«Здоровый слон» на приёме у больного врача
– Здравствуйте!
– Добрый день, месье Пьер-Алан. Привет, малыш!
– Я не малыш, – ответил я максимально твердо.
– Ты как отвечаешь доктору, Фредди? Поздоровайся, пожалуйста, как положено!
– Не берите в голову, всё в порядке, проходите, прошу, присаживайтесь. Вы описали в письме Вашу историю, она меня очень заинтересовала. Но Вы не против, если я поговорю с эээээ…
– Фредди.
– Ах да, Фредди, извините, наедине.
– Сыночек, ты не против, если я тебя оставлю с дядей?
– Нет, па, ступай. Там в кафе на выходе я видел свежие круассаны и кофе, всё, как ты любишь. Ступай, не переживай за меня.
– Фредди, только не бойся, расскажи врачу всё до мельчайших подробностей.
– Па, меня вообще ничего не беспокоит. Я уже свыкся с моим состоянием.
– Вот так всё ему и объясни. Как ты свыкался, и с чем тебе пришлось столкнуться.
– Ок.
В разговоре с врачом я подумал, что все психиатры тоже с отклонениями. Он разговаривал со мной в такой увертливой, игривой форме примерно так, как между собой флиртуют два педика из любимого маминого фильма.
Я искренне поведал ему всё, что со мной произошло. Что на самом деле я – африканское животное гигантских размеров, и меня, скорее всего, на небесах перепутали, подкинув в семью людей. Наверняка где-то на свете живёт его слониха-мама, вернее – моя, у которой родился слонёнок с разумом человека. Бедная моя мама! Мне самому от столь жутких разговоров становилось не по себе. Врач задавал множество глупых вопросов, не касающихся темы, но косвенно приближённых к диагнозу шизофреника. Как будто он заставлял меня им стать. Видимо, чтобы выяснить больше, чем ему было положено знать. Но нет же. Кроме того, что я слон, выяснить особо ничего не выходило.
В конце беседы, а прошло целых полчаса, последние его слова звучали примерно так:
– В моей практике часто встречаются люди, которые, не разбирая между приличным и недозволенным, выдуманным и реальным, нормальным и ужасным, руководясь лишь вожделением, наедине или в обществе, в свете или во тьме совершают то, что приносит им наибольшее удовольствие. Тебе нравится быть сильным и большим слоном? В этом дело?
– Да, доктор! Вы хотите сказать, что я безответственный и наивный искатель наслаждений?
– Именно так и есть. Ты наслаждаешься тем, что ты большой и сильный. Тебе неохота быть просто человеком, тем самым объясняется факт появления двойников. Хорошо, малыш. Поди-ка, позови своего папу, сам подожди в приёмной, пожалуйста. Там посредине коридора висит книжная полка для школьников. Почитай что-нибудь интересное.
– Ок, пока, доктор!
Мужчина поднял бровь, но ничего не ответил на столь наглое прощание.
Я увидел отца, сидящего в прихожей на чёрном стуле, нервно сжимающего потные ладони. Он выглядел таким несчастным и огорчённым, что в моём сердце вспыхнули новые чувства к этому человеку, вернее, к моему отцу – человеку.
Он вскочил со стула, как будто его шарахнуло током.
– Ну что там, сынок?
– Да всё в порядке. Он верит в то, что я слон. Идём отсюда, па?
– Что – всё? Доктор сказал – приём окончен?
– Да я пошутил. Он ожидает тебя в своей крысиной норе.
– Фредди! Я же просил не ругаться! – и он постучал в дверь кабинета: – Можно войти?
– Да, да, проходите.
– Ну, что с ним, доктор? Что?
– Не волнуйтесь Вы так, пожалуйста, будьте добры, присядьте. Скажу Вам с объективной точки зрения. Пока мальчик ещё мал, чтобы делать конкретные выводы, тем более – ставить диагнозы. В его возрасте, да, впрочем, у некоторых – в любом, фантазия не имеет границ. Это может быть связано с чем угодно. Поэтому определённой причины этакого помешательства Вам не скажет ни один специалист. Я считаю, что мальчик таким образом самовыражается. Кто-то хочет стать пожарным, пилотом или балериной, а Ваш просто слоном и прямо сейчас. Ему не нужно годами учиться быть им. Он выдумал, что он уже есть, вуаля! Это говорит о нетерпимости в характере. Его девиз: «Здесь и сейчас, или никогда». Ожидания приносят ему неудобства. Для чего ждать, если можно быть самым сильным и крутым сегодня, сию же минуту.
