От Автора.
Уважаемый читатель!
Сюжет книги, сцены, диалоги, герои их действия и мысли являются вымышленными.
Текс несет исключительно развлекательный характер, не используется для распространения информации с целью опорочить или оскорбить граждан по признакам пола, возраста, расовой и национальной принадлежности, человеческого достоинства, общественной нравственности, религиозных чувств верующих, осквернение литературы, предметов религиозного характера, знаков, эмблем мировоззренческой символики или атрибутики.
Произведение не призывает к осуществлению или поддержке террористической, а также экстремистской деятельности и иной противоправной деятельности, в том числе изготовлению, хранению, употреблению, распространению наркотических средств. Не является пропагандой вышеуказанной деятельности или организации.
Приятного прочтения.
Глава 1. Давайте познакомимся.
– Настя! ШЕВЕЛИСЬ! – стоя у кафетерия университета, кричала одногруппница.
Коридор "вышки" гудел в предвкушении уникального события. В аудитории расставлены видеокамеры, перед заведением собрались сотни журналистов. Несмотря на середину июля, двор учебного заведения переполнен студентами. Лишь единицы особо отличившихся учеников допущены к событию. Остальным придется подглядывать в дверной проем и окна. Словно малолетние абитуриенты, рядом с возбужденными студентами, перешептываясь, стоят деканы факультетов и доктора наук. Периметр оцеплен стражами порядка. Здание проверено на наличие взрывчатых веществ, а входные группы оборудованы рамками металлоискателя.
Ректор психолого-психиатрического университета почти год упрашивал министра науки и образования согласовать сегодняшнюю встречу, после чего потребовалось еще полтора на положительный ответ от Федеральной службы исполнения наказаний. Встреча, находящаяся под контролем верховной власти, не могла остаться без внимания прессы и общественности.
Толпа зевак за охраняемой территорий, как Инь и Ян, разделилась на фанатов и лютых ненавистников. Первые периодически скандировали слова поддержки, поднимая к небу постеры с сердечками и коллажами из фотографий. Вторые же – напротив. Их плакаты были "украшены" однотипно: разделенный надвое холст, слева улыбающееся портрет, а справа место преступление нашего сегодняшнего гостя. Толпу лихорадило. Автозаки и стражи порядка в полной боевой готовности. Словно при параде, улицу перекрыли для проезда кортежа машин, перевозящих заключенного. Битые пол часа автомобилисты стоят в "багровой" пробке, не понимая, что мимо них сейчас проедет человек, на счету которого не один десяток жесточайших убийств.
Валерий Николаевич истоптал пол аудитории вдоль и поперек. Под мышками расплывались следы волнения. Он работает ректором пятнадцать лет. Пойдет хоть что-то не по плану, голова слетит быстрее, чем на плахе. Среди гостей именитые и не последние люди, которые сейчас потеют вместе с ним в помещении, залитом июльским солнцем и нашпигованном техникой. Старый кондиционер не может остудить жар сегодняшнего дня, а конвоиры не торопились появляться.
– Петр Павлович, рад видеть, – сказал ректор, протягивая руку, – такое событие нельзя пропустить!
Доктор медицинских наук, психиатр, профессор, главный врач-психиатр министерства здравоохранения и Бог еще знает, какими регалиями можно окрестить Петра Павловича, но именно ему выпала честь открывать сегодняшнее собрание.
– Может быть, начнем? – спросил Петр, пожимая руку.
Валерий окинул взглядом самую крупную аудиторию ВУЗа. Яблоку негде упасть, заняты посадочные места и лестницы, ведущие к ним. Перед первым рядом уселись прямо на пол.
– Они вот-вот приедут! Может, хотите пару слов, так сказать, вводных, произнести нашим слушателям? Увидеть и послушать Вас для наших студентов куда большее событие, – лебезил ректор.
– Используете меня в качестве шута? – поинтересовался доктор наук, чем поставил в тупик собеседника.
– Я не…
– Да бросьте, я пошутил. Давайте начнем. Напомним всем и себе в первую очередь, с какой целью собрались.
Валерий Николаевич с облегчением выдохнул, как минимум таращиться теперь будут на другого. Он сигналом подал знак аспиранту на включение микрофона и заставки, проектирующуюся на белом фоне заранее занавешенной доски.
