Стану рыжей и мертвой, как ты

5. Дождев

– Старик, вот только не спрашивай, зачем мне это нужно. Все равно не смогу рассказать. Прошу тебя, сделай свою работу, постарайся, чтобы никто ни о чем не узнал. А я заплачу тебе. Вот сколько скажешь, столько и заплачу.

Мы сидели с моим коллегой, криминалистом Вадимом Лавровым, в кафе, и я впервые не знал, как себя вообще вести, что говорить, чтобы только добиться желаемого. Конечно, работа следователя предполагает широкий спектр несанкционированных действий, нарушение закона и каких-то правил, и все мы время от времени перешагиваем грани дозволенного, чтобы добраться до истины. Но до встречи с Линой, с этой странной девушкой, я позволял себе все эти нарушения исключительно ради дела, и никогда мои дела не пахли деньгами. Ни я никому не платил, ни тем более мне. Сейчас же я предлагал Лаврову проделать свою работу частным, так сказать, образом и даже готов был заплатить ему за это.

– Да брось ты, Дима! О каких деньгах ты вообще говоришь? Я что, не понимаю, что раз ты меня о чем-то просишь, значит, это для тебя важно. Да я и лишних вопросов задавать не буду. Все сделаю, как надо.

Его задача сводилась к тому, чтобы обследовать машину, найти по возможности все следы, которые могли оставить там все, кто к ней прикасался, в том числе и кровь.

– После того как ты закончишь свою работу, я отвезу тебя обратно в город, и ближе к вечеру, полагаю, тебя вызовут снова, но уже на труп.

Вадим молча посмотрел на меня, словно надеясь услышать какие-то объяснения. Но не услышал.

– Хорошо, поехали уже. Заинтриговал, ничего не скажешь.

В сущности, в нашем городе было относительно спокойно. Но если уж случалось что-то, то как-то уж слишком громко, жестоко, мерзко. То школьницу изнасиловали, да так страшно, что мне потом несколько ночей снились ее стертые о землю пятки… То трое братьев-строителей утонули в Графском озере. То студентку музыкального училища сожгли на ритуальном костре в поле. Теперь вот бандиты резню устроили, да плюс еще и побег!

Занимаясь машиной Лины, я отгонял от себя какую-то теплую и успокаивающую мысль о том, что, несмотря на всю сложность ситуации, я, по сути, так или иначе, не пренебрегая своими профессиональными обязанностями, собирался параллельно расследовать дело, связанное с Рокотовым. Грешно, конечно, говорить, но труп Михи, его подельника, пришелся в тот день, прямо скажем, кстати. И даже после того, как Лина исчезнет из моего поля зрения, укатив на своем стареньком «Фольксвагене» в Москву, я как бы останусь при деле, то есть при трупе. И мы продолжим поиски Рокотова.

Приближаясь к лесу в компании Лаврова и всматриваясь в горизонт, я поймал себя на том, что беспокоюсь за Лину и что мне важно, чтобы ее там, возле машины, не было, чтобы Вадим не заметил ее. Но, к счастью, мои опасения казались напрасными – Лины не было.

Вадим со своим чемоданчиком расположился на траве и принялся работать. В ветвях деревьев щебетали птицы, лес шумел встревоженными легким ветром деревьями, и наше с Вадимом молчание воспринималось, думаю, обоими как-то неестественно.

– Моя знакомая влипла по уши, – тихо сказал я, глядя на спину Лаврова, нырнувшего в салон машины. – Он бежал за ней, ударил по голове… ей удалось сбежать, и тогда он вернулся и забрал все, что было в машине. Я должен узнать, на самом ли деле это был Рокотов. Вадим…

Пока я говорил, Лавров не шевелился, словно боялся пропустить хотя бы слово. Когда же я замолчал, он выбрался из салона и, поджав губы, понимающе кивнул, явно довольный тем, что я хотя бы частично посвятил его в свою тайну.

– И еще… Мы сейчас уедем, а потом, как я тебе уже сказал, вернемся, но уже официально, на труп.

