bannerbannerbanner
Название книги:

Гибель старых богов

Автор:
Дмитрий Чайка
Гибель старых богов

000

ОтложитьЧитал

Шрифт:
-100%+

глава первая, где рассказывается, что успел сделать Макс за последние годы

После захвата Аншана персами, жизнь в городах княжества просто забила ключом. Размеренная и тягучая, как резина, она в очень короткий срок стала напоминать скачки на верблюдах, любимые соседними арабами. Не успели ввести деньги, как отменили долговое рабство. Потом появился новый бог, который стал успешно теснить богов старых, а следом за ним как-то незаметно храмовая проституция стала считаться постыдным занятием. Рыночные менялы, десятками поколений зарабатывавшие на курсе металлов и мухлеже с пробой, потеряли бизнес и проклинали новые власти. Слали свои проклятья и заклинатели духов, напрямую приравненные к служителям демонов, и жрецы старых богов, которых таковыми считали множащиеся огнепоклонники. Ахемен по совету Заратуштры (он же Максим Гончаров в девичестве), провел перепись населения, благо это было крайне просто. Подданные жили общинами и мобильность имели нулевую. К удивлению, обоих, в княжестве проживал один миллион пятьдесят тысяч человек, что, определенно, внушало надежды. Опять же, по совету пророка, имевшего практически картбланш на изменения, провели административную реформу. Княжество было разделено на графства, а те – на сельские общины, возглавляемые старостами. Почему-то, когда это все придумывалось, Максу это сначала показалось забавным, а потом разумным. Впрочем, чужеродное слово «граф» не прижилось, и в обиход вошло слово «азат», как более привычное местному уху. Ахемен, отличающийся повышенной прямолинейностью мышления, идею поддержал, и жизнь потихоньку стала налаживаться. После многослойного и крайне запутанного административного устройства в прошлом, состоявшего из наделённых различными полномочиями жрецов, наместников и местной аристократии, новая система казалась всем простой, как лом. Староста-азат-князь. Население очень долго искало, где подвох и кому нести взятки, но тут случилась проблема. Старую аристократию физически уничтожили, жрецов, владеющих землями, изгнали, а потому коррупционная цепочка была разорвана. Крестьяне, ошалевшие от непривычной сытости и твердой ставки налогов, начали продавать излишки зерна за живые деньги и понесли их на рынок, который просто взорвался от увеличившегося спроса. Селяне потащили в родные деревни новый инструмент, одежду и бусы для жен, что ранее было просто немыслимо. Вдобавок, половинный налог последователям священного огня тоже способствовал увеличению благосостояния населения. Купцы из соседних стран, почуяв количество серебра и золота, выброшенного в оборот из храмовых запасов, потянулись караванами в Аншан, получая сумасшедшие доходы. Таможенных пошлин здесь пока не ввели. Сбор на торговлю был абсолютно подъемный, дороги охранялись, а взяток никто не вымогал. К тому же Ахемен издал указ, что владелец любого каравана, ограбленного в его владениях, получит компенсацию. Соответственно, за разбой полагалась смерть, и за мошенничество при получении компенсации – смерть. Практика Нормандии десятого-одиннадцатого века, которую Макс беспардонно позаимствовал у потомков викинга Рольфа Пешехода, и тут сработала на ура. Купцы молились всем богам, включая Ахурамазду, получая такие прибыли без рисков. Новая аристократия, которая еще пару лет назад пасла баранов и спала на блохастой кошме, приводилась к присяге лично князем. Нарушить данное слово было немыслимо для перса, а потому взяток никто не брал, вводя в ступор дуреющее от счастья население. Не всё, конечно, оказалось так благостно. Писцы из местных эламитов тоже приводились к присяге, но давая ее, те держали скрещенные пальцы за спиной, что означало… ну сами понимаете. Для таких случаев Макс организовал тайный отдел, специализировавшийся на провокациях, и ловил негодяев с поличным. Будучи человеком с юмором, он предложил переводить чиновников, уличенных в коррупции, на должность золотарей с проживанием в родном ему рабском бараке сроком на пять лет. Причем, все эти пять лет, бывшие высокопоставленные служащие, с выбритыми на рабский манер головами, чистили выгребные ямы у других государственных служащих, как бы намекая. Персидские князья, голосуя за такое изменение уголовного кодекса, хохотали до слез, и делали Максу прозрачные намеки на тему «пиши исчо». Видеть задумчивые лица чиновников, к которым вчера приходил бывший начальник почистить туалет, было просто уморительно. Ничто сильнее не показывало всю бренность бытия, как вчерашний вельможа, голышом ведущий под уздцы мула с телегой, нагруженной дерьмом.

