000
ОтложитьЧитал
© Даншох А, 2025
© Фонд поддержки искусств «Арт-Линия», 2025
От автора
Я попробовала вырастить мифы Лазурного Берега. Я взяла из книг и жизни рассаду. Несколько лет обильно поливала ее культурологическими изысканиями, сплетнями, догадками, домыслами, удобряла раствором воображения. С интересом наблюдала за ростом, неоднократно пропалывала. В этом процессе мне оказали неоценимую помощь Илья Евгеньевич Андронов, профессор МГУ, Аллен и Рене Герра, Фредерика Матиас, семья месье Меж, Юрий Титу, Вероника Тюин, Лоран Ферст, Ольга Шмитт и отель Welcome в лице Фредерика Редерера, Жюльена Балладура и Матта Бояновича.
Настало время собрать урожай…
Предисловие
«Солнечная батарея» Алисы Даншох
Есть люди, обладающие редким даром согревать не только близких, но и дальних, то есть всех, кто оказывается в поле их притяжения, и делать светлее самые заунывные, а порой и совершенно мрачные будни. Носители атома солнца – называл таких Олег Павлович Табаков. И Алиса Даншох – безусловно, из их числа. В душе ее работает поистине неистощимый генератор оптимизма, «топлива», без которого по ухабистой дороге жизни далеко не уедешь, и которого большинству из нас катастрофически не хватает. Драма в том, что источников, из которых можно было бы черпануть этого универсального горючего, в мире остается все меньше и меньше. Желающих прокричать на всю Вселенную об очередных преступлениях, кризисах, катастрофах, эпидемиях и стихийных бедствиях – хоть отбавляй. Индуцируемые ими девятые валы негатива захлестывают информационное пространство, год от года становясь все грознее и разрушительней. И мы, измученные бесконечным стрессом, обращаемся к тем, кто способен поделиться позитивом, убедить нас в том, что в жизни, при всей ее противоречивости, есть и светлые стороны, и научить радоваться любому, самому скромному ее подарку.
Вот уже лет пятнадцать, как Алиса Даншох великодушно подключает своих читателей к заветной «солнечной батарее». Неординарные личности или путешествия по миру и его окрестностям, секреты кулинарии или способы противостоять разнообразным недугам и даже неумолимому времени – о чем бы ни писала Алиса, у нее всегда получается книга о любви к Жизни. Именно так – с заглавной буквы. «Истории из пропавшего чемодана» – не исключение. Книга получилась необычной. Впрочем, обычные она писать не умеет. Жизнь слишком коротка, чтобы расходовать ее на тривиальности. На сей раз источником вдохновения для Алисы стал чемодан, много лет тому назад вздумавший покинуть хозяйку прямо посреди путешествия в Ниццу.
Чем уж ему не угодил Лазурный Берег – бог весть. Однако владелица, судя по всему сохранявшая с чемоданом астральную связь на протяжении двух с половиной десятилетий, сумела добыть из его недр нечто более ценное, чем изысканные туалеты – сюжеты из давнего и близкого прошлого Лазурного Берега, одного из самых очаровательных уголков нашей голубой планеты. Вероятно, в этом экзистенциальном хранилище имелось достаточно вместительное двойное дно. Ведь историй в нем оказалось, ни много ни мало, по одной на каждый килограмм давно аннигилированного веса. Расцвеченные эмоциями и впечатлениями самой Алисы, они стали похожи на цветные стекла, из которых в старину собирали фантастической красоты витражи. Не зря же автор с самого начала предупреждает – все, что происходило с ней на этой полоске земли, зажатой между горами и морем, тоже имело «второе дно», неявный смысл, не сразу открывавшийся ей самой.
Как известно, витраж, пропуская через себя солнечный свет, рождает картину на грани реальности и фантазии. Лазурный Берег виртуозно владеет этим искусством. Здесь все не то, чем кажется на первый взгляд. И на второй тоже. За живописностью природных красот прячется рукотворный миф – «самый успешный миражный проект XIX–XX веков.