– Но слон – это не профессия!
– Со своим призванием он просто ещё до конца не определился. А вот с внешним и внутренним образом уже…
– Вы заметили, что он разговаривает, как взрослый человек? Для его возраста это больно странно.
– И грубит по-взрослому. Я заметил.
– Скажите, что нам делать, как это лечить?
– Пока я посоветую просто подождать и не принимать его бредни всерьёз. Примите всё как сказку, забавную историю. Не воспринимайте рассказы сына в штыки. Выслушайте его, спросите о чём-нибудь по теме. То есть, станьте ему другом. Может, он перестанет думать, что он единственный слон в облике человека на свете, и что родители ему верят, перевоплотится в Бетмена или ещё какого-нибудь замечательного героя. Обычно к шестнадцатилетию они меняются. В один прекрасный день всё это станет для Вас анекдотом.
– О боже! Я так и знал, что он просто фантазёр! – обрадовался Пьер-Алан. – Я так рад! Нужно непременно сообщить новость жене!
– Погодите, я не закончил. Не всё так просто.
– Что ещё? Вы меня пугаете, доктор!
– Единственная проблема заключается в том, что Ваш сын не предполагает, что он слон. Он в этом на сто процентов уверен. Это и есть тот самый знак, что без лечения и терапии уже не обойтись. В практике существует этакая мифическая болезнь, при которой больной превращается в зверя, также называется ликантропией, происходит от древнегреческого «волк» и – «человек». Больным клинической ликантропией кажется, что они превратились в волков, их поведение соответствует самоощущению и зачастую опасно для окружающих.
– Вы думаете, всё настолько серьёзно? Но ведь он не волк, он слон.
– Поэтому я надеюсь, что это простое надуманное раздвоение личности на человека и животное.
– Как мне ему помочь? Как лечить?
– Вы можете исцелять его самостоятельно, но скрытно.
– Это как?
– Допустим, сходите с ним в зоопарк, покатайтесь на слоне, пускай он дотронется до него, почувствует, что он вовсе не такой мягкий и пушистый, как ему виделось на экране телевизора. Что у них грубая кожа и волоски на коже, как тугая леска, на которую можно поймать карпа.
– Да, Вы правы, доктор, но в зоопарке он дуреет, сам не свой. Он хочет выпустить всех животных на волю, кричит. Мало того, что на людей, так ещё и на нас с матерью, обвиняя в том, что мы позволяем издеваться над слонами, не устраиваем митингов, проживаем без действия, сложа руки.
– Подойдите к вопросу с другой стороны. Что есть неизменная реальность – он человек, и этого не поменять, даже если он найдёт своих родителей, они его не признают. Скажите ему, что он послан на землю богом в облике примата, чтобы помогать животным выжить в коварных условиях человечества. Пускай, допустим, учится на врача или дрессировщика.
– Нет, последних он вообще убить готов. Говорит, что если бы решился вопрос о колонизации Марса, он отправил бы туда из тюрем всех пожизненно заключённых, включая педофилов, дрессировщиков и браконьеров.
– Я отметил, по рассуждениям он заметно отличается от своих сверстников. Для своих лет он довольно взрослый! Невероятное умение культивировать убеждённость в собственных силах. В нём удивительно сочетаются эксцентричность, аристократизм, тонкость, широта, энергия и авантюризм.
– Так и в школе учителя говорят – настоящий аристократ!
– У него есть друзья? Судя по его развитию, ему неинтересны ровесники.
– К сожалению, так и есть.
– В данном случае пускай изучает зоотомию.
– Простите – что?
– Анатомию своих родственников. Пусть помогает им, как может, улучшает их жизнь на земле. Коль ему дан такой дар, внушите ему, что его надлежит использовать. В таком случае он почувствует себя героем, и все будут счастливы. Но для начала попробуйте подвести его к слонам поближе и оставить одного. Само собой это небезопасно, не исключено, что он насмерть перепугается и вскоре скажет, что это вообще не его родные. Вмиг избавитесь от всех проблем.
