Кремль 2222. Крылатское

Светлой памяти Алексея Волкова, писателя, боевого офицера и просто настоящего человека посвящается!

Автор выражает благодарность Дмитрию Силлову за созданный им мир «КРЕМЛЯ 2222», о котором интересно читать и писать!

Большое спасибо моему первому читателю Алексею Липатову, модератору официальной группы проекта «Кремль 2222» https://vk.com/officialgroupkreml2222. Если Вы всё ещё не вступили в эту группу, самое время наверстать упущенное.

Пролог

Считается, что удар в прыжке – штука ненадёжная. Но выскочивший будто гриб из-под земли тип в чёрном доказал, что это не так. Взвился в воздух ракетой и свалил сразу двух дозорных, только подошвы сапог сверкнули. Скакнул так, словно был на пружинах. А приземлившись, пошёл крутить сальто, не давая третьему дозорному, парню по имени Колыван, взять себя на мушку.

– Что ж ты вертлявый такой! – взвыл тот от досады.

Нога чёрного разрезала воздух, и ружьё Колывана полетело в одну сторону, а он в другую. Вот только парень прогуливал не все занятия по рукопашному бою, кое-чему поднабрался и потому сумел оказаться на ногах.

– Не ожидал, урод?

Тип внезапно замер, зажав руки по швам и поклонился.

– Ты чего? – изумился парень.

Взгляд его упал на ружьё, оно валялось в двух метрах, практически рядом. Можно успеть! Дозорный трезво оценил свои возможности: против него вышел мастер, схватка с которым врукопашную обречена на поражение.

Чёрный правильно истолковал намерения Колывана, бросился наперерез. Врёшь, не возьмёшь! Колыван нырнул в сторону ружья ласточкой, вытянув руки вперёд. Пропахал животом по бугорку и почти успел… До приклада был сантиметр-другой, вот только в этот самый миг башмаки чёрного, которые лишь с виду казались мягкими, угодили ему по пальцам, едва не размозжив кости.

Колыван взвыл от нестерпимой боли. Однако сумел извернуться, схватил противника за ноги пониже коленей и дёрнул на себя. Оказывается, Ньютон не ошибся, когда придумал свой закон всемирного тяготения. Все тела падают на матушку-Землю, не только яблоки.

Тип грохнулся крайне «удачно»: затылком об сколотый булыжник. Острый срез вошёл прямо в мозг. Чёрный умер моментально.

Колыван поднялся, перед глазами плыло. Шатаясь подошёл к товарищам, проверил пульс. Сомнений не осталось, оба мертвее мёртвого.

В этот миг удавка захлестнула его шею, что-то хрустнуло, и парень обмяк. Распухший язык вывалился из открытого рта.

Очередной незнакомец в чёрном, незаметно подкравшийся к Колывану со спины, спрятал шнур в маленькую поясную сумку. Подошёл ещё один, укоризненно покачал головой, произнёс гортанно:

– Зачем ты так поступил, Абет? Этот батыр храбро сражался и заслужил благородную смерть.

– Оживи его, и тогда я убью по-другому, – отозвался тот, кого назвали Абетом.

– Я воин, а не шаман. Тебе это прекрасно известно.

– Тогда не вмешивайся. Дозорных мы убрали, путь к деревне открыт.

– Что будем делать с Тайжаном? Бросим тут?

– Вернёмся за ним, когда с деревней будет покончено. Тебе придётся самому нести дурную весть родичам Тайжана. Ты плохо его учил, если этот батыр смог с ним справиться.

– Абет, это русские. Они всегда полны сюрпризов.

– Ничего страшного. Сегодня наша очередь устроить им сюрприз, – сказал Абет и недобро ухмыльнулся.

Деревня Пойменская гудела как растревоженный улей: жители собирались в Комплекс на ярмарку. Мужики с самого утра грузили телеги, дабы было чем расторговаться или пустить на обмен. Бабы и девки прихорашивались, надевали лучшие наряды, румянили щёки, подводили глазки. Глядя на разнаряженных и накрашенных молодух, старики ворчали, что молодёжь совсем отбилась от рук. Дескать, в их время всё было по-другому.

Детвора носилась как угорелая, ведь родители обещали взять с собой, и ребятня была на седьмом небе от счастья.