Алиса романтически влюблена в этого куртуазно-бесшабашного чародея. Что не мешает ей с великолепным апломбом (в исходном, французском значении этого слова) истинной женщины снова и снова выводить на чистую воду очаровательного обманщика. А чтобы окончательно обезоружить лазурного красавца, Алиса пригласила в «соавторы» музу Истории многомудрую Клио. Судя по всему, небожительнице предложение показалось заманчивым, и она явилась автору, а теперь и нам с вами, в самом обаятельном своем обличье – увлеченной, остроумной, чуть ироничной рассказчицы.
Неутомимая Алиса и ее спутница введут читателя в поистине избранный круг: французский король Франциск I и «мыльный король» дореволюционного Петербурга Алексей Жуков, екатерининский фаворит граф Орлов-Чесменский и владетельный род Гримальди, известный филолог-славист и коллекционер Рене Герра, генерал де Голль, Александр Герцен, Ромен Гари, Жан Кокто, Гюстав Эйфель, Александр Васильевич Сухово-Кобылин. Можно продолжать, но не будем лишать читателя радости собственных открытий и узнаваний.
К «Историям из пропавшего чемодана» как нельзя лучше подходит определение, придуманное Пушкиным – «собранье пестрых глав». Ни самому Александру Сергеевичу, ни кому бы то ни было из его современников и в голову бы не пришло, что легкокрылая формула сути великого романа через два с лишним столетия станет дефиницией весьма своеобразного жанра, снискавшего признание читающей публики XXI века, но так пока и не признанного строгими литературоведами. Путевые заметки, гастрономические эскизы, архитектурные наброски, психологические этюды, личный дневник – чего только ни скрывал в себе тот своевольный чемодан.
Внимательный читатель без труда обнаружит, что «чемоданные истории» и в самом деле полусмешны-полупечальны, в них хватает «ума холодных размышлений», нашлось даже место нескольким «горестным заметам» сердца. А в том, что главы эти являются «плодами легких вдохновений», и сомневаться не приходится. Впрочем, насчет «легкости» вдохновения «наше все», как известно, лукавил. Но имеет ли смысл срывать покровы с оборотной стороны творчества? Разъятые на части солнечные плоды, кои во множестве произрастают в лазурном раю, не становятся от этого вкуснее. Они, как результат любого созидательного творчества, стоят немалых трудов человеку их взрастившему, но дарят счастливые мгновения тому, кому предназначены. А потому, как призывал классик, вперед, читатель!
Виктория ПЕШКОВА,
журналист
Вступление
О пропавшем чемодане
Однажды в конце прошлого века моего мужа делегировали на важный симпозиум в страну Монако. Хотя страна эта с трудом различима на карте, о ней наслышаны все. Муж решил сделать мне приятное и пригласил меня в поездку, чему я очень обрадовалась. Я еще никогда не была на Французской Ривьере, а тем более летом, в разгар сезона. И хотя я высокомерно считала, что Лазурный Берег – это для отечественных нуворишей, тем не менее я серьезно подошла к отбору вещей для поездки. Мне не хотелось оказаться на международном празднике жизни в ситуации Золушки после полуночного двенадцатого удара часов.
