000
ОтложитьЧитал
Глава тринадцатая
Варя звонила каждый день и жалобно просила вернуться в Утятин. Но Инна Леонидовна вдруг поняла, что возвращаться ей не надо. И прошлую жизнь вспоминать не хотелось. Глупое её замужество, неудавшееся материнство, последовавшая за ней нищая одинокая жизнь… а хорошее что-то было? Вот пришло в русский язык такое выражение – чайлдфри. Большинство эту позицию осуждают. И она вроде бы осуждала. Но, оказывается, она душой кривила, и не только перед другими, но и перед собой. Это у неё был страх не перед повторением болезни ребёнка, а перед материнством вообще. Ведь брала она ребятишек Вари, когда они были маленькими, если в этом была необходимость. Но всегда знала, что это ненадолго: на выходные, на время болезни Вари или карантина в детском саду. Она искренне привязалась к детям, считая их роднёй. А через много лет дети выросли и отдалились. Не только от неё, они и к матери стали холоднее относиться, и к отчиму. За Лёшу особенно обидно. Нет, Юра, конечно, ближе, но это пока у него своей семьи не появилось. После всех этих событий она наконец задумалась: а так ли надо жить? Вот бабушка Вера создавала свою семейную империю: пускай в конюшне, но вместе! Жить по единым правилам! Помогать родным! И первым её родной внук эти правила похерил.
Остаться в Утятине – значит навсегда остаться в детских проблемах. Через месяц с небольшим, а может, и раньше появится дочь у Лёши. Конечно, живут они не близко, но быть ей на подхвате. Так и Копыловы её уже в свои проблемы включили. Чуть дочка Дашина засопела – стук в окно. В детскую консультацию на приём надо: «Тётя Инна, вы со мной сходите?» Вообще Дашка в роли матери нравится ей очень. Выполняет все врачебные предписания, читает статьи в интернете, порядок в доме идеальный, как при покойных бабушке и дедушке. Валет балдеет от своих девочек. Не курит и не пьёт. Сколько продержится эта идиллия – неизвестно, хочется надеяться, что навсегда. Но как-то нечестно, что никто не думает о том, что у неё могут быть свои интересы.
Вот привяжется она к ним, а через годы придёт к тому, что никому не нужна. Так лучше любить их в отдалении и не рвать потом сердце, оказавшись в одиночестве.
И она твёрдо решила: жить будет здесь. В Москве или Подмосковье, но ближе к тому, что ей нравится: театры! Она приехала в гости к Тамаре Афанасьевне, бывшему их режиссёру. Та встретила её с радостью, но ночевала Инна Леонидовна у неё только одну ночь. С ней даже родной сын не ужился, отселив мать в добрачную квартирку жены, как только она смогла ходить. Прокуренная квартира, громоподобный голос, вечный кашель – и кто бы вытерпел? К счастью, в этом же подъезде сдавалась квартира, и она сняла её на месяц. Каждый вечер отправлялась в театр, один раз прихватила с собой Тамару Афанасьевну. Ну и натерпелась же! На едкие комментарии старухи оборачивались ближайшие пять рядов! Но именно этого ей не хватало в последний год…
Вот тогда, выйдя из театра, она поняла: ей не столько интересно смотреть на конечный продукт творчества, как присутствовать при его создании. Репетиции – вот что ей нравится больше всего. Слушать одну фразу, бесконечно повторяемую и понимать: опять не то! А потом осеняет: «Ну нельзя говорить такие слова в лицо и на крике! Их говорят самому себе и осипшим голосом!»
Решено! Билетёршей, гардеробщицей, но в театр! Она теперь не нуждается в деньгах, поэтому может себе позволить получать минималку, зато на законных основаниях забиться в угол и наблюдать, как рождается спектакль.
