Время женщин

Очень тяжелая, муторная книга. Прочитала – и сама как в горячечном бреду. Язык, слог, фольклорный пласт – все прекрасно, тут не подкопаешься. Персонажи вылеплены мастерски: образы словно живые, а боль, робкие надежды, краткие мгновения счастья каждой из героинь ощущаешь как собственные. И вот вроде не могу сказать, что книга плохая, но – совершенно не моя.Я все понимаю: что вижу, о том пою; что наша литература все еще (и, вероятно, долго еще) будет переживать советский опыт, т.к. травма для многих; что если пишешь о том времени, вряд ли можно выдать что-то радужно-счастливое… Но все-таки как утомила и эта тема, и декорации. Почему открыла книгу? Потому что женские образы в нашей литературе – это, конечно, уже не зверь из красной книги, но до сих пор область почти неизведанная. А тут и автор женщина, и Букер. Видимо, ожидала я от этой книги много. И начали вроде бы хорошо: знакомство с героинями, перипетиями их жизни; все это на фоне коммуналки, пересуд «сердобольных» кумушек на заводе, несбывшихся надежд Тони; дочка, вроде здоровая, а не говорит – инвалид? и ведь смышленая; и вроде ни шатко, ни валко, но – жизнь… И тут вдруг страшное, свалившееся как снежный ком – рак. Книга началась и абсолютно внезапно закончилась, словно обрубили нить, так и не досказав что-то важное. И историю дальнейшей судьбы Сюзанны-Софьи не узнали: как жилось ей с отчимом? когда заговорила? что вообще дальше было?Не хватило объема. Как будто черновик или первая глава будущего романа.

Какая тяжелая книга! Я очень редко (вернее даже, практически никогда!) не пропускаю через себя ни сюжет, ни героев, которых встречаю в литературе. Как говорится, отделяем зерна от плевел – есть литература, а есть реальная жизнь и близко к сердцу я могу принять только второе. Но в этот раз не получилось – после прочтения книги «Время женщин» мне буквально было плохо физически – на меня как снежный ком навалилось ощущение какой-то безысходности и беспросветности и грусть-тоска засела тугим комком в груди… А все дело в том, что я поверила в историю, рассказанную Еленой Чижовой… Эта книга о простом, о человечном, о будничном, о женском… Я поверила в то, что в мире существуют не только такие судьбы как у героини «Москва слезам не верит» Екатерины, которая не упала духом, забеременев, не имея при этом ни крыши над головой, ни образования, ни поддержки семьи, а смогла поставить на ноги и себя, и ребенка. Такая история – это скорее исключение из общего правила. А вот истории, подобные той, что выпала на долю Антонины Беспаловой, встречаются гораздо чаще… Чистая, доверчивая, наивная… И смешно, и грустно было читать, когда она верила в то, что Григорий не просто пропал после одноразового секса, а сгинул в застенках, тюрьмах или лагерях… Иначе как объяснить то, что он не выходит на связь, не ищет и не интересуется ею? Человек настолько чист душой, что не может помыслить о том, что у мужчин возможно такое поведение… То же самое и в общественной жизни – она верит рассказанному на заводе: что в Америке рабочие живут плохо, что бедные американские матери не знают, куда пристроить своих детей, так как там нет ни яслей, ни детских садиков, а государство еще и жилплощадь никому не раздает! Аннотация и первая глаза книги ясно дают понять, какой финал ждет Тоню и от этого делается еще горше. Я стараюсь избегать чтения о людях, страдающих какими-то заболеваниями и в этот раз, принимаясь за книгу, и подумать не могла, что болеть, страдать и умирать героиня будет практически в течении всего повествования. Эпизоды с участием Тони после того, как она посетила врача, лично мне читать было очень мучительно. Это, пожалуй, оказалось самым гнетущим в данной книге… И еще один весьма мерзкий для меня момент – это пьяные рассуждения Николая после свадьбы! Как я брезгую такими пошлыми алкогольными кухонными философами! 