Она сбегала на холм. Далеко внизу от того места, где она стояла, ячменное поле волновалось как море и тихо шелестело, когда ветер менял направление. Сонджу представляла другую жизнь, которую могла бы иметь. Однако, вернувшись с холма, она чувствовала себя виноватой: в её фантазиях было так мало мужа и совместной с ним жизни. Иногда она думала, что слишком концентрируется на своих обидах, и пыталась отпустить их, но с каждым новым разочарованием они возвращались. Как, например, в тот день, когда она листала его книги по инженерии, пока он отсутствовал, но нашла их совершенно непонятными. Соскучившись по чтению за время замужества, она попросила его купить ей какие-нибудь книги. Эту просьбу она повторила несколько раз. В конечном итоге она просто перестала об этом напоминать.
За неделю до этого она спросила его, о чём он говорил со своим отцом.
– А, об учёбе и планах на будущее. И о темах, которые всплывают на занятиях, – ответил он.
– Я бы тоже хотела про это послушать, – сказала она.
– Пф! Что за бесполезное любопытство! – сказал он и отвернулся.
В следующий раз, когда он упомянул свои занятия, она спросила, есть ли в его классе женщины.
– Нет. После выпуска мы все будем ходить на стройки, заключать сделки с заказчиками и работниками. Они все мужчины.
Затем он продолжил рассказывать о том, как часто хвалят его преподаватели. Его губы сложились в улыбку, а глаза сияли, когда он сказал:
– Я получу отличные рекомендации от них после выпуска.
Было видно, что он очень собой гордится. Она взглянула на его мальчишеское лицо и сказала:
– Не сомневаюсь. Людям ты нравишься.
– Надеюсь получить работу в Сеуле, – сказал он. – Так я смогу быстрее подняться по службе.
Сонджу поняла: она может ещё вернуться в Сеул, несмотря на желание родителей держать её подальше. Она широко улыбнулась. Они ничего не смогут с этим поделать, потому что теперь она замужем, и это больше не их забота.
Работники срезали стебли серпами и складывали их на ткани, расстеленной во внешнем дворе. После они отделяли зёрна от стеблей молотилками. Зёрна сушили, лущили их, чистили и упаковывали белый рис в пеньковые мешки, складывая их в амбар. Большую часть этих мешков должны были продать.
Луна с каждым днём становилась всё круглее, что означало, что приближался Чхусок – праздник, на котором воздавали благодарность за урожай этого года. С полдюжины деревенских женщин пришли помогать женщинам Второго Дома готовить пир. Некоторые работали ночами при лунном свете.
В праздничное утро те же женщины со своими детьми пришли помогать пораньше. Из города начали прибывать на праздник члены клана. В доме было шумно, пахло свежесобранными фруктами и овощами, рисовыми булочками, мясом, рыбой и шипящей на огне курицей. Сначала приготовили подношения духам предков. Семья пировала в гостиной, а издольщики с детьми – в передней. Маленький сын одного из издольщиков, зажатый между двумя женщинами, быстро сунул два рисовых пирожных в карман, затем воровато огляделся. Сонджу отвела взгляд.
На следующее утро семья отправилась к курганам. Слуга вёз на тележке за собой еду, напитки и циновки. Сонджу, Вторая Сестра и Первая Сестра несли ещё блюда.
Перед могилами родителей свёкра слуга разложил циновку, и три невестки выложили еду и напитки на мраморный столик для подношений. Поклонившись предкам три раза, семья проследовала к могиле первого сына. Пока свёкры Сонджу наблюдали, остальные члены семьи поклонились перед могилой и немного постояли в молчании. Повернувшись, Сонджу увидела, как свекровь промокает слёзы рукавом и улыбается Чхулджину, будущему главе семейства.
После обеда дети выстроились в цепочку в желтоватой траве за кустами, чтобы облегчиться. Свёкор указал на пустые места для могил на склоне холма и сказал второму сыну, что именно там хочет быть похороненным со своей женой. Муж Сонджу пожаловался брату на плохое состояние фамильного кладбища, на что тот отправился в дом смотрителя и вскоре вернулся, кладя обратно в карман бумажник.