С первых рядов послышался хохоток опытных журналистов.
– Началась самодеятельность, Боже мой! – издевательски громким шепотом произнес женский голос.
Укол по самолюбию достиг цели. Волнение ректора доходит до максимума. Забыв текс, занимавший полных три листа и декларируемый больше недели супруге, Валерий Николаевич подошел к микрофону.
– Дорогие гости, спасибо, что пришли… хочу передать слово Петру Павловичу.
«Ох, старый олух!», мысленно корил он себя.
Аудитория стихла. Уверенным и мерным шагом, как ледокол в Антарктиде, Петр подошел к микрофону.
– Добрый день, уважаемые коллеги! Мы с Вами собрались сегодня не для осуждения или оправдания, а для понимания и анализа, для работы над ошибками в методиках, выверенных годами. Времена изменились, а наши подходы – нет. То, что тогда было единственно верным, сейчас многовариантно…
Глава 2. Не суй свой нос!
Меня зовут Даниил. Родился двадцать первого февраля тысяча девятьсот девяносто второго года. На сегодняшний день полных тридцать два. Меня не интересуют деньги, меня не интересует алкоголь и девицы. Все, что интересно – это причины. Причины того или иного поведения людей.
Как говорят многие психологи, все наши проблемы идут из детства. Мое детство – сплошная проблема. Из счастливо мальчика, кому выпала удача расти в полной семье, я превратился в круглого сироту. Двадцать семь лет не произносил слов мама, папа, бабушка и дедушка.
В канун Нового года к нам в общежитие должны были приехать родители мамы. У отца на тот момент оба родители скончались. Помимо праздничного застолья, отец хотел преподнести сюрприз: мы наконец-то переезжаем в собственную квартиру. Как рассказала Людмила, соседка по коммуналке, которую удалось разыскать, мама попросила приглядеть за мной. Просьба элементарная, тем более, что малютка Даня спал крепким сном. "Люд, сорок минут, не больше" именно столько занимает дорога от общаги до вокзала и обратно. Почему она не осталась дома со мной? Как бы там не было, сорок минут длятся по сей день. Путь от вокзала до дома оказался фатальным. Горстка отбитых зеков, заприметившая родителей в зале ожидания вокзала, сопроводила их до автобусного парка. Тела членов моей семьи были найдены утром тридцать первого декабря с ножевыми ранениями. Не пощадили никого. Стоимость четырех жизней равна золотым украшениям, часам и бабушкиной шубы. Людмила выполнила просьбу матери, приглядела за мной до ее приезда, приезда на прощание в последний путь.
Толком, ничего не объяснив, не проработав, меня забрали социальные работники и поместили в детский дом. Не так страшно попасть сюда с рождения, ты не знаешь, что может быть иначе. Но я знал нормальную жизнь! "Чужак", "везунчик", "мямля", "маменькин сынок" – именно такие ярлыки вешали злобные малолетки. Я был виноватым в своих счастливых, "домашних" пяти годах. Могу сравнить себя с выброшенным щенком. Дворовая стая не принимала меня, брехала и нападала, но и к жизни в одиночку не был приспособлен. Воспитатели, холодные как лед, отталкивали мои руки, не давая ни шанса оказаться в теплых объятиях хоть кого-то взрослого. Не поймите неправильно, хотелось спрятаться от всех детей под крылом воспитателя. Не могу сказать, что был единственным "домашним", приходили ребята, изъятые из неблагополучных семей. "Неблагополучники" лет так до восьми чаще всего забирались родственниками. А вот ребята постарше, словно миниатюрная копия родителей, уже имели зависимость от алкоголя либо наркотиков. Стоило им хоть раз-другой попасться с пакетом, полным клея, получали билет в психиатрическую лечебницу, из которой возвращались овощами.
