Город без весны
В Городе с нетерпением ждали тепла. Холодная вьюжная зима сдавала один рубеж за другим: затупились иглы колючих морозов, затихли метельные круговороты, подёрнулись траурной каймой остатки рыхлого ноздреватого снега, а на асфальте изредка стали появляться зеркала первых мелких луж. Солидные экспозиции сосулечного многообразия предстали перед глазами прохожих: от длиннющих голубоватых конусов до прозрачных гребней по семь-восемь ледяных сталактитов в ряд.
По утрам ленивое солнце едва просвечивало сквозь плотную завесу облаков. Но вот, словно повинуясь невидимому космическому реостату, оно постепенно прибавляло свечения и тепла, и к середине ещё по-зимнему короткого дня повсюду слышался игривый перезвон предвесенней капели.
Но всё равно зима не торопилась на покой. Тонкой корочкой льда цеплялась она за поверхность воды, таилась в углу двора кособоким сугробом, зияла лысинами льдин под стоками водосточных труб. Однако сделалась королева холода уже слаба и потому не могла защитить от таяния внушительные наметенные бастионы. Три долгих месяца продержались они на улицах, но вот наконец отяжелели и покосились под напором могучей оттепели.
Покидая насиженный город, зима печалилась, хмурила пасмурные брови туч, бессильно сыпала легкой порошей. Власть её, увы, скоротечна: настала уже инвалидность, а вскоре грядёт и полная беспомощность. Не удастся сохранить возведённые с немалым упорством белые крепости, где раздухарившиеся мальчишки проводили время в яростных снежных баталиях. И ледяные горки пришла пора оплакать: раскатанные блестящие спуски протёрлись до земли и асфальта, обзавелись черными проплешинами, хотя еще недавно дарили столько забав краснощёкой детворе.
И еще скорбела низложенная снежная королева об исчезающих рисунках инея на окнах. Много дней она в творческом порыве вдохновенно выводила замысловатые фантасмагорические арабески. Ни разу не повторялись узорчатые картины, выставленные в обрамлении оконных и витринных рам, словно на роскошном вернисаже.
А жители Города ждали тепла.
Современные горожане, умные и просвещённые, стали практичными и прагматичными. В этом заключались их сила и их несчастье. Люди изгнали из своих душ чувства, которые могли внести разлад в реализацию грандиозных планов, в достижение великих целей. «Наша жизнь и так сложна, – твердили они. – Не хватало ещё, чтобы какие-то чувства – хрупкие, нелогичные и плохо формализуемые – вмешивались в точные математические выкладки. Они легко могут спутать расчёты и прогнозы. Ведь чтобы в разумные сроки прийти к желаемому результату, требуется длинный ряд заранее определенных, тщательно продуманных, хорошо спланированных действий».
Сначала надо ползать и «агукать», есть строго по часам, вовремя отрыгивать, проситься на горшок; лепить из пластилина полагается только на специальной подставке, и ни в коем случае нельзя рисовать на новых обоях в гостиной.
Следующий этап – на «хорошо» и «отлично» учиться в престижной школе. Усерднее, чем свой родной, изучать иностранный язык. Овладевать премудростями сетевого общения, ориентироваться в хитросплетениях Всемирной паутины, сайтах, блогах и чатах лучше, чем в собственном дворе. С полной отдачей заниматься каким-нибудь видом спорта, да хоть шашками. Петь, танцевать, играть на музыкальном инструменте так, чтобы были довольны придирчивая мама и её ближайшая подруга. И, конечно, не ковырять при посторонних пальцем в носу и тарелке.
Поступить на работу в солидную, надёжную фирму – вначале, быть может, и на скромную должность курьера. Стараться всем улыбаться. Научиться водить автомобиль, чтобы понять, как тяжело в перенаселённом городе найти бесплатную парковку. Посещать концерты и выставки, о которых пишут в глянцевых журналах. Взять в аренду неудобную малогабаритную квартиру в пропылённом, но элитном районе, вблизи от офиса. Купить машину, соответствующую статусу, и тут же поцарапать её блестящие двери и крылья о ближайший забор.