Оставалось решить один вопрос. Увы, это опять было связано с младенцем. Тогда она, попав наконец в жильё Лаумы, ни её, ни дочери не обнаружила. В квартире разбирала вещи тётка Лаумы. Она и пустила Инну Леонидовну только потому что приняла её за покупательницу. Оказалось, что молодая мать тяжело заболела и за несколько недель сгорела. Перед смертью она просила тётку не оставлять малышку, но та ещё при жизни матери нашла для девочки богатых приёмных родителей. То, с какой скоростью было оформлено удочерение, выписан из квартиры малолетний ребёнок, являющийся собственником жилья, переоформлена собственность на тётку, вызывало большие подозрения, и Инна Леонидовна потребовала адрес приёмных родителей. Тётка не испугалась и выставила её из дома.
Несмотря на выходной, в Доме печати были люди. Прилетела из дома живущая напротив Лара и организовала, как она это назвала, «концертную бригаду», куда вошла она сама, фотокор Костик, оператор и ведущая из телерадиокомпании. Они с грохотом разгрузились во дворе и попытались проникнуть в квартиру. Когда им не открыли, вышли во двор и стали снимать квартиру через окно, благо первый этаж. Тётка вызвала полицию, но ведущая козырнула законом о СМИ. Тут ещё соседи подтянулись, некоторые подтвердили сомнения по поводу собственника квартиры. В результате полиция, которая явно что-то знала, пригласила заинтересованные лица пройти в квартиру и разобраться. Тётка трясла некоторыми документами, но в руки давала только полицейским. Полицейские развели руками: всё законно.
Пришлось им уезжать ни с чем. Инна Леонидовна была в отчаянии, но Лара сказала: «Ребята дело своё знают». Оказалось, что и Костик, и оператор смогли тайком, вроде как ненароком, документы эти заснять. Таким образом выяснилось, что Наташа носит теперь простую именную фамилию Денисова. А приёмный отец её, действительно, человек богатый. Лара разыскала его в интернете и покачала головой: к этому просто так не попасть. Телевизионщики снабдили её телефоном бывшей своей сотрудницы Вероники, которая недавно перебралась в столицу и работала на канале «Культура» кем-то незначительным, но могла помочь информационно.
Теперь Инна Леонидовна упрямо ожидала, когда её примет большой человек Максим Ильич Денисов. Но он пока не принимал. В стеклянный небоскрёб, принадлежащий его холдингу, её не допустили. Тогда она написала ему письмо. На бумаге, чего давно уже никто не делает. Она и сама уже забыла, когда писала письмо. Очень долго мучилась, как обратиться. Уважаемый? А вот не факт. Писала, зачёркивала, обводила зачёркнутое, снова зачёркивала. Вот статью в газету она быстро тогда написала. Про Славдию, Анну-Марию, Рейнгольда и Анжелику Кирпичёву. Хвалили. Напечатали почти без правки. А письмо богатею из списка Форбса как-то не писалось, хотя очень нужно было. В конце концов накарябала она такой текст: «Господин Денисов. Я Кожевникова Инна Леонидовна, родственница биологического отца Наташи Лаце, получившая наследство по его завещанию. Не хотелось бы ограбить младенца, как это сделала тётка её матери. Поэтому убедительно прошу уделить мне пять минут Вашего времени, чтобы изложить Вам обстоятельства наследственного дела и показать документы. Связаться со мной можно по телефону…» На конверте написала адрес небоскрёба, имя большого человека, а ещё приписала: «Личное. Конфиденциальное».
Большой человек не отвечал. Домашний адрес его она не знала. Телевизионщица Вероника сказала, что у него особняк в Николиной горе. Статусное место, сказала. Значит, подобраться к нему там не получится. К Царёву обращаться не хотелось. Спасибо, что помог в следственный комитет попасть. Говорил он с ней последний раз очень недовольным тоном. Понятно, напрягала она его. И хватит. Не родня, не подруга, всего лишь отработала у него пять месяцев. Теперь, когда Натальи Петровны нет, у них ничего общего, кроме малой родины.
Пока она оформляла недвижимость. С представителем конторы, занимающейся ведением дел по управлению недвижимостью Игоря, теперь, стало быть, её, поглядела на собственный особняк. Ничего такой домик в Подмосковье оказался. Посёлок такой средний, не дворянское гнездо, как у Денисова, но и не деревня Гадюкино. Место прекрасное, на высоком берегу речки, внизу пляж песчаный. Два этажа, да ещё цокольный, участок небольшой, но ухоженный: беседки, пруд, лужайка. Видела она его, впрочем, только из-за забора. Арендуют-с. Очень удачный арендатор, дипломат. О, иностранец? Да-с, из одной южной независимой. Платят исправно, не извольте беспокоиться.
