Огромное спасибо: Владиславу Ильичу Крылову за подаренную идею, Александру Смирнову и Роману Савенкову за информационную и прочую поддержку, Александру Логачёву за советы и наставничество!
Дмитрий Дашко, Евгений Шалашов, Игорь Смирнов
© Дашко Д., Шалашов Е, Смирнов И., 2023
© ИК «Крылов», 2023
Пролог
По окружавшей город стене били пушки. Каменные и чугунные ядра, врезаясь в ворота, вминали железную обивку в деревянные плахи, выворачивали щепу. Они превращали морёный дуб в мочало, а ударяясь в кладку, поднимали красную пыль, порошившую глаза усталым до онемения защитникам.
Не день и не два, не неделю даже, а многие месяцы польская армия обстреливала многострадальный Смоленск. Выстрелы – а к ним невозможно привыкнуть – грохотали в ушах и причиняли головную боль. Казалось, этому ужасу не будет конца.
Малые дети, отвыкшие спать по ночам, непрерывно кричали, а обезумевшие от горя матери не могли их утешить. Отцам было легче – они-то могли уйти на стены, чтобы не слышать надрывного плача и крика детей.
Андрей Беляницын – бывший посадский, а ныне, как и все прочие смоляне (те, кто пережил голод, весеницу[1] и ляшские пули) служилый человек – лежал на охапке прелой соломы в притворе храма Успения Пресвятой Богородицы и баюкал покалеченную руку.
Намедни вражеское ядро ударилось в стену, выбив из неё куски кирпича. Вот обломком парня и зацепило. Казалось бы – ну, рука, что тут такого? Не голова, чай, не грудь. А вот поди ж ты… Лежишь пластом, а коли пытаешься подняться, боль от руки перекидывается в голову, вяжет всё тело гнусной и липкой ломотой, начинает тошнить. Товарищи, видя, как мается парень, только вздохнули и оттащили его в храм, под догляд настоятеля и уцелевших лекарей.
Успенский собор уже давно превратился в огромный приют болящих, куда постоянно несли увечных стрельцов и раненных горожан. Здесь же обитали старики, женщины и дети, оставшиеся без крыши над головой. Таких бездомных с каждым днем становилось все больше.
Кто мог, тот ухаживал за ранеными и больными. Отец Сергий не успевал соборовать и причащать умирающих, а все больше раны перевязывал да вправлял кости. Молодые-то батюшки тоже на стенах, так уж, верно, никого из них и не осталось. Что ж… Господу можно помолиться и так, он добрый, он простит – а куда подевать смолян, оставшихся без крыши над головой?.. Всё, что могло сгореть, уже сгорело.
Беляницын лежал, пытаясь прислушиваться к гулу выстрелов, ещё на что-то надеясь. Может, пришлют откуда-нибудь войска да спасут Смоленск?!
Как не хотелось верить, что помощи не будет. Эх, был бы князь-боярин Скопин жив, уж он бы всем показал! Но юный князь давно уж упокоен в сырой земле, а без него и воевод-то на Москве не осталось. Не приведёт надёжа-государь дворян с острыми саблями да стрельцов с ружьями. Худо-бедно, двадцать месяцев бился Смоленск в полном окружении, теряя воинов, но перемалывая армию нацелившегося на Москву польского короля. И что же теперь?
Царь Василий в польском плену, от дворян московских – ни слуху ни духу. Кто почестнее, так тот давно в бою полёг, а у нечестных только одна мысль – кому бы угодить. Один лишь боярин Шеин остался. Так жив ли он?
Внезапно Беляницын встрепенулся, осознав, что гром пушечных орудий почему-то стих.
Странно… Андрей вскинул голову, вслушиваясь. Очень странно.
Первой мыслью было, что оглох – тишина ударила по ушам почти так же, как недавний грохот выстрелов.
Потом испуг прошёл: Андрей услышал, как неподалёку сопит девка, вчера получившая удар в живот каменным ядром («Ей же ещё замуж выходить! Как она, бедная, теперь рожать-то будет?»), а у стены бьётся в агонии пожилой стрелец, потерявший ногу. Тишина… Андрей услышал молитву, что шептал батюшка.
