Ленин

Вот и подошла к концу моя почти что трехмесячная эпопея с, чего уж там, одним из самых масштабных, самых требовательных, самых хватит-я-больше-не-могу текстов в моей жизни. «Ленин» Льва Данилкина доставил мне целый ворох самых разнообразных эмоций: от искреннего наслаждения и восторга вплоть до немого беспомощного крика и ипохондрии. Забегая наперед, могу точно сказать, что этот опыт запомнится мне не только этими психоэмоциональными качелями; он совершенно точно займет в моем образовании и культурном бэкграунде важное и полезное место. В конце концов, даже если скептически относится к тезису, что историю своей страны нужно знать, можно достаточно уверенно заявить, что ТАКУЮ историю такой страны можно и нужно хотя бы узнать (с вами случилась игра слов). И именно таким любопытным, всего лишь жаждущим немного узнать, я приступил к чтению «Пантократора солнечных пылинок» (альтернативное название биографии) очень мной уважаемого Льва Александровича Данилкина. Но так получилось, что одет я оказался совсем не по погоде. Литературное путешествие, которое создал Данилкин, оказалось гораздо более жестким, а где-то даже жестоким к «да мне просто интересно почитать». Но, обо всем по порядку, и начнем, пожалуй, с самого автора.Кто не знает, многие годы назад, когда трава еще была зеленее, а Биг-Мак стоил всего… В смысле, что это? Ладно-ладно, в общем давным-давно, Лев Данилкин был штатным литературным колумнистом печатного журнала «Афиша» и, ничто, слышите, абсолютно ничто не указывало на то, что годы спустя этот человек создаст монструозный талмуд, по своей фактической проработке пугающий даже опытного читателя. Данилкин сам признается в послесловии, что, мол, ну а что делать, да, прочитал все 55 томов полного собрания сочинений Владимира Ильича. Ну да, и еще примерно столько же томов сопутствующих материалов. Понимаете, да, для многих, в том числе, для меня это просто 2 года чтения. А для него – подготовка к книге. Но, как я отметил выше, кредит доверия к Данилкину был очень высок. В конце концов, именно благодаря его рецензиям, я открыл для себя огромное количество новых авторов, многие из которых стали для меня литературными кумирами. А то, что человек так готовится, почти по методу Станиславского, к написанию биографии – что же в этом плохого? Даже наоборот, здорово (но немного пугает, ничего не могу с собой поделать).Полное погружение в жизнь Ленина сопровождается не только тем, что Данилкин прочитал все его труды. Хотите верьте, хотите нет, но он и посетил абсолютно все доступные (некоторые не очень) места, в которых Владимир Ильич жил-писал-работал. И для понимания масштаба, а многие, в том числе и я, не понимают этой географии, это абсолютно феноменальный маршрут. Это, как и крупные европейские города (Лондон, Париж, Женева, Цюрих, Брюссель, etc), так и, например, пригород Кракова, швейцарская городская деревушка Зеренберг и, конечно же, остров Капри. Россия тоже не отстает: каждый домик, каждая деревушка, в которой Ленин был в диапазоне своей общественной и не очень деятельности – везде Данилкин побывал. И это еще бОльшие расстояния, от Самары до Симбирска. Дача на границе с Финляндией, где Ленин жил и работал в 1905-1907 – нет проблем. Подмосковная дача в Костино в начале 20-х – окей, это просто, я доеду на такси. Крошечная Алакаевка, где Ленин просто провел какое-то время в самом своем детстве – хорошо, я поеду на автобусе и пойду пешком, если туда не ходят поезда. Честно говоря, может создаться впечатление, что это too much, Лев, ты нас пугаешь, остановись. Но Данилкин идет по биографии Ленина с маниакальной точностью и достоверностью – в этом смысле его «Ленина» можно помещать в Палату мер и весов. Если вам нравится в нон-фикшнах подобная достоверность – добро пожаловать. Эта книга точнее, чем швейцарские часы.