Глава 1
Миска, заполненная до краёв ароматной кашей, кусок хлеба и кружка с водой чуть не слетели с подноса, когда охранник оступился у самого входа в камеру. Он поставил поднос на пол и потянулся за холодным ключом, одиноко висевшим на огромном кольце. Как только охранник отворил дверь, узник открыл глаза и сел. В отличие от других, охраннику не пришлось наклонять голову и, войдя, он, поприветствовал узника кивком, поставил на стол поднос и направился к выходу.
– Приветствую, брат, – бодро поздоровался старик с незнакомцем.
Охранник что-то промямлил и быстро удалился, шаркая ногами по каменному полу длинного коридора. Старик придвинул стул к столу у окна, возблагодарил Господа за хлеб насущный и принялся есть. Радуясь, что на этот раз к молоку добавили воды, а не наоборот, старик быстро позавтракал, но не стал допивать полностью, опасаясь, что комендант может опять взяться за своё и испытывать его, не давая воду. Хотя в последнее время на питание старику не приходилось жаловаться. Он взял небольшой уголёк и начертил линию на стене у самого пола, перечеркнув ею четыре другие. Вся стена была исписана чёрными линиями и чем ближе они располагались к полу, тем мельче становились.
Камера, слишком большая для одного человека, позволяла старцу устраивать себе пешие прогулки взаперти. Он старался делать это каждое утро сразу после завтрака. Старик внимательно относился к здоровью, насколько возможно в здешних условиях. Во время прогулок он старался прокручивать в голове знамения и последние события в мире, о коих он узнавал из скудного общения с охранниками. Такие ежедневные упражнения помогали тренировать память и сохранить вверенную ему тайну. Если бы старик записал её на бумаге, рано или поздно она попала бы в руки коменданта.
– Да… Кажется я теперь не скоро узнаю новости. Nolite ergo esse solliciti in crastinum; crastinus enim dies sollicitus erit sibi ipse. Sufficit diei malitia sua, – проговорил он, привычно обращаясь к самому себе. Сегодня надо попробовать что-то другое.
Вдоволь нагулявшись, старик прилёг на кровать с чистым, но прохудившимся бельём, и стал дожидаться шагов в коридоре и голоса охранника, чтобы тот сопроводил его на еженедельную встречу с комендантом. Охранника всё не было. Прошло полчаса с назначенного времени, когда послышались быстрые шаги. Юное лицо охранника, обрамлённое слегка вьющимися волосами, выглядело помятым и немного распухшим, на лбу виднелось красное пятно. Он что-то невнятно пробормотал и замахал руками. Старик шустро подошёл к двери. Как только охранник справился с замком, старик вышел, и они направились по коридору, затем поднялись по лестнице с очень длинными пролётами и несчётным количеством ступеней.
Охранник довёл старика до кабинета коменданта и громко постучал в железную дверь. Пропустив старика вперёд, охранник стал неуклюже спускаться обратно, цепляясь за перила и вытирая струйки пота рукавом. Старик не спешил заходить: он вознёс короткую и молчаливую молитву, расправил складки на тюремной робе, и только тогда открыл дверь. То была единственная дверь во всей тюрьме, которая не скрипела. Войдя, он сел на стул, стоявший напротив массивного стола огромных размеров, за ним восседал комендант в мундире цвета хаки. Хозяин кабинета вполне соответствовал столу и по габаритам, и по форме. Он вежливо поприветствовал старика. Тот ответил кивком головы.
– Отец Эван, как вы? Надеюсь, хорошо выспались и позавтракали. Мария приготовила праздничный завтрак, в честь годовщины вашего пребывания здесь.
– Да, спасибо. Я всем доволен и за всё благодарен.
– Это радует. Значит вы готовы к продолжению нашей беседы? На чём мы остановились в прошлый раз?
– Мы никуда и не сдвигались за последние 15 лет. Господь сказал ученикам: “Вам дано знать тайны Царствия Божия, а прочим в притчах, так что они, видя не видят и слыша не разумеют”, – мягко проговорил старик.