Программа пребывания включала ответственные мероприятия: торжественный ужин по случаю окончания работы симпозиума и вечернее посещение казино «Руаяль» в Монте-Карло. Будучи преданной поклонницей Джеймса Бонда, я неоднократно виртуально находилась рядом с суперагентом при произнесении крупье знаменитой фразы: «Делайте ваши ставки, господа!» И, конечно, я знала, как важно, чтобы внешний облик присутствующих соответствовал этим словам. Именно поэтому самое нарядное летнее платье оказалось в новом чемодане, вылетевшем из Шереметьево с биркой «Москва – Ницца». Рядом с платьем соседствовали и другие вещи, необходимые для комфортного времяпрепровождения на престижном курорте. Очень хорош был только что купленный смокинг моего мужа для выхода в вечерний свет. Вместе с платьем они до сих пор так и стоят у меня перед глазами. Мы прекрасно могли бы в них смотреться, если бы они долетели до Ниццы. Но они до нее так и не добрались…
Скорее всего, выходная пара не смогла сделать пересадку в Брюсселе из-за забастовки служащих аэропорта и навсегда осталась жить в Бельгии. А вместе с ней безвозвратно пропал и чемодан. Компенсация в десять долларов за один кэгэ неполученного веса не послужила утешением. На заре становления капитализма в России одномоментная утрата большого количества одежды казалась невосполнимой. Больше всего я горевала по костюмчику из шелкового крепа горчичного цвета с крупными бежевыми горошинами. Отрез пролежал лет тридцать в бабушкином сундуке, прежде чем из него было сшито одеяние в стиле королевы Елизаветы II – юбка-карандаш ниже колена, короткий жакет на перламутровых пуговицах, рукав реглан длиною три четверти. К наряду полагались шляпка, сумочка и перчатки, идеально подходившие к лодочкам фирмы «Саламандра». Я была безутешна, особенно первые три дня. Впервые в жизни передо мной не стоял по утрам вопрос, что сегодня надеть, ибо надеть было нечего. Конечно, гардеробом первой необходимости мы обзавелись, но горький осадок от безвременно ушедшего из нашей жизни чемодана остался.
Пропажа багажа несомненно повлияла на впечатление от курортной Мекки двадцатого века. Я чувствовала себя обманутой и разочарованной. Восточный берег Крыма, воспетый в стихах Волошина, запечатленный в его акварелях и озаренный магическим отблеском «Алых парусов» Александра Грина, казался мне и более романтичным, и более изысканным.
– А чем же город Ялта хуже Ниццы? – спрашивала я себя. – Неужели все дело в пятикилометровой набережной, почему-то названной Английской? Неужели этот бесконечный променад делает огромный современный город магнитом притяжения для туристического бизнеса?
Возможно, первый неудачный блин впечатлений от Лазурного Берега и отбил бы у меня навсегда желание вернуться на юг Франции, но жизнь распорядилась иначе. По самым разным причинам я снова и снова оказывалась в департаменте Приморские Альпы. На его территории со мной происходят забавные истории. Их накопилось так много, что они стали проявлять недовольство: «Ты про всех рассказываешь, а про нас молчишь. Это нечестно». Я задумалась и решила, что они правы: надо дать им возможность выговориться. Все, что случается со мной в здешних краях, имеет двойной скрытый смысл. С одной стороны, все местные «однажды» – это компенсация за потерянный 25 лет тому назад багаж: по одной истории за каждый килограмм исчезнувшего веса. С другой стороны, рассказы про разные приключения, про чужие любовные переживания, активный отдых, вкусную еду, про новые знакомства и увлекательные путешествия превращаются в ингредиенты «коктейля жизни» под названием «Лазурный Берег». Напиток этот нас стимулирует, помогает вырабатывать позитивное восприятие происходящего, генерировать положительные эмоции, которые, в свою очередь, укрепляют здоровье и способствуют долголетию.
Рассказов с Лазурного Берега набралось на целый сборник «историй из пропавшего чемодана». Надеюсь, их хватит хотя бы на одну порцию «коктейля жизни».
История первая. Рождение мифа
Французская Ривьера с конца девятнадцатого века пользуется псевдонимом «Лазурный Берег». Он оказался настолько удачным, что сегодня никто и не вспоминает, когда и кем он был придуман. Более того, псевдоним официально узаконен в названии департамента Cote d'Azur – Alpes Maritimes (Лазурный Берег – Приморские Альпы). Если вы посмотрите на географическую карту, то увидите, что Французская Ривьера – это узкая полоска северного побережья Средиземного моря на юго-востоке Франции общей протяженностью около трехсот километров. Вместо песка здесь галька, а гаваней для стоянок яхт, катеров и лодок больше, чем пляжей. Полоска суши прижата к морю тремя горными массивами, последний из которых – Приморские Альпы.