– А труп уже есть, или он пока еще жив? – Вадим любил мрачно пошутить.

– Он там, чуть подальше, потом покажу…

Где могла все это время прятаться Лина? Только в лесу. Больше негде. Возможно, она устроилась на каком-нибудь поваленном дереве и теперь сидит, наблюдая за нами. Или же забрела подальше, чтобы случайно не выдать свое присутствие.

Лина. У меня было стойкое ощущение того, что она меня околдовала. Как я мог не сдержаться и наброситься на нее? Я, человек, который до этого момента всегда умел держать себя в узде, презирал и считал слабаками и идиотами всех тех мужчин, на которых я собственноручно заводил дела об изнасиловании. Неужели это дремучее, заложенное в нас самой природой, грубое и неотвратимое желание спариваться настолько сильнее нашего разума? Животный инстинкт накрыл меня с головой (хотя правильнее было бы сказать, накрыл нас с Линой одним одеялом). Возможно, дело было и не в спаривании (какое отвратительное, хотя и верное словцо), а в желании согреться в объятиях друг друга. Мы оба захотели тепла. Я, забывший, что такое женская ласка и полностью отдавший себя работе, и Лина, перенесшая сильнейшее потрясение, она же чуть не погибла! Да, может, именно это желание любви и бросило нас друг к другу, но ведь это как посмотреть! Учитывая сложившуюся ситуацию, Лина могла попросту соблазнить меня, чтобы потом заставить меня помогать ей (оставим в черных скобках ее так и не озвученный грязноватый шантаж).

Но я почему-то не злился на нее. Да и не боялся вовсе. Не верил, что она, в случае, если я откажусь помогать ей, заявит на меня за изнасилование. Понятное дело, она подстраховалась, обойдя стороной ванную комнату, где могла бы смыть мое свежее ДНК. Почему бы и нет? Откуда ей знать, как я себя поведу, не сдам ли ее? Что ж, она действовала как бы даже правильно, защищая себя. К тому же ее можно было понять. Вряд ли ее, важную свидетельницу, отпустили бы так быстро. И машину бы отогнали в гараж, да и ее бы допрашивали по полной программе. А у нее маленький ребенок в Москве. У нее своя жизнь.

Словом, наблюдая за работой Лаврова, я, как мог, оправдывал себя, находя все новые и новые доводы в свою же пользу. К тому же она была всего лишь свидетельницей, а не подозреваемой. По сути – жертвой. И единственное, что она хотела, это знать точное имя человека, едва не убившего ее. Что в этом плохого или подозрительного?

Хотя вот для меня лично все и без того было ясно (тем более что труп Михи был рядом), что на Лину напал именно Рокотов. Тем более что она в точности описала внешность нападавшего – все приметы совпадали. И что мешало ей просто взять и уехать, помахать мне ручкой, а не усложнять все этими отпечатками пальцев?

Часа через два, измученный своими раздумьями, я свел все то, чего не мог понять в поведении Лины, просто к ее стрессу и на этом поставил для себя точку.

Завершив все манипуляции и уложив все свои инструменты и пакетики в чемоданчик, Лавров сделал мне знак рукой, мол, все готово, после чего мы с ним сели в машину и поехали в город. Заигравшись в частного эксперта, он даже не потребовал от меня, чтобы я показал ему «какой-то там» труп. Ему точно полагался гонорар.

Оставив Лаврова в лаборатории, я поспешил вернуться в лес. Я должен, должен был попрощаться с Линой, я хотел посмотреть ей в глаза. Я должен был, наконец, проверить, не приснилась ли она мне. К тому же я сгорал от желания прикоснуться к ее губам. Сухим и горячим, при воспоминании о которых мне становилось жарко.

Но, вернувшись в лес, я еще издали увидел, что машины нет. Уехала. Не попрощалась. И вдруг я словно окаменел. Нога резко нажала на педаль тормоза. Пот катился по моему лицу. Деньги. Я же не дал ей денег на дорогу! Где она теперь? Судя по всему, тех денег, что она выручила от продажи своих скромных украшений, было совсем мало.