– Ну перестаньте, мы всё видим и слышим. Я имею в виду правительство, которому всё известно, – стоял на своём комендант.
– Я бы хотел напомнить вам, что все, включая правительство, относились к знакам с недоверием. Но шло время, и даже те, кто не верил в них, стали невольно обращать внимание на их “подозрительное” исполнение.
– Хорошо изучив каждое из них, я пришёл к выводу, что с научной точки зрения нельзя сказать, что пророчества сбываются. Глады и моры существовали всегда. Тоже самое относится и к войнам. Ради наших с вами бесед я прочёл множество книг и не только научных, но и духовных. Это даже стало моим хобби.
– Я не берусь говорить о точных временах и сроках и настаивать, что время пришло. Никто из людей не знает этого, – пояснил отец Эван. – Сам же Господь сказал: “Когда вы увидите всё сие, знайте, что близко, при дверях”. Вспомните, сколько больших войн прошло за последние полтора века? Осталась только та, после которой, как сказал известный учёный, люди станут воевать палками и камнями. Народы восставали и уничтожали целые нации. А моры? Последние остатки заключённых, содержащихся в тюрьме-крепости, заболели и умерли от минувшей чумы. И я уже не говорю о духовных делах: о гонениях на церковь, о лжепророках, умножающемся беззаконии, охладевшей любви, коей прикрывают страшные злодеяния. Более же всего хотелось бы вам напомнить о воссоединении Израиля. Но я не ужасаюсь, так как это ещё не конец, – заключил старец.
– Я тут повидал множество людей разного возраста, происхождения, с разными верованиями и убеждениями. Но вы для меня настоящая энигма. Вы либо хорошо притворяетесь, либо внушили себе свою “правду”. Что подкрепляет вашу веру, откуда она черпает силу и поддержку? Ведь вы последний, и только вы можете открыть тайну, просто назвав имя и время.
– Мне видится, господин комендант, в упорстве мы с вами очень похожи. Только я стою твёрдо, потому что уверен, что основание моё – истина, а вы? Как раз сегодня я в очередной раз прочитал притчу о человеке, построившим дом на песке.
Комендант Торн покачал головой, немного оживившись. Его завораживал бархатный голос старика, звучавший вопреки возрасту ровно и мелодично, словно поток глубоководной, но спокойной реки. И даже если комендант внутренне не соглашался с содержанием слов, он наслаждался звучанием голоса, произносящего их. Отец Эван продолжил рассказывать притчу:
—Один человек задумал строить дом. Долго пришлось ему откладывать деньги, лишать себя многого. Фундамент выложил из песка и глины, возвёл стены, кровлю и окончил внутреннюю отделку. И вот дом готов. Широко праздновалось долгожданное окончание строительства. Семья въехала и нарадоваться не могла новому дому – просторному и светлому. Но наступил сезон дождей, пошли ливневые дожди, и бушующие потоки размыли фундамент. Покачнулись стены и рухнула крыша. Разрушение дома сего было великое, – закончил отец Эван свой рассказ и замолчал.
– Очевидно, что это иносказание. Я предполагаю, что под фундаментом имеются в виду убеждения и верования человека. А, согласно Библии, твёрдым и единственно верным основанием служит вера в Бога. Любой человек согласится, что зданию нужен крепкий фундамент. Но почему им должен быть именно ваш Бог? Почему я не могу построить дом на материальных ценностях и добавить только одну стену духовного назначения? Я помню, вы как -то упомянули, что Его необходимо ставить в центр своей жизни. Если Бог есть, то зачем Ему это нужно? Для меня это звучит достаточно эгоцентрично, – возвысил голос комендант под конец своего монолога.