100 грамм в себя влил и сразу стал экспертом и в военном деле, и в международной политике, и в национальных вопросах! Аж с души воротит!Я поверила в то, что где-то в питерской коммунальной квартире живут три старушки, на долю которых выпал весь кошмар и мрак, каким был богат ХХ век, и чья жизнь теперь близится к закату. Верю, что есть люди способные полюбить и окружить заботой чужого ребенка, готовые если не на все, то на многое ради того, чтобы он не попал в руки чиновников и не был сослан детский дом после смерти матери… Если честно, то этих троих далеко не Божьих одуванчиков я между собой практически не различала – для меня они стали эдаким собирательным образом всех дам преклонных лет, переживших Октябрьскую революцию, Гражданскую войну, Первую и Вторую мировые, потерявших всех, кого только можно было потерять, но оставшихся при этом человечными и несломленными. Немного среди них все же выделялась Евдокия – она была немного более обозленная, резкая, грубая, нежели Ариадна и Гликерия. Я считаю, что для маленькой Сюзанны просто подарок судьбы, что на ее пути встретились такие женщины. Да, пусть они слегка забивали ей голову некоторой ерундой, но ведь в конечном счете благодаря им она устроилась в жизни – оставшись без крыши над головой, обрести место в общежитии, которое ей как коренной жительнице Питера да еще и с пропиской было не положено, помог французский язык, которому ее обучали бабушки; обрести профессию и заработать капитал – рисование, которое они же поощряли и развивали… Таким образом, именно они сыграли в ее судьбе решающую роль…Я поверила в то, что есть такие мужчины как Григорий и Николай – один горе-обольститель, а другой просто тряпка и мелкая душонка; что есть люди, подобные Соломону, которых система, не глядя ни на их ум, ни на их заслуги, перемолола и выплюнула и никто из сотрудников, учеников и клиентов и слова в его защиту не сказал – отвернулись, как будто и не были знакомы; что есть такие везде сующие свой длинный нос месткомовские работники как Зоя и иже с ней, которые за милую душу готовы на собраниях вытащить на свет все грязное белье человека, разложить по полочкам и смаковать все это дело… Что после того, как отгремели салюты, прошли парады по поводу Дня Победы и жизнь вошла в свою колею, главными вопросами, занимающими население, были очереди и дефицит, где достать и за что купить… Мне от бабушки достались дневники, по записям в которых я понимаю, что реальная жизнь того времени именно такая и никакая другая! А те, кто считает, что нации победителей не пристало разбазаривать себе по таким мелочам, просто видимо не понимают, о чем говорят, так как не жили в то время. Конечно, сейчас ведь можно купить все, чего душа пожелает – были бы деньги. Поменялись только предметы желаний – ситец для платья, часы с кукушкой и радио сменили разнообразные гаджеты, одежда брендовых производителей и т.п. А люди остались теми же! И если в кругу Ваших знакомых нет людей, готовых потратить всю зарплату на безумно дорогие туфли, а потом весь месяц питаться чаем и лапшой быстрого приготовления, то просто Вам очень повезло! :))Что касается девочки, то тут мне слегка не хватила информации – уж очень резко Елена Чижова закончила повествование. Я бы хотела узнать, как она жила в те годы, когда умерла мать, а в ее комнату вселился отчим; как он обзавелся новой семьей; в какой момент София заговорила и т.д. Но это видимо уже выходило за рамки замысла автора… А ведь из этой небольшой повести мог бы получится отличный полноценный роман… Что мне не понравилось в книге – так это вставки из снов и сказок. Как-то лично мне они отдавали бредовостью. Сказки еще ладно, а чужие сны не переношу ни в жизни, ни в литературе! :) А вообще должна сказать, что пишет автор хорошо – начав чтение, оторваться было невозможно, даже не смотря на гнетущую атмосферу и тяжелые эмоции… Пожалуй, я возьмусь за еще какую-нибудь книгу у Елены Чижовой дабы «распробовать» автора…

