Время и боги

«Боги Пеганы» и «Время и боги» – это части фэнтезийного цикла «Пегана», состоящего из рассказов. Цикл сам по себе уникален, ведь это так называемое «дотолкиновское» фэнтези, замешанное на мифологии. Если внимательно присмотреться к рассказам, понимаешь, что это попытка лорда Дансейни создать собственную космогонию и мифологию для маленького выдуманного мира, причем выстроенное по классической схеме – от описания сотворения мира и рассказов о богах, до рассказов о героях и простых смертных, глазами которых нам дают возможность опять же взглянуть на богов. Мир грез Дансейни причудлив и хрупок, здесь сосуществуют различные демиурги, мелкие божества и люди. Несмотря на то, что каждый рассказ повествует о событиях, происходящих в разных уголках Пеганы, и автор явно смешал элементы множества верований, все же мне кажется, что Дансейни опирался в основном на мифологию Востока, Древней Греции и куда меньше позаимствовал в мифологиях Северной и Западной Европы.Сборник полон аллегорий, снимешь одну шелковую накидку с рассказа, а под ней еще десяток наслоений-«паутинок», и добраться до нижнего слоя практически невозможно. Слог красив, витиеват, порой возникает ощущение, что читаешь стихотворения, замаскированные под прозу. Своеобразная проза, однозначно стоящая прочтения, однако она будет, скорее всего, интересна только тем читателям, кто интересуется историей литературы, в частности историей фантастики начала 20 века. Да и читать сборник стоит неспешно, маленькими дозами, иначе может произойти перенасыщение и отторжение, слишком уж он непрост.

Я никогда не охочусь за идеей. Она должна придти ко мне – и я должен быть потрясен ее чудом. Я выхожу за пределы реальности в большинстве того, что я пишу, потому что я предпочитаю стремиться к высокой цели. Зачем стрелять по кролику, если у вас есть возможность поохотиться на тигра?Лорд ДансейниТрудно писать отзыв на сборник, да еще такой разнородный. Под синей обложкой смешалось все – высокая мифология, грустные притчи и забавные побасенки."Боги Пеганы" и «Время и боги» открывают для читателя мир Дансейни. Это, конечно же, стилизация, но завораживающе красивая. Оторваться от страниц и переключиться на совсем не мифологическую действительность необычайно сложно. Ведь автор так явно потрясен чудом того, что ему пригрезилось, – и очарование передается читателю.Среди богов Пеганы встречаются могущественные и безжалостные. Вот Дорозанд – Бог Судьбы – отобрал себе рабов и «посылает их куда ему нужно, и они спешат, не зная, зачем и куда, под ударами его бича или на его призывный крик». Вот безжалостный Мунг, властелин Смерти: «Мунг – в том месте, куда вонзится стрела, и в домах, и в городах Человека. Мунг бывает в любом месте и в любое время. Но больше всего он любит бродить в темноте и в тишине, в речных туманах, когда стихает ветер, незадолго перед тем, как ночь встречается с рассветом на пути между Пеганой и Мирами». А рядом живут маленькие проказливые боги, больше похожие на ирландских фейри. Просто умиляет Джейбим, плачущий над сломанными вещами, или Трибуги, выпускающий вечерами тени играть на стенах.Словом, если вам по вкусу истории о том, как боги были молоды, и только смуглый слуга их, Время, не имел возраста, эта книга – для вас."Пятьдесят одна история" – коллекция маленьких притч о Времени и Смерти, о Поэзии и Забвении. Она словно перекидывает мостик от высокого очарования Пеганы к быличкам следующей части книги."Человек, который съел феникса" написан в ином ключе. Никаких городов, пригрезившихся во сне, или могучих богов Судьбы и Случая. Старая добрая Ирландия с ее колоритной мистикой и мягким юмором. Целая череда таинственных происшествий случается с юным Пэдди после того, как он съедает феникса. Унылые скептики могут, конечно, утверждать, что бессмертная птица на самом деле была всего лишь золотым фазаном, но ирландцам лучше знать! И разве Пэдди после той памятной трапезы не стал беседовать с баньши и угощать призраков ирландским виски?Кроме одноименной повести, в сборник «Человек, который съел феникса» включен ряд довольно разнородных рассказов. Здесь пышным цветом расцветает низшая мифология, с пестрым хороводом фэйри, в который легко и естественно вписывается то Атлант, то старая ирландская ведьма. Здесь даже могущественные некогда боги вроде Посейдона или Одина представляют собой фигуры весьма скромные. Здесь дух Джонатана Свифта отплясывает зажигательную джигу на болотах. А есть и истории о вымышленных мирах, напоминающие о Пегане.

