Как мы служили на «Гремящем»

© Сергей Черных 2021

Как мы служили на «Гремящем»

Посвящается моим друзьям – соратникам

Глава 1
Пришел на флот – ничему не удивляйся

На пятом курсе КВВМУ (Калининградское высшее военно-морское училище, в котором я учился с 1974 по 1979 год) нас отправили на стажировку. Мне мои родители посоветовали ехать на Северный флот. Что я и сделал. Направлен был по плану в бригаду десантных кораблей. Место мне отвели на СКР «полтиннике» (сторожевой корабль без названия пятидесятого проекта). Какой-то (не помню) тактический номер. Корабль был неисправен, намертво привязан к причалу под штабом Флота, полуразобран и готовился перейти в подчинение ОФИ (Отдела фондового имущества флота), то есть отправиться на слом. По ночам в мою кормовую каюту, где было чуть-чуть теплее, чем на причале, ко мне приходила крыса. То ли погреться, то ли поесть. Стажировка была неинтересной, и я попросился на большой десантный корабль. Сначала меня отправили на «поляк» (БДК польской постройки с тактическим номером вместо названия), потом на «Петруху», – БДК советской постройки «Петр Ильичев». Там было уже совсем нормально, даже пару раз выходили в море. Стажировка прошла познавательно и продуктивно. После окончания училища я опять, уже по распределению отправился на СФ, и вроде был назначен на БДК польской постройки в бригаду десантных кораблей дивизии морских десантных сил Краснознаменного Северного Флота. Это я, наивный, так думал. Прошел месяц. Я сдавал зачеты на самостоятельное управление боевой частью, осваивал средства кораблевождения, даже выходил в море под присмотром штурманов с соседних кораблей. Был уже сентябрь, когда меня вызвали в отдел кадров флота. Я, ничтоже сумняшеся, с легким сердцем прибыл в указанный кабинет, бодро отрапортовал капитану 2 ранга, что, мол, такой-то лейтенант по вашему приказанию прибыл! Капдва заулыбался, поздоровался со мной за руку, и изрек:

– Вот, что, лейтенант, дело такое. С бригады десантных кораблей год назад отправили на классы капитан – лейтенанта Шишковского, он отучился, вернулся, а теперь его девать некуда. Мы решили его назначить на твое место, а тебя переместить. Так что, пойдешь на остроносый, боевой. Это тебе не БДК! Я насторожился:

– На какой?

– На гвардейский, большой противолодочный корабль «Гремящий».

– А на каком он причале стоит?

– Кажется, на семьдесят третьем.

Я уже знал обстановку в главной базе СФ и спросил:

– Так, здесь же всего около двадцати причалов? На что кадровик ответил:

– Правильно, это в Балтийске!

Тут-то я чуть не охренел!

Отклонюсь от курса. Я женился на четвертом курсе в феврале 1978 года. Познакомились с женой в Москве, в ноябре 1975 года, когда мы участвовали в параде на Красной площади в честь годовщины Революции. Соответственно, моя жена была москвичкой. А я калининградец. Мы жили у моих родителей в Калининграде, а в отпуск ездили в Москву, к родителям Татьяны. Так вот, когда мы отправлялись к месту службы в Североморск, собрали два багажа, один из Калининграда, другой из Москвы. Один багаж получили почти сразу, как только приехали на Север. А второго нет и нет! Несколько раз ездили в Мурманск на вокзал, предъявляли квитанцию. Один раз нам сказали, что, мол, ваш багаж выдан. Мол, нам и выдан! Но роспись в получении не наша! Мы пошли в милицию. Написали заявление, что пропал багаж, перечислили по списку все, что в нем было (список еще дома составлялся). Лейтенант милиции, молодой парень, принял заявление, пококетничал с Татьяной, побравировал наличием у него пистолета, и сказал, что дело наше практически безнадежное. И отпустил, посоветовав нам ждать. Сообщим, мол, когда что-нибудь выяснится. В пропавшем багаже были постельное белье, мои зимние комплекты форменной одежды, посуда и многое другое. А мне предлагают ехать в Балтийск. А вещей-то нет! Да и денег-то осталось с гулькин нос! Подъемные деньги почти кончились. Засада, одним словом! Короче, прихожу к комбригу, объясняю ситуацию. Получаю отсрочку до решения вопроса с багажом. Ждем. И, надо же, приходит письмо с приглашением в Мурманск, к тому самому лейтенанту милиции. Приезжаем в Мурманск. Идем в линейное отделение, заходим в знакомый уже кабинет. Видим, лежат наши вещи на диванчике, на стульях, на столе. Натюрморт еще тот! Лейтенант улыбается во весь рот:

– Забирайте, – говорит, – ваши вещи.