Всем улыбаться. Играть в большой теннис, мини-гольф и кататься на горных лыжах в яркой, самой модной в этом сезоне одежде. Объездить как минимум пять стран и пару архипелагов в южных морях по горящим дармовым путевкам. Грамотно составить брачный контракт и незаметно для родственников отметить его вступление в силу. Собрать колоссальное количество бумаг и спокойно, без суеты и нервного копанья в портфеле, объяснить недоверчивому клерку, почему вы решили взять ипотечный кредит именно в их банке.
Обставить приобретённые апартаменты шикарной, стильной мебелью, которую за немыслимый гонорар помог выбрать известный, странного вида дизайнер. Напичкать комнаты, кухню и даже санузел всевозможными чудесами современной бытовой техники, доступными в кредит.
В раздражённом, подавленном настроении выплачивать баснословные проценты за всё то, что с таким рвением приобретал и распихивал по углам новой многокомнатной квартиры. С великим сожалением регулярно оплачивать неизбежные страховки. С ещё большим огорчением платить всё возрастающие налоги. Потратить уйму драгоценного времени, нервных клеток и физических сил, чтобы меньше платить за страховки. Найти относительно безопасный способ, чтобы уклониться от уплаты большей части столь обременительных налогов. Ладить с опостылевшими сослуживцами в баре после окончания напряжённого рабочего дня. Делать вид, что усиленно, в поте лица вкалываешь, даже когда и не думаешь трудиться. Заслужить авторитет среди младшего персонала. Проходить положенный медосмотр раз в пять-десять лет. Всё время улыбаться.
Почтительно кивать и не дёргаться, когда тебе беспричинно выговаривает злобный шеф. Не бояться внепланового сокращения и увольнения с формулировкой «по собственному». Приобрести по случаю заброшенный участок на самых дальних задворках империи. Начать строительство дома. Вдумчиво и внимательно перечитать брачный контракт. Отказаться от возможного развода. Чертыхаясь и потея, продолжить строительство загородного дома. Улыбаться, всё время улыбаться.
Начать бороться с лишним весом – под олимпийским девизом: «главное не победа, а участие». Купить абонемент со свободным посещением в ближайший к дому тренажёрный зал, но вовсе в нём не появляться, каждый раз откладывая первую тренировку на ближайший понедельник. Переехать в новый комфортабельный, хорошо кондиционируемый офис. Довести коллекцию дисконтных карточек в портмоне до количества книг в доме. Сменить галстуки на более стильные модели, которые носят звёздные киноактёры. Тусоваться в популярных ночных клубах, боулингах и бильярдных, чтобы не проводить вечер дома, в кругу издали обожаемой семьи. Приобрести «кое-что» на сезонной распродаже, обновив почти весь свой гардероб. Помочь чем можешь попавшему в затруднительное финансовое положение старому другу – то есть бесплатным советом. Открыто не спать на многочасовых совещаниях. И улыбаться, улыбаться, улыбаться…
Вот так примерно рассуждали люди, и понятно, что в столь пёстром калейдоскопе приоритетных дел и первостепенных обязанностей для чувств не осталось места. Не дай Бог, они бы вмешались, внесли разлад, а то еще чего хуже – увели бы стройное течение хорошо запрограммированных поступков в неподходящее русло! Нет, жители благополучного города вовсе не жалели о лишённой чувств, опустошённой душе. Им было не до этого. У них имелось достаточно более важных проблем.
Известно ведь, что эволюция всё же оставила человеку некоторые рудименты – аппендикс, например, или третье веко. Вот и душу ничтоже сумняшеся причислили к их числу. И больше не обращали на неё особого внимания.
