
Семейство Лычковых обитало на втором этаже двенадцатиэтажной одноподъездной кирпичной башни, расположенной на углу улицы Гороховой в десяти минутах езды на метро от жилища Кошелева. Дверь Андрею открыла сама Лилия Петровна – среднего роста полная румяная женщина лет пятидесяти с пронзительными черными глазами.
– Ты, Андрюша, опоздал на пять минут, – густым бархатным голосом произнесла она. – Нехорошо, мой милый! Некрасиво! Точность – вежливость королей!
Кошелев сконфуженно промолчал и виновато потупил глаза. Мадам Лычкова являлась подлинным руководителем машинного бизнеса Тараса, в котором на второстепенных ролях с недавних пор участвовал Андрей, ее слово оказывалось решающим при проведении любого мероприятия, и только прочные связи Лилии Петровны с местной милицией помогали молодым людям благополучно избегать конфликтов со стражами порядка (Федоров вчера угадал правильно: Тарас промышлял крадеными автомобилями). Госпожа Лычкова отличалась тяжелым, властным характером, могла вспылить, вплоть до битья посуды, из-за малейшего пустяка, и проштрафившийся Кошелев со страхом ожидал от Лилии Петровны суровой выволочки, однако на сей раз обошлось.
– Разувайся да проходи в столовую. Позавтракаешь с нами, – сменив гнев на милость, предложила она смущенному парню и, развернувшись массивным задом, уплыла на кухню.
Стол ломился от обильного угощения, домашние свежеиспеченные булочки, пирожки с мясом, с капустой, с яблоками, нарезанная аккуратными ломтиками ветчина, плюшки, торт «Птичье молоко», разнообразное печенье, в основном домашнее, несколько сортов шоколадных конфет, взбитые сливки, варенье в стеклянных вазочках…
Лилия Петровна восседала во главе стола спиной к окну. По правую руку от нее томно жевала крохотный кусочек печенья худенькая, блондинистая, абсолютно не похожая на мать пятнадцатилетняя Алиса, по левую – жадно лопая все подряд, усердно работал челюстями низколобый широкоплечий Тарас. Андрей пристроился сбоку. Есть ему по понятным причинам не хотелось. Кошелев лишь прихлебывал маленькими глоточками кофе со сливками.
– Не нравишься ты мне сегодня, Андрюша! – внимательно понаблюдав за ним, сказала Лилия Петровна. – Ты не заболел?
– Почти! – вымученно усмехнулся Кошелев.
– То есть?! – приподняла темные дугообразные брови Лычкова.
– Перебрал накануне, – со вздохом сознался Андрей. – Наведался в гости к бывшему начальнику Виталию Федорову, отмечавшему день рождения, ну и… сами понимаете!
Агатово-черные глаза почтенной дамы недобро сверкнули.
– С плохими людьми водишься, мальчик! – В бархатном голосе Лилии Петровны зазвучали надрывные, злые нотки. – Кстати, тебе известно, при каких обстоятельствах Виталика подстрелили год назад?
– Приблизительно… по слухам, – неуверенно промямлил Кошелев. – Ребята рассказывали, будто бы Федоров помешал трем грабителям в масках взломать запертую церковь. Один из них выстрелил Виталию в грудь. Тот, прежде чем упасть, успел ответить пулей в живот из табельного «макарова», после чего грабители захватили раненого товарища, запрыгнули в машину и умчались на предельной скорости. Беглецов не нашли. Уголовного дела на Федорова милиция заводить не стала, поскольку не менее десяти свидетелей высказались в его пользу… Вроде так!
– Вроде Володи, похоже на ружье! – завизжала госпожа Лычкова. Округлое, обычно румяное лицо Лилии Петровны пожелтело, затряслось от ненависти. – Все вранье! Все!!! Федорова элементарно отмазал хозяин «Славянки» Витька Борисов! Та еще сволочь! Мерзавец, подлец законченный! Свидетелей купили с потрохами. Ментам дали на лапу! Сочинили красивую «героическую» версию! А в действительности этот сумасшедший мракобес набросился, как бешеный пес, на невинных людей, мирно прогуливавшихся по улице. Несчастным жертвам пришлось спасаться бегством, старательно запутывая следы. А мужчина, в которого твой подонок всадил пулю, умер спустя два часа в страшных мучениях. Поганцу Витальке крупно повезло, что угостили его из «ТТ»[2] и пуля прошла навылет. Иначе б давно могильных червей кормил, сукин кот! Теперь уяснил истинное положение вещей, дубина стоеросовая?!
– Д-д-да! – выдавил растерянный, напуганный гневом работодательницы Кошелев. – П-простите, я н-не з-знал! М-меня обманули. Ввели в заблуждение.