Где остановилась? Да нигде пока. В гостях, то есть. Нет, к арендатору вопросов нет. Ни к чему ей, одинокой женщине, такие хоромы. Думает квартирку приглядеть. Ещё не решила. Нет, где-нибудь ближе к электричке. Нет, о машине не будем. Водить надо смолоду учиться. И зрение, да. Остановите, пожалуйста. Да, назад сдайте. Это что? Продают, вижу. Миниатюрный домишко, и землицы мало? А я бы приценилась! Вы? Ну, звоните сами, коли считаете, что у вас это лучше получается. Да, конечно, и строительный специалист должен проверить.
Почему глянулся этот домик? Оказалось, ей тяжело жить в многоквартирном доме. Шумы, запахи, кругом машины, скученность домов. А в посёлке всё как дома. Место понравилось. На том же берегу той же речки, что дом Игоря. А у моста автобусная остановка. Пятнадцать минут – и ты на станции. А через три остановки совсем недалеко от станции театр «Под сенью лип», где ей обещана должность помощника завлита. Тамара Афанасьевна, когда узнала, фыркнула: «Это называется театр? В полутора часах от Москвы на электричке? В райцентре? Здание – бывший ДК пищевиков, труппа – несколько лет назад из студии в профессиональный коллектив преобразована. У них уже и завлит есть? А помощница чем занята будет? За пивом бегать?» А Инна и этому рада!
Через неделю – звонок с незнакомого номера: «Я – такой-то, юрист холдинга такого-то, изложите ваше дело». Растерялась. Потом спросила:
– А как я могу быть уверенной в том, что вы – именно вы, а не проходимец какой-то или скандальный журналист, к примеру? Письмо Денисову я лично посылала. Надо думать, он его не читал?
– Он поручил мне выяснить, в чём ваше дело заключается. Максим Ильич слишком занятый человек, у него каждый день по минутам расписан.
– Чем докажете, что поручил?
Звонивший хмыкнул:
– Послушайте, так ведь и вы личность совсем неизвестная, хоть и представились.
– Вращаемся мы, конечно, в разных кругах. Пожалуй, из всех моих знакомых только один мог удостоиться чести приблизиться к вашему патрону. Свяжитесь с депутатом от нашего избирательного округа. Он подтвердит, что я с террористами не связана и шантажом не занимаюсь. В общем, вполне безобидна.
Отключила телефон. Была мысль Царёву позвонить. Но нет! Лишнее беспокойство. Пусть, если захотят, позвонят ему. Он даже доволен будет, что такие люди обращаются.
Бывают же полезные связи. Через день юрист перезвонил, а она как раз по Москве гуляла:
– Вы можете сегодня к восьми подъехать в наш офис?
– Ну нет, – возмутилась она. – У меня билет на «Пер Гюнта»!
Похоже, собеседник подавился. Что-то хлюпнуло, стукнуло. Потом он спросил:
– А сейчас можете?
– Ну… минут через сорок.
– Я пришлю машину.
– На метро я доеду быстрее.
На проходной пришлось немного подождать, впрочем, во вполне комфортных условиях, в мягком кресле. Приехала за ней на лифте девушка стандартной офисной внешности, проводила в приёмную. Инна Леонидовна волновалась сильно, поэтому ничего не разглядела. Только присела, как открылась дверь, вышла какая-то полная дама в годах с бумагами. Однако тут и такие есть!
– Пожалуйста, Инна Леонидовна, – сказала секретарша.