Подлетая к Ницце, вы сможете с высоты птичьего полета разглядеть в море небольшие острова и выступающие из воды щупальца полуостровов, смахивающие на гигантских ящеров. Вы увидите невысокие горные вершины, на которых отдыхают проплывающие мимо облака. Вы обратите внимание на сбегающие с прибрежных высот к морю многочисленные дома и виллы. Скорее всего, вы останетесь довольны увиденным.
Море и горы обеспечивают Ривьере микроклимат. В здешних субтропиках флора чувствует себя прекрасно. Она встречает приезжих зонтичными пиниями, стройняшками кипарисами, разнообразными пальмами, живыми изгородями из эвкалипта, кедрами, серебристыми рощицами оливковых деревьев, не говоря уже о плантациях разнообразных цитрусовых, которые цветут, пахнут и плодоносят. Греческая смоковница одаривает население сладчайшими винными ягодами. Виноградная лоза обещает бокал охлажденного «розе», которое удивительно подходит к летнему отдыху. В жаркий безветренный день обоняние чувствует себя растерянным среди благоухания розмарина, полыни, чабреца, шалфея, лаванды и не знает, какому из запахов отдать предпочтение. Лазурной окружающей среде не досаждают вредные производства, разве что выхлопные газы дорогих и не очень авто. Солнце работает здесь в режиме повышенной готовности светить и с минимумом выходных. Оно отлично прогревает морскую воду и поджаривает распростертых на пляже людей. Ласковая волна накатывает на берег и соблазняет утомленные солнцем тела погрузиться в прозрачную лазурь Средиземного моря.
Путеводители вас не обманывают, обещая накормить и расселить всех желающих. Гостиниц, квартир, вилл, мотелей, кемпингов, яхт под сдачу здесь немерено, так же как и ресторанов, бистро, кафе, пиццерий и баров. Не поверите, но тут поезда и маршрутные автобусы передвигаются регулярно и по расписанию, если, конечно, профсоюзы не объявят тотальную и бессрочную забастовку водителей и служащих. Подводя итоги, можно сказать, что местная инфраструктура вкупе с логистикой находятся в рабочем состоянии и доступны всем.
Придирчивый и искушенный пользователь отдыхательных услуг, прочитав начальные строки этой главы, пренебрежительно скажет:
– А зачем мне 300 км изрезанного побережья? Море, горы, микроклимат… да таких мест в Европе навалом – в Италии, Испании, Португалии, Греции, Болгарии, в Крыму, на Кипре, да даже в Турции. Выбор колоссальный, а прожиточная стоимость дня существенно ниже, чем на Французской Ривьере. И, кстати, ваш пресловутый Лазурный Берег не породил никого и ничего, что могло бы обогатить мировую культуру.
О, экономный, практичный и всезнающий Пользователь, ты абсолютно прав! Но тогда почему тысячи людей стремятся приехать сюда? Что тут такого особенного, уникального, соблазнительного? Именно об этом мне бы и хотелось поговорить. Кое-что тут все же имеется. И это «кое-что» – энергетика места. К сожалению, оно не подарило мировой культуре ни имен великих людей, ни гениальных идей, достижений и памятников. Зато мировая культура на протяжении двух последних веков щедро одаривала Лазурный Берег чувствами, эмоциями, впечатлениями и мыслями выдающихся своих представителей. Именно они двести лет создавали увлекательный миф об узкой полоске суши протяженностью в триста километров. Подобно гусеницам, они плели вокруг нее сказочный кокон, из которого в конце девятнадцатого века выпорхнул необыкновенный мотылек, перевоплотившийся в двадцатом столетии в роскошную бабочку. И всем захотелось на нее взглянуть. И Старый, и Новый Свет ринулись обживать Французскую Ривьеру, старательно приукрашивая страницы скромной ее истории все новыми и новыми легендами.
