© Yako Darrell, 2024
ISBN 978-5-0064-9144-1 (т. 1)
ISBN 978-5-0064-9143-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава первая
Всего пять минут назад, полумрак и сонная нирвана, царившие в комнате, внезапно были разорваны визгом бронзовых, давно не смазанных дверных петель. Дверь, созданная кем-то «до царя Гороха», внезапно распахнулась настежь, и, ударившись о стену, отколола знатный кусок старой, растрескавшейся штукатурки.
Облако серой гипсовой пыли с пронзительным, прогорклым запахом, взлетело под потолок и растеклось по шелку паутины и трещин. Перепуганные насекомые носились сломя голову в попытке найти хоть какую-нибудь захудалую щель. И вот уже эта дьявольская смесь из цемента, глины и гипса по волшебству, медленно и торжественно оседала на старый паркет, растворяясь в полудреме кабинета. Деревянное полотно облезлой двери, покачавшись на проржавевших завесах, замерло в новом и неожиданном для себя положении, слегка скособочившись.
От неожиданного грохота я невольно вздрогнул. С таким трудом наполненный стакан с недопитым ромом выскользнул из рук. Сердце всколыхнулось резким ударом и забилось быстрее. Старая привычка диверсанта, взяла свое над безмятежностью адвоката. Я резко выдернул ящик стола и резво потянулся за своим любимым «Зиг Зауэром». Всё происходящее было как во сне. Медленно летел стакан. Он со звоном лопнул, ударившись о дубовый пол. И пока он, разбрызгивая янтарную жидкость по облезлым половицам, звенел хрустальными осколками, в моей руке уже плясал самбу мой любимый пистолет.
Дверь, стремительно открывшаяся минуту назад, так и осталась нараспашку, впустив в комнату свежий уличный воздух и героиню в лёгком, летнем платьице в мелкий горошек. Новоявленное юное создание стояло, слегка отклонив голову назад, будто прислушиваясь к чему-то невидимому. В её глазах сверкала решимость, которая заставила меня насторожиться. Я смотрел на неё задумчиво, пытаясь разглядеть её тайны через призму бутылки с терпким колумбийским ромом.
– Добрый вечер! – её мелодичный голос разорвал тишину, будто звенящий колокольчик, и тут же затих, как щенок, испуганный громким звуком. Прозвучало это как сладкая трель, которая успела проникнуть в душу и устроиться там.
Похотливая тень гостьи отчаянно боролась со светом, то исчезая, то вновь появляясь. Эфемерное, созданное игрой света, бестелесное существо медленно взбиралось на облезлые и слегка обшарпанные стены моего кабинета.
– Да уж, не повезло… – пролетело у меня в голове, навевая смутные и забытые воспоминания о моей работе.
Она замерла в проеме двери и с неподдельным интересом и удивлением рассматривала меня.
– И зачем это вам? Кого боитесь? – её глаза не выдали ни страха, ни сомнения, лишь лукавый интерес. Она казалась знакомой, словно я знал её в другой жизни, до войны.
Я молча сидел оторопевший от внезапного визита, а она просто светилась интересом, с тонкими нотками подросткового прямодушия.
Её голос звучал как давно забытая мелодия арфы. Этот нежный перелив струн словно разрывал тишину моей обыденной, повседневной жизни. Я чувствовал, как её слова проникают в глубину моей души, вызывая вспышку воспоминаний о прошлом, о потерянных надеждах и разбитых мечтах.
– Извините! Добрый вечер. Поторопился, знаете ли. Чем черт не шутит. Кого, кого? Но вот вас точно, увы, я сегодня не ждал, – я улыбнулся новому собеседнику и неторопливо убрал в приоткрытый ящик стола своего вороненого любимца.
– Однако! Прошу вас, присаживайтесь. Что привело вас сюда в такой час? – я оглянулся вокруг себя в поиске чего-нибудь спиртного.