А вместе с отвергнутой душой людей безвозвратно покинула любовь. Здравый смысл, точный расчёт и верный прогноз с ней не ужились. В их жёсткие рамки никак не вписывалось чувство, привносящее в жизнь внезапные порывы, пламенные страсти, бескорыстные жертвы, слепое доверие, душевные терзания и роковые ошибки.
Люди, конечно, женились и выходили замуж, рожали детей и имели внуков. Но это обходилось без тени, без капли чувства. Без того отголоска внутри, от которого волнуется кровь, учащается пульс, а в глазах появляется блеск.
Чтобы брак сложился удачно, опытными психологами были составлены хитрые опросные листы и разработаны толстенные анкеты. После кропотливого заполнения эти бумаги обрабатывал супермощный компьютер. Он всё тщательно анализировал, сравнивал и, наконец, находил в огромной базе данных оптимального партнера. В отличие от рефлексирующих, подверженных напрасным метаниям людей, надёжная и проверенная электронно-вычислительная машина никогда не ошибалась, каждый раз подбирая, вне всякого сомнения, самый лучший для удобного совместного проживания вариант.
Собственно, высокоразвитый ум руководил в Городе всеми процессами. На любой жизненный случай был установлен чёткий регламент, составлен свод строгих правил и справедливых законов. Инструкции требовалось неукоснительно выполнять, чтобы занять достойное место на упорядоченной иерархической лестнице. Вот тогда можно будет ощутить заслуженный почёт в елейных приветствиях бедных родственников, узреть отблеск собственной значимости в глазах завистливых подчинённых.
Итак, в планах жителей добротно оборудованного Города значился приход весны. Хотя, честно сказать, цветущая, озорная шалунья-весна не была им так уж сильно нужна. Просто, будучи до мозга костей прагматиками, они отчётливо осознавали все её очевидные преимущества. Зимой ведь куда холоднее, более ветрено, снежно. Сугробы растут, словно тесто на дрожжах, среднесуточная температура опускается ниже нуля. Увеличивается вероятность какой-нибудь противной инфекции или простуды, и, чтобы не заболеть респираторным заболеванием, приходится носить гораздо больше тёплой одежды. Чтобы надежно защититься от злых метелей и кусачих морозов, нужно выделять из семейного бюджета дополнительные средства на обновление гардероба. Конечно же, эти обстоятельства имели значение для привыкших ответственно относиться к деньгам горожан.
К тому же в зимний период муниципальным органам приходится усиленно бороться с последствиями снегопадов, гололёдов и гололедиц. Это ведёт к дополнительным ассигнованиям на уборочную технику, увеличивает финансовую нагрузку на городской бюджет. А кроме того, в холодное время года так сильно возрастают коммунальные платежи…
В общем, у современных людей все выгоды весны были просчитаны до последнего знака в последней графе последнего листа последнего гроссбуха. А весна всё не приходила. Над притихшим Городом плыли и плыли угрюмые свинцовые тучи. Они проливали на голые окрестности мелкие холодные дожди, засыпали площади быстро тающим мокрым снегом. Потом вдруг снова подмораживало. Порывистый ветер что есть силы раздувал ноздри. Иногда начиналась короткая слезливая оттепель. Одноглазое солнце с трудом, будто нехотя, проглядывало сквозь неприступный конвой серых облаков. Словно заключённый, осуждённый на пожизненный срок, оно бросало на землю тусклый равнодушный взгляд и затем снова исчезало в дождливой пелене.
Сивые насупленные тучи всё ползли по низкому небу, и постепенно стало казаться, что этому мрачному, давящему на серый Город каравану не будет конца. Дни плаксивых дождей сменялись неделями висящей в воздухе измороси. По вечерам она трансформировалась в плотный, густой молочный туман, который обволакивал все предметы, стирал яркие краски и размывал чёткие очертания. Ночами лёгкие заморозки, словно заправские полотёры, бесшабашно лакировали дороги скользкой гололедицей. Пустынный Город за несколько часов превращался в один сплошной блестящий каток. Потом снова оттепель… Так всё шло и шло по противному, изрядно надоевшему кругу.