Мы конечно, опешили. А ящик где, мол, как забирать-то, без ящика? Лейтенант объяснил, как было дело. В Мурманске, жил и работал на рыболовном траулере Черных Сергей, только Викторович. Кстати, тоже калининградец. Как-то раз, приходит с моря Сергей, и сразу к почтовому ящику, посмотреть, кто чего прислал. И среди прочих писем видит Извещение. Посылка, точнее, багаж пришел. Сел на свои «Жигули» и приехал на вокзал, в багажное отделение. Предъявил квитанцию, и ему выдают громадный ящик, который в машину никак не входит, хоть тресни. Вскрыл Серега багаж и видит незнакомые вещи: форма лейтенантская какая-то, постельное белье, ложки, вилки, поварешки и прочая лабуда. Ну, думает, наверное, родители чье-то имущество отправили, чтобы кому-то передать. Потом разберусь. Так как в машину ящик не влезал, пришлось его отправить на помойку, а вещи сложить в худосочный багажник и на заднее сиденье. Кое – как довез домой всю эту музыку Серега, свалил в угол и ждет. Через несколько дней звонок в дверь, входят трое в форме милиции и говорят, мол, отдавай незаконно приобретенное имущество взад. А он и не против, забирайте, говорит, оно только место занимает. Забрали, увезли. Сереге за все это, разумеется, ничего не было. А нам было. Нам «повезло» просто. Никто не виноват. Лейтенант помог нам сложить вещи в такси, пожелал не попадать в подобные ситуации впредь. На мой вопрос, чем мы обязаны, он покосился на мои рифленые звездочки на погонах кителя. Я отстегнул погоны, и вместе со звездочками отдал лейтенанту. Он поблагодарил. Мы тоже сказали «спасибо» и уехали в Североморск. Дома оказалось, что из всего багажа не хватило одной простыни. Сергей оказался порядочным парнем.

Вещи оставили у знакомых, взяли билеты и отправились в Калининград. Моя жена, Татьяна, была беременна, ждала Сашу, сына, и у нее был страшный токсикоз. В поезде пересчитали наличность и прослезились. Денег не хватало даже на второе из вагона-ресторана. Я подошел к проводнику, парню лет двадцати пяти, и попросил немножко денег взаймы, объяснив, что на вокзале нас будут встречать родители, и я сразу отдам долг. На что он мне предложил дать что-нибудь в залог. Например, …кортик. Пришлось объяснить ему, что кортик может оказаться у него под ребром. Мы холодно разошлись. Я отправился в вагон-ресторан, поговорил там с толстой добродушной теткой-поварихой, и через 20 минут принес Тане тарелку картофельного пюре с котлетой и салат. На мои обещания заплатить за обед по приезду в Калининград, тетка только руками на меня замахала. Спасибо той женщине! Хоть и через 40 с лишним лет. Таня поела, ей было просто необходимо поесть. Но нашелся в вагоне идиот, который выходя в тамбур покурить, прикурил прямо в коридоре вагона. Дымом потянуло в купе, Таня вдохнула пару раз, поперхнулась, прикрыла рот рукой и убежала в сторону ближайшего туалета. Когда она вернулась, было понятно, что ее вывернуло. Того «друга» в тамбуре уже не оказалось. Мы приуныли. День прошел кое – как. Вечером в купе зашел проводник, поставил перед нами два чая и положил пачку печенья. Я вопросительно посмотрел на него. Он глазами показал, что, мол, ничего не надо. Утром нас встречали родители на вокзале. Через полчаса мы были дома.

Глава 2
Здравствуй, «Гремящий»!