– М-да… Давненько здесь никого не было, в этой забытой богом адвокатской конторе! – Эта новая и шальная мысль выпрыгнула как черт из табакерки. Как гранитный окатыш в бурной горной реке, она весело выскочила из потока моего сонного сознания и теперь прыгала между сном и явью.
М-да уж… Теперь уже я, не торопясь и чертыхаясь про себя, тянулся к новому стакану и бутылке с дешевым ромом. Чудо древней стекольной промышленности блестело тусклыми сальными боками и уныло дремало на самом краю когда-то дорогого резного стола.
Мрачное осознание своего бытия внезапно навалилось на меня, принося с собой обреченность и терпкий запах ржавчины, смешанный с ароматом рома и едким вкусом пережжённого сахара, вперемешку с протухшими опилками старого дуба.
– Ну и что тебе здесь понадобилось, девочка, в такое время? – продолжал подумать я, морщась и вливая в себя тягучее колумбийское пойло, не забывая при этом проклинать его бывшего владельца.
Незнакомая странница с мягкой улыбкой на губах продолжала стоять на фоне потертого дверного полотна, словно излучая утонченное, только ей ведомое спокойствие. Её фигура, облаченная в лёгкое платье с мелким горошком, казалась невесомой и едва касалась земли. Взгляд, устремленный вдаль, был наполнен такой тихой мечтательностью, как будто она видела что-то особенное, недоступное для других.
Тёмные волнистые волосы спадали на плечи свободным каскадом, обрамляя её лицо мягкими линиями. Кожа её светилась естественным светом, как будто она была дочерью самого солнца, которое еще пять минут назад ослепляло окрестности города каскадом веселых искр. Тонкие плечи и изящные руки придавали ей хрупкость, которая, однако, скрывала внутреннюю силу и решительность.
Её образ напоминал портреты классических героинь. Женщин, что жили в романах прошлого, наполненных романтикой и тайной. Она была подобна свежему весеннему ветру, лёгкому и наполненному обещанием нового начала.
Её губы, слегка приподнятые в едва заметной улыбке, казалось, хранили секреты вселенной, а глаза, глубокие и выразительные, были полны мудрости, не присущей её юным годам. Эта девушка будто бы пришла из другого времени – времени, когда чувства были более искренними, а слова – более значимыми. Её присутствие наполняло пространство вокруг мягкой аурой спокойствия и благородства, заставляя забыть о суете современного мира.
Она стояла, слегка отклонив голову назад, словно пыталась поймать лучи заходящего солнца или прислушивалась к тихому шёпоту ветра, который нежно копошился в ветвях тягучей ивы. Этот странный момент был наполнен неуловимой магией, делая её образ ещё более загадочным и привлекательным. Она была воплощением утончённой женственности и внутренней силы, гармонично сочетающихся в одном человеке.
Я даже не мог предположить, что всё неожиданное и невероятное в моей судьбе начнётся именно сегодня, в этот злополучный вечер, который ничем не выделялся среди множества забытых и беспамятных ночей, проведённых в гордом одиночестве.
Внезапно она резко хлопнула в ладоши, словно разрывая тишину кинжалом. Её голос зазвенел, как колокол на рассвете, отражаясь от стен и наполняя комнату тревожными нотками и вибрациями.
– Простите, но, наверное, пить на сегодня достаточно?! Может, хватит, и вы наконец выслушаете??!
Её слова, как ледяной душ в июльскую жару, обрушились на меня. Внутри меня бушевал шторм, всё внезапно перевернулось с ног на голову. И вот я уже тону в её глазах, как корабль с порванными вантами парусов в бурю.
– Может, и хватит, но не мне и не сегодня… – думал я, уже потянувшись за очередной порцией неразбавленного рома, пытаясь скрыть своё неожиданное смятение.
Она снова улыбнулась, и её зелено-карие глаза, наполненные мудростью и тайной, быстро и беззастенчиво пробежались по моей фигуре. Они остановились только тогда, когда увидели, что и я рассматриваю ее таким же наглым взглядом, который уже начинал ее бесстыдно раздевать.