И да, пускай у вас не создается впечатления, что подобная проработка материала вызывает какие-то сложности у читателя. Вовсе нет, возможно, это вообще какой-то мой пунктик на этот счет, как потребителя в основном художественных произведений. Сложность может возникнуть разве что от объема (900 страниц) очень насыщенного информацией материала – это да. Но в остальном, как биография, «Ленин» мог бы быть прекрасным примером того, как и должен работать биограф. Вот как, например, самый знаменитый биограф Запада Уолтер Айзексон работал над биографией Леонардо да Винчи? Сколько информации там потерялось и до сих пор не нашлось? Искал ли их Айзексон? На счет него не знаю, но Данилкин нашел даже то, что немного занесло песком времени. В этом смысле, если вам нравятся исторические книги с точной хронологией, и вам очень важно знать по каким именно улицам Москвы Ленин учился кататься на велосипеде в 1894 году – опять же добро пожаловать. Так, а в чем тогда моя проблема?Язык. Я, признаюсь, не большой чтец биографией, не совсем знаю, как они пишутся, сколько там субъективизма можно насыпать на поле сухих объективных фактов. У меня есть представление как должен выглядеть такой вот «сухой объективный» нон-фикшн – это «Падение Третьего Рейха» Уильяма Ширера; книга, в которой автор – учитель истории, который дает истории самой говорить за себя. У Данилкина совершенно другая метода. Во-первых, он настоящий интеллектуал, его словарный запас пугающе огромен. В целом, у меня нет проблем, когда автор называет «водоворот» – «маелстремом», хорошо, пускай. Даже в нон-фикшне. «Филлеасфогговская одержимость» Ленина – чуть сложнее, это что, Жюль Верн? Ну хорошо, автор считает это наиболее подходящей метафорой. Но как вам это – «Ленин в тиаре из политических фанаберий» (что, простите?), или, чего уж там, можно и подлиньше – «практическая деятельность в мире борхесовских классификаций – в мире со странной топологией, деформированных общественных структур, заклинивших друг о друга плоскостей» (помогите, пожалуйста). Понимаете, да? И, поверьте, такие отрезки не нужно искать по тексту с лупой – они встречаются на каждой странице. И читать этот триумф эрудированности и интеллектуального превосходства порой крайне непросто.Ок, но это еще всего лишь «во-первых». Во-вторых, когда вы разберетесь вообще, что такое «фанаберии» и «маелстрем», вам предстоит разбираться дальше. Вот, например, «борхесовские классификации» из последнего примера. Что это? Или вот, пожалуйста, текст-текст-текст «…выходит, из гойевского Коллоса – ну или по крайней мере Кустодиевского Большевика – Ленин превратился в чудака-изобретателя…» текст-текст-текст. Вот почему некоторые абзацы, даже если вам знакомы все слова, из которых они состоят, все равно читаются долгие минуты. Нужно отложить книгу, открыть Интернет, погуглить, как выглядят картины Гойи и Кустодиева, затем что-то прочитать о них; когда яснее не станет, вернуться к книге, прочитать абзац еще раз, ничего не понять, расплакаться, и так далее. И, если вы думаете, что метафоры и отсылки Данилкина касаются только традиционного искусства, то я вас умоляю, перестаньте. Ленин и Ким Кардашьян, Ленин и игра Ticket To Ride, Ленин и сайт «Госуслуги» – это ваши проблемы, если вы плохо знакомы с каким-то из этих явлений современной поп-культуры. Конечно, можно такие отрезки прочитывать по диагонали, но разве мы так делаем? Эта книга точно такого не заслуживает. Поэтому если вы вдруг не смотрели фильм «Выживший» с Ди Каприо, то идите и смотрите, отсылка к нему (кстати, неточная, Лев) здесь тоже есть.