Шум и гвалт стоял такой, что часовые, охранявшие деревню, только головами качали. Десятник Билуг сбился с ног: вместо того, чтобы бдительно наблюдать за подступами, парни на вышках всё больше таращили глазки на деревенских красавиц.

Взять, к примеру, Воропая. И жена есть у него, и детишек двое (третий на подходе), а этот охальник позабыл всё на свете: так и сверлит взглядом соседскую дочку – красавицу Усладу, помогавшую матери перекладывать узлы с поклажей на телеге. Девка, конечно, на загляденье: ядрёная, пышная, с нравом озорным, на неё многие мужики облизываются. Да и сам Билуг при встрече не раз восхищённо причмокивал. Но служба есть служба! Когда стоишь на вышке, смотри за тем, что снаружи творится, а не внутри.

Билуг погрозил Воропаю кулаком. Только зря время потратил, тот словно зачарованный вперился в одну точку (аккурат пониже спины Услады), никакой реакции.

Ладно, решил десятник, у кого-то, кажется, есть парочка лишних зубов, но ситуация исправима. Он подошёл к приставной лестнице, убедился, что ступеньки крепкие, выдержат его немалый вес (за последние пять лет Билуг закабанел, весил почти восемь пудов, однако былой хватки не потерял, по-прежнему мог располовинить неприятеля мечом), и принялся взбираться наверх.

Кряхтя подошёл к Воропаю, прикидывая, что с ним сделать, как наказать. Богатая фантазия подсказывала несколько заманчивых вариантов.

Билуг тронул часового за плечо. Странно, парень стоял словно вкопанный. Чуя неладное, десятник развернул его лицом к себе. Глаза Воропая остекленели, он не дышал, а на лице замерла гримаса такого ужаса, что Билуг едва не оттолкнул мертвеца от себя.

И почти сразу почувствовал присутствие постороннего. Позади что-то прошелестело, еле слышно, словно ветка качнулась на ветру, однако десятник среагировал моментально: выставил труп в качестве щита и потянулся за кинжалом (вытащить длинный меч он не успевал). И тут что-то кольнуло его в шею. Тело, такое родное и привычное, перестало слушаться, налилось свинцом, рот судорожно хватал воздух, которого всё сильнее не хватало. А потом пришла смерть.

Незнакомец, который словно возник из ниоткуда, успел подхватить тушу умиравшего десятника, без особого труда выдержав немалый вес, отставил стремительно деревенеющий труп в сторону и показал кому-то невидимому знак в виде колечка из большого и указательного пальца.

На стене появился ещё один такой же человек, гибкий как тростинка и стремительный, словно метеорит.

На обоих были тёмные бесформенные одеяния, скрывавшие фигуры и размывавшие их силуэт. Обменявшись несколькими только им понятными знаками, незнакомцы без единого звука вытащили из ножен мечи с чёрными лезвиями и с ловкостью акробатов спрыгнули вниз, оказавшись подле телеги с поклажей.

Приземление прошло столь мягко, что женщины даже не обернулись. Обе они, Услада и её мать, умерли мгновенно. Убедившись, что с невольными свидетелями покончено, убийцы метнулись в разные стороны: один налево, а другой направо.

Каждый, кто оказывался у них на пути, умирал. Убивали незваные гости безжалостно, не щадя даже малых детей.

Защитники Пойменского пытались дать отпор, но куда им, простым мужикам, не особо искушённым в воинской науке, против двух головорезов, владевших неизвестным боевым искусством.

Вот парень с копьём наперевес бросается на чёрную фигуру. Та с лёгкостью уклоняется, лезвие устремляется вверх, а потом столь же стремительно падает вниз, вместе с ним на землю летит отрубленная голова копейщика.

Часовой на вышке водит здоровенной пищалью, пытаясь выцелить нужную мишень, это ему едва удаётся: он боится зацепить своих, к тому же убийцы слишком быстро перемещаются. Но, кажется, есть шанс угодить точно в цель, палец ложится на спусковой крючок, но выстрела не раздаётся. Второй головорез успевает метнуть нож, который, мелькнув как молния, впивается стрелку в висок.

На метнувшего наваливается целая толпа разгневанных мужиков: у многих и толкового оружия-то нет, так, что под руку попалось: дубины, дреколье. Но гнев плохой советчик, атаковавшие погибают мгновенно.