– Ой! Какой вы милый. Ну это, я… – она запнулась, оглянулась по сторонам в поисках нежданных свидетелей этого позднего рандеву и не найдя ничего особенного в этой, богом забытой берлоге, продолжила,
– Это просто комплимент, простите! Мне бы увидеть дежурного адвоката! Это ведь адвокатская контора?! Я правильно пришла?
– Удивительно, мадам, но да. Дежурный адвокат, это я. Вячеслав Буре, собственной персоной! – я еще пытался сохранять спокойствие и самообладание, но сердце начинало биться все чаще.
– Кто она и зачем ей нужен адвокат в такое позднее время? – эта мысль беспокоила и не покидала меня.
Она снова улыбнулась, но её глаза оставались серьёзными. Я не мог понять, что за мысли скрываются за этим взглядом, но чувствовал, что её присутствие навсегда изменит мою жизнь.
Сделав глубокий вдох, я отложил стакан и встал, приглашая её присесть. Мои движения стали суетливыми и почему-то неловкими, словно я забыл, как держать себя в руках в присутствии женщины.
– Расскажите, что случилось, – произнёс я, ощущая, как её близость меняет всю атмосферу вокруг нас.
Она на секунду замерла, прижав руки к груди и неожиданно для меня резко опустила их вниз, очевидно приняв важное для себя решение.
– Всё, хватит! Полюбовались друг другом и хватит… – безапелляционно заявила она, глядя мне прямо в глаза. Эта уверенность начала раздражать меня. Я подавлял это чувство понимая, что произошло нечто сорвавшее с места в карьер и передо мной стоит не совсем обычная клиентка.
– И, да не мадам, а мадемуазель! Или вы так перевозбудились от моего вида в этой своей берлоге, что наглым образом рассматривали меня? Я даже уверена, что в своих наглых мыслях, вы меня почти раздели, как я понимаю. Очень надеюсь, что не догола?! Я заметила, что вы уже и отличить не можете, где мадам, а где мадемуазель!
Я почувствовал, как волна давно забытых эмоций захлестнула меня. Воспоминания о войне, о страхе и боли, снова и снова плыли по моей памяти, ни на секунду не отпуская меня. А эта женщина будто еще шире открыла дверь в моё прошлое, заставив меня вновь столкнуться с моими собственными демонами.
Мой кабинет с устоявшимся запахом крепкого, дешевого алкоголя, был заставлен разношерстной несуразной мебелью. Одинокая лампа с порванным абажуром, который был заклеен малярным скотчем, светила еле-еле. Мне порою казалось, что она дышит уже на ладан и в последнее время составляет мне компания исключительно от скуки и без всякой надежды на мое и свое будущее. Это уставшее, припорошенное пылью создание довоенной эпохи, разваливалось на краю стола и блудливо сверкало оголенными проводами, которые норовили намертво вцепиться в первого встречного прохожего или посетителя.
О, столько невинности, обаятельности и наглости в этом потрясающем великолепии, которое было обёрнуто в дорогую материю восточного шелка, я еще не видел ни разу в своей жизни. Она, гордо выпрямив спину, присела на краешек одинокого венского стула у моего стола, поправила разлетевшиеся в стороны полы тонкого, прозрачного платья и невольно потянула убежавшую вниз по изящному плечу бретельку. Теперь, положив свои прелестные руки на стол, она задумчиво разглядывала меня, словно оценивала своего собеседника. Взгляд её глубоких, темных глаз пронизывал меня насквозь, заставляя чувствовать себя одновременно неловко и завороженно.
– Ты вообще боишься чего-нибудь? – спросила она с неожиданной улыбкой
Странный вопрос, который не был привязан ни к ситуации, ни ко времени, но однозначно требовал решения. Я мысленно перебирал ответы, отвергая их один за другим. В голове проносились образы прошлого, моменты страха и отчаяния, которые я хотел и пытался забыть. А она всё смотрела на меня, не отводя своих бархатных глаз. Мне сейчас казалось – мы с ней так давно знакомы, и она уже знает этот результат.