Но все-таки с чего-то все должно было начаться? Вне всяких сомнений, у всех уважающих себя мифов ноги растут из Древней Греции и Рима. Лазурный край – не исключение. Сначала здешние берега пришлись по душе грекам. У них было всего так много, что продажа излишков являлась острой необходимостью. Для реализации товаров они прокладывали морские пути и обустраивали торговые центры по всем соседним с Грецией побережьям. Так на Средиземноморье появились мощная колония Массалия (теперешний Марсель) и поселения поменьше – Антиполис (Антиб), Никея (Ницца) и прочие в местных удобных гаванях. Дела у подданных всемогущего Зевса шли неплохо, но им хотелось большего. Им хотелось не только плавать по морям, но и свободно передвигаться по оторванной от родины суше. Однако дикие племена лигурийцев, кельтов и прочих не давали грекам развернуться на земле. Собственными силами справиться с аборигенами не получилось, и тогда свободные предприниматели обратились за помощью к Риму. Римляне обрадовались, усмотрев в просьбе греков новые, интересные для себя возможности. Во-первых, всегда приятно продемонстрировать окружающим силу и призвать к порядку распустившихся варваров. А во-вторых, поставив всех на место, можно основательно закрепиться на чужой территории, что они и сделали.
Симье – римские развалины
Я не устаю восхищаться римлянами и их основательным подходом к решению поставленных целей и задач, особенно мне импонирует их любовь к строительству. Не успели греки с варварами и глазом моргнуть, как прямая дорога прошла мимо них, соединив Рим с его владениями в Испании. Вдоль же дороги появились типовые города, защищенные высокими стенами. Заметьте, сначала дороги, а уж потом все остальное. На Лазурном Берегу лучше всего сохранились два римских градостроительных объекта – Симье и Фрежюс. Их развалины у каждого путешественника вызывают благоговение. И сегодня по архитектурным останкам легко прочитывается разумность римского городского обустройства: амфитеатр, арена, цирк – для развлечений и собраний; гимназия – для воспитания достойных граждан; пантеон – для укрепления веры; акведук и бани – для всех, а также жилье, публичный дом, мостовые для проезда колесниц и пр.
С огромным удовольствием цитирую фразу из очерка Александра Куприна «Лазурные берега»: «Все лжет на Лазурном побережье. Одни римские развалины не лгут». Но кроме живописных, не лгущих руин какую еще память оставили по себе две величайшие цивилизации?
Местное население не устает благодарить греков за оливковое масло и инжир, а римлян – за акведуки, дороги и зонтичные пинии. Эти хвойные деревья придают пейзажу особое изящество, бросают благостную тень на раскаленную солнцем землю, а во времена великих римских императоров они подкармливали солдат лакомыми зернышками своих плодов. До наших дней дошел один греко-римский кулинарный изыск, правда в искаженном от времени варианте. Речь идет о некой приправе «гарум», по которой вслед за греками римляне просто сходили с ума и готовы были платить безумные деньги. Когда я прочла, из чего и как делали этот деликатес, у меня пропало малейшее желание его попробовать.
Гарум – это не что иное, как продукт разложения внутренностей жирных пород морских рыб. И этим «изыском» улучшали вкус всех блюд римской кухни, включая гусиный паштет и десерты! Самый высококачественный гарум производили в Антиполисе (Антибе), где и сегодня можно увидеть хитроумные морские бассейны-ловушки, куда попадали легкомысленные рыбные самки, соблазненные присутствием в акватории самца. Специально обученный персонал кормил их, менял воду в естественных аквариумах и доводил пленниц до требуемой кондиции. Что происходило далее, предоставляю возможность всем желающим вообразить… В наши дни наследником гарума признано местное блюдо «писсалат», или «писсаладьер», что в переводе означает «соленая рыба». Для его приготовления используют пюре из анчоусов и сардин. Сладкое им не сдабривают, а подают в качестве закусончика, чтобы занять рот и скоротать время до подачи заказанной еды.
