Унтер Пришибеев

Самым высшим достижением для писателя является то, что его выражения становятся нарицательными, уходят в народ. 25-летний Чехов написал рассказ «Унтер Пришибеев», и термин пришибеевщина является глубоко укорененным в русском языке, часто употребляемым в определённых обстоятельствах.Кто же он, знаменитый унтер Пришибеев? Отставной каптенармус, служил в штабе в Варшаве, вышел в отставку, был в пожарных, два года проработал швейцаром в мужской классической прогимназии. И вот уже пятнадцать лет бывший унтер-офицер Пришибеев житья не даёт всем в селе. Почему? Пришибеев убеждён, что он обязан наводить порядок – «…Никто порядков настоящих не знает, во всем селе только я один, можно сказать, ваше высокородие, знаю, как обходиться с людями простого звания…»Перед нами весьма распространённый в России тип самодура, которому «хоть кол на голове теши», а он будет всё делать по-своему. Пришибеев – это классический самодур, высшей пробы. Он ничего и никого не слышит, только выполняет свою миссию – «А ежели беспорядки? Нешто можно дозволять, чтобы народ безобразил? Где это в законе написано, чтоб народу волю давать? Я не могу дозволять-с. Ежели я не стану их разгонять, да взыскивать, то кто же станет?»Главное, что унтер не только простой народ воспитывает, он готов поучить и урядника, и старшину, представителей власти. Причём поучить не только словами, но и делом – «…ведь без того нельзя, чтоб не побить. Ежели глупого человека не побьешь, то на твоей же душе грех. Особливо, ежели за дело… ежели беспорядок…»Вот и судят Пришибеева за то, что он оскорбил словами и действием урядника, старшину, сотского понятых, ещё шестерых крестьян… Представляете уровень непрошибаемости унтера, его абсолютной уверенности в своей правоте?! Напрасно мировой судья пытается до него достучаться, объяснить ему, что это не его дело.А если бы ему реальную власть дать?! С его-то замашками. Он уже сейчас запрещает односельчанам песни петь – «Да что хорошего в песнях-то? Вместо того, чтоб делом каким заниматься, они песни…» Ещё сильно Пришибеева беспокоит, что «моду взяли вечера с огнем сидеть. Нужно спать ложиться, а у них разговоры да смехи. У меня записано-с!» Он готов мировому судье доложить, кто «беспорядки нарушает» – «Солдатка Шустрова, вдова, живет в развратном беззаконии с Семеном Кисловым. Игнат Сверчок занимается волшебством, и жена его Мавра есть ведьма, по ночам ходит доить чужих коров».Получив от суда месяц ареста, Пришибеев не может понять, за что?! По какому закону?! И этим наказанием его не исправить. Даже сейчас, находясь под арестом, «увидев мужиков, которые толпятся и говорят о чем-то, он по привычке, с которой уже совладать не может, вытягивает руки по швам и кричит хриплым, сердитым голосом: – Наррод, расходись! Не толпись! По домам!»Невероятно точный классический пример самодура!Фраза – «Разгоняю я народ, а на берегу на песочке утоплый труп мертвого человека. По какому такому основанию, спрашиваю, он тут лежит? Нешто это порядок? Что урядник глядит? Отчего ты, говорю, урядник, начальству знать не даешь? Может, этот утоплый покойник сам утоп, а может, тут дело Сибирью пахнет. Может, тут уголовное смертоубийство…»Прочитано в рамках марафона «Все рассказы Чехова» # 534

В рассказе «Унтер Пришибеев» Чехов создал как бы новый вариант типа Держиморды и тем самым подчеркнул обобщающую силу гоголевского образа.Он был написан Чеховым в пору сотрудничества в юмористических журналах и предназначался для журнала «Осколки». Первоначально рассказ носил заглавие «Сверхштатный блюститель». Цензура не пропустила его. Цензор объяснил запрещение тем, что в рассказе резко преувеличенно «описываются уродливые общественные формы, явившиеся вследствие усиленного наблюдения полиции». Чехов послал рассказ в «Петербургскую газету». Там он был напечатан в конце 1885 г. под заглавием «Кляузник». Через 15 лет писатель включил рассказ в собрание сочинений и не только не смягчил егo, а, напротив, усилил обличение царского строя. Особенно заострил он, пользуясь методом сознательного преувеличения, центральный сатирический персонаж, именем которого назвал рассказ – унтера Пришибеева.Унтер Пришибеев, как и Держиморда, стоит на защите власти. Грубая деспотическая сила, слепое угодничество делают оба эти типа в нашем сознании символами самодержавно-полицейского строя.В сравнении с Держимордой Пришибеев наделен Чеховым некоторыми новыми качествами, подсказанными писателю новой исторической действительностью, порой реакции, временем массового шпионажа. Пришибеев в новых условиях дополнительно выполняет функции доносчика.Чехов показал, что при самодержавно-полицейском режиме дана огромная власть штатным «блюстителям порядка» – полицейским и урядникам. Но кроме того, в 80-е годы в победоносцевской России большим злом для народа являются добровольные любители «наводить порядок» – «кляузники», «сверхштатные блюстители». В образе унтера Пришибеева писатель изобразил такого добровольного «защитника законов», раз навсегда усвоившего правило, что «народу волю давать нельзя», что нужно власть уважать. С тупой последовательностью он устраняет «беспорядки», оскорбляет словами и действием, «пришибает» – отсюда и фамилия его – Пришибеев. Чехов проник в существенные стороны жизни, показав, как распространено было в это время подслушивание, подглядывание, боязнь «крамолы». И при этом как лицемерно скрывали власти свою поддержку фискалов, «сверхштатных блюстителей».Суд, законы как будто бы не на стороне Пришибеева, в послереформенное время как будто предоставлена большая свобода народу. Мировой судья даже осуждает на месяц Пришибеева. Автор срывает маску с этого лицемерного «правосудия», со всей реакционной политики государственных Пришибеевых, отголоском которой является в рассказе «деятельность» унтера.Пришибеев с его убогим духовным миром, рабьим поведением изображается Чеховым как желанный угодник полицейской власти. Соответственно остро сатирически рисует Чехов портрет Пришибеева, сознательно отбирая отталкивающие детали: «Хриплый придушенный голос», «колючее лицо», вытянутые по швам руки. Его холопское сознание вполне усвоило бредовые идеи «господ» – «чиновных» Пришибеевых. Его воображению всюду мерещится вольнодумие, опасное непослушание власти, нарушение законов. Поют ли песни, сидят ли вечером с огнем, смеются ли, ведут ли беседы – во всем видит «кляузник» Пришибеев «беспорядки», слышит «политические слова». Что-то вам здесь знакомо? Да, и сейчас не составляет труда увидеть такого «унтера», да порой и из нас пытаются сделать подобных «унтеров»

Как же, говорю, ты смеешь власть уничижать? (унтер Пришибеев)Рассказ-утопия, рассказ-мечта. Подумайте сами – власть (а унтер Пришибеев несомненно олицетворяет собой власть саму по себе, с ее тягой к всеохватно-навязчивому контролю, оправдываемому лишь тем, что иначе «порядка не будет»), находящаяся под судом (!), мало того, власть, осуждающаяся и еще хуже (то есть лучше, конечно) – власть высмеивающаяся. Самое же реалистичное в рассказе – это его концовка. Власть неисправима. И её «хриплый, сердитый голос» всегда укажет нам на наше незавидное место под солнцем.