Теперь точно не вспомнить, кому первому взбрела в голову эта сумасшедшая мысль. Но кто-то предположил, что снова началась осень. Только представьте себе: осень! Опять пришла тоскливая осень! Пора увядания вернулась сразу после ухода искрящейся красавицы-зимы. Это казалось чистым абсурдом, кошмарной бессмыслицей, нонсенсом. Но почки на продрогших деревьях так и не набухли, не распустились на голых кустах клейкие листья, земля не протянула к небу тонкие дрожащие пальцы молодой травы. Не вернулись из дальней дали говорливые птицы. Да и разочарованное солнце прекратило тщетные попытки греть сильнее, покинуло небосвод.
А главное, совсем не ощущался свойственный ранней розовощёкой весне запах, который быстрее и точнее всего возвещает о её приходе. Не чувствовалось в сыром прохладном воздухе того самого божественного, восхитительного аромата, который не поддается описанию словами ни на одном языке мира. Этот особенный воздух, посвежевший и помолодевший одновременно, можно вдохнуть, если в начале весны выйти из душного помещения на улицу с непокрытой головой. Но не было его в Городе, не было!
Всё так же барабанящие ливни сменялись вялыми снегопадами. Проходили злобные седовласые вьюги, и снова заряжали заунывные дожди. На два долгих месяца вернулась промозглая, безрадостная осень. Возможно, самая паршивая и отвратительная осень за весь период наблюдения за погодой. Это была жалкая осень без проблесков света и лучей надежды. Непричёсанная, полинялая осень без пёстрых красок листвы и ярких, манящих закатов. Глухонемая осень без прозрачных, а потому по-особенному праздничных, восторженных, коротких солнечных дней. Тех дней, когда, кажется, какой-то вдохновлённый художник самозабвенно пишет кистью хрустальные звуки.
Обнажённые сады и парки не устилал ковер облетевшей листвы. Рябины не полыхали, берёзы не желтели, клёны не пестрели яркой осенней палитрой. В этой серости и слякоти невозможно было задуматься, замечтаться, погрустить о чём-то дорогом и близком, отцветающем, навсегда покидающем бренный, суетный мир. Ведь на самом деле ничего не уходило, не покидало и не отцветало. Всё вокруг просто кисло противной банальной квашнёй, хлюпало и чавкало под ногами, мерцало в воздухе холодной капельной взвесью.
Лиричная и лукавая весна не явилась и через два месяца. Зачем она горожанам, которые изжили нежные чувства и прогнали пламенную любовь? Люди стали равнодушны и рациональны. Они подчинили трепещущее сердце стальному разуму, и разум победил взволнованное сердце. Целью стало размеренное, расписанное по шагам, запрограммированное существование. Лишившись богатства ощущений, люди перестали отличать своё убогое прозябание от полноценной, полнокровной жизни. Ведь только чувства не позволяют человеку уподобиться машине, шаг за шагом выполняющей заложенную в неё программу.
Развитие личности стало напоминать выполнение определённого набора миссий в современной компьютерной игре. При рождении ребёнка авторитетный консилиум создавал для него личную стратегию, определял уровень сложности и выдавал запас жизненной энергии. Дальше пошло-поехало: в одной руке мышка, в другой джойстик. Крути, верти, человечище, продвигайся вперёд, пробивайся наверх. Набирай нужные очки, штрафуйся, переходи с уровня на уровень с призовым бонусом – или откатывайся назад, если не можешь приспособиться и смириться с жестокой действительностью, не умеешь играть по её бескомпромиссным правилам, рассчитывать оптимальную стратегию боевых бизнес-действий.