Если бы я снимала фильм по этой книге, он был бы серый-серый, с камерой, скользящей по бесконечным коридорам старой питерской коммуналки, по облезлым обоям, проржавевшим ванным, по дворам-колодцам, по всему тому, что не видно за блестящими фасадами Невского. Безнадега? – Жизнь города в середине 50-х. Там, где-то, бурлит жизнь, там где-то молодые беспечные люди. А здесь живут три старухи – обломки былой жизни, да деревенская молодуха с нагулянным ребенком. Не по распутности характера, по наивности, доходящей до глупости. Случайный знакомый, заговорил красиво, голову заморочил, она и пошла доверчиво с распахнутыми глазами. И была ли любовь – непонятно, а вот дочь осталась. Сюзанной назвали, чтобы хоть что-то было красивое в ее жизни. У обитательниц коммуналки все в прошлом. Историческая мясорубка поглотила всех близких. Кого-то арестовали в 37-м, а у кого-то «все – слава богу: муж – на Первой, сын – на Второй, внуки с невесткой в блокаду померли. Все по-людски» Вам не жутковато от такой обыденной обреченности? И вот так получилась, что стала Сюзанна единственной и последней радостью в жизни трех старух – Евдокии, Гликерии и Ариадны. Какая там Сюзанна – Софья, Софьюшка. Учить тому, что знают сами, воспитывать так, как сами понимают «воспитание». А мать, а что мать? До ребенка ли Антонине, ей бы в очередях отстоять, да мукой отоварится, да выжить, да еще чтобы никто не узнал, что девочка до семи лет не разговаривает, а то отберут – и прощай. А помощь – так какая помощь от рьяной общественности, общественность в душу лезет, с жадным любопытством чужую жизнь изучает, вмешивается в то, что касается только двоих, а как же, сериалов-то еще не было, а интересно же…Старухи, хоть и обломки, а очень, между прочим, неглупые тетки. И всю жизнь вокруг очень хорошо понимают. – Так детки у него. Двое. Подумала, подумала. Не пошла на детей. Мужик-то он неплохой, и врач уж очень хороший. А все равно не решилась. Жалела его – это правда. Он когда еще говорил: вот войдут в Ленинград, меня с девочками первыми расстреляют. Я еще, дура, не верила: думала, все под немцем одинаковые.– Ихняя нация, – Евдокия сердится, – хоть от немца… А наша все больше – от себя. Воистину сами себе – первый враг. Чужие-то только задумать успеют, а мы уж, глядь, и сделали. Против немцев-то мы – герои. Вот бы так – против себя…– Правда, – Евдокия задумалась. – Невестка в туфлях ходила. Тоже барыня… Бурки-то не наденет. В своем магазине брали – для партейных. Я ей: «Хорошо, – говорю, – живете. Будто особые. Видать, из другого места родились». А она мне: «Это, – мол, – за партейные заслуги». А я: «Ну-ну, гуляйте, пока воля ваша. Все, вишь, у вас особое. Кроме смерти». А она смеется: «Нам, – дескать, – смерть не ко времени… Ну ее к богу, эту вашу смерть»…В какой-то рецензии на ЛЛ я прочитала «Люди, которых не волнует уже ничего, кроме каких-то низменных вещей, дешевых страстей, сплетен, очередей и новых платьев из дешевой фланели. И от этого очень плохо и мерзко» Только возраст оправдывает автора. Хорошо, что сейчас растут сытые, хорошо кормленные дети, не знающие и не понимающие, что такое нищета. Но чтение книг предполагает наличие головы, в которую не только едят. На самом деле от этих разговоров – что взять , фланельку за два сорок пять или бумазейку за рубль сорок, при том, что сукно на пальто по восемнадцать рублей кажется запредельной ценой – становится не по себе. Ведь это образ жизни тысяч советских людей в стране–победительнице, спустя десять лет после Победы…Грустная история, безысходная. Но помнить об этом надо, понимать, что в истории страны были не только красивые парады на Красной площади и бодрые фильмы Александрова и Пырьева.Я считаю фантастическим везением руку судьбы, предложившую мне эту книгу на выбор наряду с Зузаком и Маканиным.