Другой местной кулинарной достопримечательности следует уделить особое внимание. Разрешите представить короля местной кухни – легендарный буйабес. Его можно зачислить в ряды рыбных супов, а приготовление сего шедевра требует времени и затрат. Около десятка наименований свежей рыбы и морепродуктов не делает его дешевым блюдом. А если повару повезет и ему удастся раздобыть «морского скорпиона», то стоимость возрастает еще больше. У рыбы этой устрашающий вид – ярко-красная, с выпученными глазами и длинными колючками в спинном плавнике, зато ее белое мясо придает супчику неповторимый аромат. Менее редкая, но не менее страшненькая рыбка saint-Pierre с отвисающей нижней челюстью, от которой много отходов и с которой еще больше возни, просто обязана принимать участие в приготовлении буйабеса. По мне, так цену набивают, мотивируя тем, что в других местах рыбы эти – редкие гости, а значит, их присутствие в вашей тарелке – эксклюзив.
Приготовление буйабеса строго процессуально, так же как и его подача. Де-факто это два блюда: наваристый суп в виде горячей густой однородной массы и рыба из него. К супу подают слегка подсушенный хлеб и специальный соус (протертая до консистенции горчицы чесночно-перечная смесь с шафраном на оливковом масле с добавлением сухариков, замоченных в курином бульоне). Соус стоит на столе сам по себе в отдельной плошке, тогда как на большом блюде под изумленные возгласы присутствующих туристов подаются горкой рыба и морепродукты из этого же супа. Хорошим тоном считается разделка рыбы на столе перед клиентами. Знал бы тот клиент, что предложенный ему шедевр французской национальной кухни по 100 € за тарелочку когда-то считался простой рыбацкой пищей и готовился из всякой рыбной мелочи, не годившейся на продажу!
Среди тех, кому буйабес не понравился, вновь оказался писатель Александр Куприн: «…А бульябес – это самое зверское кушанье, которое только существует на свете. Оно состоит из рыбы, лангуст, красного перца, уксуса, помидоров, прованского масла и всякой дряни, от которой себя чувствуешь, точно тебе вставили в рот динамитный патрон и подожгли его». Возможно, за прошедшие сто лет со времени пребывания Куприна в Ницце и написания очерка «Лазурные берега» кое-что в способе приготовления супа изменилось. А понравится или не понравится буйабес вам – пока не попробуешь, не узнаешь.
Оставив в стороне вкусовые качества данного блюда, замечу лишь, что оно сыграло немаловажную роль в рождении знаменитого на весь мир города Канны. И произошло это в 1834 году, когда английский лорд-казначей Генри Броухем направлялся из Прованса в Италию. Не доезжая Ниццы, лорд попал в засаду: местные власти объявили карантин из-за эпидемии холеры. Высокопоставленный англосакс попробовал качать права, мол, он важная государственная шишка, но санитарный кордон был неумолим – сиди, пока последняя холерная палочка не отдаст концы. Лорд Броухем в уныние не впал. Он вспомнил, что накануне в рыбацкой деревушке Канны на берегу живописной бухты его накормили рыбным супчиком и напоили местным вином. Лорду и то и другое понравилось до такой степени, что он задержался в Каннах не на два месяца карантина, а на тридцать четыре года. На дороге из Канн во Фрежюс лорд Броухем построил себе виллу, похожую на дворец, назвал ее «Элеонора» в честь дочери и превратил в зимнюю резиденцию, где проживал до самой смерти. Представители высшего лондонского общества с удовольствием навещали лорда зимой. Им нравилось гостевать у солнечного моря, и многие из них, последовав примеру Генри Броухема, обзавелись собственностью, а вернее, отстроились в предместье бедной рыбацкой деревушки. Сегодня аристократическое британское поселение – самый престижный район города Канны. Через два года после смерти именитого англичанина местные власти решили отблагодарить создателя каннского мифа и поставили любителю буйабеса пусть скромный, но все же памятник.