– Да, это всё, что я смог выдавить из себя в эту минуту. Голос звучал хрипло, отражая мои внутренние терзания.
– Да, на войне! Боялся!
– Со мною не бойтесь! Я рядом. – она пододвинула стул поближе.
И я слышал стук ее сердца, чувствовал легкое движение воздуха от взмахов ее ресниц. Она смотрела на меня так, как когда-то давно, в другой жизни, до войны, в поезде, смотрела на меня с любовью удивительная незнакомка, которая так же неожиданно и стремительно вошла в мою жизнь.
Я в замешательстве наблюдал, как она протянула свою тонкую руку и нежно взяла мою огрубевшую ладонь. Ее прикосновение было столь мягким, что казалось, она боится причинить мне боль. Она молча гладила мою руку, разглядывая линии судьбы и жизни, словно читала мою историю. И вокруг нас уже не было никого и ничего, не было времени и пространства, и только она сейчас объединяла для меня всю сущность окружающего мира.
На её левой руке, начиная от запястья и заканчивая локтем, извивалась изящная татуировка змеи. Черные, тонкие линии плавно обвивали руку, создавая иллюзию, будто змея скользит по коже. Голова змеи с детализированными глазами и тонкими, изящными клыками находилась у запястья, а её гибкое тело, украшенное мелкими чешуйками, извивалось и перекручивалось, словно оживая при каждом движении руки. Загадочный хвост змеи заканчивался аккуратным завитком у локтя, создавая ощущение завершённости и гармонии. Эта татуировка не только подчеркивала изящество и грацию её руки, но и добавляла образу таинственности и загадочности.
Я чувствовал, как её прикосновение возвращает меня в реальность. Воспоминания тревожили меня. Страхи и боли прошлого были позади. Сейчас передо мной новый шанс, новая история, которую нужно еще написать.
Забытое чувство сопереживания и нежности. Она снова провела пальцами по моей ладони. Её прикосновение было мягким и тёплым, словно она пыталась передать свои чувства через этот едва заметный жест. Вдруг её рука дрогнула, замерла, и она резко оттолкнула мою руку, словно испугавшись собственных мыслей и эмоций. Её дыхание участилось, и в глазах мелькнуло беспокойство. Она отвернулась, словно пытаясь собраться с мыслями, а затем, решительно повернувшись обратно, решительно потянулась к своей миниатюрной сумке.
Дрожащими пальцами она извлекла из неё слегка помятый конверт, сжав его так крепко, что побелели костяшки пальцев. Её взгляд, полный тревоги и решимости, снова встретился с моим, и в этой тишине повисло напряжение, словно она собиралась сделать важное признание.
– Вот, возьмите! – голос ее звенел от напряжения,
– Наверно это важно?!
Я молча взял протянутое письмо, и теперь с изумлением смотрел на пожелтевшую марку, изуродованную синим штемпелем почтовой службы «Correo Nacional de Panamá», на котором были только реквизиты получателя. Данные отправителя отсутствовали. И красовался штамп «remitente desconocido», что означало «отправитель неизвестен»
Ну вот, снова в мою жизнь врывается латинская Америка со своими извечными проблемами. Пальцы судорожно пробежали по шероховатости конверта. На миг остановились, и я медленно провёл по нему рукой, словно пытаясь разгадать всю его историю через одно прикосновение. Внутри меня нарастало любопытство и беспокойство, как тучи, сгущающиеся перед грозой.
Её грудь вздымалась в быстром ритме, отражая внутреннее напряжение и ожидание. Она хотела, но не могла скрыть своих эмоций. Она сейчас с трудом сдерживала суетливость своих рук, которые, как мне казалось, жили своей жизнью и это только усиливало моё волнение. С каждым её вздохом атмосфера накалялась, будто весь мир замер в ожидании развязки.
– Что в нём? -пытливо спросил я и, неожиданно для меня, мой голос захрипел от напряжения.
Пытаясь извлечь белоснежный лист с вензелем одного из самых роскошных и известных пятизвёздочных отелей в столице Панамы, Панама-Сити, «Waldorf Astoria Panama», я с удивлением заметил, как мои руки предательски дрожат. Каждое движение казалось неестественно медленным, будто я пробирался сквозь густую и вязкую тьму.