В армии тоже были произведены перемены. Особо отличившиеся воины, в основном, родственники Ахемена и его многочисленных жен, стали азатами. Тяжелая конница была прикреплена к общинам на прокорм и содержание, попутно выполняя функции шерифов. Три тысячи бойцов не обременяли бюджет, и Ахемен уже подумывал о пяти, но заказы на доспехи и сбрую были расписаны на год вперед. Легкую конницу поставляли горцы-кочевники, как и прежде. Лучники, пращники и копьеносцы-фалангисты сами обрабатывали свои наделы, будучи сконцентрированы на границах и образуя что-то вроде военных округов. От налогов их освободили полностью, как российское казачество в свое время. Но вместо налогов такой воин должен был купить свою экипировку, и по сигналу моментально прибыть с оружием и запасом еды на неделю. За его боеспособность отвечал десятник и сотник, живущие неподалеку. И не дай бог кому-то прийти с неполным колчаном или в стоптанных сандалиях. Можно было и надела лишиться, а желающие в очередь стояли. Были также образованы саперные войска, занимавшиеся наведением переправ и прокладкой путей, и артиллерия, состоявшая из требушетов и переносных баллист, изготовленных Лахму. Эти, впрочем, охранялись от чужих глаз, как золотой запас страны. Любопытствующие, как выяснялось потом, шпионы Элама, Ассирии и государств помельче, без затей топились в ближайшей речке, где было курице по колено. Разоренный персами и обезлюдевший Адамдун, стоящий на северной границе, перестроили и превратили в первоклассный укрепрайон, резиденцию местного азата, командующего пятью тысячами воинов. Надо ли говорить, что им стал Камбис, младший брат Ахемена. Вдоль границы расставили наблюдательные вышки и пирамиды из бочек, наполненных смолой. В случае вражеского вторжения пирамида поджигалась, что автоматически давало сигнал о мобилизации, вывозе зерна и исходе населения. Горцы, увидев зарево, должны были собирать конное ополчение и идти к ближайшему азату для получения указаний. В армии действовал принцип, взятый Максом из Ясы Чингисхана: «не исполнивший приказание увидит смерть, промедливший, да будет смещен на самую низшую должность». Князья, покряхтев, признали полезность данной мысли и довели до своих многочисленных сыновей, зятьев и племянников, что папа не отмажет. На том и дали клятву.

Изменения проходили и в общественной жизни. Раз в пять лет решили проводить нечто вроде съезда представителей различных сословий, наподобие Земского Собора на Руси или Генеральных Штатов во Франции. Идея на Востоке, традиционно жившем в условиях деспотии, приживалась плохо. Но, тем не менее, по совету особо крикливых старост были прорыты дополнительные оросительные каналы в нужных местах, что увеличило посевные площади. В общем, с поганой овцы, хоть шерсти клок. Параллельно запретили кастрировать мальчиков и приравняли это действие к убийству. Персы, будучи настоящими мужчинами, со страхом относились к этой процедуре и с отвращением – к евнухам. Тех было особенно много в храмах Иштар, где они работали задницей в прямом смысле, ублажая паломников во имя великой богини. Параллельно стала чахнуть храмовая проституция. Мужья, ссылаясь на требования нового бога, перестали выпускать жен для узаконенной измены, и храмы стали пустеть из-за отсутствия паломников-мужчин, которые, как выяснилось, туда приходили в большей степени за тем, чтобы недорого потрахаться с ухоженной бабенкой без гонореи, чем из высоких религиозных соображений.