Никто не заметил, как Первая Сестра вернулась к могиле своего мужа и стала выдёргивать там сорняки. Сонджу подошла к ней и присела рядом. Одни сорняки выдёргивались легко, с другими пришлось побороться. Упрямые корни сухой, грубой травы сдавались только после того, как Сонджу выдёргивала их вместе с комком земли, и оставляли царапины на руках. Она подумала: воля всех живых существ должна оставаться такой же несгибаемой до самого конца. И ей тоже стоило до конца отстаивать перед матерью свою позицию, подумала Сонджу с сожалением – и перешла к следующему сорняку.
Поездка первой сестры. Осень 1947 года
В следующий понедельник служанки уже качали насосом воду и сортировали одежду для стирки, когда Сонджу пришла на кухню. Там была только Вторая Сестра.
– Где Первая Сестра? – спросила Сонджу. – Кухня без неё выглядит пустой.
– Она поедет на поезде, который отправляется в 7:45, на городской рынок с деревенскими женщинами.
– Первая Сестра – и на рынок? – Взяв ложку, она начала мешать суп с говядиной, который уже закипал. – И зачем ей сопровождение?
– Она не покидала Маари с самого возвращения из школы-интерната. И, кроме того, это подходящая компания для вдовы.
Всё ещё держа ложку, Сонджу шагнула к открытой двери, выгнула шею и проверила время на часах – 7:20. Как раз тогда из своей комнаты вышла Первая Сестра в зелёной блузке и в юбке, которую Сонджу никогда у неё не видела.
– Первая Сестра ходит по гостиной, – сказала Сонджу, положив ложку на кухонную стойку. – А вот и деревенские женщины.
Как только Первая Сестра с женщинами прошли мимо колодца к воротам, Сонджу повернулась ко Второй Сестре:
– Почему так внезапно?
– Я рассказала мужу, что ты сочувствуешь Первой Сестре. Он видел, как ты помогала ей избавляться от сорняков на могиле его брата, – Вторая Сестра наполнила миску горячим рисом и поставила её на поднос. – Иногда нужен взгляд со стороны, чтобы увидеть истинное положение вещей. Они с отцом организовали для неё эту поездку.
«Я бы тоже хотела поехать на городской рынок», – подумала Сонджу.
Когда Первая Сестра вернулась вечером домой, Сонджу спросила её:
– Тебе понравилась поездка? Расскажи, что ты делала в городе.
На лице Первой Сестры впервые за всё время их знакомства промелькнула улыбка.
– Гм-м, мы ходили по рынку, потом пообедали в ресторане, потом остановились в лавке тканей… И мы ходили в общественную баню. Да, так мы и сделали.
Сонджу почти наяву могла ощутить запахи и услышать звуки рынка, который она часто посещала, пока жила в Сеуле.
– Я рада, что у тебя был такой интересный день. Почему бы тебе не отдохнуть? Мы со Второй Сестрой займёмся кухней.
Первая Сестра колебалась.
– Гм-м, но Матушка…
– Я скажу ей, что вытолкала тебя из кухни, если она спросит.
По пути в комнату Первая Сестра помедлила, оглянувшись на Сонджу со странным напряжённым выражением лица: она явно нервничала. Это разбивало Сонджу сердце.
В субботу Сонджу рассказала о поездке Первой Сестры мужу.
– Хорошо, что ей удалось выбраться, правда? Она не выходила за пределы Маари в течение четырнадцати лет.
– Пф! – проворчал он. – Ничего хорошего из этого не выйдет.
Она сердито на него уставилась.
– Неужели ты предпочёл бы, чтобы она безвылазно сидела в деревне? Какая ей здесь радость в жизни?
Он озадаченно на неё посмотрел. Вероятно, голос её прозвучал слишком резко. Прежде чем он успел ответить, она вышла из комнаты, прошла мимо кухни в сад и прислонилась к прохладной стене бани. Они с мужем расстраивали друг друга так часто. Они не были предназначены друг для друга. Стареющая луна и россыпь звёзд на небе как будто кивнули в знак согласия.