Все вышеперечисленное порой, скажу честно, лишает чтение удовольствия. Это уже не чтение, а какая-то полунаучная работа, когда приходится сначала откапывать весь этот исторический или культурный бэкграунд, смотреть в словаре непонятные слова and all that stuff. Но на определенном этапе ты вдруг начинаешь понимать, что такое вот «чтение», когда сначала приходится узнавать о контексте, а потом все остальное, начинает доставлять *говорю шепотом* удовольствие. Поймите правильно, если вы хотите прочитать эту книгу и все понять – это займет у вас больше времени, чем как просто от чтения 900-страничной книги. И вопрос только в том, как вы проведете это самое лишнее время. Приведу простой пример. В главе про путешествие Ленина на остров Капри (в гости к Горькому, все верно), Данилкин упоминает, что уважаемые товарищи писатель и революционер находились недалеко от виллы видного немецкого промышленника Фридриха Альфреда Круппа «Фернзен». Того самого Круппа, который был «королем пушек» и вообще одним из главных военных промышленников на стыке веков. И конечно же, тебе хочется посмотреть, почитать про это, интересно же. Так вот, что самое смешное, ничего про виллу «Фернзен» я найти не смог (по найденной мной информации Крупп жил в люксе того же отеля, что и Горький – Grand Hotel Quisisana), однако, я узнал драматичную историю о том, что для Круппа остров Капри был местом невероятных кинки-вечеринок с явным и очевидным ЛГБТ-уклоном. Какой там «Ленин», что там дальше было с Круппом? Ничего хорошего, в Германии начала XX века гомосексуализм, мягко скажем, не одобрялся, Крупп был предан публичному остракизму. К этому кэнселлингу присоединились и итальянцы, попросив Круппа покинуть остров, даже несмотря на то, что немецкий промышленник вкладывал в остров огромные деньги, строил улицы и парки (сохранившиеся до наших дней). Крупп вернулся домой, где как-то очень подозрительно быстро скончался на своей вилле в Эссене. То, что Данилкин подкидывает между строк читателям такие интересные истории – это и есть то самое удовольствие, о котором я писал выше. Главное – погрузиться на нужную глубину.Подобных историй в «Ленине» – огромное количество. Где-то Данилкин не утруждает себя в конкретизации (как с Круппом), где-то – наоборот, делает акцент. А когда Данилкин делает акцент, читать нужно внимательно. Одна из таких историй – это история Николая Баумана, одного из самых видных революционеров и двигателей дела Ленина. Я не буду пересказывать эту историю, о ней то Данилкин как раз рассказывает достаточно подробно. Если вкратце, Бауман как-то ухаживал за девушкой, девушка предпочла другого, Бауман начал себя вести достаточно токсично, начал говорить и писать про девушку компрометирующие гадости (это харрасмент, Бауман), девушка вскоре покончила с собой. И тут возникает как раз вопрос объективности-субъективности, потому что Данилкин выдвигает предположение, что именно этот поступок стал первым камнем раздора между Лениным (не осудил) и Мартовым (осудил), а впоследствии, как мы уже знаем из учебников по истории, расколом на большевиков и меньшевиков. Это всего лишь еще одна история, которую Данилкин находит для своих читателей уже сам, но как же ты по-другому начинаешь смотреть на события тех дней. Помните, я вам рассказывал в первом абзаце про «место в образовании». Да-да, это и есть то самое место. Конечно, тут есть вопрос о том, может ли биограф так, как будто бы нечаянно, разворачивать историю под таким углом. А с другой стороны – все аргументированно, и, пускай, субъективно, но это уже ваше дело, что делать с этим дальше.Итак, что же получается (нет, я еще не заканчиваю). У нас есть очень сложный, (пере)насыщенный смыслами и понятиями текст, с которым иногда приходится сражаться не на шутку. Тот же самый текст – скрупулёзно проработанный, вплоть до каждого кусочка хлеба, что кушал Ленин; интересный, остроумный, рассказывающий читателю о самых важных и определяющих событиях не только одного человека, но и нашей собственной истории. Я уже вам примерно обозначил, какие истории в этой книге можно найти и как они сервированы. Но остается главный вопрос – а что же Ленин?