Я позвонил ей. Хотя понимал, что рискую. А вдруг когда-нибудь, при самом дурацком раскладе, когда каким-то изуверским образом кому-то станет известно о существовании таинственного «Фольксвагена» и меня заподозрят в связи со свидетельницей, этот звонок всплывет, как улика? Ну и пусть.

Длинные гудки. Ну, конечно. Ей сейчас, значит, не до меня. Она мчится в свою прежнюю жизнь с единственной целью – забыть о том кошмаре, что ей пришлось пережить.

Я прибавил газу, свернул на лесную дорогу, чтобы поскорее добраться до места, где должен был оставаться труп Михи. Вот если бы я его не нашел, тогда подумал бы, что просто сошел с ума или что меня как-то уж совсем по-крупному и подлому провели, подставили. Разные дурацкие и совершенно бессмысленные предположения зароились в моей голове.

Но труп был на месте. И мне надо было действовать. Я позвонил дежурному, и уже через полчаса на место преступления прибыла вся наша группа вместе с прячущим от меня глаза Вадимом Лавровым, а через четверть часа подъехала и прокурорская машина – колесо правосудия завертелось. Я был наполовину спасен.

6. Лина

Была глубокая ночь, когда я, уже не чувствуя своего тела и изнывая от боли в спине, при свете почти погасшего фонаря положила на свежий холм под старой сосной несколько больших колких и крепко пахнущих хвойной смолой ветвей. Мне бы очень хотелось украсить могилу букетом полевых цветов или венком из ароматной земляничной поросли (картинка, возникшая в моем воображении, вызвала горькую усмешку), но слишком уж быстро наступила ночь, утопив в своей густой синеве и земляничную поляну, и цветущий луг. А лес вообще пугал меня своей жуткой чернотой и странными звуками. Словно с приходом ночи начали просыпаться какие-то неведомые мне звери и птицы. Возможно, по тропинкам блуждал, мучаясь бессонницей, старый лось или вспархивали какие-то ночные птицы.

Я бросила лопату в кусты, достала бутылку с водой и, сорвав порванные резиновые перчатки и бросив их на землю, принялась отмывать руки от земли. Меня колотило. Впрочем, как и все эти последние сутки.

…После того как Дождев со своим коллегой-экспертом покинули место преступления, я, быстро выйдя из леса, села за руль и покатила по объездной дороге к городу. Я уже примерно понимала, где нахожусь и как мне лучше пробраться к центру, к рынку, где мне необходимо было купить шнурки, лопату, резиновые перчатки, простыни или одеяло и фонарь. Купив все это, я вернулась и спрятала машину за густыми зарослями дикой смородины, росшей неподалеку от хвойного леса, где мне предстояло копать могилу.

Прежде чем выйти из леса, я разыскала в темноте свой тайник, раскопала его, извлекла из-под земли сумку, вернулась с ней в машину и поехала в город. Я не могла не попрощаться с Дождевым, я должна была его поблагодарить. К тому же мне просто необходимо было занять у него денег на дорогу. Конечно, мой ночной визит к нему он мог бы расценить исключительно как желание разжиться деньгами, но у меня просто не было другого выбора. Мне надо было срочно возвращаться в Москву.

Оставив на всякий случай машину в соседнем дворе, я вошла в подъезд Дождева, поднялась к нему и позвонила.

Он распахнул дверь.

– Ты?

Он был удивлен, потрясен, он смотрел на меня, как на привидение.

– Господи, как же я рад! Входи! – И он, схватив меня за руку, буквально втащил в дом. – Я уж и не надеялся увидеть тебя!

– Прости меня, Дима… Я приехала поблагодарить тебя.

И тут он, в ярком свете рассмотрев меня, вероятно, выглядевшую как шахтер после рабочей смены в шахте, на некоторое время просто онемел.

– Да что с тобой случилось на этот раз? Где ты была? Почему в таком виде? И что вообще с тобой происходит?