Гордостью Макса стала почта. По всей стране проложили маршруты, по которым курсировали резвые конники-персы, которые за толику малую серебром доставляли любое сообщение в провинциальные города. Честность персов была безукоризненна, к тому же читать они не умели, а потому опечатанные таблички, покрытые клинописью, доставлялись в любой конец княжества в считанные дни с полным сохранением тайны.

Огромное количество безработных жрецов переквалифицировалось в учителя. Прекрасно образованные люди открывали школы по всему княжеству и на жизнь не жаловались. Эламский язык оставался языком общения, но все государственное делопроизводство было переведено на персидский, для которого разработали гораздо более короткую клинописную азбуку. (Именно так. Древнеперсидский язык записывался клинописью).

Особое внимание Макс уделял разведке. На эту работу он поставил амнистированного ростовщика Харраша, которого попутно поставили заниматься банковской деятельностью. Как выяснилось, эта работа сочеталась просто бесподобно. Бесконечные контакты с купцами из различных стран, посылка торговых эмиссаров и подключаемые к этой работе бродячие проповедники единого бога, позволяли в довольно короткие сроки получать качественную, проверенную информацию, регулярно докладываемую совету князей и Ахемену, который к тому времени принял титул Царя Аншана и Персии.

Отдельным решением Макс протолкнул запрет жениться на кровных родственницах, хотя в эту эпоху такая практика была не просто принята, но и считалась чрезвычайно полезной и угодной богам. Макс знал последствия близкородственных браков. Вспомним редкостного красавца Тутанхамона и испанских Габсбургов, которых можно было в цирке за деньги показывать. Тут все прошло легко. Персы, издревле занимавшиеся разведением скота, знали не понаслышке, как важна свежая кровь в стаде. Да и светлый царь Шутрук-Наххунте, кривоногий уродец с задницей шире плеч, оказался лучшей антирекламой такой практики. Даже если взять великий род египетских Птолемеев, то уже Птолемей двенадцатый был редкостным ничтожеством, а цари с номером тринадцать и четырнадцать вообще погибли благодаря своей сестре и одновременно жене Клеопатре VII. Та как раз оказалась вполне себе нормальной женщиной, так как была рождена от наложницы. Клеопатра крутила романы по очереди с Цезарем и Помпеем, не догадываясь, что ее способ решения карьерных вопросов через постель станет так популярен в наше время.

 

В личной жизни у Макса все было замечательно. Любимая жена Ясмин родила сына и дочь, и теперь носила третьего ребенка. Они поселились в загородном поместье около Аншана, охраняемом полусотней тяжелых копьеносцев. Все-таки у пророка единого бога было порядочно врагов, и обширное поместье, окруженное отвесными скалами, напоминало маленькую крепость, имея скрытый колодец, запасы еды и два потайных хода, прорытых в разных направлениях. Макс был реалистом, и ничуть не обольщался насчет тотальной любви к своей особе.

А в жизни Ахемена все сильно усложнилось. Семь его жен уже родили по ребенку и не собирались останавливаться. Данная ситуация беспокоила Макса и всю прогрессивную общественность, а потому был принят закон, что наследника утверждал съезд князей и азатов, выбирая достойнейшего из детей действующего царя. Учитывая природную честность персов и насаждаемые религией постулаты на эту тему, выборы в ближайшие пару поколений должны были пройти относительно честно. А дальше Макс уже не загадывал.