Безусловно, это книга о Ленине. С первого до последнего вздоха, от Симбирска до подмосковных Горок, Данилкин терпеливо идет за своим героем. Есть такое подозрение, что насыщение Лениным достигло у Льва Александровича таких пределов, что создается впечатление, что он как будто бы даже знаком со своим подопечным – настолько живо и точно даются какие-то ситуационные истории. Наверное, отношения «автор-герой» – одни из самых сложных и важных в художественной литературе, но вот парадокс – в этой биографии это и вовсе краеугольный камень. Мы еще дойдем до последней главы, но насколько ощущается развитие отношений Данилкина и Ленина сквозь страницы (хотел сказать романа) биографии. Юные годы – спокойный интерес к становлению персонажа. Первые европейские вояжи – Данилкин ходит по тем же улицам и внимательно изучает все окружающее – какой такой воздух превратил Володю Ульянова в лидера огромной страны? Болезненные неудачи 1905 года – живой интерес к тому, как Ленин переживет свой крах. Триумф 1917 года, конечно – радость (мне кажется) автора за своего героя. В дополнение к этому, а это тоже важно, Данилкин очень внимательно следит за отношениями Ленина с другим очень важным человеком этой истории – Надеждой Крупской. Немного аляповато (последние страницы биографии почему-то состоят из единственного ничем не аргументированного домысла – зачем?) Данилкин посвящает ей самые последние строки своей книги.Но, наверное, лучше всего представление о Ленине (и о человеке, и о книге) дают две последние главы его биографии. Предпоследняя из них «Костино.1922» (куда-то, кстати, делся 1921 в хронометраже, но Бог с ним, это неважно, в книге он есть). То, насколько точно уловил Данилкин переход Ленина-человека в Ленина-сущность проявляется именно здесь. Тогда, в 1917-1918, это все равно еще человек, много думающий, много решающий, строящий и рушащий одновременно. Но именно в «костинской» главе Данилкин глобализирует повествование – нам больше рассказывают про политические процессы, создание Коминтерна, войну, как Мировую, так и Гражданскую. Ленин, начиная с конца 1920 года почти перестает быть живым человеком, а превращается в энигму коммунизма – бестелесного сверхразума, который, нет, не присутствует как герой нарратива, он и есть сам нарратив (а еще он есть коммунизм, мировая революция и тень Чингисхана). И Данилкин ловит этот момент как будто на фотокамеру – вот он, Ленин-вождь, вот здесь он стал историей. После всех этих камерных и полуинтимных зарисовок из жизни Ленина, прекрасно видна та трансформация, которая с ним случилась, не физически – но материально.Костино в этой самой, предпоследней главе почти нет, потому что нет Ленина-человека. Данилкин знакомит читателя с отношениями Ленина с тремя большими сущностями: техническим прогрессом (электрификация и железные дороги), крестьянством (жил то в деревне в эти годы) и религией (сами знаете). И тем оглушительнее бьет читателя глава следующая, она же последняя – «Горки.1922-1924». Только нам показали такую громаду, как вот, он же, лежит, разбитый инсультом, на своей даче в Горках. Этот очередной переход – опять имеет потрясающую силу, мы снова видим Ленина-человека, такого же беспомощного и живого, которым он был, когда его выкидывали из страны или сажали в тюрьму. Но в этот раз его слабость исключительно физическая, как будто кто-то лопнул внутри него воздушный шарик. Данилкин сопереживает герою, как будто это его близкий друг. Ленин-человек умирает в последних главах дважды, оставаясь уже только в нематериальной оболочке (и живет до сих пор). Справедливости ради, материально он тоже все еще на Красной площади, но это уже другая история. Две последних главы «Ленина» – это пример настоящего мастерства, пример блестящей работы автора с материалом. Это однозначно то, ради чего стоит потратить свое время на эту книгу. Много времени. Очень много.