Собачья стая меняла агрессивное поведение только лишь при визите "новых" родителей или благотворительных компаний. "Детишки" становились милыми, тихими, улыбчивыми. "Умеют держать зверя в узде", думал я. Моя кандидатура в качестве приемного сына почти не предлагалась. Воспитатели продвигали своих любимчиков. Избалованный и вечно ноющий, я, словно бракованный, отматывал срок в казенном доме. Чем старше становишься, тем меньше вероятность найти семью. Да я и не хотел. Они не такие, как были. Хоть прежних слабо помню, но других не надо. Парнишку, что спал рядом, взяла на попечение многодетная пара. Спустя месяц вернулся. Били, тушили окурки. Одному Богу известно, что еще. Спасла лишь наблюдательность соседей, вызвавших милицию на крик ребенка. Зачем брали? Все просто – он источник выплат.
– Наталья Евгеньевна, а если меня возьмут и мне не понравится, я могу вернуться? – интересовался маленький я у лояльного воспитателя.
– Что значит вернутся, Даня? Нет, не можешь. Тебя, дружок, даже спрашивать не будут… Ха-х, вернутся… найди еще, кто возьмет! – с ухмылкой проговорила она.
С живыми людьми общение не складывалось. На помощь пришли книги, потом журналы и газеты. Они "открыли" для меня ворота детского дома. Да, пусть я тут, но голова на воле! Не буду врать, нас отпускали на прогулки и не запрещали общаться с обычными детьми на детской площадке. Но стоило лишь появиться в поле зрения мамаши-невротички, любой контакт с "этим мальчиком" прекращался. А читая, я оказывался наравне со всеми. Истории не тыкали в меня пальцем, не обижали и не убегали от меня. Я был в диалоге с автором, думал о том же, о чем и он.
Журналисты, корреспонденты, ведущие – это ли не мечта стать одним из них? Разъезды по городам и странам, приключения, события, раскрытие тайн, поднятие важных тем! Вторгнуться в разум, осветить то, что было во тьме, стать услышанным, наказать виновных и оправдать невинных только лишь словом – все это под силу журналисту!
Я учился, точнее, пытался научиться думать не так, как все. Пытался найти смысл там, где его, казалось бы, нет. Скрытый смысл всего. Не столько важно, понадобится мне предмет или нет. Важно "раскачать" мозг, заставить его вникать, разбираться в нюансах, тонкостях. Учителя же говорили то, что велено и слышать готовы только то, что положено. Шаг влево или право от "правильного" приравнивался к созданию "хаоса". Знаете, что они делали с такими? Конечно, знаете. Наказывали. Наказание в детском доме – особое искусство, изощренное. Поставить в угол? Отшлепать ремнем? Как можно.
Возмутителя порядка вместе с его группой, состоящей из пятнадцати, а то и двадцати человек, выстраивали в линейку. Мы укладывали руки на плечи друг друга и начинали приседать. Задача не сложная – присесть сорок раз. Ровно столько в минутах длится урок. Но стоит кому-то оторвать пятки, опустить голову или расплакаться, счетчик обнулялся. Не стоит рассчитывать, что на этом все. Нет-нет-нет. Виновника упражнений ждала "темная", а тут уж кто во что горазд. Меня неоднократно избивали в душе. Кто бил – сложно сказать. Сперва «псины» выключали свет, накидывали что-то мягкое и били. Пары минут хватало, чтобы прибежала охрана или воспитатели, но и хватало, чтобы отключится. Конечно же, администрация в курсе происходящих расправ. Пресекают ли они их? Нет! Побои, унижения, оскорбления – все это я получал только за то, что пытался думать, хотел обсудить или донести свою мысль.
Тяготы детдомовской жизни подходят к концу. Мне шестнадцать лет, я активно готовлюсь к вступительным экзаменам на журфак. Хоть детдомовским и полагается оплата обучения в ВУЗе, к сожалению, выбор профессии остается за руководством. Точнее сказать, мы привязаны к определенному заведению. "Хочешь быть журналистом? Идея отличная! Ты молодец! Пойдешь на токаря! ". Ничего против не имею, но, пожалуй, без меня, я определился! Конкурс на одно место бешеный, бюджетных по пальцам перечесть. Образование, полученное в школе-интернате при детдоме, уступает обычным школьным. Это не из-за преподавателей, нет. Дело в том, что нас много, и заниматься углубленно никто ни с кем не будет. Как говорят учителя, мы отстаем в развитии от сверстников на пару лет. Когда те решают синусы и косинусы, мы осваиваем деление столбиком. Конечно, я не причислял себя к группе отстающих в развитии. Среди своих я был: гением, святило, также "долбаный ботан", книжный "обсос", "заучка". Сейчас не об этом. Реальность опустила с небес на землю. Посетив день открытых дверей университета, осознание пришло: сюда не поступить! Оставить мечту не могу, она ведет меня, дает силы и желание жить. С этого дня появилось два варианта развития событий. Первый: я поступаю, живу в отцовской квартире, выпускаюсь знаменитым и востребованным специалистом. Ха-ха. Второй – я проваливаю экзамены, иду в армию, возвращаюсь, продаю отцовскую квартиру, поступаю на платной основе, снимаю жилье либо, каким-то чудом, получаю место в общежитии. А дальше уже знаменитость и востребованность. Скромные выплаты от государства на "карманные расходы" были потрачены на учебники по подготовке к поступлению на курс "Журналистика" МГУ. Словно Библию, я хранил их под подушкой.