«Эх, благодать-то какая!» – выдохнул посадский, вытягивая ноги, но тут до него дошло.
Тишина. Тишина?! Откуда взялась тишина?
А это могло означать лишь одно – ляхи прорвались-таки в город и очень скоро будут здесь, в храме. И что тогда?
Ляхи и прежде особым миролюбием не отличались, а во время длительной осады так и вовсе ожесточились. Вряд ли даже раненых пощадят, что уж про остальных говорить. К тому же здесь бабы, девки, детвора, в конце концов… Что с ними станет?
– Эй, православные! Кто жив остался, вставайте, ляхи идут! – раздался чей-то негромкий голос, но внутри затихшего храма он показался громом небесным.
Посадский человек Ондрюшка остался бы лежать, но воин Андрей принялся подниматься. С трудом перевернувшись на живот, привстал на колени.
В голове зашумело. Перед глазами явилась пелена.
«Нешто ослабел настолько? Врёшь – не возьмёшь!»
– Погодь, – услышал Андрей женский голос.
Посадская девка, повернувшись на бок и привстав, срывала с себя платок.
– Дай-ка, руку-то твою примотаю.
Андрей вдруг вспомнил, что девку зовут Танькой, прежде она стояла на стене рядом с отцом, спихивала ляхов рогатиной. Отца вроде бы с месяц назад убило. А сам он, кабыть, даже заглядывался на неё.
От боли у девки на глазах выступили слёзы, но она сумела накинуть на шею парню платок и завязать концы, утверждая раненную руку у туловища. Вроде стало получше.
– Поцелуй, – попросила Танька.
Андрей, едва не упав, потянулся губами к потрескавшимся губам девки, слизнув с них солёную пыль. Опираясь на здоровую руку, ценой неимоверных усилий поднял измученное тело.
«Где же моя сабля-то была?» – подумалось вдруг.
Мысль как пришла, так и ушла. Верно, оружие осталось на стене, доставшись кому-то более удачливому, не подставившемуся под осколки или ядра. А не то, так и валяется где-нибудь, припорошённое битым кирпичом. Ищи-свищи теперь… Да и какая там сабля, если покалечена правая рука? Одно дело – сталкивать ляхов со стены, рубить их сверху, и совсем другое – схватиться в рукопашной с жолнером, который не в лавке торговал, а всю жизнь бился. Против настоящего воина он и с правой-то рукой, будь она здорова, не шибко силён, а уж левой – так нечего и думать. Убьют и не заметят.
Где-то был засапожный нож… Обнаружив его за голенищем, Андрей повеселел. Понимал, что толку от ножа мало, но всё лучше, чем с голыми руками. А с ним, глядишь, хоть в спину удастся кого пырнуть – и то польза!
Подкашливая, Беляницын заковылял к выходу, но был сбит с ног ворвавшимися внутрь храма голосящими бабами. Следом за жёнками в собор вбежали ратники, кинувшиеся закрывать двери.
– Ляхи!
Пока Андрей поднимался да обходил лежащих на полу, опоздал. Тяжёлые соборные врата закрылись прямо перед носом.
– Успели! – выдохнул один из мужиков, закладывавших засов в проушины.
– Надолго ли? – усмехнулся второй, не старый ещё стрелец, без шапки, в грязно-бордовом кафтане, из-под которого кое-где пробивался малиновый цвет.
И впрямь ненадолго. По воротам уже били чем-то тяжёлым – не то прикладами, не то обухами топоров. Ещё немного – и высадят. Церковные врата только кажутся серьёзной преградой.
– Ну чё, мужики, вздрогнем! – усмехнулся стрелец, отходя в сторону.
Взвешивая в руках бердыш, озабоченно сказал:
– Разошлись бы, что ли. Помашу ляхов напоследок.
К стрельцу с бердышом начал подтягиваться увечный народ – кто с окровавленной головой, кто, как Беляницын, с рукой на перевязи. Худо только, что почитай все оказались безоружными – всё, что было, уже отдали здоровым. Взамен брали кто что мог: тяжёлые подсвечники, обломки копий, костыли. Расталкивая мужиков, в первый ряд вышла тётка Сима – торговка, потерявшая за два года всю семью: мужа, детей, внуков. Ну, а кто не потерял близких?