Настырно, шаг за шагом продвигайся к намеченной цели. Планомерно и настойчиво отмечай чёрным маркером в таблице, прикреплённой над рабочим столом, успешно завершённые миссии. Отлично закончена школа – плюс. Университетский диплом получен – плюс. Первая работа по распределению – минус. Переход на второе место службы – плюс. Первое мини-авто – минус. Молодая жена – плюс. Вторая машина – плюс. Собственная квартира – плюс. Вторая жена – минус, и тому подобное, и так далее до появления на экране монитора тусклой мерцающей надписи: «КОНЕЦ ИГРЫ».
Так зачем в этом киберчеловеческом пространстве будоражащая красавица-весна? Кому она нужна? Комфорт, разнообразные заманчивые удобства, безупречный сервис, карьерный рост, круглосуточная доставка заказов любой сложности по указанному адресу… Где в этой отлаженной системе место для синеглазой весны с курчавой головой? А весна без первой влюблённости и страстной любви? Такое явление противоречиво и уродливо по своей сути. И природа, та благосклонная природа, которая породила когда-то человека, всерьёз разозлилась и отвернулась от него.
Белокурая весна так и не пришла. Она осталась там, где по-прежнему существуют одержимые счастливцы, мающиеся от нелогичных чувств. Ведь только на таких людях и держится то светлое и вечное, что ещё осталось в этом ограниченном, регламентированном, хорошо отформатированном мире.
Что? Город? Ах да, Город! Да не всё ли равно, что с ним стало. В нём ведь уже не будет опьяняющей прелестницы-весны. Радостные зелёные газоны не зажелтеют акварельными пятнами одуванчиков. Ровно подстриженные парковые кусты не покроются белой сыпью мелких цветов. Горожане будут навсегда лишены тёплой душистости оттаявшей земли и упоительного благоухания сирени. Город не услышит радостных птичьих трелей. Всё великолепие природы, которая медленно и лениво оживает после долгого зимнего сна, пройдёт мимо него. А потом пасмурный город не увидит жаркого лета, веснушек васильков в окрестных ржаных полях. Томительный июль не поднимет метель из тополиного пуха. Не пронесётся цветная пурга по его заросшим садам и благородным скверам. Так стоит ли вспоминать о нём? Он этого вряд ли заслуживает.
Звёзды
Их было четверо – закадычных друзей. Они долго вместе шли по извилистой жизненной дороге в поисках удачи. Никому из них никак не удавалось отыскать свою звезду, увидеть её пленительное путеводное сияние. Им было трудно найти себя в суетной жизни, которая то и дело ставит основные понятия с ног на голову, по настроению и прихоти меняет с трудом выбранные приоритеты и тасует законы, словно колоду краплёных карт. Жизнь эта, казалось им, в своей основе напрочь лишена каких бы то ни было моральных принципов и идеалов.
Однако они смогли сохранить тепло души, надежду и веру. Каждый из них верил в свою звезду… Вот-вот она взойдёт над пустынным сонным горизонтом и осветит унылое существование долгожданным светом радости и счастья. Но нельзя покорно ждать своей участи, не годится безраздельно вверять бразды правления слепой судьбе.
В поисках затерянного где-то звёздного счастья они упорно бродили по белому свету, внимательно прислушиваясь и присматриваясь. Эти четверо плохо ориентировались в хитросплетениях окружающей действительности, однако не потерялись, а потому жили и старательно искали.
Они долго скитались под безликим, скучным небом, заполненным свинцовыми легионами туч. Короткие дни были серы и пресны, длинные ночи – муторны и безлунны. И только во время быстротечного августовского звездопада с чёрного неба вдруг срывались маленькие звёздочки чьих-то несбывшихся надежд. Они чиркали яркими полосами и бесследно исчезали во мраке тревожной воровской ночи.
Зябкими вечерами верные друзья грелись у потрескивающего костра и вели бесконечные разговоры. Они витиевато размышляли о смысле жизни, но при этом искренне верили, что уж их-то звёзды, однажды взойдя над горизонтом, будут всегда сиять для них негасимым светом. В промозглые осенние дни, когда шелест опавших листьев сливался с плачем дождя, эта непоколебимая вера согревала продрогшие тела и мечущиеся души.