Почерк был неровным, рваным, словно слова были написанным в спешке и волнении. Каждая буква казалась мне орудием, способным изменить всё. Я посмотрел внимательно на нее и на миг мне показалось, что наши с ней сердца бьются в унисон, сливаясь в один ритм тревоги и надежды.
Не выдержав напряжения, я резко рванул конверт, едва не порвав его. Внутри оказалось меньше, чем я ожидал. Одинокий, плотно сложенный лист, покрытый наспех написанным рукописным текстом и какими-то символами, – это было все, что меня ожидало.
Развернув его, я не ощутил, ровным счетом ничего. Обыденный текст, написанный мелким, неровным почерком, вряд ли бы заставил моё сердце замереть, чтобы встретиться лицом к лицу с неизбежным. Слова, написанные на странице, вряд ли открывали дверь к фактам, о существовании которых я бы не знал или не догадывался.
Моя голова закружилась от выпитого, и я на мгновение закрыл глаза, чтобы прийти в себя. Передо мной снова ожили тени прошлого и воспоминания, которые я пытался забыть. Теперь я пытался понять и услышать не только слова, но и запахи, звуки, даже чувства тех дней. Она нервно теребила свою сумку пытаясь прочитать на моем лице новые детали, скрытые смыслы, загадочные намёки, которые она пропустила или не поняла.
Неожиданно мой взгляд остановился на странной фразе, которая казалась выделенной среди прочего текста. Сердце замерло, когда я осознал, что это был код – послание, адресованное только мне. Вспомнив старую легенду о «мертвой капле», я понял, что передо мной был ключ к разгадке тайны письма.
Слова, написанные в спешке, казались тяжёлыми, будто бы каждая буква впивалась в мою душу, открывая дверь к неизведанному. В этом послании был не просто привет из прошлого – это был призрак, вернувшийся, чтобы заставить меня вспомнить всё, что я пытался скрыть даже от самого себя.
С внезапной решимостью я сжал лист, чувствуя, как тяжесть содержания чужой исповеди передаётся в мои руки. Этот неожиданный поворот судьбы заставил меня осознать, что пришло время действовать. Привет из прошлого и неизведанного уже настиг меня, и теперь я должен был встретиться с ним лицом к лицу.
Письмо начиналось неожиданно и странно:
«Моя несбывшаяся мечта, моя Надежда. Я пишу это письмо, уже зная наверняка, что никогда тебя не увижу. Я ещё до твоего рождения знал, как мы с мамой тебя назовём. Мы с ней не сговариваясь выбрали тебе имя – Надежда. Я так и не стал твоим отцом, ни хорошим, ни плохим. Я просто им не стал, о чём всегда жалел. Мне было тридцать, когда наша секретная служба отправила меня в Америку. Моей задачей стало создание спящей диверсионной группы. Твоей маме сообщили легенду о моей гибели в результате затопления подводной лодки. Я просто исчез из вашей жизни.
Я был молодым идиотом, верившим в непогрешимость власти и уверовавшим в идеи нашего расового превосходства. Сейчас я сижу в темноте, окружённый чужими улицами и незнакомыми лицами, и думаю о тебе. Каждый день здесь напоминает мне о миссии, которую я принял. Каждый миг вещал о жертвах, которые я принёс. Но больше всего я думаю о том, что упустил шанс видеть, как ты появилась на свет, как растёшь, смеёшься, учишься. Я понимаю, что никогда не смогу вернуть это время.
Когда я согласился на это задание, я думал, что служу своей Родине, своему народу. Но с каждым днём здесь, вдали от дома, все эти годы, я с ужасом осознавал, насколько высока была цена этого решения. Я потерял возможность быть рядом с тобой, видеть, как ты взрослеешь, поддерживать тебя в трудные моменты и радоваться вместе с тобой.