Эну Нибиру-Унташ-Лагамар тоже времени не терял и создал священные тексты «Авеста», ставшие прообразом Библии и Корана. Макс всунул туда все, что знал полезного, надеясь запретить на религиозном уровне совокупляться с сестрами и племянницами, пить грязную воду и мазать рану свежим навозом. Евреи-то смогли в Ветхий Завет кучу бытовой мудрости внести, почему сюда нельзя? Единообразное богослужение, подчеркнутый аскетизм новых жрецов и отсутствие необходимости в строительстве гомерических по размерам храмов, дали резкое увеличение свободного продукта, что привело к росту потребительского спроса и налоговой базы. Поскольку смертность от голода снизилась, новые земли стремительно осваивались подрастающими крестьянскими сыновьями. В перспективе одного поколения Макс уже видел проблему перенаселения и размышлял на тему территориальной экспансии для стравливания лишних людей. А вот куда? Плодородные земли представляли собой узкую полоску между горами и морем. На Севере-многолюдный, и все еще могущественный Элам, над которым нависла ненасытная Ассирия и набирающая силу Мидия, которая выращивала на густых прикаспийских лугах лучших коней своего времени. На западе – Персидский залив, на востоке – горы Загроса, заселенные персами, и ими же стремительно освоенные. За областями Персиды, на востоке, располагалась Дрангиана, также покоренная Мидянами. Оставался юго-восток, где раскинулся плодородный Керман, а за ним, по караванным тропам засушливой Гедрозии, через четыреста фарсангов (более двух тысяч километров), можно было дойти до дельты Инда. Там было рассыпано великое множество княжеств, завоеванных родственниками персов – ариями, которые установили кастовую систему, вытесняя местных, почти черных дравидов на юг, или превращая их в низшую расу. Террор и несправедливость при этом творились чудовищные. Доходило до того, что убийство брахманом крестьянина – шудры даже не считалось преступлением. Проблема с перенаселением была серьезная, но неактуальная, поэтому Макс на время предпочел выбросить ее из головы.

А более актуальной была проблема иная. Как всем известно, Иран, особенно около Персидского залива, просто купается в легкой высококачественной нефти. И было от Аншана до моря десять дней пути для пешего и пять дней – для конного. Для Древнего Востока, где нефть возили в кожаных бурдюках на верблюдах, это было просто смешное расстояние. Жуткие истории про заснувшие и непроснувшиеся караваны в местах выброса природного газа, подогревали веру в злых духов, а негасимые газовые факелы и породили веру в священный огонь. Битум использовался в виде кладочного раствора и смолы для днищ лодок, а из асфальта местные богачи делали ванны. Но главное качество нефти Макс знал точно. Она должна была очень здорово гореть.

глава вторая. Немножко о событиях в Вавилоне

Год 700 до Р.Х. Ниневия. Ассирия

Колоссальная искусственная гора, высотой около 30 метров, возвышалась над Ниневией. Платформа из миллионов кирпичей, размером пятьсот на пятьсот шагов, была возведена по прихоти великого царя в центре столицы, которую он перестроил полностью. Идеально прямые улицы, расходящиеся лучами, идеально ровные фасады домов домов, выстроенных по ниточке, создавали ощущение чего-то нездешнего. Ведь на Востоке не встретить прямых улиц. Совершенно потрясала главная улица Ниневии, так называемая, Царская дорога, сознательно сделанная вдвое шире дороги Мардука в Вавилоне, достигавшая пятидесяти метров в поперечнике. На горе располагался царский дворец, главные храмы и был разбит прекрасный сад, в котором любил отдыхать повелитель.

И в этом саду, в шатре, увешанном гобеленами с вышитыми картинами побед, великий царь четырех сторон света вел беседу с любимым сыном, Асархаддоном. Десятилетний мальчишка с внимательными умными глазами, слушал отца, не перебивая. Он был младшим из сыновей великого царя, но уже сейчас его матери, высокомерной Накии, и всему двору было понятно, куда склонится сердце отца при выборе наследника. Асархаддон имел цепкий ум, прекрасную память, любезные манеры и ничуть не испугался при виде первой казни, на которой присутствовал. Он прекрасно скакал на коне, стрелял из лука и учился работать с легким копьем. Учителя восторженно отзывались о его способностях, поражаясь той легкости, с которой мальчишка заучивал гигантские объемы текста.

– Простите, отец, а почему вы сами, по примеру предков, не надели тиару вавилонского царя? Ведь так делал и ваш отец, и отец вашего отца. Да и мама происходит из знатного вавилонского рода.