У меня не было ответов на эти вопросы, да и силы закончились. Делиться с ним всей правдой было рано. И хотя меня мучили сомнения, и я совсем не была уверена, что все сделала правильно, и, возможно, Дождев подсказал бы мне более легкий и безопасный выход из создавшегося положения, я посчитала, что недостаточно его знаю, чтобы открыться ему.

– Мне надо в душ, – взмолилась я. – Пожалуйста, ни о чем не спрашивай.

В ту ночь я была на грани как нервного, так и физического истощения. Я так была вымотана, что, забираясь в душевую кабину, оставила двери ванной комнаты приоткрытой на случай, если вдруг потеряю сознание. Предполагаю, что и Дождев, обрадовавшийся поначалу, что заполучил меня на целую ночь, увидев меня, выходящую после душа и едва стоящую на ногах, все понял и, напоив меня чаем с бутербродами, уложил спать.

Думаю, что тогда я и не осознавала, что те двое суток, что я пробыла в другом измерении, перевернут всю мою жизнь и положат начало страшным душевным переживаниям, хронической бессоннице и паутине бессовестной лжи, в которой я с каждым днем буду увязать все больше и больше, пока этот кокон не сомкнется над моей головой.

Утром он разбудил меня поцелуями. Он был так нежен со мной и так прекрасно молчалив, что я не могла не поблагодарить его за это отсутствие вопросов.

– Ты вся переполнена тайнами, Лина, – сказал он, и я, лежа на его плече, готова была разрыдаться. Знал бы он о том, что на самом деле произошло со мной там, в лесу. Понял бы меня или осудил? Скорее всего, он до конца своих дней испытывал бы ко мне отвращение. Подумал бы, что я ненормальная. Что так, как поступила я, не поступил бы ни один нормальный человек.

– У нас у всех есть свои тайны, – сказала я. – Я же тоже ничего о тебе не знаю. Ты молодой, красивый мужчина, а живешь один. Почему?

– Да как-то не сложилось у меня с женщинами. Думаю, ты хотя бы поверхностно представляешь, какая у меня работа. Она отнимает слишком много времени и сил. Не каждая женщина способна принять это и понять.

– Да, я видела много сериалов о ментах…

– Вот ты бы смогла жить со мной, к примеру?

– Не знаю…

Конечно, вежливо было бы сказать, что могла бы. Ну просто так, хотя бы гипотетически. Но я не сказала этого. Не хотела дать ему хотя бы сколько-нибудь надежды на продолжение нашего романа, не говоря уже о том, чтобы поговорить о создании нашей с ним семьи. Все это тогда казалось мне абсолютной глупостью. Мои мысли были заняты маленькой девочкой Ульрикой, Улей, которая ждала меня дома, в Москве. И я должна была торопиться. Наша няня, должно быть, тоже заждалась. Два дня тому назад я, находясь в состоянии сильнейшего стресса, сама позвонила ей и предупредила ее о том, чтобы она пока не звонила. Сказала, что возникли некоторые проблемы и что я ей потом все объясню. Я старалась говорить с ней спокойным обычным тоном, но не уверена, что у меня это получилось.

Почему я не хотела, чтобы она звонила мне? Да потому что не знала, где окажусь в следующий момент и не заберут ли у меня телефон. Конечно, тем, кто заинтересовался бы содержимым моего телефона и списком абонентов и звонков, было бы и без того нетрудно проверить, кому принадлежит номер, по которому я звонила чаще всего. Но все равно не хотелось, чтобы голос нашей няни Марины зазвучал в этом аду.

Дождев приготовил мне кофе. А я сидела за столом возле окна, смотрела на покачивающиеся ветви тополей, окружавших его дом, и думала о том, как же странно устроен человеческий мозг. Я представила себе, что происходит в моей голове во время стресса. Это все равно что взять банку с цветными леденцами и сильно встряхнуть ее – и все леденцы перемешаются. А некоторые и вовсе выпадут из банки. Вот как мои мысли. Какие-то простые понятия на время исчезли из моего сознания, словно часть мозга кто-то заблокировал.