К моему сожалению, скоро моя жизнь закончится. Моя страна и лично Президент объявили на меня охоту. Группа ликвидации из наркокартеля «Буентес», уже висит у меня на хвосте. Они очень хороши. Думаю, что протяну, скрываясь, ещё несколько дней.
Скоро я уйду из этого мира навсегда. Но ты должна знать всю правду обо мне. Запомни, что только звёзды, сияющие на просторах океана, способны отразиться в душе и вновь зародить надежду. Одно лишь крохотное пятнышко корабля, в последних лучах заката, даёт утопающему надежду. Я вижу его, но мой голос тонет в бушующем водовороте гремящего шторма. Когда-нибудь обломки моего погибшего корабля вынесет из сумбурного моря на спокойную землю обетованную.
Я люблю тебя, моя незнакомая дочь!
Пожалуйста, знай, что всё, что я делаю, я делаю с мыслями о тебе. Ты – моя надежда и моя сила. В этой чужой стране, выполняя свои обязанности, я всегда думал о том, что однажды смогу вернуться домой, обнять тебя и объяснить, почему я был вынужден выбрать этот путь.
Я мечтал о дне, когда наша семья сможет жить в мире и безопасности, без страха перед репрессиями и насилием. Я надеялся, что однажды ты сможешь понять мои мотивы и простить меня. Я осуждал себя за то, что был вынужден поступить так.
До тех пор, пожалуйста, знай, что я всегда с тобой, даже если физически я далеко. Ты – моя гордость и моя надежда, и ради тебя я готов пройти через все испытания, которые выпадут на мой путь.
С любовью и надеждой на лучшее будущее для тебя. Надеюсь, ты простишь меня за всё. Твой папа.»
– И это всё? – недоверчиво пробормотал я, глядя на мятый конверт и листок с беспорядочным почерком
– Я не знаю… – прошептала она. Её взгляд, полный мольбы и слёз, смотрел мне в душу.
Я ещё раз посмотрел письмо и, недолго думая, направился к старой китайской лампе, едва не попавшись в хитрые сети её оголённых проводов. Положив письмо на отверстие абажура лампы, я начал наблюдать.
– А вы что это затеяли? – её голос прозвучал с ноткой любопытства.
– Ищу хоть что-нибудь, – пробормотал я в ответ, переворачивая лист на другую сторону.
– Странно, ничего! – констатировал я.
– А что там может быть? И лампа вам зачем? – её слёзы высохли, и теперь передо мной вновь была амазонка во всей своей красе.
– Если следовать логике, то с учетом знаний и подготовки вашего отца, он непременно должен был оставить вам какую-нибудь зацепку или знак.
– Например. Если написать текст соком лимона на бумаге, дать ему высохнуть, а затем нагреть, то результат будет следующим: нагревание приведёт к тому, что текст станет видимым. – я улыбнулся, поднеся бумагу к глазам, и продолжил,
– Это происходит потому, что лимонный сок содержит органические вещества, которые при нагревании начинают обугливаться и становятся коричневыми, в то время как сама бумага остаётся светлой. Это один из простых методов создания «невидимых чернил, шпионские штучки, знаете ли! – я ещё раз перевернул письмо текстом вверх.
– Однако?! Что-то тут не так. Скажите, а ваша мама, когда рассказывала об отце, никогда не упоминала про море? Может они плавали на корабле в круизе? Может вспомните, что-нибудь о кораблекрушении?
Она на минуту задумалась и немного сумбурно замотала головой из стороны в сторону.
– Значит, не говорила! – утвердил информацию я.
– Нет! Хотя, постойте! Она как-то проговорилась, что он был морским офицером в управление разведки флота.
– Надо же. Как интересно. Послушайте, вы не могли бы мне еще раз передать конверт?!
Надежа послушно кивнула, встала, подошла ко мне и протянула мне конверт.
– Черт подери. Как же я раньше, осел, не додумался, – шептал я с остервенением рассматривая конверт и текст письма. На почтовой марке был изображен испанский галеон, тонущий на закате, в бушующем море.