Плотик ПоэтаБезумец тот, кто сомневается в реальности снов… Следовало бы сомневаться в подлинности просыпания.Миллионы жизней против одной, тысячи эпох против сотни лет, россыпь миров против четырех стен, долгий, как судьба, караван, нагруженный жемчужинами воображения, шелком историй, нефритом чудес и янтарем поэзии, против испуганного ишака, уже увязшего копытами в болоте серости, скуки и забвения, – да разве есть у нас выбор?«Из той же мы материи, что сны», вещал древний мудрец; «одни лишь грёзы истинно существуют», вторит ему наш Автор.Грезить – такого права не дала нам природа, озабоченная выживанием, но мы сами отвоевали его, и эта борьба сделала нас теми, кто мы есть.Не в рассудительном труде, не в сплоченном коллективизме пробуждалось сознание перволюдей, но в муках грозящих видений, в кошмарах галлюцинаций, в сполохах фантазмов и спасительном забытьи снов – таким было зарево грядущей ясности и величия духа; родившееся во тьме пещер, от первой мучительной черты углем по стене, от первого фантомного проблеска, увидевшего – разглядевшего! – в метнувшейся тени призрака, в катящемся камне живого бога, оно вышло на залитую солнцем равнину поэтического творчества, забурлило дунаями песен и сказаний, возвысилось до олимпийской вершины мифа – чтобы никогда уже оттуда не сходить; ио, Пан, ио! – творцом стал человек, и так стал человеком.Скажите, где широкий парус Вавилона? где трирема Рима? где серебряный галеон Вест-Индии? где фрегаты и линкоры колониальных империй? – на дне моря, именуемого Историей, и рыбы пасутся в пустых глазницах царей и министров, и песок затирает последние законы с полуистлевших бортов, и наши имена прибой забормотал до неразличимого шептания – «а плотик, что сделал Гомер для Елены, плывет».Бессмертна лишь песня, бесценна лишь мечта, безгранично лишь чудо.Лучшие Поэты блюдут сию заповедь, и наш Автор среди них.И как один шествует обручь с Уризеном и Ринтрой, как другой ведет беседы на квенья с Илуватаром, так и наш Автор окружен божественным сонмом – Кибом и Сишем, Слидом и Руном, Асгулом и Ругом, сладкоголосым Лимпанг-Тангом и самым правдивым из них – Йохарнет-Лехеем, повелителем сновидений и фантазий.И есть под тем небом короли и пророки, пастухи и воители, реки и пустыни, грёзы и битвы, баньши и фейри, смерть и любовь, благородство и подлость, улыбки и слезы, маки и лютни, пляски девушек и драгоценные каменья, и превращения в гусей, и даже псы с тросточкой – словом, всё, кроме самой малости, о которой вы, пожалуй, и не вспомните, если вам не подскажут: а именно – курсов валют, ежедневных новостей, предвыборной демагогии, бизнес-планов, чартерных рейсов, электронных блогов, автомобильных пробок, равно как и самих автомобилей, электричества и водопровода – вкупе с счетами на них, а еще проблемы перенаселения, национального вопроса, загрязнения среды, политических санкций, стратегий личностного роста и советов «как заработать миллион».Вижу, потянулись руки за кошельками, требуя билета, – о этот век-Мидас, превращающий всё, чего ни коснется, в рекламу, и в повод для рекламы, и в рекламу повода!Но путь туда не оплатить даже оболом Харона.И вот он каков: с раннего детства жадно внимать сказкам; в юности чтить героические сказания; в зрелости вдохновляться стариной; во всякое время дышать лесом и лугом; ни на миг не забывать, что всё прейдет, оттого преисполняться щемящей грустью и светлой иронией; быть равнодушным к тревогам и соблазнам мира сего, но использовать любую возможность, дабы унестись мыслью к Водопаду древних песен, и к Равнине летучих снов, и к Бездне, полной звездной пыли, – а вернувшись, осторожно стряхнуть ту пыль на чистые листы бумаги; и сочинять, грезя, и грезить, читая; и так до скончания лет своих, не исчисляя их и не жалея.Долог тот путь, а всё ж не напрасен; и смерть на нем – лишь остановка.«Кто умер, тот никогда не жил».А потому оставим сетовать малодушных и злободневных, печалиться об уделе трусливых и скаредных, отправимся же вслед за любезным Автором в дивную страну Пегану – любоваться мраморными террасами Сардатриона, восхищаться неколебимым пиком Тинтаггона, считать идолов Млидина (берегитесь, если их сто!), слушать песни о Ханазаре, вернувшем прошлое, печалиться над гибелью долины Сидифь и радоваться милости Сарнидака – хромоногого мальчугана, сохранившего для людей лунный свет, и тишину рассветного часа, и воспоминание о заросшем тростником озере, без которых и мир не мир, и мы не мы, и даже боги не боги.И когда от нас не останется ничего: ни разума, ни чувств, ни памяти, ни имени, ни наследия и наследников, останется еще Южный Ветер, неутомимо странствующий, плачущий и не дающий никому покоя; и поверьте, это немало, ибо «настанет день, когда он одолеет горы и осушит ледяные моря, доберется до полюса» и сметет шахматные фигуры с доски Вечности, чтобы началось всё заново и снова жили мы.И какие бы эоны времен ни минули до того дня, они продлятся не дольше взмаха крыльев бабочки, ибо жизнь поистине вечна, а небытия нет.«Мы лишь на миг закрыли глаза», скажут тогда люди, удивленно оглядывая незнакомый мир; и лишь Поэт будет знать правду, но какое дело людям до Поэта? – они вновь не поверят ему.Что ж, Поэты и не строят ковчегов; им достаточно малого плотика – неброской фиолетовой книжицы, и одинокого читателя, прильнувшего к ней посреди гудящего техникой мира.И это всё, что имеет значение.