Простоволосая, в изодранном сарафане, баба держала в руках невесть откуда взявшиеся навозные вилы.
Приполз старик Пахом – дьячок из привратной церкви, вчера весь день жаловавшийся на боль в перебитой ноге.
– А ты куда? – вызверился на него стрелец, но дьячок только отмахнулся от служилого, пытаясь утвердить измученное тело на коленях.
Не получилось. Тогда Пахом подполз к самым дверям и улёгся поперёк.
– Ондрюшка! – окрикнул вдруг стрелец Беляницына.
«Ба, так это ж наш сотник!» – запоздало вспомнил Андрей.
Сотник Наум Потёмкин был последним из воинских начальников, переживших все ужасы осады. Но сейчас было не до воспоминаний. У сотника нашёлся для ратника последний приказ…
Ворота Успенского храма, не устояв под ударами топоров, рухнули. Внутрь ворвались озверевшие люди в польских кунтушах и запорожских свитках, литовских кафтанах и русских сермягах. Разом стало тесно.
Пахом, пытавшийся ухватить кого-то из ляхов за ногу, был тотчас добит, а нападающие привычно перепрыгивали через мёртвое тело.
Один из запорожских казаков с усмешкой первым ударом отбил в сторону вилы, нацеленные ему в живот, а вторым ударом раскроил голову тётки Симы.
Последние защитники Смоленска сумели-таки взять несколько польских жизней, но изувеченным, голодным и почти безоружным людям не тягаться с профессиональными солдатами.
Сотник Наум продержался дольше других. Успев сразить не то двух, не то трёх врагов, он был смят численно превосходящим противником и упал под ударами корабелок.
Ворвавшиеся в храм поляки увлечённо добивали раненых. Обнаружив в углу прятавшуюся девку, радостно заржали и принялись срывать с неё одежду. Умирающую Таньку насиловать не стали, побрезговали окровавленной одеждой.
Но такие забавы для молодёжи. Пожилые и опытные жолнеры, верно, помнившие ещё Стефана Батория, принялись весело сбивать со стен православные иконы и сдирать с них драгоценные оклады. Вот один из поляков точным ударом зарубил старого священника, пытавшегося прикрыть собой раненного стрельца. Тело отца Сергия ещё не успело упасть, а лях уже срывал с шеи старика тяжёлый крест. Приблизив к глазам, презрительно сплюнул и хотел было выкинуть дешёвый медный крест, но передумал и убрал в карман.
Всего этого Андрей Беляницын не видел. Ратник, держась за стенку искалеченной рукой, спускался по узенькой лестнице.
Боль была страшная, но здоровая рука была занята горящим факелом. Ещё вчера ему за такое оторвали бы голову, но не сегодня… Сегодня Андрей мечтал лишь об одном – не потерять сознание и не упасть раньше времени.
Но тут и всего-то два пролёта.
Андрей сам не заметил, как оказался в просторном сухом подвале. Откуда-то шёл свежий воздух: факел принялся гореть ярче. Можно было рассмотреть бочонки и аккуратно сложенные мешки. А за ними Андрей вдруг увидел яркий свет, в лучах которого стояли и улыбались отец, ещё в прошлом годе ушедший взрывать ляшскую сапу, да так и не вернувшийся с вылазки, мать с сестрёнкой, помершие от лихоманки зимой. А рядом с ними стояла посадская девка Танька в праздничном сарафане. Живые.
«Иду!» – одними губами вымолвил Андрей.
Торопясь, чтобы огонь не погас, Беляницын опрокинул один из бочонков, пнул по нему, выбивая крышку.
Хотел было осенить себя крестным знамением и попросить у Господа прощения за все свои вольные и невольные грехи, но правая рука не слушалась.
Вздохнув, Андрей поднёс факел к открытому бочонку с порохом…
Часть первая
Глава 1
На экране ещё оседали куски стен, размётанные взрывом, а генерал Песков уже встал со своего места:
– Пройдёмте.