И она проследовала. За мощным столом сидел не очень крупный мужчина. А может, и не мелкий, просто за большим столом потерялся. Это общее впечатление, а так она не разглядела. Потому что зрение неважное, да ещё ухудшается, когда волнуется. Сидит как идол тьмутараканский, молчит. Ясно, такой присесть не предложит. Она подошла к столу, установленному перпендикулярно хозяйскому, поставила на него сумку, вынула из неё файл с документами и сказала:
– Вот. Это о наследстве, оставленном отцом Наташи, Игорем Лопухиным. По завещанию всё отошло мне и брату. Но Наташа как дочь по закону имеет право по крайней мере на половину. Вы, я вижу, человек не бедный, отказались от квартиры в пользу бабки, которая вам ребёнка отдала. Возможно, ещё и приплатили. Но всё-таки это её деньги.
Идол ожил:
– Как вы узнали тайну усыновления?
– Удалось добыть документы.
– О какой сумме идёт речь?
– Ну… миллионов пятнадцать.
– Долларов?
Инна от неожиданности засмеялась:
– Рублей, конечно.
Идол пробормотал в стол:
– Милана, Григория Семёновича пригласите, – почти сразу вошедшему сказал, ткнув пальцем. – Посмотри.
Григорий Семёнович подошёл к ней, выдвинул стул, сказал: «Прошу вас», усадил, надавив на плечи, потому что вообще-то Инна Леонидовна садиться не хотела, сел рядом и взялся за документы:
– Вы позволите?
Быстро пролистал всё, потом ещё раз проглядел внимательнее, но опять бегло, и спросил:
– И что вы хотели?
– Проинформировать приёмных родителей ребёнка о том, что ей положено по закону.
– Максим Ильич?
Идол вскочил и зашипел:
– Ну, ты понимаешь? Документы об усыновлении доступны любому проходимцу! Кто гарантировал, что всё останется в тайне?
– Что делать, в нашей стране раскопать можно всё, были бы денежки. Хотели покоя – удочерили бы вьетнамочку или негритяночку.
– Наташа – дочь! Я не побрякушку покупал!
У Инны Леонидовны отлегло. Даже видеть стала яснее. Она ещё раз оглядела кабинет, теперь уже прояснившимся зрением, и наткнулась на взгляд юриста:
– А скажите, Инна Леонидовна, за сколько эта гадина вам имя назвала?
– Гадина она, да, но тайну вашу не выдавала. Мы хитростью это выяснили.
– Мы?
– Да, мне помогали добрые люди. Насчёт сохранения тайны не волнуйтесь, они, когда нашли о вас в интернете, сказали, чтобы я с вами не связывалась. Здравомыслящие.
– А вы почему связались?
– Понимаете… мы, Ивановские, детей не бросаем. Я не претендую на ребёнка, просто вот как Максим Ильич сказал: «Моя дочь!», я увидела, что девочку любят. Пусть живёт в любящей семье, и дай бог, чтобы всем вам было счастье. Но… тайное всегда становится явным. Если взрослой уже, а не дай бог, ребёнком, но узнает она о том, что материна родня её продала, а отцова ограбила, это же её сломает!
– Она никогда не узнает, – прорычал Максим Ильич.
– Разные бывают обстоятельства. Медицинские, финансовые, просто доброжелатели какие-нибудь, чтоб им сгореть, сами родители могут проговориться…
– Брэк, – сказал Григорий Семёнович надвигавшемуся на неё хозяину кабинета. – Я полагаю, мы можем написать Инне Леонидовне письмо о том, что супруги Денисовы поставлены в известность о том, что Наталья Игоревна Лаце может унаследовать средства, оставленные Игорем Ивановичем Лопухиным, но претендовать на них не будут? А Инна Леонидовна будет хранить эту бумагу ради душевного спокойствия, а не для того, чтобы её кому-то показывать?
– Давай, – кивнул Максим Ильич.
Инна Леонидовна встала вслед за юристом, но хозяин кабинета буркнул:
– Сидите, – уселся сам и спросил. – Вы, наверное, хотите увидеть Наташу?
– Думаю, это будет неправильно. Вы наверняка окружены вниманием недобрых людей. И ревность…
– Вот, – он обошёл стол, сел рядом с ней и протянул телефон. На видео маленькая круглолицая, почти безволосая девочка стояла, держась за диван. А Максим Ильич сидел на ковре и манил её. Она вдруг сделала пару шагов, оторвавшись от дивана и упала, смеясь, в его объятия. – Первые шаги! А знаете… она ведь на вас похожа!
