Возвращение Дон Кихота

Очень давно мне не попадалась книга, которая шла бы так долго и тяжело. Несмотря на объем – две сотни страничек.Думала, что тут не так. Это откровенная сатира на все, на английскую аристократию, на английских социалистов, на светскую молодежь, на все вокруг. Я так и вижу, как автор оттачивает свое остроумие и рассылает язвительные стрелы во все стороны. Но для понимания всей блестящей сатиры надо очень хорошо знать то общество, над которым смеется Честертон, а лучше жить в нем. Тогда его юмор не пропадет. Но сто лет спустя юмор кажется задавленным авторским многословием. Вкратце – тихому скромному библиотекарю развеселившиеся юнцы поручили роль короля в домашней постановке. Будучи человеком основательным, он погрузился в изучение эпохи 12 – 13 веков. Начитавшись книг, проникнувшись временем и вправду он возомнил себя воистину королем и с горячностью начал обличать аристократию, выступая на социалистических позициях. Конец понятен – бедный библиотекарь изгнан из поместья и вынужден отправиться в странствия в поисках истины… Очень сильные ассоциации с романом Джон Стейнбек – Короткое правление Пипина IV . Не удивлюсь, если Стейнбека вдохновил Честертон

Это английский роман.В том смысле, что его конфликты воздвигнуты на – по большей части – чисто английских основаниях. У них свое отношение к Средневековью (да что там, у них свое Средневековье!), у них свое отношение к знати, у них свое отношение к пролетариату, у них свое отношение к революции, свое отношение к промышленности и промышленникам, свое – к рыцарству, свое – к развлечениям, свое – к алкоголю, свое – к юмору.В этом плане чисто «металитетно» роман не входит плотно в пазы нашего, не-английского, ума (ну или лично моего, по меньшей мере). За происходящим наблюдаешь как турист, как будто даже через окуляры театрального бинокля. С одной стороны это, конечно, мешает, с другой же – ставит нас в выигрышную позицию стороннего наблюдателя, которому все непривычно, удивительно и увлекательно. Ну знаете, это как смотреть театральную постановку чужой культуры на чужом языке – пляшут чего-то, костюмы развеваются, песни какие-то льются; а ты сидишь-сидишь, подвисаешь, а потом закрываешь глаза на непонимание и принимаешься похлопывать, притопывать, мурлычешь себе под нос что-то в такт. Так и тут – лорды, соверены, синдикалисты; для среднестатистического выпускника российского вуза проблемы героев – понятны, не подумайте! -но не очень-то близки. У нас тут, знаете ли, своих проблем хватает – чисто «менталитетно». (Впрочем, иллюзий относительно себя не питаю и понимаю, что, быть может, это я такой дремучий деревенский малый, где-то неначитанный, где-то невнимательный, потому и оказавшийся не в книге, а где-то сбоку). Это что касается Англии. (Вот вам, кстати, и здоровый национализм, ровнехонько по Ильину, – признавать своеобразие чужого духовного акта и радоваться этому, а не скрипеть зубами, вычисляя, кто тут первый, а кто второй).Это рыцарский роман.И в этом смысле он понятен всем и каждому, потому что любые национальные разделения приобретают свойства стекла (в плане прозрачности, а не хрупкости), когда разговор заходит о рыцарях, прекрасных дамах, сражениях и подвигах. Давно известно, что лучшие рыцари – мальчишки, а в чине мальчишек у нас состояла почти половина населения земного шара, так что (да и посмотрите на Дугласа «Мартышку» Мэррэла – не мальчишка ли?) громкие слова о чести, долге, доблести и приключениях заставляют трепетать сердце, когда-то бывшее мальчишеским. Будь я врачом, я бы прописал чтение Честертона всем молодым людям от 20 до 200 – дабы не скрючиваться под гнетом офисного быта и в жизни быть при чем. Во всяком случае на меня старый добрый Гилберт действует исключительно положительно – такая вдруг удаль молодецкая по венам бежит, глаз остер, рука крепка, ум быстр, сердце стучит весело и смело, так и хочется скатиться из какого-нибудь окна на крышу кеба с ловкостью истинного джентльмена. (Раз уж заговорили о рыцарях, не могу не отметить поразительного сходства Честертона и графа А. К. Толстого; это я к тому, что ниточки рыцарства тянутся из века в век, из страны в страну, гудя трубами, звеня латами и вибрируя в такт песням).Это предельно актуальный роман.Смотрите, собрались молодые-горячие и решили, что хватит уже жить по законам века сего, больше похожим на пыль, норовящую забить рот, нос, глаза и уши, – хватит, говорят, будем жить по законам чести и справедливости – как предки. Так и вижу – сознательные русские юноши и девушки собираются и провозглашают, что будут жить по дворянским кодексам чести (вот что значит зашоренное сознание – сразу плывет перед моими глазами довольное лицо Дмитрия Энтео; нет, не то, не то – не так). В какой-то момент я видел подобную отдушину в институте третейских судов – когда хотя бы говорят о разрешении по справедливости, о честном прямом подходе и так далее – а не о лабиринтах формальностей, в которые превратилась нынешняя юриспруденция. Так вот шутки шутками (а были лил шутки?) позиция «Стоп, хватит, буду жить по-старинке» – экстражизненная и экстраэффективная, но воплощаться, конечно, должна не в рамках государства (поди пульни стрелой в премьер-министра – отправишься в путешествие по бескрайней), а рамках, скажем, семей или, например, дружеских коллективов. Не сообразуйтесь веку сему, значится. Истосковался сегодняшний человек по простым, естественным порядкам жизни, не заклеванной бюрократией и тому подобным – на этом и играет «Возвращение Дон Кихота» (пусть и с оглядкой на Англию).Нельзя не отметить некоторую сумбурность романа (сумбурность, как я понял, вообще присуща романам мистера Ч.), несколько смазывающую впечатление от чтения. Однако именно благодаря этой сумбурности и, я бы сказал, стремительности, текст как будто бы остается бесплотным, его не тянет к земле, и читатель воспринимает его как ту самую пьесу о преданном королю трубадуре, о которой так много слов, но которая сама по себе проскользила где-то между страницами почти незамеченной. Ну а как действовать по окончании пьесы – тут каждый решает сам за себя.