Меч в руках незнакомца творит чудеса, с лёгкостью отрубая конечности, головы, пронзая грудные клетки. Кровь льёт фонтаном, обагряя деревенские постройки. Лицо рубаки скрыто под маской, видны только чуть раскосые хищные глаза. В них хладнокровное презрение и лёд.

Убийца слишком хорош для тех, кто с ним сражается. Деревенские привыкли к иному врагу, не столь быстрому и искусному. Знаменитые мечники дампов просто жалкие щенки по сравнению с парочкой в чёрных балахонах.

Убийцы вихрем проносятся по деревне, становится ясно, что их главная цель – единственные ворота поселения. Возле них собранный на скорую руку отряд, всё, что смогла выставить местная самооборона, которая за считаные секунды лишилась половины состава. Лишённые командиров бойцы топчутся на месте, даже не подумывая о том, чтобы собрать спасительный строй.

Три стрельца заряжают пищали и вскидывают оружие сразу, как только видят бегущие на них чёрные фигурки с занесёнными мечами.

Бахает выстрел, окутывая всех облаком дыма. Но дым рассеивается, и становится ясно: убийцы словно заговорённые, залп ушёл мимо, а на второй времени уже нет.

Дюжина пойменских ратников в дедовских доспехах бросается на две чёрные фигуры…

Глава 1

Названые братья смотрели на меня как на дурака. Собрались все, с кем я дружил ещё с детства: и патлатый Витко с вечно расцарапанными щеками (это ему сёстренка младшая прикурить даёт, дерётся с ним по любому пустячному поводу), и Жилка, смуглый, с добродушным круглым лицом и столь же округлившимся животиком, беспокойный малый, который не может спокойно стоять, а потому если не подпрыгивает, то переминается с ноги на ногу. Ну, и Ероха – мой закадычный друг, корешок, с которым мы вечно влипали в разные приключения, а потом отмачивали поротые задницы в речной воде.

И вот теперь они вылупились на меня так, словно я собрал их и публично объявил, что я – девчонка.

– Ты что, Нечай, с дуба рухнул? – озвучил общее мнение рыжий Ероха.

Ветер развевал его непокорные вихры цвета ржавчины.

– Я тебе щаз покажу «с дуба рухнул»! – обиделся я.

– Да ты не кипятись! Лучше скажи, какого лешего тебя на Круг понесло? Всё время стороной обходил, а тут – здрасьте, приехали! Сам вызвался…

Я пожал плечами. Кругом у нас в Комплексе называют место, на котором проходят схватки бойцов-поединщиков. Раньше я и впрямь туда захаживал, только чтобы поглазеть, а сегодня… Сегодня со мной что-то произошло. И рад объяснить что, да не могу, слов подходящих нет. Будто другой в мою шкуру вселился и стал за меня решать. Умом понимаю, что делаю, а изменить не могу. Когда на ярмарке желающих в поединке сразиться искали, руку в числе первых поднял. И что странно – мне понравилось. Словно всю жизнь ждал.

Названые братья от удивления в осадок выпали. Стояли, глазами хлопали. Видимо, с новой стороны меня открыли. Из ступора вышли только после жеребьёвки.

На Кругу всё по-честному, кому и с кем драться, решает случай. Бойцы по очереди запускают руку в мешок, в котором сложены разномерные палочки с нарезками. Те, у кого количество и вид нарезок на жребии совпадают, бьются друг с другом. Меняться строго запрещено.

Победители получают награду – по две банки тушёнки. Тушёнка довоенная, в промасленных банках со складов длительного хранения. Двести лет ей и ничего, только вкуснее стала! Умели предки как там его… о, вспомнил – консервировать!

Запела труба, созывая публику и бойцов к Кругу.

– Пора!

Я обнялся с назваными братьями. Поединок есть поединок, всякое может приключиться. Убитых не припоминаю, но калечить – калечили. Одному ополченцу на моей памяти в прошлый раз руку сломали, до сих пор с лубком ходит: кость неправильно срастается, лекари замучились заново ломать.

– Нечай, – попросил Ероха, – ты, это самое… Ну, ты меня понял?

– Да понял я, понял, – улыбнулся я. – Буду беречь себя. Ты это сказать хотел?