Юрий Николаевич, это руководитель одной из благотворительных организаций, не смог пройти мимо меня.
– Даня, они обязаны тебе помочь! Галина Викторовна лукавит. Есть внутренняя кухня и для тех ребятишек, кто не вникает или им все равно, говорят идти туда учиться. Они пойдут туда, но ты не такой! У тебя светлая голова! – ободрял он меня, – борись, мальчик мой, за свои права! Тебя некому защитить, ты уже взрослый! Тебе положено!
В годы моего взросления неоткуда было почерпнуть информацию о правах и обязанностях "государственных" детей. Обитатели не знали и не интересовались этим вопросом. И я пошел ва-банк.
Галина Викторовна, наша директриса, или, как мы ее называем за глаза "мутер", и слышать ничего не хотела про журфак. Я прибежал к ней не в то время и место. В кабинете проходило собрание с неизвестными мне людьми в пиджаках и строгих платьях. Ни про какое важное мероприятие, естественно, знать не знал. Постучавшись в кабинет и приоткрыв дверь, я уточнил:
– Здрасьте, можно?
Взгляды взрослых дядек и тетек воткнулись в меня. «Ой-ей-ей, вали отсюда!», подсказывал мозг.
– Извините, – сказал я и начал закрывать дверь.
Неизвестный мне голос крикнул:
– Данилка, проходи!
«Данилка?» прокручивалось услышанное в голове. «Кто ты, добрая женщина?». Моя физиономия вновь торчала в приоткрытой двери, кто мог подумать, что «мутер» может извергнуть из себя что-то приятное уху.
– Можно? -переспросил я.
Гроза детдома натянула парадную улыбку и жестом пригласила войти. Под неотрывным взглядом присутствующих подросток я нелепой походкой, мотая руками, подошел.
–Что ты хотел? – цедила она сквозь зубы, положив руку мне на спину.
– Галина Викторовна, я не пойду учиться на токаря. Я хочу пойти на журфак. А Вы сказали мне неправду. Я могу выбирать и буду! И мне положено место! – оставалось только топнуть ножкой.
Опытный руководитель не дрогнул, но я почувствовал – зацепил! Шепотки пошли по кабинету. Мужики замотали головами, как игрушечные собачки на приборной панели автомобиля. А тетки сложили в утиный клюв губы, не забыв приподнять одну бровь. Именно одну, это важно! Такая мимика часто на лицах наших воспитателей. По этим приметам можно безошибочно предсказать – грядет буря. В этот момент ухо нашего руководителя, словно локатор, шевелилось, выхватывая приглушенные голоса. Взбучка неминуема, Галина Викторовна!
– Даня, да-к, ты же понял все не так! Ты можешь хоть космонавтом, хоть хирургом, но у тебя есть предрасположенность к токарному делу, – несла чушь директриса, наидобродушнейшим голоском.
– Вы говорили иначе! – настаивал я.
Ее рука на спине впилась ногтями. Она буквально взяла меня за шкирку. Еще чуть-чуть и проколет кожу, выдернет хребет, сожрет мясной мякиш назойливого Данилки. Я издал тихий стон от боли.
– Я потом к тебе зайду, – толи угрожала, толи выпроваживала она.