Небольшое произведение английского писателя Гилберта Кита Честертона на 217 страницах повторяет мотивы тысячестраничного «Хитроумного идальго Дон Кихота». Это не сразу же становится очевидным, но начинается, скажем так, пародия на оригинальное произведение со структуры романа, который, как и оригинальное произведение, от вполне реалистичных сцен в начале уходит в сюрреализм. В «Возвращении…» читателю сначала представляют мирную пастораль с рисующей девушкой, подготовкой к домашнему представлению в импровизированном театре, но с течением времени события набирают свой сюрреалистичный оборот. И бывший библиотекарь, изучавший хеттов внезапно (о, ужас!) переключается на Средневековье. Мурашки бегут по коже. В лучших традициях сюрреализма библиотекарь внезапно превращается в короля, и эта роль ему невероятно подходит. Однако меня с самого начала не отпускал вопрос – кто же тот самый Дон Кихот, чье возвращение нам предрекает название? Является ли им Дуглас Мэррел, прозванный Мартышкой. Высокородный, много знающий, бывший кандидат в лидеры какой-то партии, а теперь – свободный человек, ведущий дружбу с благородными лордами и дамами, а также с зеленщиком, кэбменом и завсегдатаями кабаков. Или это длинный и худой Джон Брейнтри, идеалист с мрачным лицом и темной бородкой, который хмурится, носит бороду и красный галстук из принципа. Или это библиотекарь Майкл Херн, знавший все о хеттах, тенью слоняющийся по своим владениям. Описание Херна очень колоритно: «Волосы у него были пыльно-белокурые, лицо длинное, нос прямой, бледно-голубые глаза расставлены очень широко, так что казалось, будто у него, собственно, один глаз, а другой неведомо где». Кажется, что подходят все, но расклад станет понятен только в конце. Из-за стиля и самой атмосферы романа через страницы было продираться довольно сложно. Происходящее порой больше напоминало безумие, а одно предложение иногда вступало в прямое противоречие с другим. И сам роман – это смесь всего на свете. Однако точно можно сказать, что он очень английский. Здесь английские знатные особы выступают против английских рабочих. Здесь английский юмор соседствует с английской серьезностью. Честертон поднимает ряд острых вопросов о социальных реформах, положении каждого сословия, назревших проблемах, гнилых местечках английского общества. Кроме того, в романе есть аббатство, религия, высшее общество, поля, отголоски диккенсовских крошек, несправедливо ущемляемых старцев. Это противостояние миров – средневекового с феодальными законами, прекрасными дамами и королями; мира нового времени с джентльменами у руля, знатными аристократами в парламенте, джентри и прочими; мир периода лейборизма с идеалистичными людьми, верящими во всеобщее благоденствие. Каждый из этих миров во что-то верил, питал какие-то иллюзии и взлелеивал идеалы. И все они собрались здесь, на двухстах страницах текста.