– Угу, – подтвердил Ероха. – С кем дерёшься, знаешь?

– Не-а. Вы позвали, не успел проверить.

– Это дело поправимое. Ладно, беги, пока трубач себе щёки не порвал. Удачи!

– Спасибо, братцы!

Я кинулся к Кругу.

Надо сказать, что нечасто его у нас проводят, только по большим праздникам, а их – раз-два и обчёлся. Самый главный – ярмарка. Уже от названия настроение поднимается! Вкусное слово, праздничное.

Благодаря ярмарке Комплекс в силу вошёл, из-за неё с нами считаться начали.

Давно подмечено, что тот, кто у себя торговлю наладил, сохранность людей и товаров обеспечил, – тому лучше всех живётся. Сам богатеет и другим даёт, если не жадный. А жадных в Комплексе сроду не водилось!

Хорошо на ярмарке, людно, шумно. Со всех окрестностей гости торговые пожаловали. И покупателей вдосталь, ходят, прицениваются, спорят. Торговля идёт – дым коромыслом! Народищу… Я половину лиц впервые увидел!

В других краях торги проводят в Мёртвых зонах, но у нас по-своему получилось: обустроили прямо в стенах Комплекса площадь, назвали Торговой. Сараев и амбаров для купцов понаставили, ряды сколотили, навесы всякие. Купцы в своих шатрах-палатках живут или в избах ночлежных. Покупатели в домах у местных останавливаются.

Всё продумано, лишь бы гости дорогие хорошо себя чувствовали. Отец в этом плане строгий, купцов обижать не дозволяет.

Одно плохо: маркитанты по сию пору не прибыли. Странно это, не похоже на них. Обычно за день до открытия тут как тут. Это у них в крови: нарочно подгадывают, чтобы места получше занять и почву прощупать. Цена на месте не стоит, то растёт, то падает.

Конечно, и без них есть чем торговать. Вот только товар у маркитантов особый, у других такого не купишь. Правда или нет, но говорят, что берут они его с древних складов, где предками хранились запасы оружия, обмундирования, еды и прочих крайне необходимых вещей. Большая часть, конечно, в негодность пришла, но маркитанты научились многое восстанавливать.

Где ярмарка, там и веселье. Народ до зрелищ всегда охоч. Когда все остальное время ничего, кроме трудов, не видишь, то хоть на праздники отдохнуть. Развлечений немного: скоморохи представления дают, фокусники люд дурят, чревовещатели потешают. Зверьё дрессированное бывает. Пару раз таких страхолюдин привозили, что люди шарахались, на стены лезли. Кто-то поседел, а одна родила с испугу.

У баб, кстати, свои забавы, они к гадалкам бегают. Про суженых-ряженых выведывают, о здоровье справляются, долгой ли жизнь будет. Самое смешное – верят!

Но есть одно развлечение, которое больше всех публике приглянулось. Круг. Место, где мужчины силой и умением меряются. Столько людей собирается – яблоку некуда упасть.

Вот и сегодня зевак море. Обступили, толпятся! Пришлось изрядно поработать локтями, прокладывая дорогу. Окрики и слова не действовали – авторитета у меня с гулькин нос. Свои ещё ладно – пропускают, а приезжие ворчат, пихаются.

Где тишком-бочком, а где с усилием, я протиснулся к Кругу, встал в шеренгу бойцов. Покрутил головой, насчитал десять человек, включая меня, – значит, будет пять поединков. Нормально, в самый раз.

Все ждали дядьку Акима. Он всегда к началу схваток приходит.

Ага, вот он! Знакомая ковыляющая фигура. Перед ним расступались, уважительно пропуская. В руках у дядьки посох. Палка палкой, мало ли таких, однако в действительности посох в Поле Смерти прожжён. Как железный стал – хрен сломаешь!

Я, как посох увидел, сразу поёжился. Мороз по коже! Готов поспорить – многие испытали похожие чувства: посохом дядька владел виртуозно. Не стеснялся применять, уча уму-разуму. Все юнаки-ополченцы испытали на собственных хребтах его воспитательное воздействие. И я не исключение. Перепадало, что уж там. За дело, само собой. По пустякам дядька не свирепствовал.