– О! Доктор, Вы просто чудо! Вы дали мне надежду, вселили в меня жизнь и новые идеи! Я безмерно вам благодарен!
– Не за что! Надеюсь, всё утрясётся, и Вы в скором времени успокоитесь.
– Вы знаете, я смотрел фотографии тех самых его слонов, вернее, африканских, к которым, по его мнению, принадлежит мой сын. Они такие хорошенькие, ушастенькие! Я даже подумывал переквалифицироваться, как фотограф, с длинноногих моделей на животных. Ведь они такие забавные, не правда ли? И жена перестала бы меня ревновать. Хотя не факт, что она не будет ревновать меня к слонам.
Недоуменно подняв бровь, доктор выпучит свои бесцветные, как у песчаной змеи, глаза на неадекватного папу «слона», но решил промолчать: ведь его пациентами были дети, но этого мужчину, который дрожащей рукой дергал ручку двери от туалета, пытаясь, скорее всего, выйти через туалетную комнату в коридор, он мог бы с удовольствием порекомендовать его своему коллеге.
– Ну, спасибо Вам ещё раз, до свидания, доктор!
Все так же улыбаясь Пьер-Алан рывком открыл дверь и шагнул в туалет.
– Выход там! – указал доктор взмахом руки, абсолютно в противоположную сторону.
– Ой, да! Я знаю. Просто захотелось в туалет, разрешите?
– Да, пожалуйста. Не торопитесь.
Пьер-Алан закрыл за собой стерильную дверь, на которой было огромными буквами, как для идиотов, написано «WC для персонала». Постоял минуту около унитаза, улыбнулся ему такими же белыми, как сам унитаз, зубами, смыл для приличия и вышел из уборной.
– Вы уже всё, месье Пьер-Алан? – в голосе доктор прозвучала издевка. Пьер-Алан немного обиделся, так как не переносил сарказм и заносчивость.
– О, да! Спасибо, что дали воспользоваться Вашим, как говорится, приватным унитазом, у меня просто сегодня целый день понос. – с улыбкой протянул для прощания руку Пьер-Алан. Психиатр скривился и руки не подал.
– Хм, до свиданья месье. Извините, у меня руки в креме.
– Да ничего страшного.
Пьер-Алан схватил врача за руку, пожал ее, как родному, дёргая во все стороны, наслаждаясь ситуацией сполна.
* * *
– Фредди, мальчик мой!
– Да, папа! Чего это ты такой довольный?
– Пойдём отсюда, мы больше никогда сюда не придём!
– Врач, наконец, доказал тебе, что я прав?
– Да, прости меня! Ты у меня настоящий слон!
– Вау! Спасибо, папа! Я так рад!
– Я также безмерно счастлив, что у меня самый огромный на свете сын, просто гигант!
– Мда, вот если бы ещё перевоплотиться обратно в него, скинуть страшную шкуру человека, тогда я бы всех за тебя затоптал!
– Ты мой защитник!
– Прыгай в машину, поехали!
По дороге домой я не верил своим ушам. Почему я раньше боялся ходить к врачу? Он же спас всего за один час разговора всю мою слоновью жизнь!
– Папа?
– Ау?
– Ты стоишь уже второй зелёный на светофоре. Сзади подъехала бабка в очках, моргает фарами, а теперь машет мне в боковое стекло жёлтыми пальцами.
– Да ну её, сынок! Пускай развлекается, что ей ещё на пенсии делать?
– Хулиганка эта бабка, она такими матами гнёт, судя по жестикуляции рук и движению губ.
– А ты не читай глупости!
– Ты знаешь, она похожа на оленя Куду.
В автомобиле раздался звонкий смех, схожий на «ржак» закадычных друзей. В этот день отношения отца и сына стали похожи на отношения двух равных собеседников.
Я отметил, что отец начал уважать меня, охотнее отвечать на заданные мной вопросы, реагировать на них без агрессии и раздражения.
– Фредди, скажи мне, ты хотел бы в жизни помогать животным?
– Конечно! Что за вопрос? А каким образом я могу это делать, пап?
– Допустим, сейчас ты можешь лишь изучать животный мир, читать книги на интересующие тебя темы.
– Нет, я хотел бы иметь дома слонов, или жить, как в Азии, с ними месте. Я видел по телевизору, что в азиатских странах слоны, как у нас свиньи, коровы и козы – домашние животные. Переедем туда?