Но закончить я хочу немного другим. Удивительно, конечно, как события столетней давности до сих присутствуют вокруг нас. Я ради любопытства начал прикидывать со сколькими героями книги я взаимодействовал в последнее время. Это абсолютно поразительно, смотрите сами. Ок, Ленина я не беру, но как демиург коммунизма и как библиотека он существует в Москве. Смотрите дальше, работа – рядом площадь Воровского (Госиздат), есть. Крупская стоит чуть дальше, в конце Большой Лубянки. Чтобы от Воровского далеко не отходить – на Войковской (Войков, один из тех, кто организовывал расстрел царской семьи) есть парк его имени, а рядом площадь – Ганецкого (управдел Народным банком). Чуть-чуть отъехать вниз – на станции метро Аэропорт стоит огромный Энгельс. Любимый кинотеатр детства «Прага» – на площади Зденека Неедлы (один из первых членов Компартии Чехословакии). Практику на втором курсе проходил на улице Кржижановского (один из создателей плана ГОЭЛРО), обедал там же не раз на улице Ивана Бабушкина. Улица Дмитрия Ульянова – там же. Друзья из Бауманки и Плешки. И это я просто вот так, навскидку. Теперь хотя бы знаю, где и вокруг чего я существую. Интересное соседство, конечно.Но это не вывод, просто наблюдение, а вывод немного другой. Помните, я сказал в первом абзаце, сейчас я сам себя процитирую, секунду: «даже если скептически относится к тезису, что историю своей страны нужно знать, можно достаточно уверенно заявить, что такую историю такой страны можно и нужно хотя бы узнать». Так вот. Историю нужно знать обязательно. Там столько ответов на актуальные вопросы. Ну а пока…Читайте хорошие книги и берегите себя.Ваш CoffeeT

Когда Льву Данилкину ещё не надоело быть критиком, он постоянно умудрялся вызывать у меня противоречивые чувства. Читая книги, на которые были написаны самые хвалебные, мудреные, остроумные и, чего уж, позёрски элегантные рецензии, я то и дело бывала вынуждена захлопывать их и в недоумении таращиться на обложку: неужели та самая книга или мне эксклюзивный экземпляр достался, где все феноменально смешные убийства или артистические исследования теории экономики, например, нещадно отцензурированы? Не совпадали мы с ним в положительных оценках почти никогда. Зато уж если напишет, что, мол, фигня невразумительная – точно, она и есть. Но он так никогда почти и не писал. Обычно следовали витиеватые периоды, внезапные тире, неоднозначные похвалы, перемежаемые точками с запятой и – бац! – опять двойка. Непонятно…Или вот ещё… Ладно, возможно, противоречия чувствам добавляла еще и завистьВиссарион Григорьевич Белинский едет по вечернему Петербургу на извозчике. Извозчик видит – барин незаносчив, из простых, пальтишко на нём худое, фуражечка, – в общем, можно поговорить. И спрашивает:– Ты, барин, кем будешь?– А я, братец, литературный критик.– А это, к примеру, что ж такое?– Ну вот писатель напишет книжку, а я ругаю.Извозчик чешет бороду, кряхтит:– Ишь, говна какая…свернутьКритики и жены космонавтов всегда помогали ей родиться. Но теперь я сама вроде как… критик (вместо точек – любой эпитет по настроению), а Лев Александрович написал биографию, про которую я сейчас – сюрприз! – буду рассказывать, что это главная книга года.Иконография Ленина обширна, но не разнообразна. С одной стороны официозные панегирики, воспоминания со слезой в голосе, тяжеловесные тома, навевающие тревожный коммунистический сон, тонны всякого дидактическо-методического и каноничные книжки для самых маленьких ленинцев. Ни в коем случае не раскраски, раскрашивать могли только члены союза художников, под неусыпным присмотром, чтоб за контур не залезали. (Что не мешало творцам эпохи позднего застоя именовать госзаказ на портреты вождя к титульным праздникам пренебрежительным «лепить куличи»). Куличи Ильичи получались большие и поменьше, с прищуром или без, с кепкой или «Правдой», в балетной позиции или на лету. Но в целом одинаково монументальные, требующие колера ведрами и гранита глыбами. С другой – постперестроечное исступленное брызганье ядовитой слюной на дальность: какую страну погубил злобный карлик-маразматик-сифилитик-немецкий шпиён-английский шпиён – «жыд!, – тогда понятно» – нужное подчеркнуть; закопать, сжечь, забыть – в