Второй раз повторять не надо. Для меня «совещание» закончилось. Я вылетел в коридор с чувствами, доселе мне неизвестными: «ПОБЕДА», «СПРАВЕДЛИВОСТЬ», «ЖИЛКА ЖУРНАЛИСТА!»! Да, черт побери, СЧАСТЬЕ! ВОТ ОНО!
Процесс пошел! Я сообщил Юрию Николаевичу о моей первой победе в борьбе за светлое будущее. Он сиял и лишь подбадривал меня. Галина Викторовна отправила запрос в ВУЗ, и уже через месяц я был приглашен на подготовительные курсы! У них даже нашлись квоты на бюджетные места, есть общежитие! Я смогу сдавать квартиру отца, отдаться образованию, не отвлекаясь на подработки. От меня требовалось только усердие. Я нагонял своих сверстников по уровню знаний! День и ночь учеба! До вступительных экзаменов восемь месяцев. Я почти готов!
Но месть-это блюдо, которое подают холодным. Солнечным пятничным утром Галина Викторовна вызвала к себе. Не чуя беды, я явился по зову. Помимо нее в кабинете сидели мужчина и женщина, больше похожие на строителей. Пару лет назад нам клали плитку, и рабочие были все перемазаны побелкой, цементом и какой-то белой ерундой, вечно уставшие и утомленные. Именно такими были визитеры.
– А вот и наш Данечка пришел! – подскочившая с места «мутер», известила чумазых.
– Доброе утро! – поздоровался я в полном непонимании.
– Ну что, сын! Давай знакомиться, – сказал мужчина, оборачиваясь ко мне.
Директрису распирало. Она обмахивала себя ладонями, делая вид, что растрогана развернувшейся перед ней картиной. Слезы «счастья», естественно, не обмыли ее размалеванные глаза, а вот адский огонек мелькал. Спросите, в чем подвох? Сейчас расскажу.
Сирота – это особый статус. Ребенка можно взять в опеку в моем случае – попечительство, так как уже старше четырнадцати лет. Ну, не важно. Тогда за ним закрепляются все льготы и выплаты. Попечителям тоже полагаются бонусы, то есть человек берет на себя обязанности воспитателя. А можно усыновить…
И знаете, что сделали "новые родители"? Они меня усыновили за месяц до семнадцати лет. В эту солнечную зимнюю пятницу я лишился всего! Дело в том, что "усыновленыш" утрачивает права сироты. Никаких льгот, никаких квот и плат за обучение. А самое страшное то, что ребенок теряет права на имущество биологических родителей, в том числе право наследия. Эти чумазые твари лишили меня трехкомнатной квартиры отца! А ради чего? Как выяснилось позже, ради единовременной выплаты и постановки в очередь на расширение жилплощади. Проще говоря, год они меня потерпят и до свидания. Все, на что могу претендовать – доля в квартире. И знаете, что еще. Я третий ребенок в семье. Эта доля ничтожна мала! Помимо всего прочего, из столицы меня забирают в регион, более чем в пяти часах езды до универа, чьи двери для меня теперь закрыты навсегда.
Конечно, директриса ликовала! Урыла, сопляка. На тот момент я уже знал: отказаться никак. Тебя усыновили все. Хочешь не хочешь, выгодно тебе это или нет. Прости, парень. Свершилось то, о чем мечтает каждый детдомовец. Тебя усыновили, поставив крест на будущем, обесценив пережитое в детдоме. Воспитатели в этот же день организовали "выпускной". Первый и последний раз эти "люди" улыбались мне, обнимали, целовали, как родного. "Для кого они устроили это шоу? Для меня? Мне не надо! Для "чумазых"? Судя по тому, как они нервно трутся у машины, поглядывая на часы, им тоже не надо!".
Директриса держала мои вещи. Поджидала подхода.
– Ну что, Даниил, поздравляю тебя! Ты получил то, что тебе положено, – протягивая сумку, с мерзкой улыбкой проговорила она.
– Вы испортили мне жизнь.
– Я преподала тебе урок! Не суй свой нос куда не следует.
– Мы с Вами еще поговорим, – сдерживая слезы, промямлил я, и добавил, за чем то, – на равных.
Это были последние слова, произнесенные в стенах детдома. Погрузив единственную сумку в багажник серебристой Lada Samara "новый папа" Олег попросил поторопиться в путь. "Новая мама" Даша села спереди, а я погрузился в тяжкие думы на заднем сидении.