– Да, увы.
– Почему?
– Очень сильны гены Ивановских. А мы все близорукие. Следите за зрением!
– Ой, надо проверить!
– Не сейчас, – улыбнулась она. – Это с возрастом, ближе к школе. Сейчас только мультики ограничьте.
– Да, ещё волосы…
– Это норма, это у многих так. А у меня почти до двух лет волос не было. Зато потом коса была толстая. В начальной школе девчонки завидовали. А потом я им…
– Почему?
– Бабушка стрижку делать не разрешала.
– Строгая?
– Добрая и умная. А строгая, потому что поповна.
– Значит, у дочери наследственность хорошая?
– По-разному. В любом стаде есть паршивые овцы. Биологический отец Наташи, увы, был таким.
– Я рад, что вы не такая.
Он поцеловал ей руку. Инна Леонидовна сконфузилась. В это время открылась дверь и вошли Григорий Семёнович, Милана и ещё одна юная девушка, блондинка в коротеньком пальто и с ногами от ушей. Впрочем, насчёт юности она, пожалуй, погорячилась. Когда девушка заговорила, даже такая подслеповатая и неискушённая в бьюти-индустрии провинциалка, как Инна Леонидовна, поняла, что здесь работают специалисты, и работают давно. Блондинка сюсюкала, строила глазки, но лицо оставалось неподвижным, только губы слегка кривились.
Григорий Семёнович пробормотал, что супруги Денисовы подписывают отказ от имущественных претензий к присутствующей здесь Кожевниковой Инне Леонидовне, а он с Миланой присутствуют тут в качестве свидетелей. Блондинка пищала беспомощно: «Ах, я ничего не понимаю в этих противных редкоземельных металлах», а сама косила глаза в текст, пытаясь разглядеть сумму прописью. Максим Ильич таял от восхищения и бормотал: «Люсенька, не забивай свою прелестную головку». Наконец подписи получены, Григорий Семёнович выдернул лист из-под пера поставившей подпись последней и сказал:
– Ну, всё. Пойдёмте, я письмо зарегистрирую и проштампую.
И потащил её на выход. Инна Леонидовна только успела на ходу пискнуть: «До свидания». Они пронеслись по коридору и ворвались в небольшой кабинет со стенами матового стекла. Он выдвинул стул ей, рухнул на офисное кресло, облокотился, уткнув лицо в руки и заржал:
– У вас было такое лицо!
– Какое?
– Напряжённое.
– Понимаете, он только показал мне видео с Наташей, я подумала, что богатые тоже люди, и тут… я, извините, вспомнила, что блондинки делятся на «прелесть, какая дурочка», а…
– А Людмила Кирилловна уже перешла в группу «ужас, какая дура», и только Максим Ильич этого не замечает!
Хлопнула дверь. Максим Ильич буркнул:
– Вы второй экземпляр не захватили.
Кинул на стол и вышел.
– Как неудобно получилось! Что теперь с вами…
– Да бросьте! Мстят за слова только дураки, а босс отнюдь не дурак. Не берите в голову. – Встал, открыл сейф, вынул какие-то бумаги, стал что-то писать, потом спросил. – Вы знаете, что ваш знакомый о вас сказал?
– Что-нибудь типа: «Она уже и до вас добралась».
– Примерно так. Но ещё он сказал, что, «если она что-то делает, значит это правильно». Я вот о чём хочу спросить. А если бы босс принял наследство, ведь и брату вашему пришлось бы делиться. Он был согласен?
– Он бы согласился, если бы знал. Но я сама о Наташе узнала неделю назад. И не стала бы ему говорить пока. Эту половину я бы выплатила из своих.
– Почему?
– Мне хватит.
– Ах, Инна Леонидовна, если бы вы лишились этой суммы, я бы попросил ваш телефончик для дальнейшего знакомства. А так… неловко к богатой женщине клинья подбивать.