– Да погоди ты. В данном случае это из области фантастики. Для начала необходимо увидеть их, познакомиться поближе, тогда решить. Оговорить это всё, естественно, с матерью.
– О нет! Прошу тебя, не говори маме! Она будет нас ругать.
– Она не монстр. Просто переживает, поэтому и ругается. Я обещаю, что мы, наконец, поговорим в спокойной обстановке. У меня есть план, как выйти из положения. Она обязана это одобрить. Ты согласен?
– Ну, валяй!
– Что за грубости?
– Так мне всегда говорит мама.
– Фу-у-ух! Сил на вас нет.
– Да не нервничай! Я больше не буду!
Прошли годы…
– Фредди, малыш мой. А как ты смотришь на то, чтобы съездить к моему другу в гости? У него в немецкой части Швейцарии есть зоопарк со слонами. Проведём там выходные, покормим животных. Может быть, даже сходим на представление или покатаемся на слонах?
– Нет, папа! Это не друзья, если они держат взаперти слонов! Я не поеду к этим варварам! Это совсем не так весело!
– Может быть, громилы нуждаются в твоей помощи, ты же их один понимаешь! Ждут тебя, а ты упираешься! Представь себе, что это твоя миссия на земле, так распорядилась судьба, чтобы ты был слоном в облике человека!
– Нет! Я не поеду папа, и не проси!
– Хорошо, как скажешь.
По приезду домой мы вошли, открыв дверь ключом, так как на звонок, который я нажал тысячу раз, никто не отреагировал. Мы сочли, что дома никого нет. Поднявшись на второй этаж, я обнаружил неподвижное тело матери. Она лежала на моей кровати, в руке её были какие-то таблетки. Рядом с ней стоял стакан с водой и красовалась в раскрытом виде моя книга с рассказами об основателях цирка современного типа, появившегося впервые в конце XVIII века во Франции, создателями которого явились два английских наездника – отец и сын Астлеи.
– Папа, иди скорей сюда, она наглоталась таблеток!
Он пулей взлетел по ступенькам.
– Нешка, Нешка, проснись! Любимая!
Он начал звонить в скорую, кричать «Спасите мою жену!» Я стоял в стороне и молился богу, чтобы она умерла. Я от всего сердца желал ей смерти.
Через пару дней отец привёз её из больницы домой. Худую такую, отощавшую. С такой семейкой, как у меня, неудивительно, что в свои годы я уже искусно варил равиоли и разогревал пиццу, хоть и порой обжигал руки.
– Сыночек!
Надвинулась с криками, как всегда, на меня груда костей, что звалась моей мамой. Я скривился.
– Ты не рад меня видеть?
– Лучше бы ты умерла! – выкрикнул я ей прямо в лицо, не моргнув и глазом.
– Что? Зачем ты так говоришь? Ссыкун малой!
– Я взрослый, мне сегодня исполняется четырнадцать! Забыла?
Она нервно глянула на телефон, который не признал её «фейс ID». После попытки суицида она была такой страшной, что телефон не узнавал. А на дисплей у неё не хватило мозгов посмотреть.
– Ой, прости. Какое сегодня число?
Я глянул на папочку. По его взгляду стало понятно, что в переживаниях за супругу он тоже забыл обо мне. Я повернулся к плите, взял в руки горячую кастрюльку с кипящими равиоли, вылил содержимое прямо им под ноги и выбежал прочь. Отец рванул за мной, мама – к холодильнику за бутылкой, якобы успокаивать нервы.
– Да что с тобой, чёрт возьми? Зачем ты так с ней?
Папа был взбешён.
– Я с ней? Это я виноват в том, что она забыла про мой день рождения? Наглоталась таблеток, бросила меня дома одного! Я все руки себе обжёг вашей плитой!
– Прости, прости меня! Я не хотел тебя обидеть! Это я виноват!
Он рухнул передо мной на колени. Ведь просить прощения перед любимой женщиной и своим ребенком никогда не являлось позором.
– Па! Да перестань ты! Ты теперь знаешь, какой сегодня день?
– Да, твой день рождения!
– Не только!
– Что ещё?
– Сегодня 22 сентября – Всемирный день защиты слонов!
– Да ты что! И как будем его справлять?