В первый вторник ноября в дом доставили четыреста кочанов пекинской капусты. Женщины Второго Дома и две служанки засолили их и в течение следующих двух дней фаршировали каждый лист засоленной капусты смесью сладкой рисовой пасты, острого перца, соуса из ферментированных креветок, чеснока и имбиря с тонкими полосками белого редиса. Затем фаршированную капусту отправили в высокие глиняные горшки с толстыми стенками. Слуги закопали горшки в землю рядом с кухней, чтобы кимчи сохранилось в холоде до самой весны.
Два дня спустя Вторую Сестру начало тошнить по утрам, и она сообщила свекрови о своей беременности. Все женщины клана приходили поздравить свекровь. Правда, утренние молитвы не прекратились, вопреки надеждам Сонджу.
Вторая Сестра, страдавшая от тошноты и головокружения, была несчастна. Сонджу умоляла её посидеть в комнате и позволить ей и Первой Сестре заняться кухней, но Вторая Сестра возразила:
– Тогда свекровь будет смотреть на меня с укором. Лениться не положено, пока не умрут оба твоих свёкра.
На следующий день после пятой поездки Первой Сестры в город Сонджу шла навестить хозяйку Большого Дома, когда увидела сопровождавшую Первую Сестру женщину в компании приятельницы. Они болтали и смеялись, показывая на Второй Дом. Увидев Сонджу, женщины пихнули друг друга локтем и резко прекратили беседу, поприветствовав Сонджу с натянутой улыбкой. Вероятно, они говорили о Первой Сестре. Визит Сонджу в Большой Дом был кратким.
Вторая Сестра стояла у колодца, когда вернулась Сонджу.
– Что-то ты быстро, – сказала она.
– Да. Мне нужно кое о чём позаботиться.
В кухне Первой Сестры не было, значит, искать её стоило в другом месте. Она сидела в уголке в своей комнате, аккуратно складывая в стопку чистую одежду. При виде Сонджу в дверях она испуганно встрепенулась. Сонджу села рядом и, не желая тревожить её, заговорила ровным голосом:
– Первая Сестра, по пути в Большой Дом я встретила твою сопровождающую, она говорила с другой деревенской женщиной. Из их поведения я сделала вывод, что они сплетничали о тебе. Ты не знаешь, почему?
Первая Сестра со страхом уставилась на Сонджу, широко распахнув глаза. Затем кивнула и дрожащим голосом сообщила, что встретила на рынке мужчину, и они планировали сбежать вместе. Внезапно она начала плакать, раскачиваясь взад-вперёд и пытаясь заглушить свои всхлипывания, закрыв себе рот рукой. Затем, взяв себя в руки, она взглянула на Сонджу.
– Я должна воспользоваться этим шансом! Это возможность уехать, понимаешь?
Она закрыла лицо руками и всхлипнула снова. Потом опустила взгляд и произнесла смиренно:
– Наверное, я много грешила… в прошлой жизни… чтобы заслужить всё это несчастье. Да, наверное, так и было. Я живу только потому, что не умерла…
Последние слова пронзили грудь Сонджу невыносимой грустью. Закрыв лицо, она тихо плакала вместе с Первой Сестрой. Нужно помочь Первой Сестре с этим отчаянным побегом, подумала она, вытирая лицо рукавом.
– Где этот мужчина ждёт и где вы будете жить?
– Гм-м, если я сумею сбежать… – Первая Сестра снова начала раскачиваться. – Он остановился в хижине возле рынка. Мы планировали жить в небольшой рыбацкой деревушке в провинции Чолладо.
– Я постараюсь тебе помочь, – сказала Сонджу и, покинув Первую Сестру, которая снова начала плакать, направилась прямиком к свёкру.
Когда Сонджу рассказала ему о Первой Сестре, он уставился на неё, лишившись дара речи. Она сказала:
– Этот мужчина может явиться за ней, и если вы попытаетесь его остановить, то кто-то может пострадать. Это запятнает репутацию семьи. Сопровождающая уже начала пускать слухи. Прошу, просто позвольте ей уйти, не заставляйте её сбегать тайком.