Как писал Михаил Булгаков: "Только через страдание приходит истина". Я хотел понять, для чего все это со мной происходит, в чем эта истина!?
Моим новым домом стал город Ржев. Приехали мы глубокой ночью. За почти шесть часов пути толком не познакомились. "Мать" и "отец" переговаривались между собой. Такое чувство, что не человека забрали, а везут старый пылесос, взятый бесплатно у знакомых. Чужие друг другу люди. Куда-то едем, зачем-то, непонятно зачем. Лишь изредка "отец" смотрел в зеркало заднего вида, кивал головой и подмигивал. "И что это может значить? " – пытался догадаться я.
"Мать" говорила одно и тоже: "Как дела? ", "Скоро приедем", "Не устал еще? ", "Голодный наверно? ", и в таком духе. Я не особо болтлив. Казалось бы, да, будущий журналист – молчун! Ее фразы пропускал мимо ушей, слышал, но не реагировал. Смотрел в окно на пролетающий пейзаж. Наверно, у многих было состояние полнейшего опустошения, когда ты лишь оболочка. Сейчас то самое чувство. К чему стремился и что имел, все перечеркнуто, уничтожено, растоптано!
"Знает ли этот пентюх, что испортил мне жизнь? Или эта теперь уже "многодетная" дама? Если сейчас его занесет, и мы влетим под фуру, я ведь снова осиротею? И тогда что? Мне вернут то, что отняли или я стану наследником этих двух? ", переваривая эти прекрасные мысли, в голове созрел план дальнейших действий. Прожив в детдоме одиннадцать лет, я видел многое. Видел, как уходили и возвращались дети, знал, что от них вновь отказались, и знал за что. Если я не могу отказаться от них, значит, они откажутся от меня. И тогда, получается, мне вернется все, что было?
Юридических знаний не было абсолютно. Спросить не у кого. Но и плыть по течению не хочу!
По приезду меня мог ожидать плакат с приятными словами, приклеенный на входную дверь, праздничный стол, накрытый разными вкусностями, друзья и близкие семьи, с трепетом ждущие появления нового члена семьи. Все это и многое другое снилось не однократно. Но жизнь не сон! Раскладушка на кухне старенькой хрущевки, наряженная в залатанное постельное белье, встречала хозяина. На столе тарелка с бутербродами и уже остывший чай. Квартира в состоянии ремонта, который, как выяснилось позже, делают больше двух лет.
– Давай-ка, кушай и спать. Завтра со всеми познакомимся, – сказала "мама" Даша и ретировалась в ванную комнату.
– Тебе чего-нибудь принести? – спросил "папа".
"Чего принести? Верни МЕНЯ ОБРАТНО!", кричало сознание. А я молча прошел на кухню.
Небольшая квартира располагалась на первом этаже. На окнах решетки. "Совсем как в психбольнице", подумал я. Маленький коридоре, где мы едва втроем разместились друг за другом, завален строительными материалами: банками с краской, пленкой, обоями и Бог знает, чем еще. Справа от склада-коридора – туалет, ванна и кухня, слева – две комнаты с закрытыми дверями. Ознакомительной экскурсии не требовалось. Мое койка-место обозначили, не дав даже времени снять пуховик.
Бросив сумку под раскладушку, сняв с себя детдомовскую одежду, я улегся. Есть в кровати всегда было строго-настрого запрещено, но теперь-то я "дома". Обветрившиеся бутерброды исчезали один за другим. Чем меньше еды оставалось, тем больше хотелось спать. Окна кухни, как, впрочем, и всех комнат, выходят на железную дверь подъезда. Измученный переживаниями, сменой места и вообще всем происходящим, я подпрыгивал от грохота двери, а потом старательно пытался заснуть вновь.
Субботним утром меня в очередной раз разбудили. В ногах раскладушки, уперев руки в бока, стоял пожилой мужчина.
– Ого, сынок, да тут ни пройти, ни проехать! Давай-ка! – он трижды похлопал мне по щиколотки, давая понять, что сну пришел конец, – пора вставать! Ты перегородил всю кухни, – сказал "дед", и, не дожидаясь моих действий, начал с силой протискиваться между холодильником и раскладушкой.