Иначе как объяснить то, что я, оставшись в чужом городе совсем одна и без денег, вместо того чтобы отправиться в банк и сообщить об утере своей карты, не говоря уже о том, чтобы поскорее заблокировать ее (ведь она похищена!) и снять деньги со своего счета, отправилась продавать свои скромные украшения. Хотя, скорее всего, мною тогда двигал страх. Да, точно, страх.

Можно ли было назвать счастьем, что в моей практически выпотрошенной сумке, которую я тогда нашла в траве, остался мой паспорт, а в машине, в складке солнцезащитного козырька – водительские права? Ну, если и не счастьем, то, во всяком случае, хотя бы каким-то везением. Хотя и это слово как-то нехорошо корябает, досаждает. Разве, находясь в аду, можно вообще употреблять такие слова, как «счастье» или «везение»? Случай разве что.

– Вот, – Дождев положил на стол несколько пятитысячных купюр. – Как обещал.

– Лучше бы ты сообразил спросить меня, нет ли у меня в банке денег, – усмехнулась я. – У меня же крышу вчера напрочь снесло. Почему-то подумалось, что раз карты украли, значит, и деньги…

– Это уже неважно. Возьми деньги, они тебе пригодятся.

– Хорошо. Спасибо. Я обязательно верну. А пока… вот… – я сорвала с шеи черный шнурок (что купила на базаре в обувной лавке) с золотым овальным медальоном, в центре которого было выгравировано «Быстра».

– Ого, как красиво! – Дождев подержал на ладони медальон, разглядывая его. – Это не успела продать?

– Семейная реликвия, – сорвалась с губ моя очередная ложь. – Но для тебя ничего не жалко. Как разбогатею, верну тебе и деньги.

– Я не возьму медальон, – он вложил его снова в мою руку. – Тем более что это реликвия.

– Если не возьмешь медальон, то больше меня не увидишь, – сказала я, нащупывая в кармане джинсов еще один шнурок с точно таким же медальоном, на котором было выгравировано «Леда».

Дождев пожал плечами.

– Ладно, возьму. Но с условием, что мы с тобой непременно встретимся.

– Обязательно, – пообещала я, и это было настоящей правдой. Уж с кем-кем, а с Димой мне просто необходимо было встретиться хотя бы еще один раз. Может, и последний. Жизнь покажет.

Перед тем как проводить меня, он предложил заехать и купить в дорогу запеченную курицу, но я наотрез отказалась. Думаю, что я больше вообще никогда не буду покупать эти ароматные жирные куриные тушки – рожа Рокота будет мне мерещиться еще долго.

Я сказала ему, что по дороге заеду в магазин и куплю что-нибудь.

Мы вышли с ним из дома, и я попросила его не провожать меня до машины.

– А где машина-то?

– Да здесь, неподалеку.

Мы обнялись. Я чувствовала, что его просто распирало от желания обрушить на меня ворох вопросов. И чтобы этого не произошло, я почти бегом бросилась от него прочь. Не оглядываясь.

– Я буду ждать твоего звонка, – услышала я за спиной и завернула за угол. Села в машину, завела мотор и рванула с места.

Все, практически все, что запланировала, я в этом городе сделала.

Ни в какой магазин я, конечно, заезжать не стала. Вырвалась из утреннего, плавающего в теплой зеленой дымке городка на широкое шоссе и, кинув долгий взгляд на темно-зеленое пятно дальнего леса, прошептала, глотая слезы:

– Я еще вернусь. Слышишь?..

7. Дождев

Вот так и становятся преступниками. Случайно. Если бы мне сказали, что я способен на преступление, я бы не поверил. Да мне и в голову бы никогда не пришло кого-то там покрывать, скрывать важную информацию. И уж тем более кого-то подкупать. Но я сделал это. И только после того, как Лина уже уехала, когда она была далеко, я вдруг представил себе, что меня подставили, обманули, надо мной посмеялись.

Представить такое полезно хотя бы для того, чтобы почва не ушла из-под ног. С этой позиции очень правильно анализировать собственные поступки. И если ты выглядишь уж совсем дураком, то и винить во всем нужно только себя.