– Я не имею ответов на все вопросы, но могу поделиться размышлениями. Трактовать притчи можно по-разному. Важно понимать, кто, кому и для чего их рассказывает. Чего жаждет всякий человек более всего? Благополучия? Процветания? Исполнения мечты? Жизни по призванию? Здоровья? Семьи? Друзей? И начинает тратить драгоценное время и силы на достижение цели. Но что случится с человеком, если он в одночасье лишится того, что он сделали приоритетом номер один в жизни, будь то любимая работа, здоровье, родные и близкие? И что сделать ему, чтобы избежать подобных потерь? Вот почему разрушение названо великим. Но если фундаментом является Бог Вечный, Бог Неизменный и Милующий, то какая бы стена ни упала, её можно будет восстановить и продолжать жить в доме, – подытожил старик, поглаживая густую белую бороду.
Брови на квадратном лице коменданта сдвинулись, плечи опустились. Комендант встал и подошёл к стеллажам во всю стену, набитым книгами. Он провёл по корешкам, хотел достать одну из них, но передумал и направился к окну. Все прочитанные книги не добавляли ему убедительности в беседах с узником, часто перерастающие в споры в зависимости от настроения коменданта, но старец всегда оставался доброжелательным, вежливым и снисходительным. Это и выводило из себя коменданта.
– А мне кажется, что если бы не этот ваш Бог, то мы во многом сошлись бы. Я никогда не горел желанием становиться на сторону зла и потому стал начальником тюрьмы. Я добился всего благодаря своим способностям, упорству и целеустремленности. Как видите, мой дом – эта тюрьма – всё ещё стоит, несмотря на бури и штормы. А у вас, к сожалению, нет даже собственного дома. Даже до того, как попасть сюда, вы все время скитались по пустыням и городам.
Отец Эван беззвучно вздохнул.
– Всякому человеку предназначено поручение, одному так, другому – иначе. Для меня дом – это не стены и уж тем более не темница…
– Да, да, ваше жилище на небесах. Но вы пока ещё не там. Покорнейше прошу меня извинить, отец Эван, на сегодня, я думаю, достаточно. Вас обратно в камеру отведёт наш новый охранник Сол. До свидания, – сухо попрощался комендант Торн.
Старик вышел, охранник сопроводил его до камеры, где на столе его ждал обед. Узник поблагодарил охранника:
– Спасибо, Сол. А ты уже пообедал? – поинтересовался отец Эван.
Охранник лишь пожал плечами и вышел. Вернувшись, когда узник доел, он взял поднос с посудой и направился к двери. Старик быстро подошёл вплотную к охраннику и положил руку ему на плечо. Тот резко дёрнулся и отпрянул, уронив поднос. Посуда с грохотом полетела вниз и ударилась о пол. Лицо охранника перекосилось, губы дрожали. Отец Эван попытался успокоить Сола, подняв обе руки. Затем старик указал пальцем на ухо и широко раскрыл глаза. Охранник отрицательно покачал головой. Узник показал на рот и стал медленно и отчётливо произносить разные звуки. Но охранник и на этот раз помотал головой. Старик подошёл к нише в стене, где лежала книга, раскрыл и ткнул в неё пальцем, широко раскрыв глаза. И в третий раз охранник замотал головой. Узник глубоко вздохнул и нахмурился, глядя на съёжившегося у двери охранника. Немного поразмыслив, отец Эван прищурился, и его лицо осветилось улыбкой. Он похлопал Сола по плечу и сказал:
– Ничего, что ты меня не слышишь и не можешь ответить. Время на нашей стороне, а нам нужно только оно и ещё упорство.
В конце недели, когда старика вывели на положенную ему прогулку на свежем воздухе, он не мог нарадоваться весеннему солнцу. Отец Эван решил ещё раз обдумать список знамений и последних новостей, полученных от предыдущих охранников – людей простых и необразованных. Когда он спрашивал, что происходит снаружи, многие из них не отвечали, особенно в первые годы его заключения. Или они говорили, что такие люди, как они особо не интересуются глобальными событиями. Со временем некоторые охранники стали разговорчивее. Лет 10 назад именно они поведали узнику о военных слухах, плавно и не очень перерастающих в настоящие конфликты. Хотя не все правители именовали это войнами, но старик всё же поставил мысленную галочку напротив этого пункта. Охранники также рассказали ему о разнообразных природных катаклизмах, вспыхивающих в разных уголках света: землетрясение в горах, унесшее жизни восьми тысяч человек; цунами со снегопадом на Востоке, в котором погибло вдвое больше— галочка вторая.