"Мужик, ты бы ее не пинал так! ", возмущалось не выспавшееся и все еще злое подсознание.
– Простите, – промямлил я, пытаясь встать и не грохнуться от его пинков по ненадежному механизму кровати, – мне не сказали, что надо утром куда-то вставать.
И вот картина: "дед" таки прорвался в кухню, а я в коридоре в трусах. Стоим. Он смотрит на меня, я на него. Что делать дальше? Как собрать эту лежанку? Куда ее потом деть? Куда самому деться?
– Как звать то тебя? – спросил он, прервав неловкое молчание.
– Даня.
– Ох, Даня-Даня, давай, – он начал заворачивать матрас вместе с подушкой и одеялом в рулет, – сами нагородили, сами разберем! Умеешь раскладушки собирать?
– Не приходилось, – честно ответил я.
– Вытаскивай свой чемодан и унеси куда-нибудь. Будет под ногами нам тут мешаться, пока шею кто-нибудь не свернет.
"Он бы с удовольствием мешал на прежнем месте!", бурчал про себя.
Я вытащил портфель, накинув лямку на плече. Теперь в трусах и с портфелем стою перед "дедом" и снова туплю.
– Ну, учись! Подушку с одеялом вот так вот делаешь, – он похлопал рукой по ранее закрученному матрасу, после чего поставил его в центр кухни. – Теперь отцепляешь эти фиксаторы, – он показал на две штуки, похожие на металлические расчески, – отцепил. Теперь подгибаешь ножку и тянешь на себя, – "дед" мастерски управлялся с механизмом, – ну вот, фиксируешь положение вот этой штукой, – он достал металлическую скобку и нацепил на сложенную кровать, – теперь давай-ка ее тут прислоним, – он отволок кровать в небольшую нишу в коридоре. – А матрас Олегу с Дашкой на кровать кинешь. Усек?
– Спасибо, – сказал я "деду", сопровождая слова кивком головы. Портфель теперь "мешал" на полу рядом с табуретом.
Хоть старик и помог с лежанкой, чувствовалось недовольство моим появлением. Что ж, как минимум это взаимно.
– Не переживай, Данька, устаканится у нас. Садись за стол и на, – "дед" стряхнул тапки с ног. – Обуйся, полы холодные! Щас бабушка встанет, настряпает завтрак, да и познакомимся.
Словно по зову, из комнаты послышались шаги. В домашнем халате и тапочках из войлока пожилая дама с приветливым лицом шуршала в нашем направлении.
– Доброе утро, – пробурчал я, стоило ей появиться из-за угла.
– Ну, здравствуй, мальчик, такой ты худющий! – прихрамывая, старушка подходила ближе. Я же испытывал невероятный дискомфорт от отсутствия одежды. Максимально приблизившись, она ловким движением прижала мою голову к своему животу.
"Что это такое?" – пытался догадаться мой мозг.
– Я бабушка Нина, – представилась она, поглаживая прижатую голову шестнадцатилетнего паренька.
– Отвяжись от пацана! – возмутился "дед". – Иди вот лучше готовь, – он отошел от плиты и уселся напротив меня.
– И как тут, как готовить-то? – спросила она, взглядом указывая на мешающийся матрас. -Вов, унеси его пока к нам хотя бы!
– Не буду, – буркнул "дед", – родители пусть носят туда-сюда, – ворчал старик.
– Мне, что ль, нести прикажешь !? – сказала она, поставив руки на бока.
– Давайте я отнесу, – привстав, вмешался в перепалку.
Она перевела взгляд с деда на меня.
– Погоди-ка, внучек. С матрасом сами разберемся. Тебе есть во что одеться? Скоро Светочка встанет.
Мы втроем, словно пятнашки, маневрировали в тесной кухне. Я нацепил старые треники, изрядно потрепанные временим и местами дырявые. "Дед" с недовольным видом уволок лежанку, а бабушка оглядывала владения, соображая, что будет готовить.
И так, "бабушка" Нина и "дедушка" Володя – отец и мать "нового папы" Олега. Они оба на пенсии. Занимают одну из двух жилых комнат моего нынешнего места обитания. "Папа" Олег работает инженером на заводе башенного краностроения. "Мама" Даша – домохозяйка или, как она сама говорит, следит за детишками. Из детишек: "брат" Никита четырнадцати лет, головная боль семейства, заноза в заднице и просто мерзкое создание, измывающееся надо мной при любом удобном случае и сестра Света десять годиков.