На следующий день с утра я был в Балтийске. Как правильно сказал североморский кадровик, на 73 причале был ошвартован остроносый, боевой, гвардейский большой противолодочный корабль «Гремящий», с которым мне предстояло связать свою судьбу на ближайшие несколько лет. Как выяснилось, он недавно вышел из завода. Пять лет проходил ремонт с модернизацией в КМОЛЗе (Кронштадтском морском Ордена Ленина заводе), и сейчас сдавал первую курсовую задачу, готовясь к переходу на Северный флот. Приняли меня хорошо. Я не унывал. Думал, через пару недель будем в Североморске. Ага, губу раскатал! По ночам уже было прохладно. А я эпизодически нес вахту у трапа. Мне дали шинель с чужого плеча, на погонах которой были лишние дырочки, как будто я разжалованный старлей. Повседневная организация корабля не просто страдала. Ее не было вовсе! На корабле была так называемая «черная сотня», порядка ста человек матросов и старшин, которые должны были уволиться осенью – зимой 79 года. Они с начала службы видели только завод, о дисциплине только слышали. Этим ребятам было сказано, что увольнение в запас только после перехода на Север. А они старослужащие, годки, и служили тогда три года, а не год, как сейчас! Так что, они чувствовали себя обиженными, и ни при каких обстоятельствах не хотели подчиняться. На зарядку уходило двести человек, приходило сто. Остальные где-то купались. И возвращались не строем, а по одному, по два. Как говорится, спасибо и на этом. И вот такая орава, а не экипаж, умудрилась получить оценку «удовлетворительно» за повседневную организацию корабля. То есть, мы сдали первую курсовую задачу. Правда, нам поставили положительную оценку, так сказать, авансом. А, может, чтобы поскорее избавиться от нас, уходящих на другой флот. Годковщина была серьезная. Это и привело к печальным последствиям, о которых я вынужден рассказать. Был у нас матрос трюмный по фамилии Райветер. В его обязанности входило обходить свои заведования, в том числе выгородку ГАС (гидроакустической станции) и осушать водичку, которая попадала внутрь корпуса корабля. Как она туда попадала, не важно. То ли отпотевание происходило, то ли еще что. Но, Райветер был «годок», почти «гражданский», и ему было «в лом» самому это делать, поэтому он посылал выполнять свои обязанности кого «помоложе». И вот, матрос, посланный осушить выгородку гидроакустической станции, вместо того, чтобы включить эжектор на осушение, включил инжектор и затопил отсек ГАС. Она вышла из строя. Недалеко от нас стоял крейсер «Октябрьская революция», на нем матрос в свое время упустил масло из ГТЗА (главный турбозубчатый агрегат), и ходила легенда, что ему дали штраф 10000 рублей и 10 лет отсидки. Командир БЧ-7 капитан-лейтенант Хромченко Василий Ермолаевич использовал эту легенду, чтобы припугнуть Райветера, но не рассчитал.

Как-то, в субботу утром началась большая приборка, старпом вышел на бак разогнать курящих бездельников, и видит чуть приоткрытый люк в боцманскую кладовую. Попытался приподнять крышку люка – не поддается! Напрягся, приподнял, чуть заглянул внутрь и бросил, увидев там болтающийся на веревке труп матроса. С помощью людей, находящихся на баке, Райветера вытащили и уложили рядом с люком. Вызвали «скорую», а пока она едет, чтобы не терять времени, стали делать повешенному искусственное дыхание. Занялся этим мичман Володя Кобец, как наиболее взрослый и опытный из находившихся рядом мужчин. Володя проделывал манипуляции через носовой платок изо рта в рот, старался, но толку не было. Приехала «скорая», и врач, майор медслужбы констатировал смерть Райветера по меньшей мере десять часов назад, то есть вчера вечером. Кобец покрылся сеткой лопнувших капилляров на лице. Значит, он делал искусственное дыхание вчерашнему трупу! Как говорится, нервным, просьба не смотреть. Райветера увезли. Потом выяснилось, что у ГАС сгорели блоки генератора, ремонт стоил около 400 рублей (тоже не мало, но не смертельно). Но матроса уже не вернуть. Помню, как приезжала пожилая мать Райветера, как в кубрике ей показали аккуратно заправленную койку ее сына, как она любовно гладила ее своими морщинистыми руками, как рыдала над ней, и у матросов, стоящих здесь же в кубрике, на глаза наворачивались слезы. И кто виноват, спросите вы? Подумайте сами.