Я слышал, конечно, что мужчины теряли голову из-за женщины. Но не знал, что это колдовство какое-то. Что на какое-то время мой мозг просто перестал работать. Он уснул, позволив гормонам повеселиться на славу.

Чего или кого я теперь должен был опасаться? Только свидетелей, которые, находясь поблизости от машины, видели не одну, а двух девушек. Возможно, это были грибники или влюбленные, решившие уединиться в лесу. Или просто проезжающие мимо места преступления люди. Хотя место, к счастью, было все-таки глухое, тихое.

Быть может, мне просто забыть про Лину? Хотя бы на время? Заставить себя представить эту криминальную историю без нее? Что просто был звонок, анонимный, в котором неизвестный сообщил мне о том, что на лесной дороге обнаружен мужской труп. Вот и все. Вадим Лавров будет молчать, уж такой он человек – верный и порядочный. Быть может, когда-нибудь я расскажу ему все в подробностях, исключительно для того, чтобы подкрепить нашу дружбу, в знак благодарности за его молчание и преданность. Но не буду ли я выглядеть в этом случае как человек слабый и ненадежный?

Появление Лины в моей жизни было как вспышка. Наша встреча, срежиссированная ею, на самом деле выглядела случайной, почти романтической. Красивая девушка, напуганная, потерявшая на время память и в результате оказавшаяся в постели следователя, – все в лучших традициях классических детективов. Я, честно, просто не знал, как мне ко всему этому отнестись и какая роль мне достанется – героя или преступника?

Однако долго размышлять на эту тему я тоже не мог себе позволить – меня ждала моя работа. И приоритетным направлением в ней, конечно, был поиск сбежавшего Рокотова. Наши оперативники просто с ног сбились, опрашивая всех тех, кто мог знать или видеть бандита. Отслеживался также круг знакомых уже покойного Михи. Появились свидетели, которые видели и Рокота и Миху в придорожном кафе, где те покупали еду, сели в старые «Жигули», которые, как потом выяснилось, они угнали у одного пенсионера, продававшего на базаре лук и редиску, и уехали в неизвестном направлении. Видели их и в городе, в аптеке, где они покупали перевязочный материал и септик. Значит, тогда еще Миха надеялся, что выживет, сам себе делал перевязку. Да вот только пулю некому было извлечь. Хорошо еще, подумали мы тогда, что они не нагрянули ночью в больницу, чтобы под угрозой смерти заставить хирургов прооперировать рану. Вот там жертв могло быть гораздо больше.

Составляя схему передвижения бандитов и хронологию событий, я пришел к выводу, что причиной их появления за городом, в лесу, стала поломка старого «жигуленка», который они бросили неподалеку от того места, где потом Рокот и убил своего раненого приятеля Миху, ставшего для него помехой. Но убил не сразу. Скорее всего, оставшись без машины, они двинулись вдоль дороги, в сторону авторынка, где собирались угнать новое транспортное средство. Но, свернув с проселочной дороги к лесу, увидели «Фольксваген» Лины. Скорее всего, Миха отказался идти или просто не мог, и тогда Рокот его прирезал, а сам, чуть ли не перешагнув через своего подельника, направился прямиком к машине, где надеялся чем-то поживиться, а заодно и угнать ее. Лины поблизости не было, она собирала землянику на поляне, что прилегала к лесу. И, возвращаясь, вся такая спокойная и земляничная, к машине, вдруг увидела Рокота, копающегося в ее багажнике. Он увидел ее, погнался за ней, даже повалил на землю, она, если верить ее словам, ударила его по глазам, сломав себе ногти… Я так хорошо себе это представлял поначалу, пока в какой-то момент не засомневался. Как это ей удалось все-таки от него сбежать? Он, такой сильный и беспощадный, мог одной, что называется, левой уложить ее, прибить, прихлопнуть, как муху, прямо на месте. Или она всего не рассказала, или ей действительно повезло и он упустил ее? Конечно, ей повезло, потому что других вариантов предположений просто не могло быть. Договориться с Рокотом невозможно, заплатить ему, чтобы он ее отпустил, – вообще полный бред! Предоставить ему, этому зверю, сексуальную услугу взамен на свободу – об этом вообще не могло быть речи. Если бы он захотел ее, то взял бы силой, а потом прирезал. Нет-нет, Рокот был не по этой части. Убийца, но не насильник. Скорее всего, человек с глубоко травмированной психикой. Родившийся от родителей-алкоголиков, от голода и злости превратившийся в маленького зверька, а потом и в настоящего зверя, он, по свидетельствам тех немногих людей, с которыми он либо рядом проживал, либо сидел, больше всего любил поесть и выпить. Других радостей у него как будто бы и не было. Он даже не курил. И женщины представлялись ему либо источником денег, либо еды. И вот это животное сейчас либо где-то отсиживается, либо кого-то грабит и убивает.