Свёкор отвёл взгляд. Ни одного из сыновей не было дома. Он поблагодарил Сонджу за то, что она сообщила ему, и велел:
– Пусть она не выходит из комнаты до своего отбытия сегодня ночью.
Покидая мужскую половину дома, она слышала, как свёкор позвал старого слугу. Вернувшись в комнату к Первой Сестре, она сказала ей приготовиться уходить сегодня ночью и оставаться в комнате, пока за ней не придут. Первая Сестра ахнула, прикрыв рот рукой, и благодарно улыбнулась Сонджу, глядя на неё влажными от слёз глазами. Сонджу уверенно посмотрела на неё в ответ и сказала:
– Надеюсь, у тебя будет хорошая жизнь, которая компенсирует все эти годы.
Когда она вошла на кухню, Вторая Сестра спросила:
– Я видела, как ты ходила к Первой Сестре, а потом на мужскую половину дома. Что случилось?
Сонджу рассказала ей. Та потрясённо ахнула.
– Она нашла мужчину, с которым собирается сбежать? Это так… даже не знаю, как сказать, – глядя на миску в своих руках, она пробормотала: – …так для неё нехарактерно.
– Первая Сестра будет у себя в комнате, пока не уйдёт. Никому, кроме Чинвон, нельзя туда заходить. Пусть служанка принесет ужин к ней в комнату.
Прошло около минуты. Вторая Сестра поставила миску на стойку и сказала:
– Не знаю, чего теперь ждать, когда Первая Сестра уйдёт. Как отреагирует Матушка?
Сонджу не ответила. Всё происходило так быстро. Первая Сестра уедет. Всё должно пройти идеально.
Той ночью Сонджу лежала на йо неподвижно, не в силах уснуть. Она услышала тихие шаги. Встала, чтобы подглядеть через щель в окне, и увидела три тёмных силуэта, направлявшихся к воротам – Первая Сестра, её сопровождающая из деревни и слуга. Сонджу моргнула, чтобы зрение прояснилось. Уголки её губ невольно сложились в улыбку. Она беззвучно всплеснула руками. Каково это – уйти отсюда? Просто уйти и начать с чистого листа? Представить только! Сонджу наблюдала за силуэтами, пока не услышала, как за ними закрылись ворота.
Ещё несколько дней Сонджу размышляла о словах Первой Сестры. О её улыбке сквозь слёзы, о том, как она раскачивалась, пока говорила. О том, как три фигуры скрылись за воротами в темноте. Украдкой Сонджу наблюдала за Чинвон, надеясь, что та сделает хоть что-то – разобьёт что-нибудь, заплачет или закричит. Что мать и дочь сказали друг другу в их последнюю ночь вместе?
Рассказывать мужу о Первой Сестре, когда он вернулся домой в ту субботу, ей не пришлось. Ещё до ужина он произнёс:
– Отец рассказал мне, что ты помогла ей уйти.
Было неясно, как он это воспринял. Решив, что чем меньше она скажет, тем лучше, Сонджу коротко подтвердила:
– Да, – и ничего больше не добавила.
Он никак это не прокомментировал. Люди в деревне немного посплетничали о случившемся, но очень скоро забыли об этом и продолжили жить своей жизнью.
Две недели спустя в доме совершенно внезапно раздался высокий голос Чинвон – она пела так, как будто звуки сами рвались у неё из горла. Она так и не сказала ни слова насчёт своей матери. Вероятно, так она справлялась с потерей, предположила Сонджу. Должно быть, Чинвон испытывала очень смешанные чувства по этому поводу, особенно учитывая, как она игнорировала мать раньше. Но она всё ещё была ребёнком, потерявшим мать, а потому Сонджу испытывала к этой девочке, теперь практически осиротевшей, сочувствие и нежность.