Прежде чем рассказать о главном мифотворце Лазурного Берега, позволю себе вкратце остановиться на некоторых исторических эпизодах данного края. Они естественно вплетаются в мифологическую канву, придавая ей правдоподобие и основательность.
После падения Рима, а вместе с ним конца эпохи спокойствия контрольный пакет власти беспрерывно переходил из рук в руки. Кто только не отметился на трехстах километрах побережья! Можно сказать, что эти три сотни кэмэ стали своеобразным историческим променадом для разного рода завоевателей, разбойников, пиратов, авантюристов. Здесь видели генуэзцев, пьемонтцев, испанцев, сарацин, французов, папские войска, вооруженные силы Священной Римской империи, турок, не считая готов, вестготов и иже с ними варваров. Чехарда исторических претендентов на управление местной жизнью закончилась в 1860 году, когда Савойский королевский дом уступил Ниццу Франции. Наполеон III подтвердил права владения, выиграв референдум. Местное население проголосовало за Вторую Империю.
Среди гулявших по интересующей нас части Средиземноморского побережья самые неприятные воспоминания оставили по себе сарацины. На протяжении столетия они терроризировали весь юго-восточный берег, внезапно нападая на жителей с моря. Сопротивлявшихся людей убивали с особой жестокостью, остальных грабили и угоняли в рабство. Особенная охота шла за красивыми женщинами, которыми они торговали на невольничьих рынках. Сохранилась легенда о монахинях аббатства Альманарре. Увидев высаживающихся на берег сарацинских пиратов, женщины воскликнули: «Если мы изуродуем себе лица, нас не смогут продать!» Служительницы культа вооружились кухонными ножами и отрезали кончики своих носов. Ворвавшиеся в монастырь бандиты пришли в бешенство, когда обнаружили случившееся. Они варварски расправились с несчастными женщинами, перерезав им горло их собственными кухонными ножами.
Спасаясь от сарацин, люди уходили в горы. Там они строили убежища, обнесенные высокими толстыми каменными стенами. Такие укрепления получили название «орлиные гнезда». Их архитектурные потомки и через одиннадцать веков украшают современный ландшафт Лазурного Берега. Неизвестно сколько бы еще времени продолжались сарацинские безобразия, если бы не наглое похищение ими прелата Майеля в 972 году. Майель происходил из знатной провансальской семьи, а для местных христиан стал культовой фигурой. Похитители потребовали за прелата колоссальный выкуп. Деньги собрали, священнослужитель вернулся к пастве, а его влиятельный родственник граф Гийом из Арля решил наказать неверных. Он собрал мощную по тем временам коалицию из феодальных нотаблей Прованса и Пьемонта и разгромил противника. Победа принесла графу еще один почетный титул – Гийом Освободитель, а также подтвердила справедливость поговорки «нет худа без добра». Чтобы положить конец столетним бесчинствам сарацин, Провансу пришлось консолидировать разрозненные силы и впервые объединиться под знаменами единоличной власти.
Следующая яркая страница в истории Ниццарского графства была вписана в XVI веке французским королем Франциском I. Этот монарх позиционировал себя как вольнодумец, эстет, либерал, тонкий ценитель женской красоты и изящных искусств, а также отважный воин. Последний пункт вызывает некоторые сомнения, ибо Франциск дважды побывал в плену, откуда его выкупали за огромные деньги. Надо признать, что в его царствование, пришедшееся на эпоху Возрождения, много чего культурного произошло. Построили два шедевра французской архитектуры – Фонтенбло и Шамбор; открыли первую типографию; Рабле написал «Гаргантюа и Пантагрюэль». Перед его шармом и кошельком не устояли ни прекрасные дамы королевства, ни Леонардо да Винчи. А вот военных сил покорить Ниццарское графство не хватило.