«Я хочу, чтобы этого Рокота… поймали и посадили в тюрьму. Если это действительно Рокот». Впечатлительная и эмоциональная Лина, пережившая шок, наверняка жаждала мести, когда планировала встречу со мной. Нафантазировала себе, как она сама, лично ему отомстит. И я-то ей нужен был лишь для того, чтобы точно узнать имя преступника, чтобы по ошибке не наказать невиновного человека. Вот для чего понадобились отпечатки пальцев бандита на ее машине. Только это приходило мне в голову, когда я вспоминал подробности нашего разговора, какие-то отдельные слова и фразы. Поведение Лины было необычно даже при всех тех драматических обстоятельствах, которые ей пришлось пережить. Другая бы девушка на ее месте, дождавшись, когда бандит будет уже далеко от машины, вернулась бы и ударила по газам! И первым делом отправилась бы в полицию, где написала бы заявление о нападении. Рассказала бы всю правду, объяснила бы, что осталась совсем без средств, связалась бы с родственниками или знакомыми в Москве, чтобы ей перевели деньги на обратный путь. Или же, что было бы куда более естественным в ее ситуации, отправилась бы в дом своей тетки Ирмы, пошла бы по соседям или связалась с подругами тетки, заняла бы у них денег на дорогу. Да вариантов не так уж и мало, когда человеку нечего скрывать.

После того, как я ее отпустил, многие ее доводы и объяснения показались мне ну просто смешными. Она сказала мне, что спешит домой, к дочке, которую оставила с соседкой. Но разве соседка не человек и не поняла бы, насколько серьезна ситуация, что маму девочки чуть не убили!

«Я не готова к тому, чтобы стать официальным свидетелем. И если вы сейчас предадите меня, то я просто буду молчать и не произнесу ни слова. А если понадобится, то скажу, что вы на меня давили… Не знаю, что я сделаю… Но мне нужно вернуться домой. Ну будьте же вы человеком! Помогите мне!»

Да, конечно, бывают различные жизненные ситуации, и ей действительно надо было поскорее вернуться домой. Но, с другой стороны, она же приезжала на похороны тетки, а это все-таки предполагает не один день. Помимо самих похорон наверняка предполагалась встреча с родственниками, нотариусом или адвокатом, чтобы прояснить ситуацию с наследством. Ну и самое главное – Лина приехала в Маркс на собственном автомобиле, что уже свидетельствует о том, что она не особо-то и спешила! Будь ее время ограничено, она бы ехала на поезде, а уже из Саратова до Маркса добиралась на автобусе или на такси. Но она предприняла путешествие длиною в тысячу с лишним километров, что заняло почти двое суток, ну и к тому же характеризовало ее как человека храброго, решительного и сильного. Не каждая девушка отважится отправиться одна так далеко. Мало ли что может случиться в дороге. Так зачем она поехала на машине? Быть может, планировала увезти кое-что из того, что ей полагалось по наследству? Какие-то вещи покойной родственницы?

Чем дальше от меня удалялась Лина, тем все больше подозрений возникало у меня по поводу всего, что было с ней связано – разговоров, событий. Но главное, я потерял покой и в какой-то момент счел себя настоящим преступником. Что я наделал? Зачем ввязался во всю эту историю? И, главное, как мог дать себя, по сути, соблазнить? Попался, как какой-то голодный мальчишка! Да еще утянул с собой Вадима.