Встав перед нами, Аким провёл рукой по окладистой бороде и зачем-то поднял посох. Все, кто был поблизости, отшатнулись: вдруг вдарит?

Провинности и грешки за каждым водились, а дядька Аким обладал редким даром их находить. Нюх… просто звериный. Некоторые за спиной дядьку колдуном звали. Только зря, конечно. Никакой он не колдун! Просто многое повидал человек, опыта на десятерых хватит. За то мой отец его и ценит. Часто зовёт к себе, советуется. И правильно: лучше с умным потерять, чем с дураком найти. Кем-кем, а дураком дядька точно не был.

Постояв с поднятым посохом, дядька Аким резким движением упер конец палки в землю и прочертил широкий круг. Распрямившись, оглядел творение рук своих. Результат ему понравился. Дядька довольно крякнул.

Лет десять назад, в годы моего детства, был он бравым ополченцем, никого и ничего не боялся, принимал участие во всех вылазках. Теперь же приставлен к новобранцам, да и чем ещё заниматься мужику, у которого вместо ноги – деревяшка, а на правой руке половину пальцев будто корова языком слизнула?

На Круге у него обязанности судьи. Судит по-честному, поблажек ни своим, ни чужим не даёт. Мировой дядька!

– Значит так! – заговорил Аким. – Круг видите? Вышел за круг – пеняй на себя. Бой проигран. Всем ясно?

– Всем, дядя Аким, – в разноголосицу ответили мы.

– То-то! – ухмыльнулся он. – Теперь остальные правила: друг дружку не калечить, за волосы не хватать, по причинным местам не лупить. Драться до первой крови, либо до пощады. Выбирайте сами по обоюдному согласию. Кто разжигать будет? Есть желающие?

– Есть, – сказал я.

– Нечай?! – удивился он.

– А что, дядя Аким? Нельзя, что ли?

– Почему нельзя?! Можно, – пожал плечами наставник. – Только…

– Что только? – спросил я, догадываясь, какие мысли сейчас бродят в голове дядьки Акима.

Как же, сын старосты, самого Добрыни! И ведь что самое смешное – когда он меня по хребтине посохом обхаживал, на эту тему вообще не заморачивался, а тут вдруг задумался.

– Ничего, – махнул рукой дядька Аким, отгоняя сомнения прочь. – С кем по жребию биться выпало?

– Не знаю. Выяснить не успел.

– Кхм… А ну, жребий покажь. Сейчас разберёмся.

Я передал ему жребий – палочку с двумя насечками.

– Вот! Держите, дядя Аким.

– У кого ещё такой? – спросил он, показывая жребий. – Короткий, две насечки…

– У меня, – басовито отозвались справа.

Я скосил взгляд в сторону говорившего и ахнул. Повезло так повезло! Мне предстояло драться с Чубарем – здоровенным детиной, приехавшим в Комплекс на смотр ополченцев.

Родом из дальней пограничной крепостицы, приглянулся бате, когда тот с проверкой по рубежам мотался. В ополчении людей не хватает, а тут в самой что ни на есть глуши пропадал парень, высокий, сильный, кровь с молоком. Ростом с моего отца, может, на полпальца пониже. А поскольку выше бати в Комплексе никого нет, ясно, почему он на Чубаря глаз положил.

Отец богатырей привечал. Давно лелеял мечту сделать из них войско наподобие кремлёвской дружины. Могучее и непобедимое.

– Выходи в круг, Чубарь! – велел дядька Аким. – И ты, Нечай, не стесняйся. Давай, коль вызвался.

Мы встали друг напротив друга. Тут-то и выяснилось, что ни в какое сравнение с Чубарем я не шёл. Проигрывал по всем статьям. Роста среднего, телосложения худощавого… Сопля соплёй!

Чубарь окинул меня презрительным взглядом, недовольно поджал нижнюю губу.

Он словно не знал, что внешность бывает обманчивой. Взять, к примеру, меня. Я хоть и тощий, да жилистый. А где силой взять не смогу, так ведь еще такая штука, как ловкость, имеется. Нам, ястребкам, ряху отъедать или брюхо отращивать нельзя. Вдруг крыло не поднимет?