Теперь я уже не стеснялся моей посетительницы, я снова был самим собой. Не адвокат, нет. Я снова был офицером службы внешней разведки. Память, как и навыки, восстановились мгновенно. Когда-то давно на уроке криптографии, старый полковник, оперативник от бога рассказал и показал один из приемов передачи секретной информации.
В его время не было такого развития цифровых технологий, да и интернета не было. Кому из «sleepers» (спящие агенты) везло, то они передавали всю полученную информацию обычно через систему закладок и оповещений, через дипломатических сотрудников. Кому не везло, обычно при передаче данных попадались в лапы контрразведки и получали на всю катушку.
Если случалась непредвиденная ситуация и у агента не было с собою никакого оборудования, то обычно прибегали к простому, но очень хитроумному способу. Брали колпачок от простой авторучки и ножом или лезвием делали в нем пропил, ближе его кончику. Обычно, с помощью жевательной резинки, закрепляли его на столе на расстоянии сорока сантиметров от объекта информации. На подставке, напротив колпачка крепили объект для фотосъёмки. Да, да, фото или лист бумаги с текстом. Обычно я использовал небольшой фонарик, которым освещал объект, ну а кто-то обыкновенную настольную лампу.
В темноте в пропил колпачка вставляли обыкновенную фотопленку. На секунду, две включали свет. И, вуаля, микрофотография готова. Состав для проявления и закрепления обычно был у каждого из нас с собою. На крайний случай помогала ближайшая аптека.
Кто бы мог подумать, но если смешать двадцать грамм аскорбиновой кислоты, пятьдесят грамм пищевой соды и разбавить все это ста граммами воды, то получится великолепный раствор для проявления. А для фиксации, все еще проще. Двести грамм дезинфицирующего средства – гипосульфита натрия, которого навалом в любой аптеке, просто растворяем в одном литре воды. Процесс проявки займёт около десять, пятнадцать минут, фиксации – минут пять или семь.
Не зря нас гонял Тимофей Андреевич, вечная ему память. Хороший был дядька, хоть и нудный.
– Господа офицеры! Ваша задача здесь не баб трахать и бухать, а учиться. – причитал он каждый раз в начале курса. Славное было время.
Я с остервенением рассматривал марку с тонущим галеоном. И вот оно то, что я искал. В левом нижнем углу, под маркой, припечатанная оттиском жирного почтового штемпеля, пряталась не привлекая внимания, черная точка микрофотографии.
– Всё сходится. Вспомните, ваш отец ведь служил в разведке на флоте? Не так ли?
– Да, – её голос звучал едва слышно, но твёрдо.
– Значит, это может быть план или координаты. Возможно, он хотел, чтобы вы нашли нечто важное, что он спрятал. – Я вздохнул, чувствуя груз ответственности. – Теперь осталось только увеличить микрофотографию. Если я прав, мы на пороге открытия.
– Но что это может быть? – её голос дрожал от волнения.
– Не знаю, но, если ваш отец использовал такие меры предосторожности, это должно быть нечто значительное. Возможно, документы или доказательства, которые могут изменить для вас всё.
В её глазах, еще секунду темных от боли, загорелся новый огонёк надежды. Тишина в комнате становилась почти осязаемой, как будто сама атмосфера задерживала дыхание вместе с нами.
– Нам срочно нужен микроскоп, – я с удивлением рассматривал маленькую точку размером не более двух, трех миллиметров, лежащую на кончике моего указательного пальца.
– А где мы его возьмем. Хотя, у меня есть микроскоп из школьного химического набора, но он правда дома, – она взволнованно смотрела на меня.
– Думаю, что нет! К вам, как я понял ехать далеко, а проблема требует решения здесь и сейчас, – и тут я себя ударил ладонью по лбу,
– Подождите, здесь недалеко, через переулок, есть аптека, а там дежурный провизор. Так что собирайтесь и пошли! – и я осторожно положил микрофото в небольшой полиэтиленовый пакет. Торопливо выхватив из ящика стола мой верный «Зиг Зауэр», я, передернув затвор, загнал скучающий патрон в патронник. Не торопясь, я засунул ствол в поясную кобуру, накинул потертый твидовый пиджак на плечи, и не забыв при этом прихватить три полных магазина патронов, двинулся на выход.