Мне казалось все диким. Никогда не думал, что буду скучать по детдому. Там все понятно: пришел, поел и потерялся. Тут же, домочадцы настороженно присматриваются и в то же время не отказываются от привычных дел в пользу меня. Странное чувство, дискомфортное. Что дальше? Вот поем и дальше?
"Бабушка" Нина достала большую миску, блинную муку и начала колдовать за столешницей. "Дед" включил новости на телевизоре.
–Ты чем-то увлекаешься, малыш? – спросила она.
– Да нет, наверно, – засмущался я. Обычно такие вопросы задают волонтеры. Получают все равно какой ответ, тормошат тебе волосы немытыми руками, хвалят и забывают о существовании тебя и твоего увлечения навсегда.
– А в свободное время что делаешь? Гуляешь, наверно? – не унималась "бабуля".
– Он же не беспризорник, мать! Их не выпускают никуда! Как зона! – сказал «дед», не отводя взгляд от экрана телевизора.
– Да нет, почему же. Мы ведь обычные дети, только вот вместо родителей воспитатели, – для чего-то оправдывался я.– Гуляем, как и все. Точнее, гуляли, – с грустью добавил я.
"Дед" с сомнением посмотрел на меня.
– Пробовал, наверное, уже всякое. Что нельзя, да?
– Нет, – честно ответил я, но сомнение не ушло с лица старика Володи, – у нас с этим строго. Если заметят, то отправляют на лечение!
– Только это и останавливает? – продолжил он.
– Меня? – переспросил я, хотя хотелось выкрикнуть: "Отвали уже, а! ", но, взяв себя в руки, продолжил, – Я не употребляю, потому что не тянет. Вот и все.
"Бабушка" искоса поглядывала на меня. Она одновременно выпекала блины на трех сковородках, мастерски переворачивая раскаленные кругляшки голыми руками, заваривала чай и мыла посуду, оставленную с вечера в раковине. Несмотря на безостановочный конвейер дел, ничто не мешало ей слушать диалог, делая свои умозаключения. Стоит отдать должное ее кулинарным навыкам – впервые за долгое время удалось наесться до отвала. Подобный объем вкусной и свежей пищи поступал только по приезду спонсоров, благотворительных контор или проверок, а тут, похоже, в порядке вещей. Разговор прервался. "Дед" уперся в утренний выпуск новостей, который, по-видимому, более интересен, чем непонятно для чего взятый ребенок. На кухню начали выползать остальные члены семьи.
Помимо четверых уже знакомых, с угрюмым лицом появился старший сын Никита. Всем видом он показывал неприязнь ко мне, да и к пожилой паре. Кинув непонятно кому вальяжное: "здарова! " он взял охапку блинов, плюхнул ее прям на ладонь и удалился туда, откуда пришел.
– Куда? Никита! – начала возмущаться "бабушка" Нина, провожая внука по коридору взглядом. – Возьми ХОТЯ БЫ ТАРЕЛКУ! Поросенок, – буркнула она в конце.
– Олух, – подхватил "дед" раздачу комплиментов.
– Потом дивимся, откуда на обоях жирные пятна, – сказал она, уставившись в окно.
Как раз-таки за Никитой мне и предстояло донашивать бо́льшую часть одежды. Я не брезгливый, пятна, дырки, отсутствие пуговиц – это мелочь, не в том дело. Есть нюанс. Мне почти семнадцать, я высокий и худой. Детдомовские характеризовали меня более емко: "глиста", "хлыст", "сухофрукт", "мумия". А вот Никита-пухлый коротышка. Его растянутые тряпки изначально больше меня на пару размеров. А штаны, если им удается удержаться на мне, едва прикрывают икры. "Мама" Даша оказалась самопальным кутюрье. Она "ушивала" футболки и рубашки толстяка булавками на спине, а штаны подпоясала старым ремнем "отца", заранее проковыряв в нем новых дырок. На моем тощем пузе эти портки с ремнем, выглядели как шторы на карнизе.