– Сегодня же пятница, правильно?
– Да.
– Выходит, у тебя завтра выходной?
– Выходит – так!
– Я согласен съездить к твоим друзьям в зоопарк, в немецкую часть страны.
– Но это минимум три часа езды, предупреждаю сразу! Чтобы без нытья по дороге!
– Ок, по пути я расскажу тебе свой план.
– Что ещё за план?
– Который у меня за эти дни созрел.
– Очень интересно! Я-то не против, но мама? Я не могу оставить её одну дома, тем более в таком состоянии.
– Да брось ты! Она уже всё равно пьяная.
– Как пьяная, мы же только из больницы вернулись!
– Мне жаль такое говорить, папа, но лучше бы тебе с ней развестись.
– В Швейцарии закон на стороне женщин, будет нелегко отсудить себе права на ребёнка. Да и вообще, я всё ещё люблю её.
– За что можно любить это чудовище?
– Неправда! Она истинная красавица, сынок! Закон любви – беспристрастен и безличен, но точен и безошибочен!
– Ну, у тебя и вкус, папа! Ходит только, попой водит, пердит громко и матом гнёт. Ну и жрёт ещё!
– Зачем ты так? Это некрасиво!
– Я её ненавижу с самого детства!
– Это жестоко, сыночек!
– Ваш человеческий мир – жестокое несправедливое место!
– Не ваш, а наш! Зачем ты позволяешь себе столько негативных размышлений?
– Учёные говорят, что в нашей голове рождается около шестидесяти тысяч мыслей в день! Могу парочку негативных выделить на мамашу!
– Так, разговоры в сторону, давай, собирай вещи в рюкзак, чтобы на пару дней хватило. Я тем временем побеседую с Нешей.
– Ок, поднимись за мной, как поедем, я буду у себя в комнате.
* * *
– Аг, ты где?
– Я здесь!
– Ты что, уже успела выпить? Мы хотели пригласить тебя с нами в зоопарк.
– Да нахрен мне куда-то ехать, если я живу четырнадцать лет со слоном! У меня свой зоопарк дома.
– Перестань, у него день рождения, ты не должна так реагировать. Он не виноват, что у него бурная фантазия! Я уверен, это отголоски твоих бухаловок в период беременности!
– Я ещё виновата в том, что ты – француз, который не мог жить ни дня без вина, то и дело уговаривал на бокальчик, за компанию, якобы это даже полезно!
– Ты бокальчиками ведь пить не умеешь! Тебе после первого бокала подавай бутылку!
– Я тогда работала в баре, пить с мужиками – моя профессия!
– Хорошая профессия. У тебя карикатурное представление о работе! Долго на такую-то учиться, не подскажешь?
– Ты знал, откуда ты меня взял, сам виноват!
– Ты говорила, что спортсменка, любишь горы и природу!
– Кстати, многие алкаши – спортсмены!
– Я такого не замечал. Телевизор не смотрю! У меня и без того полно дел.
– Да, да, ты же у нас теперь фотограф обезьян! Нищий!
– Я не нищий. У меня есть дом, работа, еда на столе и прекрасный сын! Нищий я только в личной жизни. Но ты права, я сам виноват!
– Пошёл ты в жопу, придурок!
– Мы не в жопу, мы с сыном уезжаем на все выходные в немецкую часть страны, а именно – в зоопарк.
– Валите!
– Будь добра, не устраивай показных выступлений в виде суицида, пожалуйста, пока мы не вернёмся, ок?
– Ой, больно надо умирать, когда вас нет!
– А-ха-ха! Насмешила!
Он обнял жену.
– Нешка, поехали с нами, а? Посмотрим на реакцию сына на животных, покатаемся на слонах. Повидаем наших старых друзей.
– Твоих друзей, не моих! О, нет! Хватит с меня слонов! Спасибо! Поезжайте сами.
Мы быстро упаковали с собой в дорогу провиант. Мой любимый сыр «грюйер» с хлебом «косичка». Папа сказал, что хочет просто кусок морковного пирога и кофе, которые купит по дороге на заправке. Закрывая за собой дверь, он на мгновение задумался, задержав на минуту ключ в замочной скважине. Видимо, переживал, оставляя свою анорексичку в одиночестве. Я резко дёрнул его за локоть, заставляя выдернуть ключ из замочной скважины. Я понял, что он очень страдает, но не может поставить точки, закончить то, что должно было, по идее, давно прекратиться.