«Крыло» – это по-простому, по-научному называется «дельтаплан». Только научные словечки у нас не в ходу. Да что уж… на весь Комплекс хорошо, если с полсотни народу всерьез письму обучены! Нет ни времени, ни учителей. Да и книг, если честно, фактически не имеется. Вся библиотека из сотни томов состоит, и то, треть из них дельные, а две трети – непонятно о чем. Умей, не умей… Разве что считать худо-бедно умеют, а кое-кто и то на пальцах.

Хорошо отец меня постоянно к знаниям приохочивает. У него ведь не голова, а ума палата, а в ней столько всего, что диву дашься. Благодаря отцу у меня словарный запас другим на зависть.

– Как драться будете? – спросил дядька.

– До первой крови, – опередил меня Чубарь.

Я кивнул. До крови так до крови. Мне всё равно.

– Ты это… как там тебя… Нечай! Не обижайся, если зашибу, – с деланым сочувствием произнёс Чубарь.

Вот, блин, скоморох! На публику рисуется. Мол, сделал всё, что мог, предупредил, остальное – не его забота.

– Да что там! Не обижусь, – заверил я.

С ростом и статью у меня не сложилось. Не скажешь, что Добрыни-старосты сын. Батя по палатам пригибаясь ходит, а то б всю голову поразбивал, и всё равно регулярно шишки набивает! Потолки на него не рассчитаны. Говорит, что я в мать породой пошёл, упокой её душу светлую! Погибла она, когда мне чуть больше годика было. Только-только от титьки оторвался. С той поры семнадцать лет миновало.

Чубарь стащил с себя холщовую рубаху, остался в одних штанах, подвязанных тесёмками. Поиграл мышцами, порадовал баб и девах. Те замлели, будто мужика никогда раньше не видели!

Пока он играл на публику, я разоблачился до пояса, размял руки-ноги. И спиной ощутил на себе чей-то взгляд. Обернулся, чтобы встретиться взором с Варей.

Она при нас, ястребках, лекаркой служит. Девка видная. Глаза большущие, коса до пояса, с мою руку толщиной, на щёчках ямочки. А фигурка! Эх, да как красоту такую опишешь! Картины с неё рисовать надо, раньше люди занимались и таким делом, им не только выживать приходилось, вот только я не художник.

А она на меня смотрит, пока подружки Чубаря глазками едят. И от этого взгляда у меня душа до небес как «крыло» взмывает!

Раньше я при ней робел, в словах путался, потел – хоть выжимай. А тут, откуда только взялось: такие наглость и уверенность проснулись! Даже подмигнул ей.

Варя фыркнула, отвернулась, прикинулась, что не было того взгляда. Мне не в обиду! Понял, что за меня переживает, только виду не показывает. Фасон держит!

Кстати, Чубарь, окончательно за соплю меня принял. Даже разминаться не стал. На холодную бороться решил. Ну-ну… сам виноват. Нечего носом крутить да свысока посматривать. Вдругоряд наука будет.

– Руки друг другу пожмите, – велел дядька Аким.

Чубарь с превеликим удовольствием сплющил мою ладонь. Пальцы будто попали под пресс. Дорого мне обошлась «естественная» улыбочка, но слабость показывать нельзя.

– Удачи тебе, брат Нечай, – произнёс Чубарь, пристально глядя на меня.

На его лице появилась глумливая улыбка. А вот это зря, брат Чубарь! Что бы ни думал о противнике, не показывай. Пусть в неведении остаётся. Меня презрением не возьмёшь, только раззадоришь.

– И тебе удачи, брат Чубарь, – ответил я.

Твёрдо так сказал, со значением.

Церемонии закончены. Впереди самое главное. То, ради чего собралась толпа.

– Начинайте! – рявкнул дядька Аким. – Люд честной заскучал.

Мы приняли боевые стойки. Вернее, я принял, а Чубарь лениво повернулся ко мне в пол-оборота. Сразу видно, что с опытным бойцом дела не имел. Гонял лишь своих деревенских.

От дядьки Акима ничего не скроешь. Он воробей стреляный, сразу всё понял.

– Ну-ка, Нечай, покажи этому охламону, где раки зимуют!

Тут-то Чубарь и взбеленился. Кому приятно, когда тебя «охламоном» кличут?! Кто хочешь заведётся, глаза кровью зальёт да землю грызть станет.