Присутствующие дружно вскочили и цепочкой, согласно ранжиру, перешли в просторный кабинет начальника отдела специальных операций генерал-майора Пескова. Вроде бы раньше смотрели видео прямо в кабинете… О чём это говорит? Вероятно, о том, что отдел будет реорганизован в Управление, а генерал-майору вскорости упадёт на погоны ещё одна звезда. Впрочем, это не для умов капитанов-подполковников…
Песков молча кивнул в сторону длинного стола, а когда все быстро, но без суеты расселись, спросил:
– Ваше мнение, товарищи офицеры?
Спецназовцы переглянулись, а Дёмин перевел взгляд на Свешникова.
– Как я полагаю, – начал историк, – вы нам продемонстрировали кадры из Смутного времени. Точнее – падение Смоленска. Июнь 1611 года, насколько я помню, когда полякам удалось разрушить стены города. Две последние опорные точки – Успенский храм, его ещё Мономаховым называют, и башня, где укрылся воевода Шеин с семьёй. По преданию, когда поляки ворвались в храм (его на время осады в госпиталь превратили) и стали убивать раненых, посадский человек Ондрюшка Беляницын взорвал запасы пороха, хранившиеся под храмом. Понятное дело, вместе с поляками.
– А чего это они порох под церковью хранили? – перебил историка единственный присутствующий здесь «посторонний» – замначальника управления вооружения полковник Лавров. Видимо, взыграла профессиональная «чуйка».
– Да, почему? – поинтересовался и генерал.
– А где ещё было хранить? – пожал плечами Свешников. – Это сегодня церковь – храм, куда только молиться ходят. А в прежние времена – это тебе и библиотека, и всё такое прочее. В крепостных сооружениях порох хранить опасно, каменных строений в городе нет. Вот и приспособили церковь. Подвал большой, вентиляция хорошая…
Стало быть, Смоленск был ключевым городом для обороны России – там пересечение дорог, и его падение открыло полякам путь к завоеванию Москвы. Правда, зимой туда прибыло русское посольство – просить на престол сына польского короля Владислава. Владислав числился русским царём аж до 1634 года.
– А разве не Михаил Романов был на престоле? – удивился полковник. – Помнится, Романовы вступили на престол в 1613 году. Щас погуглю, – Лавров вытащил смартфон.
Свешникова слегка перекосило. Не привык историк, чтобы его слова перепроверяли. Остальной народ смотрел на полковника со снисходительным презрением.
– А почему мне пишет: «Нет сети»? – возмутился Лавров.
Потом до него дошло. Не в том он кабинете, чтобы можно было свободно выйти в «мировую паутину».
– Давайте-ка мы с вами профессионала послушаем, – миролюбиво предложил генерал.
– Династия Романовых взошла на престол в 1613 году, – подтвердил Свешников. – Но чисто формально Владислав числил себя русским царём вплоть до 1634 года, до новой русско-польской войны. Мы как раз решили Смоленск обратно вернуть, но проиграли. Договорились, что Смоленск останется за Польшей, а Владислав откажется от титула царя.
Кажется, историк был готов разразиться лекцией о внешней политике первых Романовых, но был остановлен покашливанием подполковника Дёмина:
– Алексей Михайлович, в двух словах.
– Если в двух словах, то всё было так: в России в конце шестнадцатого века началась Смута. Про Лжедмитрия все помним? – не дожидаясь ответных кивков слушателей, Свешников продолжил монолог: – Некий человек выдавал себя за спасшегося царевича Дмитрия. Большинство про одного слышало, максимум – двух, а их было до чёрта. После того, как убили Лжедмитрия номер один – ну, того, кто себя за сына Ивана Грозного выдавал, – на престол взошёл Василий Шуйский. Но тут объявился Лжедмитрий номер два. Дескать – царь и великий князь Димитрий Иоаннович снова чудесным образом спасся! Как проверить?
Офицеры осторожно пожали плечами. Действительно, как проверишь? Не существует на свете никаких «царских знаков».