Но вот однажды один из друзей заметил в сгущающихся сумерках яркую, трепещущую от только что выпавшей росы звёздочку: она призывно сияла сквозь ветви деревьев откуда-то из самой чащи леса. Не раздумывая ни секунды, позабыв обо всём на свете, Первый бросился за мелькнувшим светом, оставив озадаченных спутников в полном недоумении. Он бежал, отводил от лица обеими руками больно хлещущие, мокрые стебли травы и жёсткие ветки кустов. Он продирался через преграждающие дорогу буреломы. Он нёсся стремглав сквозь густые заросли непролазного кустарника, не желавшего его пропускать.
Временами мерцающий свет ненадолго исчезал из вида, и Первый, страшно волнуясь, с удвоенной силой искал желанный отблеск. Он так долго надеялся на чудесное явление своей звезды, столько всего выстрадал за годы томительного ожидания, столько раз был на грани отчаянья! Он не мог потерять её именно теперь, когда она была так близка. Всё, что угодно, – идти за ней, бороться за неё со всеми злыми силами и недругами в мире, – лишь бы она не пропала, лишь бы не зашла за горизонт, не растаяла в туманной предрассветной дымке.
Вот ощетинившийся лес начал медленно, как будто нехотя расступаться. Влекущая звезда становилась всё ближе, её сияние делалось ярче и нестерпимей. Волнение усиливалось, минутами Первый просто задыхался, хватал полной грудью холодный осенний воздух. Наконец он достиг мечты…
То, что он поначалу принял за долгожданную звезду, оказалось просто-напросто гнилушкой, светящейся в ночном мраке. Первый долго стоял над ней как вкопанный. Широко расставленные гудящие ноги одеревенели от изнурительного бега. Тряслись сжатые до боли в суставах, побелевшие кулаки. Остановившимися глазами он тупо смотрел перед собой и никак не мог поверить, что его мечта, его надежда, его пленительная звезда оказалась всего лишь болотной гнилушкой.
Готовое разорваться сердце, казалось, расширилось, раздулось до невероятных размеров, словно перекачанный воздушный шар, ему сделалось так тесно в сжимающей со всех сторон рёберной клетке…
Время шло, отстукивая в висках оглушительный ритм, а Первый был не в силах даже пошевелиться. Он неподвижно, словно каменное изваяние, стоял и смотрел в пространство невидящим взором. В душе осталось единственное желание: во что бы то ни стало вернуть мерцающий свет далёкой звезды.
Вдруг он заметил вдалеке ещё один сияющий огонёк! Не помня себя от радости, Первый вновь кинулся к непреодолимо влекущему призрачному свету.
Но и это оказалась обыкновенная светящаяся в ночи гнилушка…
Он не хотел, не мог поверить в происходящее и всю долгую безумную ночь метался по заросшему лесу от одной блестящей точки к другой. Как загнанный зверь, не чувствуя боли, не замечая полученных ран и струящейся крови, он был нацелен лишь на одно – спасти взлелеянную, но ускользающую мечту.
Увы, среди мерцающих огоньков не было его путеводной звезды. Прозаические болотные гнилушки обманчиво сияли во мраке таким, казалось бы, искренним и тёплым светом.
Верные друзья нашли его только ранним утром, когда с робкими лучами солнца по всему болоту погасли ночные светящиеся точки. Первый сидел на пыльной обочине, прислонившись спиной к замшелому придорожному камню, и смотрел в чащу леса отрешённым взглядом. Никакие уговоры, никакие разумные доводы не сдвинули его с места.