Глава 3
Родная гавань все ближе и ближе

Нам назначили пересдачу первой курсовой задачи. А что еще можно было ожидать? Опять бесконечные учения, тренировки, и уже никаких авансов. Кстати, отправлять на родину Райветера в цинковом гробу пришлось именно мне, как калининградцу. Были, конечно, моменты, но рассказывать о них не хочется. Кое – как, с горем пополам, наступив на горло собственной песне, экипаж сдал – таки первую курсовую задачу. «Повседневная организация корабля» уже и нам самим не казалась такой убогой, как раньше. Нам назначили учение по приемке ракетного боезапаса. И вот на корабле «Учебная тревога», я отправлен на причал с матросами, убирать листья, как офицер, не имеющий никакого отношения к ракетам. (Не в море же?) И наблюдаем картину. На ракетную установку подают первую зенитную ракету, точнее ее макет. Мы метем причал. На площадке пусковой установки командир ЗРБ, у него в руках микрофон. Ракета на пусковой. Ее надо спустить в погреб. И вдруг, ракета начинает незакономерно поворачивать на пусковой, перенацеливаясь с одного направления на другое. Потом «уставилась» в палубу ракетной площадки, как будто собирается выстрелить себе в ногу. Командира ЗРБ с площадки как ветром сдуло. Потом «боевая часть» (это же макет) соскальзывает вниз и надламывается, как спичка. Я своим «дворникам» на всякий случай скомандовал «Ложись!», и они послушно упали на бетон причала. «Ракету» сняли с пусковой, учение отменили. И нам в третий раз назначили пересдачу первой курсовой задачи. Далее, уже веселее. Первую задачу сдали на «хорошо». Это уже радовало. Потренировались в приемке всех видов боезапаса, и с первого раза сдали вторую курсовую задачу. Наконец-то нам дали выход в море. Пока что просто выйти, развить ход и вернуться в базу. Сходили. В приподнятом настроении вернулись. Машины у нашего корабля были что надо. В заводе все сделали на совесть. Пер наш БПК – только в путь! Приняли боезапас. Сдали третью курсовую задачу с первого захода. У нас уже был экипаж, а не орава! Мы уже испытывали гордость за наш постепенно выздоравливающий корабль! На мачте уже гордо развевался вымпел, говорящий, что мы в линии, что мы МОРЯКИ, а не пассажиры на своем корабле. В Североморск хотелось быстрее. Мы с командиром моей штурманской боевой части капитан-лейтенантом Шумовым Николаем Николаевичем вовсю корректировали навигационные карты, нанося на них ПРИПЫ и НАВИМЫ (Прибрежные предупреждения и Навигационные извещения мореплавателям). На дворе уже стоял ноябрь. Иногда шел небольшой снег. Погоды случались ветреные. Но мы уже без опаски выскакивали в полигоны на выполнение боевых упражнений. И упражнения выполняли минимум на «хорошо»! И вот, долгожданный приказ перейти в Североморск в начале – середине декабря 1979 года. Мы подобрались окончательно. В Балтийск пришел наш напарник по переходу, новенький сторожевой корабль «Задорный», только недавно построенный в Калининградском судостроительном заводе «Янтарь». С ним мы и должны были совершить переход, межфлотский переход из Балтийска в Североморск.

Глава 4
Операция «Аппендицит»