любой последовательности. Это вот плюс гриб плюс малочитаемые иноземные монографии – пожалуй и всё, что мы (так называемые «широкие круги») имели по теме до данного, не постесняюсь этого слова, исторического момента. То обстоятельство, что на фоне тотального plants vs. zombies появилась живая, своевременная, не следующая агиографическому канону и старательно непредвзятая книга Данилкина – при всех возможных скидках на индивидуальное неприятие несколько пижонского слога и претензиях типа «не сказал ничего нового» (что тут скажешь?) – имеет архиважное значение. Это я не к тому, что новейшую биографию нужно по привычке заламинировать и сдать в музей или же, наоборот, ритуально сжечь, а к тому, что теперь она точно не последняя в таком роде, дорога разведана – и это хорошо, потому как история жизни человека, в любом случае основательно повлиявшего на то, как выглядит современный нам мир, нуждается и будет нуждаться в переоценке каждым следующим поколением, независимо от того левацкие царят настроения, ультрамонархические или близкие к анабиозу.Поэтому ничем другим, кроме как лингвистическим пуризмом, я не могу назвать и объяснить претензии к публицисту 1-ой четвери XXI века, что текст, мол, пестрит актуальным сленгом, что Чернышевский что-то вроде Пелевина того времени, что у финского полицмейстера «ангрибёрдзовская фамилия», Плеханов выступает на «марксистких лабутенах», а Ленин «генерирует мемы» и «чекинится в Праге». Что с того? Это проблемы издателей в легкообозримом будущем, если им приспичит репринтнуть «Пантократора» с развёрнутыми пояснительными сносками для любителей ретро. Книга момента, необходимая здесь и сейчас, не столько выпущенная к столетию революции, сколько приобретшая товарную спелость к 2017 году. Ленин для хипстеров? Да бросьте, не бывает никаких хипстеров. Или это тоже они? Не зря многие мемуаристы, рассказывая о своих первых шагах в марксистских кружках, упоминают «нигилистский» вид будущих большевиков: косоворотка, студенческая фуражка, синие очки, волосы до плеч; впрочем, сколько ни обвиняй молодого Ленина в «ткачевщине» и «нечаевщине», копированием внешних атрибутов этой публики он точно не злоупотреблял. И если не злоупотреблять пагубной привычкой идентифицировать население по форме штанов, лицевой растительности и гаджетов – можно предположить, что многим из тех, кто не успел пощеголять пионерским галстуком и разучить соответствующую клятву, будет не только интересно, но и небесполезно читать эту книгу. Тем более – тем, кто успел, и имеет основания воспринимать любую лениниану как идеальный инструмент карательной психиатрии.Из сказанного можно сделать вывод, что книгу я расхваливаю как некий символ, внезапный разрешительный дорожный знак при въезде на дикие территории незашоренных мыслей, где уже обитает вольный следопыт Лев Незамыленный Глаз. Но будут и менее абстрактные плюсы, ещё даже не вечер. Раз: «ленинская филиасфогговская энергетика поразительна даже по нынешним временам», и Данилкин не отстает от него ни на шаг (вперед или два назад), он – признаюсь, это произвело на меня сильное впечатление, ибо никак не вязалось с образом салонного остроумца – честно побывал во всех (!) местах, где когда-либо ступала нога его персонажа: ест помидоры в Шушенском, рифмуя Енисей с Колизеем, лезет на гору Салев в Альпах и в соляные шахты под Краковом, едет ночью на электричке в Репино, бродит по питерским подворотням, заглядывая в окна, пытается добраться до Смольного на трамвае и прорваться в режимные учреждения, допрашивает старушек-смотрительниц захолустных музеев и солидных владельцев исторического общепита. Лондон, Женева, Капри, Цюрих, Париж – везде он шарит по карманам времени, гоняется за призраком коммунизма, ищет следы и ключи, пытаясь почувствовать и передать ту самую предгрозовую, бурную, обыденную и страшную атмосферу вековой давности – аттракцион для любителей «исторического трейнспоттинга».