– Может, поедешь впереди?
– А можно?
– У тебя сегодня день рождения, значит, можно!
– Здорово, спасибо!
По дороге мы заехали на заправку, купили кофе, но пирога в продаже не было. Я увидел, как отец погрустнел.
– Пап, ты что, из-за пирога огорчился?
– Да нет, просто вспомнил, как моя бабушка, царство ей небесное, пекла для меня пироги. Какой запах стоял в доме, ты не представляешь! Моему деду было наплевать, что она весила под сто килограмм! Он был счастлив, гладил, обнимал её до самой смерти! Вот это любовь была, настоящая!
– Ты тоже так хочешь?
– Поехали, а?
– Не хочешь отвечать?
– У меня есть любовь – твоя мама. Всё!
– Папа, разведись с ней, прошу тебя!
– Я не могу. Ты ещё слишком маленький.
– Я огромный и умный. Мне она вообще в доме не нужна! Ведь это наш дом, правильно?
– Да, сыночек, это наш семейный дом, мамин тоже!
– Ты бесхарактерный! За что можно любить эту «Эльвиру»?
– Когда любишь, этому чувству нет бъяснения, лишь причины. Что ещё за Эльвира?
– Повелительница тьмы. Ты что, не знаешь?
– Почему именно она? Эльвира, вроде бы, брюнетка.
– Та – тьмы, а наша – дня. Ты видел, как она одним взглядом убила в нашем аквариуме всех рыб?
– Да при чём здесь она? Мы поменяли воду в аквариуме на выходных. Это плохо для рыб, так как она была со специфической концентрацией застойной, не свежей.
– Почему? Эта вода несёт угрозу и для здоровья человека?
– Да нет же! Просто рыбы особо реагируют, так как для поддержания биологического равновесия в аквариуме используются различные приспособления для проверки чистоты воды. Но мы не придали этому особого значения, налили просто из ведра.
– Отчего тогда вода была застойной?
– Так как на выходные люди разъезжаются на отдых. Маленькая проходимость.
– Я в это не верю. Это она убила рыб! Она их никогда не любила. Не говорила им, как мы – «доброе утро!»
– А-ха-ха! Ты ещё такой маленький у меня! Я очень тебя люблю.
Он обнял меня и потрепал по голове, разлохматив мне волосы.
Остальное время мы ехали, практически не обмолвившись ни словом. Я знал, как тяжело ему всё это переносить, бесславно угнетая ситуацию в своих мыслях. Наша семейная драма забрела настолько далеко в тупик, что выбраться из рутины проблем было не так уже легко, можно сказать – невозможно.
– Вот и приехали!
– Пап, я боюсь!
– Чего? Того, что ты приехал навестить своих родственников?
– Как ты думаешь, они признают меня в этом ужасном облике человека?
– Конечно, они же добрые и чувствуют своего на расстоянии. Мне кажется, они уже заподозрили что-то неладное и готовятся к твоему приезду!
– Перестань надо мной издаваться, я же серьёзно!
– Я, кстати, тоже.
Папуля подмигнул мне правым глазом, и мы переступили порог небольшого зоопарка. Отец непрерывно звонил хозяину чудесного местечка, ведь он был его бывшим одноклассником и близким другом детства, в те, как уже казалось, далёкие времена, когда его родители на один год переезжали из немецкой части во французскую по работе. Долгие годы они поддерживали связь, пронеся через это дружбу детства и целый кладезь добрых отношений. За свою жизнь я поменял своё мнение о людях, державших на привязи животных, вернее – не обо всех, а именно о друге отца, но всё же улыбаться такому человеку я вовсе не желал.