Андрею почему-то даже не пришло в голову немного поразмыслить над некоторыми любопытными вопросами. Во-первых, откуда Лычковой известно столько подробностей: марка пистолета, из которого ранили Виталия, факт мучительной смерти раненого мужчины, увезенного друзьями в неизвестном направлении? Во-вторых, почему у «невинных людей, мирно прогуливавшихся по улице», оказался наготове отнюдь не табельный «ТТ»? А также с какой стати «несчастные жертвы» не только не обратились за помощью в правоохранительные органы, но, по словам Лычковой, спасались бегством, старательно запутывая следы?
– Простите!.. Простите!.. Простите!!! – угнетаемый страхом потерять «хлебную непыльную» работу, как обезумевший попугай, твердил он.
Прекратив орать, Лычкова внимательно осмотрела бледного перетрусившего мальчишку. Результаты осмотра удовлетворили Лилию Петровну. Взгляд ее смягчился, на лицо вернулся румянец, а в мозгу сформировался некий хитроумный план.
– Тебе, Андрюшенька, придется избавиться от тяги к спиртному, – нежно проворковала она. – Причем незамедлительно. Потенциальным алкоголикам наша семья доверять не может. Ведь для успешных занятий бизнесом необходима ясная, постоянно трезвая голова! И за руль под хмельком садиться нельзя. Надеюсь, ты согласен исцелиться?
– Конечно! – порывисто воскликнул Андрей. – Но как?
– Очень просто! – покровительственно рассмеялась Лычкова. – Короткий сеанс психотерапии – и ты полностью здоров! Я неплохой специалист в данной области! Разве ты забыл? Если не возражаешь, то проведем курс лечения здесь и сейчас. Это отнимет совсем немного времени. Успеете с Тарасиком по делам. И похмелье заодно пройдет. Станешь как новенький! Ну, согласен? – напористо переспросила она.
Кошелев с готовностью закивал. Предостережение «сумасшедшего мракобеса» насчет кодировщиков-»психотерапевтов» Андрей не воспринимал всерьез. Ни вчера, ни тем более сегодня, после всего услышанного. Перспектива же мгновенно отделаться от тяжелого, выматывающего душу похмелья особенно прельщала парня. «Стану как новенький! – в телячьем восторге подумал он. – Ура-а-а!!!»
– Пошли! – грузно поднимаясь со стула, сказала Лилия Петровна. – Но предварительно сними с тела, в первую очередь с груди, металлические предметы[3]. Они экранируют энергетические поля!
Механически расстегнув цепочку, Кошелев небрежно швырнул на стол крест и бездумно, словно баран за стадом, поплелся за толстым задом «психотерапевта»…
Лычкова отвела «пациента» в дальнюю маленькую комнату с наглухо зашторенными окнами, уложила на диван, зажгла семь черных свечей в серебряном подсвечнике, поставила его на тумбочку в изголовье больного, взяла в руки темный блестящий шар и занялась непосредственно «исцелением».
– Отключи волю, интеллект, отбрось посторонние мысли, смотри на шар, – монотонно приказывала она. – При счете «десять» ты уснешь и проснешься абсолютно здоровым… Раз… два… три…
Андрей вырубился на цифре «шесть». Веки Кошелева сами собой сомкнулись. Черты лица застыли как у покойника.
«Слабохарактерный тип, легко поддается внушению! – с дьявольским торжеством подумала ведьма. – Крестик сорвал с шеи беспрекословно! В бога фактически не верит, хотя крещеный! Чу-у-удесно!!! Щенок – идеальный объект для зомбирования! Ха-ха-ха! Ты, дурачок, славно на меня поработаешь, с рук будешь кушать, на задних лапках скакать и, главное, мерзавца Федорова укокошишь!»
Дело в том, что Лилия Петровна вот уже год как затаила лютую злобу на Виталия. Вопреки лживым утверждениям Лычковой, начальник службы безопасности фирмы «Славянка» вовсе не набросился бешеным псом на «невинных людей, мирно прогуливавшихся по улице», а действительно предотвратил попытку ограбления и осквернения православного храма членами пресловутой «Российской церкви сатаны», один из которых – смазливый тридцатилетний хлыщ Жорж Адамский – являлся последним бесплатным любовником похотливой мадам! Именно он прострелил грудь Федорову, получив в ответ смертельное ранение в брюшную полость. Ярости Лилии Петровны не было границ. Поначалу сгоряча она вознамерилась навести на Виталия страшную порчу, однако, немного поостыв, досконально взвесив все «за» и «против», передумала. Опытная колдунья слишком хорошо знала, что такое рикошет[4], и благоразумно предпочла возмездие не мистическое. По договоренности с «соратниками» убиенного Жоржа она направила трех молодых сатанистов-наркоманов добивать Виталия прямо в реанимации, но… на полпути они врезались на своей «девятке» в «КамАЗ» и погибли.
Спустя месяц, когда Федоров выписался из клиники, его подкараулили в глухом закоулке четверо бугаев из той же секты с намерением «посадить на нож» и… все до единого угодили в больницу с травмами различной (но не ниже средней) степени тяжести.