Жизнь и прежде не баловала радостями и роскошью. Но всего лишь одна ночь глумливо-подлого обмана сломила его окончательно. Это была последняя предательская капля, упавшая в переполненную чашу невзгод. Смертоносная, всепоглощающая горечь выплеснулась в душу, опустошая и уничтожая то светлое и живое, что тщательно лелеялось все прожитые годы. Он потерял сначала хрупкую надежду, а затем и так долго сберегаемая вера покинула его.
Та беспощадная ночь сделала из Первого духовного старца, ни на что более не способного. Да, в бурлящем страстями, предательском мире бродят ещё одинокие пилигримы, и порой они находят долгожданное затерянное счастье, и встречают сияющие, немеркнущие звёзды своей мечты… А ему – ему теперь хотелось лишь тишины, спокойствия и полного одиночества. Чтобы никто и ничто не напоминало о прошлых надеждах и желаниях.
Единственной его отрадой и жизненной пристанью стали теперь поздние безлунные вечера. В это время на болоте сквозь медленно сползающий туман можно разглядеть трепещущий блеск светящихся точек, так похожий издали на свет прекрасных звёзд…
Их осталось трое. Но им не суждено было долго идти втроём. Поздним вечером они в очередной раз сидели у догорающего костра. Дрова медленно превращались в кучку раскалённых углей и золы, а размеренно текущий разговор – в череду задумчивых взглядов и затянувшихся пауз. Второй из оставшейся троицы загляделся в бездонное небо, которое тёмным бархатным колпаком нежно накрывало засыпающую землю.
Величественная красота бесконечного пространства завораживала. Но вдруг будто мощный электрический разряд пронзил его тело… Глазам стало больно от невиданного ярко-голубого сияния. Великолепная звезда полоснула по диагонали через весь небосвод и упала где-то совсем неподалёку. Это был один миг, всего лишь миг, очаровавший его и погрузивший в трепет. И Второй устремился искать свою несравненную звезду, скатившуюся, казалось, за соседний лес.
Он искал её всю оставшуюся жизнь. Его встречали в этих местах измождённым стариком с длинной белой бородой и воспалёнными, глубоко запавшими, обезумевшими глазами. Он ходил по окрестным деревням с огромным посохом, зажатым в жилистой дрожащей руке, и худосочной полотняной котомкой за сутулой спиной. Местных жителей он бесконечно расспрашивал о некогда упавшей где-то здесь загадочной звезде.
Вначале над ним только безобидно посмеивались – мало ли бродит по земле всяких чудаков, и не таких видывали. Иногда его скудно кормили, пускали в дом, слушали, улыбаясь, его удивительный рассказ о прекрасной звезде. Изредка, в непогоду, ему позволяли оставаться на ночлег.
Шли годы, его постепенно стали считать больным стариком, скатывающимся к неизбежному сумасшествию. Уже, от греха подальше, ему не давали переступить порог обитаемого жилища. Женщины, завидев его на дороге, прятали по домам играющих на улице ребятишек, наглухо запирали ворота и калитки.
А потом кто-то – то ли случайно, то ли по злому умыслу – распустил слухи, будто он проклят на вечные скитания. Якобы в благополучные дома, где останавливается, он приносит несчастья, а деревню, приютившую его по доброте душевной, одаривает многолетним голодом и неурожаем. К тому же, говаривали досужие люди, от его безумного пронизывающего взгляда дохнет скотина, а дети начинают хворать.
Теперь его стали гнать отовсюду. Мечтать о ночлеге в ненастные ночи уже не приходилось. При его приближении цепные собаки как по команде поднимали вой, а дети, громко хохоча и дразнясь, беспрепятственно бросали в него палки и камни.
Второй умер тихо, привалившись к плетню на окраине одной маленькой деревушки. Несколько самых сердобольных и богобоязненных сельчан отнесли его легковесное, настрадавшееся тело за деревню, на опушку леса, выгоревшую когда-то, как говорили старики, в результате жуткого пожара.