Мало что изменилось во Втором Доме после ухода Первой Сестры, кроме общей атмосферы. Вопреки опасениям Второй Сестры, свекровь вела себя точно так же. На кухне без одной пары рук прибавилось работы. Не улучшало ситуацию и то, что Вторую Сестру продолжало тошнить по утрам. Она почти ничего не ела и говорила:
– У меня шатаются все зубы. Во время обеих прошлых беременностей было так же. И это ещё не всё. Чхулджин и Чина оба родились ягодицами вперёд, и воды у меня отошли задолго до начала родов.
Это звучало так серьёзно, что Сонджу начала опасаться, что с беременностью что-то не так – или, того хуже, с самой Второй Сестрой. Семье понадобится дополнительная помощь на кухне очень скоро. Она покатала в руке невидимый мыслекамень.
Вторая Сестра теряла вес, сколько бы ни заставляла себя есть. Еда просто не задерживалась в её организме.
В декабре муж Сонджу сказал с унылым видом:
– Я надеялся на должность в Сеуле, но с февраля я начну работать в Пусане.
Она попыталась поднять ему настроение:
– Это же всё ещё хорошо, разве нет? Второй по величине город.
– Это может замедлить моё продвижение. – Не глядя на неё, он добавил: – Я навестил твоего отца. Думал, он захочет, чтобы мы переехали в Сеул.
– Что ты ему сказал?
– Сказал, что я был бы благодарен ему за помощь с работой в Сеуле.
– И что он ответил?
– Он был не слишком-то рад. Сказал, что ты всегда гордилась тяжёлой работой. Что он имел в виду? – На этот раз он всё же взглянул на неё.
– Я не знаю.
Но она догадывалась.
Её муж разочаровал её отца, попытавшись воспользоваться его влиянием. Или, возможно, отец знал, что Сонджу ещё рано возвращаться в Сеул, по мнению матери. Возможно, они никогда не захотят её возвращения, пока в Сеуле находится Кунгу. И хотя она знала, что они не смогут удержать её от переезда, если её муж получит там работу своими силами, в лицо ей бросился жар. Подавив гнев, она взяла мужа за руку.
– Ты преуспеешь и без его помощи.
Сонджу понимала: он просто пытался найти свой путь в этом мире. Как и она сама. Она последует за ним в Пусан и поможет ему достичь того, что он желает. Он хотел простых вещей – стать чиновником, как он говорил много раз. Большая часть больших частных компаний управлялась другими семьями, где он никогда не сможет подняться так высоко, как в правительстве. Со временем она поняла: он хотел доказать, что достойнее своего брата. Чего ещё он мог желать и на что мог надеяться? Он не принимал в семье никаких решений, фамильные земли тоже ему не принадлежали. Той ночью она держала мужа в объятиях, прижав к своей груди, и слушала, как бьётся его сердце.
На следующий день, проводив мужа, Сонджу вернулась на кухню и приготовила поднос с ячменным чаем и сладкие рисовые пирожные, которые собиралась отнести к себе в комнату. Она привыкла наслаждаться временем наедине с собой после нелёгких выходных с мужем. Так что она ощутила раздражение, когда на кухне появилась Чинвон, взглянула на поднос и поставила на него ещё одну чашку. Без единого слова Сонджу направилась в комнату – Чинвон следовала в двух шагах позади, как ребёнок. Ребёнок, потерявший мать всего месяц назад. Сонджу немного смягчилась.
– О чём ты хочешь поговорить? – спросила она, опуская поднос на пол.
Чинвон взяла пирожное и съела его, как голодная шимпанзе.
– О моём прапрадедушке… – она налила чай в чашку и глотнула его. – Видишь ли, спустя какое-то время после смерти своей жены он отправился на хлопковое поле и увидел там молодую вдову, – она съела ещё одно пирожное. – Он построил небольшой дом и передал обязанности по хозяйству моим прадедушке и прабабушке. Затем он послал слуг в дом вдовы. Они набросили ей на голову мешок и привели её в этот новый дом, чтобы она стала его второй женой.
Сонджу налила чай себе и сделала глоток.
– Он похитил её? Почему он просто не попросил её руки?