– Ни телевидения, ни Интернета тогда не было, даже фотографий… Так вот, Лжедмитрий номер два вначале отправил своего эмиссара Ивана Болотникова, чтобы тот подбил крестьян к восстанию. Болотников был парень талантливый, войско собрал и чуть до Москвы не дошёл. Неизвестно, как бы повернулось дело, если бы Болотникова не предали свои же.
– Дело понятное, – хмыкнул Лавров. – Многие народные восстания таким макаром заканчивались. Свои же и сдавали.
– Значит, Болотникова разбили, хоть и с трудом, а тут и Лжедмитрий Второй нагрянул. Москву взял в осаду, сам сел в селе Тушино. Поэтому, чтобы его с Лжедмитрием Первым не путали, второго называют «Тушинским вором». В итоге – в России двоевластие. В Москве сидит царь Василий Шуйский, в Тушине – царь Дмитрий Иванович. Кому верить? Народ царя «шубником» звал – не любили Василия.
– А было за что? – спросил Павленко, который слабо разбирался в той эпохе.
– Да как не быть… Царь Василий Шуйский – интриган известный. Когда в Угличе царевич Дмитрий погиб, он комиссию возглавлял, та решение вынесла: мол, несчастный случай. Наткнулся мальчик на ножичек… По сути – самоубийство. При Годунове, когда Лжедмитрий на Русь пошёл, труп мальчика выкопали, в Москву привезли и объявили Дмитрия святым. А разве святой может покончить жизнь самоубийством? Стало быть, убит был Дмитрий. Когда Лжедмитрий в Москву пришёл, Шуйский первым его царём признал. А потом он же и восстание против царя Дмитрия поднял. Тоже царём хотел быть: считал, что Шуйские больше прав на престол имеют, нежели потомки Ивана Калиты.
Лавров бросил тоскливый взгляд на Свешникова, вовсю сыпавшего фактами и фамилиями. И тогда историк счёл нужным пояснить:
– Иван Калита, от которого князья Московские и цари пошли, был внуком Александра Невского, а Шуйские были от Андрея – старшего брата Невского. Вот такая неразбериха.
– Всё? – с надеждой спросил Лавров, но жестоко ошибся.
– У Василия Шуйского племянник был – Михаил Скопин-Шуйский. Парень молодой, но талантливый. И силушкой бог не обидел, и умом. Скопин сумел войско собрать, договорился со шведами – те наёмников дали, и на Москву пошёл. Москву освободил, лагерь в Тушине разогнал. Стали слухи ходить, что царь Василий своего племянника хочет наследником сделать. У царя детей нет, наследниками братья считались. А что, в самый бы раз Михаила Скопина-Шуйского на царство. Скопин – из знатного рода, талантливый. Если более-менее современные аналоги искать – так Жуков и Рокоссовский в одном флаконе. Потом, как водится, пир на весь мир, а после пира Скопину плохо стало. Три дня парень мучился, потом умер. По Москве стали слухи ходить – мол, отравили князя. А отравил его брат царя – Дмитрий Шуйский. Ведь раньше он наследником считался! Вот, позавидовал племяннику. К тому же женой у Дмитрия была Екатерина Скуратова. Знакомая фамилия?
– Кафе «Скуратов», – брякнул Денис Павленко. – Кофе там хороший готовят, только дорогой, собака!
– Двоечник, – ухмыльнулся Морошкин. – Малюта Скуратов – правая рука Ивана Грозного. Это как Лаврентий Палыч у товарища Сталина…
– Молодец, – с удовлетворением сказал Свешников, словно бы студента похвалил. – Екатерина Скуратова – дочь Малюты. А про Малюту столько наговорили и наплели, что нашему Лаврентию Павловичу и не снилось. А яблочко, как известно, недалеко катится от яблони. В общем, продолжу. Михаил Скопин умер, в стране траур, армия в горести – Скопин был общим любимцем. Скопин-Шуйский должен был в поход на Смоленск идти, польскую осаду снимать.
– Кстати, Алексей Михайлович, а Польша-то каким боком к нашей Смуте? – поинтересовался генерал. – Ну, помню, что Лжедмитрия Первого поляки к нам направили. Войско ему дали. А вообще?