Франциск считал, что Ницца, входившая в средние века в состав Прованса, должна вместе с ним перейти его короне. Однако графство придерживалось другой точки зрения и выбирало в покровители Савойскую династию. Возмущенный Франциск вступил в сговор с турками, рассчитывая с их помощью атаковать противника с моря. В 1543 году войска французского короля при турецкой поддержке осадили Ниццу. Повеселился Франциск вволю: порушил, покрушил, попортил, пограбил, да только город не сдался. Он оказал бешеное сопротивление – все жители как один встали на защиту родного гнезда. На помощь мужчинам пришли домохозяйки: они вышли на улицы, вооружившись тяжелыми предметами домашнего обихода. В руках разъяренной женщины валик для стирки белья из прочного оливкового дерева превратился в мощное оружие ближнего боя. Особенно отличилась прачка Катерина Сегюран. Как гласит народная легенда, Катерина выскочила из дома на улицу полуодетая, разгоряченная многочасовой стиркой. В это время мимо проходил отряд турецких наемников, впереди которого шел бравый знаменосец. При виде врага у входа в свое жилище женщина пришла в ярость и изо всех сил ударила инородца со знаменем по голове тем, что держала в руках, – тяжелой деревяшкой. Дальнейшие события людская молва описывает по-разному. В одном из вариантов Катерина не ограничилась ударом валика. Она набросилась на упавшего оккупанта и прикончила его весьма оригинальным способом – перекрыла доступ воздуха чрезвычайно пышной своей грудью. В другом варианте решительная женщина не постеснялась задрать юбки и выставить на обозрение врага обнаженный зад гигантских размеров. Впрочем, обе версии привели к ошеломляющему результату – турки обратились в бегство.
Легенда об отважной Катерине Сегюран родилась не сразу. Она долго вызревала в недрах народного сознания и явилась на свет лишь в начале XVII века. Тут же нашлись неверующие, утверждавшие, что никакой Сегюран вообще не существовало. Однако простой люд, жаждущий героических поступков, реальных или вымышленных, не обратил никакого внимания на людей, лишенных воображения. Литераторы, со своей стороны, поддержали народное героическое творчество. В девятнадцатом веке появилось два произведения, посвященных отважной прачке Катерине. Поэт Андриоли разразился эпической поэмой в духе романтизма в ее честь, а драматург Тозелли воспел подвиг Сегюран в пятиактной пьесе. И, наконец, в двадцатом веке город Ницца решил воздать должное своей героине. Собранных средств хватило на мраморную стелу. Барельеф весьма символично прикреплен к останкам стены разрушенного замка. Памятник открыли 25 ноября 1923 года в день Святой Екатерины. С тех пор ежегодно в этот день члены комитета ниццарских традиций собираются у барельефа, чтобы почтить память отважной мифической жительницы города Катерины Сегюран.
Пикантные подробности героической легенды меня чрезвычайно позабавили. Они напомнили фривольные эпизоды итальянских новелл эпохи Возрождения. А вот монументальная инкарнация воительницы Катерины разочаровала. Авторы барельефа неудачно скопировали образ «Свободы на баррикадах» художника Делакруа. Им не только не удалось передать пафос момента, но они вдобавок лицемерно прикрыли обнаженную грудь героини, а сама она выглядит слишком мелкой и ординарной. С моей точки зрения, им надо было вдохновиться натурщицей, похожей на незабываемую сумасшедшую из фильма Феллини «Амаркорд». Вот это тело! Оно могло бы и подростков соблазнить, и неверных обратить в бегство.