В зоопарке было мило. В этот раз я рассматривал всё. Я задумался о том, что моя настоящая семья жила явно в другое время. Это навевало на меня грусть. Интересно, в какое время они жили и сколько лет назад? Модернизация инфраструктуры почему-то не входила в мои фрагменты памяти. Одно было ясно – животные содержались в других условиях, более паскудных. Молниями вспыхивали отрывки страшных воспоминаний. Я видел узкие клетки, приносящие только страдания, рёв животных, избиваемых плётками и жгутами, всё это на протяжении многих лет не отпускало моё сознание. Я помню даже, как ломали мою волю, чтобы я подчинился. Меня пристегнули цепью за ногу на небольшом расстоянии от моей мамочки на долгие месяцы. Сколько именно прошло времени, пока я подчинился их желаниям, точно сказать не могу. Но это было самое тяжёлое время моей жизни. Я мог лишь передвигаться с цепью на ноге на такое расстояние, что почти доставал до матери, но не мог к ней прикоснуться. Каждый день я засыпал и думал, что завтра меня отпустят, надеялся на чудо. Но у людей своё чудо, им на наше наплевать.
Моя мать страдала не меньше, а то и больше. Я храню в памяти момент, когда она отказывалась от еды и воды, требуя меня расковать. До сих пор помню её тёплый воздух, выдуваемый хоботом в мою сторону. Он такой ласковый и успокаивающий. Какая она у меня красивая! На её выступления собирались сотни зрителей, чтобы посмотреть именно на неё одну! Она была настолько яркая, весёлая и жизнерадостная, пока в её жизни не появился я, не соизволивший подчиняться страшным уродливым людям. Я готов был растоптать, задавить и убить всех на своём пути. Но мне пришлось покориться. Я сделал это ради неё, моей божественной мамы. Она была настолько морально уничтожена, что мне не оставалось другого выхода, как пойти навстречу этим безжалостным и кровожадным чудовищам! Очевидное противоречие больше не срабатывало.
Когда я уже был изнеможён и растоптан настолько, что еле передвигался, они начали потихоньку меня дрессировать, заставлять, как собаку, подходить по команде, брать что-то унизительное из их вонючих рук. По-моему, это был мячик или какие-то другие цирковые принадлежности для выступлений. Я до конца упирался, шёл медленно, но вдруг внезапно понял, что не пристёгнут! Я отпрянул! Ура! Свобода! Мигом подбежал к своей любимой маме! Вы знаете, какое это счастье ощущать тепло любимого, самого дорогого существа на свете после столь долгой разлуки? Ведь каждому ребёнку и взрослому нужна мама! Вы знаете, какие нежные бывают слоны? Вот хоть я сейчас и человек, но помню нежные губки матери, целующие меня, когда она прижимала меня к себе. И вообще – никакие мы не толстокожие и не грубые! Мы самые мягенькие и тёпленькие на свете!
Она обвила хоботом, как змея, мою шею с такой силой, что я невольно пукнул. Её глаза были полны слёз радости, ресницы бархатно хлопали, как мокрые веники, по проявляющимся морщинкам. Ведь маме уже было не четырнадцать лет. И вдруг нас резко разъединили, меня вновь посадили на цепь. Одну минуту подарили, разрушив надежды, розовые мечты.
– Ну, не суки, а?
Я начал брыкаться, разгоняться, как сумасшедший, со всей силы, пытаясь сначала достать их и навалять как следует. Потом с той же силой резко бежал к матери.
Они разбегались в стороны, как трусливые твари.
– Слабо один на один со слонёнком? – кричал я им. – Я же даже ещё не взрослый! Отвяжите меня, я вам всем покажу!
Я хотел разорвать этих уродов! Конченых тварей в клочья порвать, стереть с лица земли. Мама кричала, ругалась, предупреждала об опасности, но я её не слышал. Ненависть к этим варварам захватила моё сознание настолько, что я был весь в крови, избил себя сам, изорвал цепью ногу, туловище моё было похоже на кусок кровавого мяса, который грызёт облезший лев в своей маленькой клетке. От усталости и боли я упал в обморок или просто упал. Мне было так больно и обидно, что я не могу, как все остальные слоны, держать мою мамочку за хвостик и ходить с ней на водоём.
«За что они так жестоко с нами обращались? Что мы им сделали? Как можно при этом вообще говорить о морали или жизненных принципах, культуре? Культура – это как религия. Навязывание своих убеждений другому. Разве нормальный культурный человек позволит себе издеваться над животными? Одни слова! Пыль да быль! Да и только! Идеализация своего морального уродства под прикрытием! Они же инвалиды, нищие, заблудшие души! Ради чего они измываются над нами? Чтобы развлечь народ? Ради денег? Наживаться на чужом несчастье? Ведь нам не нужно от них ничего! Мы можем добывать себе еду сами, жить в свободных условиях, бороться с другими животными, выживать, любить, кого мы хотим, обнимать своих родителей. Какое они имеют право указывать нам, где и с кем мы должны жить и размножаться?»