– Ну, здесь просто, – оседлал Свешников любимого конька. – Польша – вернее, Речь Посполитая – республика Польско-Литовская, давний противник России. В шестнадцатом веке воевали, да и раньше тоже. Мы же соседи, много споров приграничных. К тому же поляки – католики, мы – православные. Они же и Лжедмитрия нам подсунули. Худо ли, если на русском престоле будет сидеть польская марионетка? Только Лжедмитрию они помогали неофициально, частным порядком. Корона официально не участвовала. А вот когда Василий Шуйский со шведами договор заключил о военной помощи, то у поляков появился повод начать против нас войну – мол, Россия использовала шведов в войне, а Швеция была врагом Речи Посполитой. Хотя польский король Сигизмунд вообще-то был шведом по национальности. Сигизмунд осадил Смоленск. Естественно, что русская армия пошла на поляков. Теперь вопрос – кого назначить главнокомандующим? И назначил царь-батюшка главнокомандующим своего братца Дмитрия!
– Он что, совсем с ума сошёл? – изумился полковник Лавров, слушавший историка во все уши. – Назначить командующим человека, которого армия ненавидит?! Да такого даже в Отечественную войну не стали бы делать!
– Так кто их, царей, поймёт? – картинно развёл руками историк. – Очень возможно, сам Василий боялся, что Скуратова и его отравит. И Дмитрий, как ни крути, – брат и наследник. А если так, то надобно его авторитет укрепить. Армия, кстати, неплохая была. Зря её, что ли, Скопин-Шуйский целый год готовил? Армия-то хорошая, но командующий – бездарь, и армия его ненавидит. Наёмники едва ли не в глаза убийцей называют. Наёмники, они хотя и за деньги воюют, но Скопина крепко уважали, а их командир, Делагарди, вообще был другом Скопина. Служба идёт шатай-болтай, командующий пьянствует. А что дальше будет, товарищи офицеры?
– Так известно, – внёс своё слово и генерал. – Командир показывает пример. Если он пьян, так и армия начнет пьянствовать. Так?
– Вот-вот, – кивнул Свешников. – Армия пьянствует, караулы не выставляют. А поляки тут как тут. Напали ночью. Результат, как говорится, известен. Русская армия разбита, командующий бежал, от осады Смоленск не избавил. Вот вкратце и всё.
– Молодец, Алексей Михайлович, – похвалил историка генерал. – Да, а вы не надумали в Вооружённые силы пойти? Возраст пока позволяет, звание мы вам офицерское присвоим. Вы ж лейтенант запаса?
– Старший лейтенант, – с лёгкой толикой штатского человека уточнил Свешников.
– Вот видите, – обрадовался Песков. – Мы вам капитана присвоим.
Ну, соглашайтесь!
– В тридцать восемь лет в капитаны? – усмехнулся Свешников. – Все мои ровесники уже полковников получили. Нет, я уж так, внештатным сотрудником.
– Ну, сами смотрите. Коли надумаете – милости просим, – не стал настаивать генерал. – Теперь о деле. Ну, товарищи офицеры, зачем я вас собрал?
– А что тут думать? – хмыкнул старший группы подполковник Дёмин. – Судя по всему, мы должны поляков разгромить. А коли сюжет был из Смоленска, так, стало быть, придётся нам осаду со Смоленска снимать.
– Ух ты, господин подполковник! – восхитился генерал. – Прямо-таки готов осаду снимать?
– Наше дело простое, солдатское, – вздохнул Дёмин. – Только к нашей бы группе ещё полк мотострелковый, с танковой поддержкой…
– Лучше бригаду, – обронил Свешников. – У ляхов там тысяч двадцать, а с казаками считать – так и ещё больше. Забьют нас там, как сваю.
– Отставить упаднические разговоры! – шутливо приказал генерал. – Старый анекдот помните? Американцы слетали на Луну, а наш Генсек говорит космонавтам – полетите, мол, на Солнце. Они – так ведь сгорим же, а он им – я не дурак, ночью полетите. Ну, а если серьёзно, то вашей группе предстоит другая задача. Вам нужно князя Скопина-Шуйского спасти.