– Чубарь, давай по-быстрому свали этого задохлика и пошли брагу пить! – Это уже кто-то из односельчан моего противника решил поддержать знакомого. – Чего с ним возишься?

Разумеется, только по праздникам у нас выпить и можно. В обычные дни никому ни капли, да люди и сами не пьют. Некогда, весь день вертишься в заботах, даже если в округе тихо. Выжить – самое трудное дело на земле. В Москве – точно.

Противник смотрел на меня и злился. Сильно злился! Накручивал себя как берсеркер. У него все волосы уже дыбом встали, нижняя челюсть ходила ходуном, разве что пар из ноздрей не шёл.

Сошлись поближе. Чубарь смешно запыхтел, широко развёл лапы, будто обнять хочет.

Что я ему, девка красная? В сторону уклонился, да слегонца по рёбрам стукнул, а то ишь что удумал: бочину открытой оставил. Будь на моём месте нео, давно бы Чубарь мертвее мёртвого валялся. Но разве ж я обезьян какой?!

Пусть Чубарь не сват мне и не брат, всё равно свой, из Комплекса. Ополченец. Мне, может, его ещё с неба прикрывать, а ему меня из беды вызволять, если в неподходящий момент крыло поломается. Потому и врезал чуток, для острастки.

Только лучше б как надо приложился. Чубарь взвыл живоглотом да с рёвом (хоть уши затыкай) на меня… Замолотил руками, что та мельница. Силушкой Господь его не обидел. Попадёшь под кулачище – с копыт долой.

Зато я вёрткий, сноровистый. От ударов ухожу, да всё тычками пользую. Они с виду мелкие, незаметные, но дело делают. То руку Чубарю малость отсушу, то ногу. Всё по батиным наставлениям.

Он как понял, что богатырь из меня не получится, разным хитрым премудростям учить стал. Мол, на всякую силу свой манёвр изыщется. И не ошибся: в фенакодуса корм пошёл! Быстро я ту науку в себя впитал, а теперь пользовался.

Не возьмёшь меня так с бухты-барахты. Попотеть надобно!

Народ честной веселится, хохочет. Всем потехам потеха! Об заклад бьются. Наши (успел заметить, как шмыгают в толпе), само собой, на меня ставки делают. Потом поделятся, братья, пусть и названые, всё ж таки.

А я, пока Чубарь совсем в зверя не превратился, решил, что на сегодня хватит. Пора и честь знать. Кроме нас и другие бойцы имеются, застоялись как фенакодусы на конюшне. Улучил нужный момент, бац-бац… Первый легкий удар с левой руки в болевую точку под носом, чтоб голова запрокинулась, а второй с локтя – в “солнышко”. Тоже слегка, чтоб диафрагму не порвать. Но этого хватило. Чубарь пополам сложился, все, что с утра ел, – на землю вывалил. А распрямиться не может.

Тут к нему лекарка подскочила, суетиться начала, но я-то себя знаю: всё обойдётся. Ястребок своего не обидит! Отойдёт скоро парень!

– Молодца! – Дядька Аким хлопнул меня по плечу. – Смотрите, парни, как драться нужно. Ничего, скоро вы у меня все такими будете!

Тут и названые братья подоспели, обнимают, хвалят наперебой.

– Айда праздновать! – говорят.

Мест, где можно посидеть-отдохнуть, на ярмарке полно. Тут тебе и трактир тётки Матрёны, со скатертями льняными, полами отскобленными, стульями резными, посудой разукрашенной. Туда отец захаживать любит. Есть харчевни попроще: с полотняным навесом, брёвнами вместо лавок. Ну и совсем экономический вариант: прямо под открытым небом стоит на костре котёл, в нём похлёбка булькает. Приходи со своими миской-ложкой – нальют. И возьмут недорого.

Одно плохо: публики в ярмарочный день везде полно, а хочется посидеть в своей компании.

– На наше место пойдём? – предложил Ероха.

Остальные его поддержали.

Даже в тесном и скученном Комплексе есть места, куда редко кто заходит. Одно такое мы облюбовали для себя.

По пути зашли в харчевню, попросили собрать узелок на скорую руку. Огненное зелье нам ни к чему, небо пьяниц не любит. Летунам это правило вдалбливают с самого начала. Называется техникой безопасности. А вот поесть после хорошей драчки – сам бог велел!