Закрыв глаза, я лежал и дышал тем воздухом, который выдувала на меня моя мама с расстояния 3–4 метров. Её прерывистое дыхание передавало мне покой, заботу, любовь и настоящую радость. Борьбу за жизнь, надежду на высвобождение из проклятого ада!
А вскоре начались самые настоящие издевательства. Чтобы я стал на две задние ноги на представлении, они пихали мне под хобот вилы, самые настоящие, острые. Неприятно, когда в нос тычут остриё, вонзающиеся порой в плоть. Хочешь не хочешь – встанешь на ноги, хобот, да хоть раком. Придурки вообще оборзели! Но я не всегда им подчинялся, честно. Порой, вспоминая трюки своей матери, выходил из себя, представляя масштаб болей, на которые она была обречена.
«Что ей пришлось пережить, чтобы всему научиться?»
Воспоминание, как её заставили стоять на одной ноге, не покидала меня ни на минуту до сегодняшнего дня. Ей палками отшибли или даже, скорее, переломали остальные три, на которые ей потом больно было даже опираться. Она стояла на одной ноге, как вкопанная. Послушная мамочка впредь, при виде того самого жезла, от страха автоматом становилась на одну ножку, поджав остальные до упора вверх. Этот трюк в ее исполнении, несмотря на боль, выглядел волшебно. Она даже в муках старалась выглядеть изящно. Эпатаж ради эпатажа.
В тот момент я так бесился, порой чуть ли насмерть затаптывая своего мучителя. Но я не был убийцей, хотя очень жалел об этом. Странно представить такого рода желание, правда?
«Жаль, что я не убийца…»
Так просто сказано, всего пять слов, но на деле это вовсе не так уж и легко. Поверьте, я пробовал, но никогда не удавалось довести дело до конца. Наверное, это из-за того, что моя мать, как и все нормальные матери, не сводила с меня глаз. Оберегала от ошибок и преступлений. Кому хочется видеть, как твой сын убивает, хоть пускай даже такую тварь, как дрессировщик, не заслуживающий вообще дышать воздухом планеты, держащейся на слонах! Мама вела речь о другом, более глубоком, фундаментальном понимании. По её мнению, наша Вселенная являлась миром включения, а не исключения.
Я заметил, что зоопарк – это не менее гадкое место, как и цирк. Гильотина для Людовика – рай по сравнению с этим зрелищем!
Тюряга пожизненно заключённых! Похожая на ту, где я провёл свою жизнь, будучи гигантом. Без разницы отличалась ли она от той, в которой был я, пожизненное заключение – это одинаковое мучение в любых условиях! Лишение свободы! Нет разницы, чем тебя кормят и поят. Тебя держат взаперти! Ты не можешь охотиться, не имеешь права передвигаться в том направлении, куда хочется. Путешествовать, присесть задом не на то растение – колючее или жгучее. Или по молодости влюбиться, например, в зебру. Безуспешно пробовать лазить по деревьям, запутаться где-нибудь в лианах и даже сдохнуть обычной глупой смертью, но своей.
Совершить ошибку, упасть, подняться и идти дальше.
Но нет же! Ты тупо ходишь, по их меркам, как вельможа, в просторном вольере. Тебе приносят баланду, ту, которую они сами сочли для тебя вкусной едой, и ты долгие годы ждёшь своей кончины. Лучше смерть, чем зоопарк, ещё хуже цирк.
Зоопарк – это та же самая смертельная казнь, только в рассрочку. Цирк – это смертельная казнь в рассрочку с пытками. Вот вся разница этого кошмара. Внезапно воспоминание о моём отце первый раз всплыло у меня в памяти. Его расстреляли при попытке к бегству. Сначала он чуть не убил чувака, у которого в руках был попкорн, видимо, тот его пытался накормить. После чего он рванул из шатра на улицу, разорвав одним рывком цепь на воротах, выбежав на проезжую часть. Дальше я слышал лишь выстрелы и его рёв. Не просто рев слона, приговоренного к смерти! Последний, но долгий, цельный, мелодичный и свободный…