Там, чтобы лишний раз не копать могилу, его опустили в глубокую круглую яму, не то вырытую невесть кем, не то появившуюся по неизвестной причине в одну ночь со знаменитым зловещим пожаром. Креста на могиле не поставили, а чтобы покойник после смерти не бродил по окрестностям, не пугал никого и не приносил местным жителям новых бед, привалили могилу большим камнем. Эту глыбу, отливающую холодным серебристым блеском, подняли со дна той самой ямы. И в первую же ночь, к неописуемому ужасу суеверных жителей, камень пронизал темноту бледно-лунным слепящим светом.
С тех пор место объявили проклятым и запретным. Со временем оно обросло жутковатыми легендами, и ещё долгие годы эти россказни наводили на людей животный страх.
Больше всего доставалось путникам, которые принимали яркое свечение за огонь человеческого жилья и в надежде на желанный ночлег сворачивали с дороги. Всю безумную ночь в панике плутали они по лесу под впечатлением от холодящей кровь картины – одинокой, светящейся лесной могилы.
Самые невероятные слухи стали расползаться по округе. Матери пугали этим местом своих недотёпистых отпрысков и строго-настрого запрещали детям приближаться к злополучной поляне, где покоилось тело бедного искателя звезды счастья. Находились и очевидцы того, как однажды прямо с неба упала огромная звезда, осветив всю округу ярким сиянием. Никто, правда, им особенно не верил.
А двое верных друзей не осуждали товарища, покинувшего их в одночасье. Они-то знали, что он не потерял разум и не получил проклятия. Потому что тоже видели его звезду, которая однажды вспыхнула и через миг упала как будто бы за ближайшим лесом.
Эти двое продолжали свой нелёгкий путь. Они шли бесплодными пустынями неудач, мрачными лесами забвений, выжженными степями напрасных стремлений, длинными дорогами огорчений. Их больно хлестали дожди горьких слёз, окутывал плотный туман сомнений. Но и голос надежды звучал для них в дороге, и потому они упорно шли и шли вперёд.
И вот однажды их взору предстал раскинувшийся в живописной долине город. Он сиял и переливался разноцветными огнями, утопал в густом аромате чудесных цветов и вечнозелёных кустарников. Окружали город коромысла семицветных радуг.
Радость наполнила исстрадавшиеся, соскучившиеся по красоте и человеческому теплу души путников. То была радость долгожданной, доставшейся большой кровью победы. Они стояли на горе, подставив лёгкому, тёплому ветру просветлевшие лица, и с высоты рассматривали утопающий в яркой зелени город. Друзья не пытались скрыть слёз счастья, растирая их загрубевшими пальцами по запылённым, обветренным щекам.
Подойдя к городу поближе, они разглядели стройные, устремившиеся в небо великолепные дома; многочисленные вывески переливались разноцветными оттенками, роскошные витрины сияли яркими огнями. Подобной красоты они доселе не видели, да и не могли представить, что где-то в мире существует такая роскошь.
Широкие проспекты блестели, как будто их только что натёрли воском и отполировали. Улицы и переулки буквально лучились чистотой и порядком, стены и заборы были заботливо выкрашены в радующие глаз цвета. С первого взгляда стало понятно, что это и есть город долгожданного счастья. От сияющего, словно улыбающегося города, его изумительных гордых построек, даже от простых булыжников на мостовой, аккуратно подогнанных друг к другу без единой зазоринки, невозможно было отвести взгляд. В одно мгновение город заворожил, очаровал странников.
Они ожидали увидеть на залитых солнцем улицах приветливые, радостные лица горожан, услышать весёлый детский смех, оживлённый гомон на базаре… Однако город, к их великому удивлению, оказался наполнен угрюмыми, сосредоточенными людьми. Горожане спешили по неотложным делам, смотря только себе под ноги, тихо перешёптывались со знакомыми не поднимая головы, приценивались к каким-то вещам, почти не глядя на покупки, общались друг с другом сквозь тёмные стёкла очков, даже не пытаясь заглянуть в глаза собеседника.