На борт прибыл старший на переходе начальник штаба бригады, в распоряжение которой мы поступали на Севере капитан 2 ранга Попов Павел Ильич. И где- то числа 7–8 декабря (сейчас точно не помню), состоялся наш выход на переход по маршруту Балтийск-Североморск. На причале был оркестр. Снимались торжественно. То ли потому, что событие знаменательное, то ли потому, что мы достали своим присутствием местных сверх терпения. Играли, как водится, «Прощание славянки». Снялись со швартовов, слава богу, без замечаний. Вышли, построились в кильватер друг другу и пошли. Всю юго западную часть Балтики шли средним ходом, без приключений. А вот в Проливной зоне Балтийского моря, в проливе Каттегат у нашего матроса начался приступ аппендицита. Наш корабельный док, лейтенант медслужбы Коля Вакин, соответственно, начал операцию. Начать – то начал. Под местным наркозом. Но в процессе выяснилось, что нужен общий, так как извлечь аппендикс не удавалось так, чтобы моряк не орал, как резаный. Хотя, он и был таким. Именно резаным. Начальством было принято мудрое решение стать на якорь у мыса Скаген до выхода в Скагеррак, где начинался сильный «мордотык», встречный северо- западный ветер до 17 м/с. Стали на якорь. У нас ощущалась лишь приличная зыбь. Чтобы осуществить общий наркоз, нужен был второй квалифицированный врач, который был только на «Задорном». Поэтому решили передать врача с «Задорного» на «Гремящий». Для этого у нас завалили кормовой флагшток, на юте настелили матрацы в несколько слоев. «Задорному» была дана команда аккуратно подойти кормой к нашей корме на расстояние метра в готовности дать ход вперед. На «Задорном» начальника медслужбы облачили в спасательный жилет, обвязали поданным с нашей кормы проводником. СКР медленно приближался, то поднимаясь над нашей палубой, то опускаясь ниже уровня нашей кормы на метр – два. Когда до герба Советского Союза, красующегося на ахтерштевне «Задорного» остался всего метр, корма СКР слегка нависла над палубой нашего юта, а доктор все еще проявлял нерешительность, его просто сдернули, как памятник с пьедестала, и он полетел на наши матрацы. Корма «Задорного» поднырнула под нашу, произошло «касание», мы получили пробоину в румпельном отделении, а «Задорный», дав ход вперед, отскочил от нас как укушенный. Доктор – прыгун тоже пострадал, неудачно приземлившись, он сломал ногу. Ему наложили шину, накачали обезболивающим и отнесли в санчасть, где в таком состоянии он и делал общий наркоз нашему матросу. Матрос выжил, пробоину заделали, через несколько часов мы снялись с якорей и продолжили наш путь. Так как непредвиденная остановка выбила нас из графика, после выхода в Скагеррак прибавили ход до полного. (18 узлов). Доктор с «Задорного» так и остался у нас до конца перехода. Передавать его обратно в таком состоянии, со сломанной ногой никто не рискнул. В Скагерраке на выходе в Северное море нам неожиданно пересекла курс всплывающая иностранная подлодка. Дистанция была не критическая, но приятного было мало. Словом, зевать не приходилось. Так прошли несколько беспокойных дней, и 15 декабря 1979 года мы пришли к месту постоянного базирования в славный город Североморск, главную базу Краснознаменного Северного Флота. Мы вошли в состав бригады эсминцев оперативной эскадры Северного флота. Я, наконец, получил доступ к своей новенькой, еще не ношеной форме. Приехала жена Таня, и мы поселись у офицера с нашего корабля Коли Рыманова. Особенности быта в то неустроенное время опускаю. Это описано в других рассказах, и не только моих.

Глава 5
Без «черной сотни» да в Белое море

Долго отдыхать нам не дали. Вообще, служба – не отдых. В Белом море проходил испытания тяжелый атомный ракетный крейсер «Киров», и нам поставили задачу следовать в Белое море на обеспечение стрельб этого монстра. К слову сказать, рубежи нашей страны омывают многие моря и океаны. Но только берега Белого моря принадлежат полностью нам. И испытания наиболее серьезного оружия кораблей проводятся именно в Белом море, чтобы никто не подглядывал. Две недели готовились к походу, изучали северный морской театр, получали и корректировали карты, отрабатывали плавание в осенне-зимний период, получили и установили парочку приемников новых радионавигационных систем. «Черная сотня» уволилась в запас. Личный состав обновился, но опытных моряков поубавилось. Подумалось, что офицерский труд сродни сизифову. Только из тюхи – митюхи сделаешь моряка, а он раз, – и в запас! И следующий ему в затылок дышит. Короче, в назначенный день вышли из базы и направились в Белое море. Всю дорогу сильно штормило. Ветер достигал 20–22 м/с, волнение до 7 баллов. Я обратил внимание, что практически не укачиваюсь. И не мутит даже. Немножко себя зауважал, хотя это не моя заслуга, а всего лишь физиология. После горла Белого моря стало поспокойнее. Кольский полуостров все-таки прикрывал от ветров, хоть и немного. Зато навигационных опасностей в Белом море хватает! Не задремлешь. Ничего, освоили и Беломорский театр. Нормальный театр, только простора не хватает. Через несколько недель вернулись в Североморск. Поставленную задачу выполнили на «хорошо», никто особо не ругался. В воздухе запахло чем – то новым. Запахло длительным плаванием, или боевой службой. Был где-то февраль-март 80 г., когда эти слова впервые мелькнули в кают-компании. Но до нее, до боевой службы, было еще далеко! Много раз выходили на поиск подводных лодок, на выполнение торпедных и артиллерийских стрельб, ракетных стрельб и минные постановки. Учения и тренировки доводили отдельные вещи до автоматизма. Я чувствовал себя винтиком в сложном механизме корабля, набирался опыта и с гордостью носил знак «Гвардия» на правой половине груди. Наступило лето, а с ним и полярный день. У нашего командира капитана 2 ранга Зиновьева В.А. не складывались отношения с командованием бригады, а может быть, потеря Райветера не прошла ему даром. Причина мне неизвестна.