Отец Эван уже выучил несколько простых жестов, такие, как поднятая ладонь. Она могла означать одно из трёх: приветствие, прощание или требования внимания. Охранник тоже привык к обходительности и доброте старика.
Через несколько дней, когда Сол пришёл, чтобы принести узнику завтрак, подойдя к двери, он увидел маленькую фигурку старика, сидящего на кровати с закрытыми глазами. Лицо его было обращено к маленькому окну под потолком. Охранник вставил ключ и отворил дверь, отец Эван продолжал сидеть в прежней позе и даже не открыл глаза. Сол поставил завтрак на стол и сел, дожидаясь, когда старик закончит. Его с детства влекли закрытые двери шкафов, буфетов, комнат. Тогда ещё не вполне осознавая, чем он отличался от остальных детей, он замирал при виде замочных скважин. Ему казалось, что открытие запертой двери – это магическое действие и что за дверями скрываются великие тайны и дары, такие, как высохшие леденцы в выцветших обертках, спрятанные за убогой утварью. Потому, когда за неимением других охранников позвали его – местного жителя забытого всеми полуострова, ребёнком часто околачивающегося вокруг тюремных стен, он с радостью принял предложение. В стенах тюрьмы он чувствовал себя как дома: во-первых, там почти не осталось людей, во-вторых, проведя всю жизнь в бедности, он привык к суровой простоте жизни. Старик прервал его воспоминания о детстве:
– Приветствую, брат Сол. Как ты потчевал сегодня? – произнёс отец Эван, приложив обе ладони себе под щёку.
Охранник кивнул в ответ и поднял руку в приветственном жесте. Старик улыбнулся.
– Я хотел тебе показать кое-что.
В камере было мало вещей, и большинство из них были в единственном числе, так же, как и старик был единственным заключённым тюрьмы: один узник, одна кровать, один стол и стул, одно окно, одна ниша и одна книга. Отец Эван достал книгу и передал её в руки охранника. Тот не ожидал, что она окажется такой тяжелой. Он видел много книг в кабинете коменданта, но никто не позволял ему брать их в руки. Сол провёл рукой по кожаному переплету с тиснением и ощутил незнакомый запах. Открыв первую страницу, охранник увидел заглавие, написанное крупными буквами из шести символов. Первый и третий выглядели одинаково, так же, как второй и пятый. Старик показал на последний символ и произнес звук. Потом он достал уголёк и начертил на полу ту же букву, взял руку охранника и указал ею на него. У Сола загорелись глаза, он попробовал выдавить из себя звук, открывая большой рот, как это делал старик. Охранник провёл пальцем по контуру нарисованной на стене буквы.
В то утро узник показал охраннику первый десяток букв алфавита, пока тот не вспомнил, что ему пора отправляться на кухню за обедом. Не прощаясь, и, позабыв закрыть дверь камеры, он побежал по коридору, который наполнял запах супа с овощами, доносящийся из кухни. Там охранник наделал много шума, опрокинув ведро с водой. Кухарка по имени Мария, женщина лет сорока вместе с мужем – Питером Стэном – жили и работали в тюрьме. Сейчас она разливала огромным половником суп по мискам. Услышав грохот, Мария бросилась за половой тряпкой. Сол протёр насухо полы, к тому времени пришёл Питер, и они вместе продолжили накрывать на стол. Мария и Питер родились на полуострове и начали работать в тюрьме несколько лет назад, но уже не представляли жизнь за её стенами. Во внутреннем дворике на небольшом участке супруги выращивали овощи, ягоды и зелень. К маленькому хозяйству относилась и пятнистая корова. Мария второпях собрала выбившуюся широкую прядь белых волос в узел и понесла обед коменданту, Питер – караулу, а охранник понёс обед узнику.