– Да бегу, я бегу! – она находу схватила свой ридикюль и уже в двери нагнав меня взяла под руку.
– А пистолет то вам зачем? – пытливо спросила она, пытаясь на ходу заглянуть мне в глаза.
– На всякий случай мадемуазель, на всякий случай! – проворчал я и как ледокол повел легкую и стройную шхуну через закоулки дворов и спящих перекрестков.
– Смотрите, запомнил! Где мадам, а где мадемуазель, – радостно рассмеялась она, и её смех прозвучал, как серебряные колокольчики, звонко разливаясь по закоулкам. Её глаза засверкали, как драгоценные камни, отражая радость, удивление, а щёки окрасились в лёгкий румянец. Этот смех, наполненный теплом и искренностью, словно луч солнца, пробился сквозь густые тучи тревоги, наполнив атмосферу ярким светом и надеждой. Она неожиданно для меня взяла меня под руку. Теперь она шла рядом, пытаясь периодически заглянуть мне в глаза.
Уставшая от своей скорбной доли и наглых воробьев, чуть живая лампа уличного освещения, колыхалась на легком ветру, разливая с переменным успехом желтый неоновый свет по спящему переулку. Приблудившаяся рыжая собака резво бежала впереди нас, как вожак стаи периодически останавливаясь и помечая захваченную территорию.
Они вывалились из-за гаражей как трио близнецов братьев. Одинаково перекаченные стероидами и спортивным залом, они казались мультяшными героями комиксов в своих черных майках с изображением орлов и потертых джинсах. Три безумца против меня и молодой девчонки, тот еще себе фильм о приключениях.
В руках у впереди стоящего, сверкнул нож бабочка, который он неумело, вертел пытаясь все своим видом показать, кто здесь и сейчас, главный боец. Два других качка, явно страдали слабоумием от недостатка витаминов группы В, а может даже и Д.
М-да. Ничего себе момент истины. Однако бить надо первым и надо постараться завалить сначала рыхлого, в момент, когда он закроет нож. Два олуха слева с арматурами не помеха для меня. Соображают туго, в переулке узко, плюс заросли колючего барбариса. В драке будут они будут мешать друг другу. Возможно, хотя и слабое утешение для меня, в этой ситуации, но они точно драться не умеют, явно не дворовая шпана. Удар старшему надо наносить в шею, в область сонной артерии. Там, как меня учили, находится каротидный синус.
Удивительная точка удара, расположена на боковой стороне шеи, немного выше кадыка, примерно на два, три сантиметра ниже угла нижней челюсти. Нанесение удара в эту область может вызвать кратковременную потерю сознания из-за изменения давления в сонной артерии, это приведет моего оппонента к рефлекторному снижению сердечного ритма и артериального давления, и как результат вызовет кратковременное прерывание кровоснабжения мозга и потерю сознания.
– Люди, принимающие стероиды, – подумал я, всегда имеют повышенный риск сердечно-сосудистых проблем, что увеличивает мои шансы и вероятность продолжительной потери сознания при ударе.
Я еще раз окинул взглядом своего первого визави. Легкая припухлость лица говорила о наличии у него сердечных заболеваний. Какой из всего это вывод? А тот, что мой удар может сделать даже такого качка более уязвимым к пазовальной реакции. Я был внутренне спокоен. Я знал, что другим последствиями удара будет полный нокаут, минимум на семь минут.
– Дебилы! Три шкафа в узком переулке, на двух метрах, в зарослях колючей поросли барбариса— вот чем подумал я, резко заведя Надежду себе за спину, и скинув пиджак намотал его на левую руку.
– Так, Надюха! Слушай меня внимательно. Держись у меня за спиной, стой подальше, и главное не кричи, – сказал я и отпустив ее руку стремительно двинулся в сторону ожидавшей меня гоп компании.