Два: история, которую он рассказывает, не приукрашена громкими сенсациями, не озарена молниями внезапных прозрений и не сопровождается симфонической музыкой в драматических местах, но имена, привычные до оскомины и знакомые большинству по осыпающимся номерным табличкам в спальных районах, оказываются принадлежащими неожиданно интересным живым людям, а не условным видным деятелям и членам РСДРП(б) с такого-то клятого года. К бесспорным плюсам: отсутствие рыхлости, невзирая на объем – внимание читателя удерживается на одном напряженном уровне, внимание к деталям – без обмусоливания сплетен и обнюхивания исподнего. Автор не гадает на кофейной гуще, редко использует сослагательное наклонение и в тех сомнительных местах, где моментом подключилась бы буйная фантазия ну хоть Быкова, Данилкин рыцарственно отступает на позиции беспристрастного исследователя. (Нет никаких документальных свидетельств романтических отношений с Арманд – ну и не наше дело их домысливать.) Ему хватает вкуса и ума не только не проводить произвольные параллели с текущим моментом, но и отказаться от далеко уводящих выводов и чтения морали. При этом анализ событий в их взаимосвязи и развитии, попытки разобраться, что же происходило на самом деле в мире, стране и ленинской голове, чем всё это кончилось и кончилось ли – довольно убедительны. Кусая себя за хвост, назначаю плюсом противоречивые чувства: неужели тот самый Ленин? Почему бы и нет? История любит открытые финалы (и умеет их готовить).

«В политике нет морали, а есть целесообразность. »Книгу начал слушать в аудиоварианте в исполнении С.Кирсанова, который читает довольно быстро, поэтому сложные моменты и тонкости содержания, сознание пропускает, зато особенно выделяются места, где автор беззастенчиво надсмехается над главным героем. Чтобы уточнить действительное отношение автора к Ленину, прочитал несколько интервью с Л.Данилкиным и просмотрел видео с ним на YouTube. В итоге был в недоумении по поводу противоречия содержания книги и мнения самого автора о Ленине. Оказалось, что автор позиционирует нейтральное отношение к Ленину, нет у него к нему любви и ненависти. Идея о книге пришла во время оппозиционного движения белоленточников в 2011 году. Автор считает, что попытки задвинуть и забыть Ленина, несправедливы, что его идеи до конца не разрешились в России и еще актуальны. Хорошо, но зачем тогда столько издевательских и насмешливых строк в его сторону? Может это месть автора после прочтения им 55 томов Ленина?Из интервью Л.Данилкина узнал, что в книгу вводится рассказчик, который исследует жизнь Ленина. Рассказчик сначала имеет одну точку зрения, скептическую, а в дальнейшем меняет её и относится к Ленину более серьёзно. Идея с рассказчиком затемняет мнение самого автора. Не видно, где кончается рассказчик и начинается автор. Более того, всё это начинает выглядеть как постановочная игра, в которой теряется смысл самой биографии как серьёзной работы. Автор скрывается за рассказчиком, говоря, что его мнение не сходится с мнением рассказчика. В итоге, по крайней мере до 2017 года, биография имеет малосерьёзный вид, описывающий реакцию на Ленина выдуманного рассказчика. Рассказчик, где не понимает Ленина, начинает мутить, хамить, язвить, принижать Ленина, внушая читателю, что все это ерунда.Не смотря на то, что автор пытается скрыться за рассказчиком, его все равно слишком много в тексте. Сам образ рассказчика, отражает фантазию автора. В тексте множество комментариев по поводу эпизодов из жизни Ленина. Автор посещал ленинские места и делится с читателем о своих впечатлениях. Все это мало говорит о самом Ленине, но вынуждает меня, как читателя, оценивать психологические качества автора, который по мере рассказа лихо скачет по временным событиям, делая отступления от основного рассказа, выстраивает навороченные предложения, с обширными вложениями, объясняющими основную мысль. Прыжки как в рассказе, так и в предложениях, усложняют чтение. Добавим к этому эрудированность и интеллектуальность автора. Это конечно не недостаток, тем не менее дополнительно напрягает читателя, когда читая о событиях начала прошлого века встречаешь современный сленг или отсылку к героям произведений, фильма, сериала с выстраиванием метафор. Все это конечно украшает текст, но переизбыток, с несущественными деталями, утомляет и концентрирует не на биографии главного героя, а на авторе.