Уселись на камнях (денек жаркий, камешки как печка раскалились), узелок развернули. Не скатерть-самобранка, но мы и такому рады. В еде ведь что главное? Чтобы на всех хватило и ещё осталось! Не больно-то нас разносолами баловали.

– Давай пять, Нечай! Лихо ты своего уделал! – восхищённо произнёс Ероха, пожимая мне руку.

Другие его поддержали, тоже стали поздравлять. Победителей у нас любят.

Вот только героем я себя не чувствовал. Да, победа была честной, но, положа руку на сердце: Чубарю ещё в ополчении учиться и учиться. Глядишь, через годок я с ним один на один не рискну выйти. Особенно, если за него мой батя возьмётся. У отца дел по горло, но до новобранцев он снисходит. Делится опытом, который приобрёл в кремлёвской дружине.

Жаль только, нет у нас таких бойцов как в Кремле. И старается народ, всё перенимает, но… до дружины нашим ополченцам далеко. Слабы мы против них, если честно. Не знаю, почему. А батя, может, и знает, да вслух не говорит.

Пока размышлял на эту тему, братаны еду уничтожили, но для приличия кусман-другой мне оставили. Я на них не в обиде. В большой семье, как говорится, клювом не щелкают.

А потом приковылял дядька Аким. Он про наше тайное место знает. Всегда нас находит.

Примостился рядышком, глаза сурово прищурил. По всем признакам дело идёт к тому, что будет сейчас перед нами толкать нравоучительную речь.

Есть у дядьки дурная привычка. И главное – так складно по полочкам всё разложит, так косточки пропесочит, что потом не знаешь, куда со стыда спрятаться.

Однако я ошибся. Дядьке Акиму было не до речей.

– Что-то пойменских я сёдня на ярманке не приметил, – вполголоса произнёс он.

Пойменские – дальние соседи, поселение у них небольшое, но укреплённое что Брестская крепость. Говорят, существовала такая в стародавние годы, а защитники её были героями из героев. Такими, что им и стены каменные не нужны.

Находится Пойменское неподалёку от канала, аккурат возле поймы (отсюда и название). Тамошние жители наловчились тягать рыбу прямиком из канала. И ведь ничего не боятся, никакие твари им не страшны. Рыбу эту они разделывают, потом всякими хитрыми методами обрабатывают, да в Комплекс поставляют. Ещё ни один, кто «заготовки» их пробовал, не отравился. Даже животом не маялся. Потому что эта, как её… «технология»!

Ярмарка для пойменских – дело святое. Ни одной не пропускали. Как и маркитанты!

– Ты к чему клонишь, дядя Аким? – спросил я.

– Да к тому, что слетал бы кто из вас. Посмотрел, всё ли ладно в Пойменском. Неспокойно на душе у меня чего-то.

Когда старый воин говорит такое, значит, и впрямь – что-то произошло.

– Слетать – слетаю, дядя Аким, – уверенно сказал я. – Только ты с главным нашим поговори. Он самовольства не любит. Осерчать может.

– А точно сам полетишь? – прищурился дядька Аким. – Не отбил тебе ничего Чубарь?

– Если и отбил, так его Варька мигом на ноги поставит, – захихикал кто-то из названых братьев, а я невольно покраснел.

Может, выгорит у нас что-то, может, нет, но лучше, чтобы сладилось. У меня до Вари были уже… девушки. Даже из Пойменского одна. Но с Варей всё по-другому. Там плотское было, а тут душа. И Варе это не хуже меня известно.

Дядька Аким шутку не поддержал. Наоборот – посерьёзнел, сдвинул брови к переносице, насупился.

– Бери выше, Нечай. Я с отцом твоим разговаривал.

– И что он сказал?

– Лететь надо, вот что. И у него кошки внутрях скребут.

– Тогда чего тянуть, дядя Аким. Пошёл я.

– Погодь, – придержал меня ополченец. – Один полетишь?

– Один. Мне компания ни к чему.

– Ну, коль так, и впрямь ступай. Только бомб захвати побольше.

– Пригодятся, думаешь?

– Лучше б не пригодились, – вздохнул он.

– Это точно! – сказал я и попрощался с теми, кто давно стал мне братьями.