Пока прочесывали весь район в поисках Рокота, я решил не терять времени даром и отправился по адресу, где проживала Ирма Круль.

Она обитала на улице Карла Либкнехта, на тихой, прилегающей к центру, тенистой улице, ее дом стоял в ряду аккуратных добротных частных домов.

Я нашел ее адрес быстро, остановился перед запертыми воротами с калиткой, за которыми просматривался белый оштукатуренный дом Ирмы, не зная точно, как буду действовать. Обычно в таких случаях обращались за информацией к соседям. Я так и сделал. В доме из красного кирпича, по соседству, проживала немолодая уже женщина лет пятидесяти. Она открыла свою калитку, и я показал ей свое удостоверение. На ней были голубые джинсы и белый свитер. Подкрашенные рыжеватые волосы были забраны в пучок на затылке. Темные глаза смотрели с любопытством и без страха.

– Мне бы поговорить с вами о вашей соседке, Ирме Круль.

Я бы не удивился, если бы вдруг выяснилось, что я вообще ошибся адресом или что женщины с таким именем вообще не существует. Все информационное поле, оставшееся после Лины, казалось мне зыбким и каким-то опасным. Я был готов к любым неожиданностям.

Однако Ирма Круль действительно здесь проживала, но два дня тому назад ее похоронили на немецком кладбище. Соседка, ее звали Любовь Николаевна, впустила меня к себе во двор и предложила сесть за стол под яблоней. Солнце припекало, на яблоневых ветках среди густой голубоватой бархатистой листвы можно было разглядеть маленькие зеленые зародыши будущих яблок.

– Скажите, Любовь Николаевна, что вы можете рассказать о ее племяннице, Лине Круль?

– О Линочке? Да ничего плохого, конечно! – Соседка заулыбалась. – Она очень хорошая, очень. Судьба у нее трудная, ничего не скажешь, но как-то ей все же удалось устроиться в этой огромной Москве. Зацепиться, что называется. Она и работу себе нашла, и квартиру снимает. И одна, как может, воспитывает маленькую дочку. А почему вы ею заинтересовались? Надеюсь, с ней ничего не случилось?

У меня от сердца отлегло. Значит, действительно Лина проживает в Москве и у нее есть маленькая дочь.

– Какие отношения у нее были с теткой?

– Да замечательные! Лина хоть и бывала здесь редко, сами понимаете, она далеко, но звонила регулярно, поддерживала отношения. И не подумайте, не потому, что она рассчитывала на какое-то там наследство, нет. Лина, она не такая. Просто они с Ирмой были близкими людьми.

– Лина помогала тете?

– Нет, что вы. Наоборот, Ирма помогала ей, переводила время от времени деньги. Ирма была портнихой, и недостатка в клиентках не было, так что она всегда была при деньгах. Женщиной она была одинокой, ей и тратить-то, кроме Линочки и Ульрики, было не на кого. Знаете, она так неожиданно заболела… Ох, такое горе… Лина, к сожалению, опоздала на похороны. Но на кладбище они поехали, купили венок, потом мы с девочками посидели, помянули, я пирогов напекла…

– С какими девочками?

– Ну, с Линой и Танечкой, подружкой ее.

– Понятно… Она родом же из этих мест, да? У нее здесь подруги?

– Да, конечно. Но я имею в виду Танечку, подружку, с которой они приехали.

– Так она приехала сюда не одна, а с подругой?

– Ну да! Они вместе снимают квартиру в Москве, вместе воспитывают Улечку. А что? Почему вас это так интересует? Может, вы мне все-таки объясните? – Любовь Николаевна нахмурилась, напряглась. – С ними все в порядке?

– Да, не беспокойтесь, все в порядке… – Мне стало не по себе. – Скажите, я могу попасть в дом вашей соседки? Мне просто нужно кое-что выяснить. Чтобы официально туда попасть, мне надо все оформить, а на это уйдет время…