Легенда о Тиле Уленшпигеле и Ламме Гудзаке, их приключениях отважных, забавных и достославных во Фландрии и других странах

Когда-то в детстве я читала очень сокращённый вариант и тогда восприняла эту книгу просто как фламандскую версию рассказа об «умном-смелом-умелом национальном герое», который может и пошутить, и бесчестных монахов проучить, и Родину от испанцев спасти.Сейчас же, прочитав полную версию, я понимаю, насколько это произведение глубже и серьезнее; насколько много оно вобрало в себя древне-германских сказаний и стало символом освободительной борьбы против власти Испанской империи. Да, Тиль Уленшпигель – невероятно харизматичный и ловкий, так и остаётся трикстером… но он же и герой Сопротивления. Жизнь его, описанная с самого детства и полная озорства и безобидных проказ, противопоставляется жизни принца Филиппа (в последствии короля Испании Филиппа II), который ещё мальчиком развлекается, сжигая беззащитных животных…а позже по его указу заполыхают по всей стране костры инквизиции.Народ, не выдержав жестокости правления Филиппа и его безмерных поборов, восстаёт против власти тирана…и Тиль оказывается в центре этой борьбы. Описанию ужасов инквизиции: доносов, пыток, сожжений; лицемерию католических священников и повстанческой борьбе против господства Испании посвящена большая часть книги. Именно эту часть существенно сократили в издании для детей (и слава Богу, я считаю).Несмотря на легкость стиля, читать было не просто из-за тех эмоций, которые вызывали описываемые в книге события.

Потрясающая вещь. Неунывающий бродяга становится героем борьбы за освобождение Фландрии от испанского ига. Юмор на фоне ужасов инквизиции. Пепел отца, стучащий в сердце… Короток плащ его дорожный,Крепок кулак, шаги легки.Пеплом Фламандии безбожнойГусто покрыты башмаки…

При всей моей любви к трикстерам (даже к Хитрому Петру, который постоянно колошматит другого моего любимчика – Ходжу Насреддина), сдружиться с Тилем Уленшпигелем в интерпретации Шарля де Костера я не смогла. Впрочем, я догадываюсь, почему так. Мне нравится, когда трикстер сверкает свои до блеска отмытым шпигелем сам по себе, дурачит там, дурачит сям, борется с каким-нибудь конкретным пройдохой, а потом уходит в закат с криком: «Шалость удалась!» Тут же он стал символом целого течения, одним из лидером и вдохновителей революционного движения, и это меня печалит. Трикстер должен быть один, а если он и объединяется с кем-то для проделки, то один раз. Не на постоянной основе. Трикстер на контракте теряет самого себя.Хотя, с другой стороны, обстановка во Фландрии в то время была как раз такова, что место для Уленшпигеля было только посередь баррикад – а где ещё он мог бы находиться?А вот первая часть мне нравилась. Уленшпигель в ней был «прямым» (в противовес «кривому») зеркалом для правителя Филиппа. Одна глава про его отношение к дамам – одна про Филиппа. Про отношение к животным – у обоих. Про отношение к родственникам – у обоих. Но важнее всего – отношение к смеху. Жестокий Филипп, даже делая свои гадкие делишки для собственного удовольствия, никогда не смеётся и даже не улыбается. Уленшпигель же, напротив, даже в горестные минуты, когда пепел отца стучит ему в сердце, старается приободрить себя и окружающих шуточками, пусть и далеко не всегда изысканными. А тут нечего мудрить. Поэтому Уленшпигеля невозможно уничтожить, смех может только затихнуть, но исчезнуть – никогда. А уж про революционный катализатор в виде сатиры, насмешек и прочего даже говорить нечего. Гораздо больше мне понравились второстепенные персонажи. Конечно же, Ламме Гудзак, который бесконечно хранит верность двум вещам: собственной сбежавшей жене и своему брюху. Чем-то напомнил монаха Тука при Робин Гуде, вот только Тук был мастак в драках, а Ламме разве что поварёшкой может убить кого-нибудь, полезшего к нему на кухню раньше времени. Да и то пожалеет. А интереснее всего безумная Каталина, которая сначала сошла с ума от любви, потом от пыток. И её крики: «Выпустите душу наружу!» страшным рефреном проходят через всю книгу. Прочитать эту книжку, конечно, стоит. Тем более, не так уж и много представителей бельгийской литературы мы можем оценить. Я посмотрела два самых распространённых перевода: Горнфельда и Любимова, оба показались неплохими, хотя построчно не сравнивала. Нахваливать, впрочем, книжку не буду. Не моё.