Примеры текса о Ленине:«Единственное место во всем городе, где над Лениным могли помахать веером и смазать его синяки зеленкой … была „большевистская столовая“, где как раз и нагуливали бока „ленинские бараны“.Представьте, что к вам подселяют буйного соседа, который воплотил в себе черты характера и особенности поведения алкоголика, склочника, домашнего тирана и финансового махинатора; у вас нет способов не только избавиться от него, но и прогнозировать, чего ожидать в ближайший час: он то ли подкрутит счетчик, то ли отравит собаку, то ли попытается приватизировать вашу жилплощадь, то ли набросится на вас с палкой с гвоздем.автор изгаляется, глумится, грозит, проклинает, ерничает, финтит, стращает, костерит, чихвостит, умасливает – и долдонит, долдонит одно и то же по сто раз…»О работе «Материализм и эмпириокритицизм»:«Эта книга, по сути, целиком написана из вредности – представьте себе старуху Шапокляк, которая провалилась в энциклопедическую статью „Эмпириомонизм“. Вредность эта вредит и самому автору. Раз за разом один и тот же прием: Ленин цепляется к какому-то невинно выглядящему фрагменту работы своего оппонента – и картинно, по-фома-опискински, хватается за голову: о ужас, что он такое говорит! „Публично протанцевал канкан“! Скатился в болото реакционной философии! Это не марксисты, это обитатели желтых домиков! Бейте его! Автор глумится, изгаляется, ерничает, долдонит одно и то же, хлещет „махистов“ кнутом, льет ученикам „школки“ Маха и Авенариуса на головы раскаленное масло, травит дустом; ленинская „полемика“ напоминает технику „липкие руки“ в китайском боевом искусстве вин чунь – когда атакующий, находясь на очень короткой дистанции, находится в постоянном контакте с противником и просто не дает ему нанести удар, работая руками и локтями часто, быстро, беспрерывно…»Ну а смысл для читателя множества подобных изысков? Если только разрушить, если вдруг сохранился, памятник Ленину в своем сознании.Примерно с момента германского «пломбированного вагона», рассказчик снижает степень глумления и издевательств над личностью Ленина в несколько раз. Автор… или рассказчик начинает по серьезному исследовать происходящие события, игнорируя недоказанные домыслы и наветы на личность Ильича.Особенно интересует Л.Данилкина работа Ленина «Государство и революция». Он много внимания уделяет анализу этой работы.Вторая версия рассказчика повествует о другой личности Ленина. Ленин первый по всей логике своего сумасшествия не мог стать Лениным вторым. Напомню, что автор отстраняется от своих рассказчиков, тем более запутывает читателя. Вкрадывается подозрение, может и вторая версия Ленина, это просто игра автора и глумление, но уже над лучшими чувствами читателя.Вторая часть книги излечило раны от первой и скомпенсировало мою оценку в положительную сторону. Автор местами старался быть объективным, выдвигал собственные версии произошедшего и они были интересны, за ними чувствовался человек, а не мнимый рассказчик.При восприятие книги в целом, обе части можно попытаться сложить. Первая часть разрушает советский культ, выделяет Ленина из обычных революционеров, показывая наружность без углубления. Вторая часть демонстрирует гениальность, масштабность, подвижность в мысли и действии. Обе части, для меня, говорят об одиночестве, об отсутствии равных сотрудников.Главный недостаток книги – перебор с глумлением и ёрничаньем в первой части, от которых устаешь и отвлекаешься от основного текста.