– Мне это знакомо. Я много лет существовала как человек-невидимка. Помните, он проявлялся только когда одежду на себя натягивал? Так и я. Окружающие видели только мои боты. А с тех пор, как я была объявлена богатой наследницей, некоторых земляков мужского пола стала привлекать моя стройная фигура, правильные черты лица и светлая душа. Прощайте!
– Я вас провожу, – ведя её под руку к лифту, он сказал. – Вы о Людмиле плохо не думайте, она недалёкая, жадная, но не злая. К Наташе привязана. Но с ребёнком нянька больше. Она хорошая.
Бесшумно съехались за её спиной наружные двери. Инна Леонидовна глубоко вздохнула и устремилась к станции метро, а потом обедать, а потом в театр! И к новой жизни!
Глава четырнадцатая.
– Инна Леонидовна, вы почему опаздываете?
– Пробки, – пробасил кто-то, и из разных концов зала раздались смешки. Наверное, кто-то из опоздавших актёров на это сослался. И не один. Но за три года работы среди этой шатии она научилась не тушеваться:
– На тротуаре просторно. Я, конечно, дама объёмная, но урны обходить пока могу. Катю я ещё вчера предупредила, но, если она не сказала, отчитаюсь: была в мэрии, визировала интервью с замом по культуре. Потом отнесла текст в редакцию.
– Что там приятного?
– Краткое содержание: и население, и администрация, любит нас как сорок тысяч братьев. Если бы каждый брат дал по рублику, то мэрия побелила бы театральное здание к юбилею. А так извините. Зато Крым наш.
– Это хорошо… то есть плохо, конечно. Тьфу на вас! Инна Леонидовна, я о чём вас просил?
– О чём?
– Это я вас спрашиваю, о чём?
– Так, посмотрим. Первое: приглашённую звезду отзвездить. Это сделано. Сегодня в вечерних новостях, если никто из заслуженных и народных не помрёт, пройдёт сюжет из нашего гербария: звезда репетирует на этой юбилейной сцене.
– Это же старьё! Это в начале сезона снимали!
– Подновлено вчерашними кадрами: на фоне свежей афиши Томочка с придыханием рассказывает, как ей повезло играть с таким выдающимся партнёром.
– А почему Томочка?
– Господа большие артисты, держите свою зависть в узде! В тот ранний час, когда мимо нас проезжала голубая карета телевидения, а в зале должна была вовсю идти репетиция, только Томочка уже стояла на пороге храма Мельпомены, сжимая в юной трепетной руке роль Фаншетты. Ещё наличествовали Гера и я. Почему-то оператор выбрал Томочку. Сама удивляюсь. А ведь был у меня шанс засветиться на экране и поразить в самое сердце какого-нибудь олигарха. Может, спонсировал бы он какой-нибудь сериал, где бы я сыграла падшую, но чистую душой пейзанку. Но нет! Обломилась.
– Прекратите ржать! Инна Леонидовна, я о чём вас просил?!
– Так, второе. Творческая характеристика и наградной лист на Поликарпова. Исполнено.
– Где?
– У директора. Наверное, он уже передал в министерство.
– Наверное! Надо знать точно!
– Мне проконтролировать директора?
– Инна Леонидовна, я вас просил подготовить к изданию книгу о театре!
– Не вопрос, материала туча. А где деньги на издание?
– Ищите спонсора!
– Я?
– А кто, я?
– Наверное, администрация!
– Вы относитесь к администрации!
– Точно так же, как тётя Шура, которая моет административные кабинеты. Мы с ней можем постоять у Козьмодемьянской церкви. Но много не дадут.
– Эй вы, не шумите! Прекратите ржать! Я с вами серьёзно говорю!
– Я тоже серьёзно говорю. Нет у меня административных полномочий, и я не медийное лицо, меня в приличное учреждение не пустят.
– Как вы со мной разговариваете!
– Я отвечаю на ваши вопросы. А вы всё шутите.
– Ну вот, шутки кончились. Представляю вам нашего нового завлита, выпускницу театроведческого факультета Кузьмину Галину… э-э?
– Можно просто Галина.
– Обалдеть! А Борисыч куда делся? – спросил Витя.
– Он вышел на заслуженный отдых. Мы ещё проводим его. Итак, будьте знакомы.