– Хм, – буркнул под нос Дёмин. – А как, простите?
– Ну, товарищи офицеры, моя задача простая – вам задачу поставить. Соответственно, обеспечить вас всем необходимым. Для техподдержки вам целый полковник придан. Всё, что имеется на вооружении нашей армии – самое лучшее, имею в виду, – вы получите.
– И не только, – со значением в голосе произнёс полковник Лавров.
Предупреждая вопросы, замначупра сказал:
– Не натовская техника.
– Неужто из той России? – догадался Свешников.
– Именно, – кивнул полковник. – Из той самой, которую вы на новый путь направили. Собственно говоря, спасти Скопина-Шуйского – это их идея. Только не спрашивайте, зачем им это нужно. Ведь понадобилось нам в соседней реальности войска Батыя разбить. Вот вы и разбили.
– Соответственно, они нам – новые технологии, а мы им – новую реальность? – предположил Свешников.
– Именно так. Может, что-то там ещё, допускаю.
– Типа не нашего ума дело? – хмыкнул историк.
Штатский человек мог позволить себе такую вольность в общении с генералом. Тот слегка поморщился, но стерпел. Более того, сказал:
– Поверьте, я и сам не знаю.
– Ладно, товарищ генерал, это всё эмоции, – взял ситуацию в свои руки подполковник Дёмин. – Цель у нас есть – спасение Скопина-Шуйского. Понимаю, задача непростая. Но хоть какие-то намётки у вас есть? В тринадцатом веке проще было. Высадились, постреляли, Козельск спасли, хана Батыя грохнули – и обратно.
– В общем, товарищи офицеры, – генерал обвел их взглядом, – путь вам предстоит в семнадцатый век. Прикинем по срокам – за сколько времени вам нужно туда попасть. Работать под кого станете?
Свешников, уже успевший что-то прикинуть, сказал:
– Лучше всего под сербов. Сербия и Россия всегда дружили. Опять-таки всем известно, что сербы на тот момент под турками были. Значит, братья-славяне в беде, а обиженных на Руси всегда жалели. Если какие-нибудь неточности в обычаях – тоже на сербов спишем. Есть ещё один момент. Сербы, начиная с четырнадцатого века, как битву на Косовом поле туркам проиграли, на Русь бежали. Если мы выдадим себя за сербских искателей приключений – ну, пусть наёмников, – это никого не удивит.
– Так, Алексей Михайлович, сам же сказал – Сербия под властью турок. Откуда наёмники возьмутся? – спросил Дёмин.
– Так оттуда и возьмутся, – пояснил историк. – Сербия у турок, но есть люди, что не хотят смириться со своей участью. Мы, допустим, служили… Ну, кому мы могли служить? Да неважно, предположим, с турками воевали. Типа, партизаны. А теперь на Русь подались. Кто проверит? Язык наш современный схож со старорусским, но от языка предков отличается. А так, если Денис брякнет что-нибудь типа «зазипованный», «охренеть», «килограмм» или ещё что-то в этом духе, спишут на незнание русского языка. Ещё один момент: Сербия, как и Россия, – страна православная. Только не забывайте, что реформы церкви ещё не было.
– Типа, мы там старообрядцами будем? – догадался Павленко. – Значит, креститься придётся двумя перстами, а вместо «Иисус» говорить «Исус».
– Типа того, – в тон ему ответил историк. – Неплохо бы в старообрядческую церковь сходить, посмотреть. Ну, если какой-нибудь ляп допустим, опять-таки спишем на сербскую обыденность.
– А что, пожалуй, есть здесь свой резон, – кивнул подполковник. – Детали ещё отработаем.
– Ну, с этим мы вопрос решим, – черкнул генерал себе в блокнотик. – Обеспечим вас соответствующими инструкторами, и в сербском языке, и в древнерусском. С одеждой тоже порешаем, художники по костюмам да модельеры пусть голову ломают. Как в окружение Шуйского будете входить? Есть варианты?