– Чтобы спасти её репутацию. Видишь ли, идея была в том, что она – добродетельная женщина и что у неё нет выбора, кроме как выйти за своего похитителя, – Чинвон ухмыльнулась.
– А, понимаю, – Сонджу съела одно пирожное и подтолкнула оставшееся к Чинвон. Та взяла его и съела в два укуса. – Откуда ты всё это знаешь?
– Люди говорят, – Чинвон выпила свой чай залпом. – У дедушки была сестра, которая родилась с искривлённым позвоночником. Всю жизнь она прожила, согнувшись, и ходила вот так.
Чинвон поднялась с пола и прошлась по комнате, сильно согнув колени и размахивая руками. Разумеется, Чинвон не могла сама этого видеть, но у Сонджу всё равно невольно перехватило дыхание. Сперва рука без пальцев у свёкра, а теперь ещё и это. Чинвон села обратно.
– Мой прадед выдал её замуж за бедняка и дал ему землю в приданое. Она умерла в родах.
Той ночью во сне Сонджу нянчила ребёнка странной формы. У него были лягушачьи лапы с четырьмя пальцами и задние ноги с человеческими ступнями. Ребёнок повернул к ней своё милое личико, глядя на неё так, словно смотрел в самую душу. Затем он позвал: «Мама! Мама!» – и стал царапать её грудь тремя острыми когтями на передней лягушачьей ноге. Капли крови образовали три красных линии на её груди. Сонджу перехватила эти когти. Она проснулась, цепляясь за йо.
Яркий образ ребёнка с когтями преследовал Сонджу весь день. В животе тяжестью осел страх. Но следующим утром она увидела за окном выпавший за ночь снег: яркое солнце сверкало на ровном белом покрывале, никем ещё не потревоженном. Глаза отдыхали. Ни единый звук не нарушал тишину. Сонджу забыла о кошмаре. Забыла о трёх последних месяцах, когда из-за забот и хлопот некогда было вздохнуть. Она всё смотрела на белый пейзаж перед глазами и вдыхала прохладный чистый воздух.
Вероятно, это и было счастье.
На следующей неделе муж удивил её журналом Life, которому было всего два месяца: букинистические магазины получали эти журналы напрямую от американцев в Сеуле. Она как раз радовалась такому продуманному подарку, когда в комнату вошла Вторая Сестра, уронив перед ней корзину с одеждой для починки – одежда при этом подпрыгнула. Вторая Сестра тяжело опустилась на подушку.
– Я обречена здесь состариться.
Сонджу взяла из корзины пару штанов и вдела иголку в нитку.
– С чего ты взяла?
– Муж отклонил предложение переехать в Сеул по работе. Снова, – Вторая Сестра скривила губы. – Он хочет остаться поближе к родителям – ну, ты знаешь, долг первого сына и всё такое прочее.
Она взяла носок и яростно швырнула его обратно в корзину.
– Я устала жить с его родителями! Первая Сестра ушла. Ты тоже скоро уедешь. А я останусь здесь со свекровью в одиночестве.
Сонджу подумала: вероятно, ей стоит остаться. Но когда её муж получит работу в Пусане, она собиралась присоединиться к нему и помогать ему с карьерой. Она не предложила остаться, чувствуя себя законченной эгоисткой. Они сосредоточились на шитье на две минуты, может, на пять. Чинвон пела O Sole Mio где-то поблизости. Сонджу сказала:
– Мне нравится эта песня.
Вторая Сестра ничего не ответила. Они продолжили шить в тишине. Сонджу чувствовала себя виноватой, но её муж тоже в ней нуждался. Когда с шитьём было закончено, Вторая Сестра взяла корзину и молча вышла из комнаты.
Ещё несколько дней они почти не разговаривали: Сонджу боялась, что расстроила Вторую Сестру, не предложив остаться хотя бы до её родов. Вместо этого она сосредоточилась на том, чтобы переехать в Пусан к февралю вместе с мужем. Иногда её посещали тревожные мысли. Прошло уже девять месяцев, а беременность всё так и не наступала.