– Очень приятно. А я ваша помощница Кожевникова Инна Леонидовна.
– Это ещё она посмотрит, будете ли вы её помощницей.
– А что Галина без помощницы делать будет? – спросила Света.
– То же, что и Борисыч – ничего! – заржал Витя. – Небось, сценарий пишет! Пишешь, Галина? Пишет, ишь как покраснела!
– Найти помощницу – не проблема, – отрезал главный.
– На такую зарплату? Даже тётя Шура на неё не клюнет! Галя, возьми меня в помощники! Я даже зарплату получать не буду! Я на общественных началах! Все вечера будут наши! Я даже сценарий твой прочитаю!
– Отстань от девушки, Витька, – сказала Инна Леонидовна. – У тебя все вечера пьянкой заняты. Какой из тебя, на фиг, помощник по сценарной части! И не отбирай у меня последний кусок хлеба, негодник!
– Всё, собрание окончено! Инна Леонидовна, от вас не ожидал!
– А! Пойдёмте, Галина, на рабочее место.
– Инна Леонидовна, у меня вопрос по сценарной части, – увязался за ними юный Пашенька.
– Вот ваш стол…
– Я бы хотела занять этот. Мне нужно естественное освещение.
– Не вопрос, поменяемся.
– Инна Леонидовна…
– Субординация, Пашенька, – кивнув на новую завлитшу, сказала Инна Леонидовна.
– Галина, спойте мне жалостную блатную песню!
– Что вы себе позволяете!
– Ему действительно нужна блатная песня. Он по сценарию с зоны откинулся. А чем тебя не устраивает «По стрелкам мотаюсь, но сердцем лишь маюсь»?
– Жалостней нужно.
– «Шлю тебе последнее письмо» подойдёт?
– Нет, попошлее что-нибудь…
– «Бледной луной озарялся старый кладбищенский двор…»
– Не знаю такую. Что там дальше?
– «А над сырою могилой плакал молоденький вор».
– Во! Оно! Откуда вы такой фольклор знаете?
– Эту песню не задушишь, не убьёшь. С детства в памяти застряло. Все подростки у костра такую мутотень под гитару поют.
– Я сяду сюда? Срисую с монитора аккорды и текст?
– Послушайте, а нельзя ли где-то в другом месте компьютер включить? – возмутилась Галина.
– У нас компьютеры у начальства, в сценарном и в приёмной. Куда пойти прикажете?
– Господи, Пашенька, ты что как пенсионер, – попеняла Инна Леонидовна. – Сгони на флешку, а Катя распечатает.
– Инна Леонидовна, говорят, вы классный молодёжный сценарий Слободянюку нашли?
– Он ещё не смотрел. Я там половину слов не понимаю, но смешно.
– Можно почитать?
– Только здесь. Режиссёр нагрянет, и текст умыкнули.
– Ага, ладно, – Витя плюхнулся в кресло.
– Инна Леонидовна, здесь всегда так?
– Как?
– Это же проходной двор!
– Вообще актёры по делам зашли. Ну, может, сегодня ещё новым лицом интересуются. Пока молодёжь, а потом ещё наши старые ловеласы подтянутся. Это театр, милочка.
– Я вам не милочка!
– Так скажите ваше честное отчество, и я буду к вам сугубо официально!
– Галина Арнольдовна.
Витя взвизгнул и вылетел в дверь.
– Ой, трепло! Понёс отчество в народ!
– Девчонки, можно у вас телек включить?
На экране мелькнуло знакомое лицо.
– Света, подожди, не переключай!
Дикторша тарахтела: «Арест господина Денисова по обвинению в сокрытии налогов связывают с отзывом лицензии Западного Московского банка. А недавний скандал с его разводом…»
– Инна Леонидовна, можно уже переключить?
Она отмахнулась и судорожно схватилась за телефон:
– Григорий Семёнович! Что случилось? Где Наташа?
– А я ещё вчера ждал, что вы позвоните. Наташа у меня. Максим ещё на прошлой неделе доверенность на вас выписал. Давайте встретимся.
– Лечу!
Кажется, новая жизнь кончилась. Возвращается старая.