– Наш великий дед, Тиглатпаласар, взял Вавилон под свою руку навечно. Но на юге, из болот Приморья, словно мерзкие змеи, выползали халдеи и кусали нас исподтишка в тот момент, когда мы не могли ответить. Наш величайший отец, Саргон второй, на время потерял Вавилон, потому что тяжело воевал в Сирии и в Урарту. Двенадцать лет трусливый Мардук-апла-иддин правил великим городом, собирая вместе наших врагов. Он вступил в союз с Эламом, посылал послов в Мидию, да что там, он добрался даже до иудеев. Ассирия должна была оказаться в огненном кольце, но бог Ашшур не допустил этого. В своем безумии этот халдейский князек дошел до того, что начал грабить храмы и резать местную знать, как баранов. И все ради того, чтобы собрать серебро для войны с нами. Когда наш отец обратил взор на Вавилон и двинул свою армию на юг, он отдал вавилонским жрецам подати с востока страны, а взамен те открыли ему ворота города. Я презираю этих трусов, сын мой. За серебро они пресмыкались перед Апла-иддином, и за серебро же передали город моему отцу. После того, как твой великий дед был убит в своем шатре, ведя войско на войну, провинции снова взбунтовались. Мне пришлось железной рукой наводить порядок в Империи. А гнусные вавилоняне снова позволили захватить город Мардук-апла-иддину. В битве при Кише мы разбили их войско и опустошили их землю. За раба на рынке стали давать меньше, чем за хорошего барана. Вавилонский царек бежал так быстро, что бросил своих жен на поле боя и спрятался в своих болотах на юге. Я зашел в царский дворец и забрал там все, что хотел, даже царский гарем. Их жрецы и знать целовали мои ноги и молили не трогать их дома и дочерей. Я оказал им милость, сын, и ограничился выкупом. Они торгуют собой, как грязнейшие из блудниц. Так зачем мне унижать себя, надевая их корону? Я дал им в цари последнего из псов, живших в моем дворце, Бел-Ибни, и позволил им жить, прославляя наше милосердие. И как они отплатили? В то время, как мы приводили к покорности иудеев и финикийцев, громили египтян и арабов, эти неблагодарные вновь подняли мятеж и призвали Мардук-апла-иддина. Наше милосердие и правда не знало границ. Великий царь Ашшурнасирпал на моем месте всю Вавилонию уставил бы крестами и кольями, и там бы еще лет сто жили бы только дикие ослы и шакалы. Но теперь я не буду столь добр. Мы возьмем этот город и примерно накажем его жителей. А Мардук-аппла-иддина я поймаю, чего бы это мне ни стоило, и набью из него чучело.

– Отец мой, позвольте сопровождать вас, – с робкой надеждой спросил мальчик.

– Дозволяю, – после раздумий сказал царь, и сделал знак рукой, отпуская сына.

Асархаддон, склонившись, вышел задом наперед из шатра. Сын или не сын, не важно. Повернуться задом к великому царю автоматически означало подписать себе смертный приговор.

* * *

Два месяца спустя.

Тяжелая поступь ассирийской пехоты сотрясала древнюю землю Вавилонии. Впереди, под прикрытием легких отрядов, саперы наводили переправы, поджидая основное войско. Конница десятками ручейков разлилась по плодородной равнине, сжигая деревни и городки, угоняя жителей и вывозя зерно для прокорма чудовищной армии. Тянулись сотни телег, нагруженных припасами, инструментом и оружием. Отдельно везли разобранные боевые колесницы, сопровождаемые своими экипажами, едущими верхом. Царь с тремя сыновьями ехали верхом вместе с армией. Унизиться до того, чтобы на войне пользоваться носилками, никому из них даже в голову не пришло. Ассирийские цари спали в шатрах, ели простую пищу, а потому заслуживали самую восторженную преданность своих солдат. Впереди виднелись колоссальные стены Вавилона, люто презираемого Синаххерибом.

Лагерь был разбит возле основных ворот, от которых шла дорога Мардука, словно в насмешку над чудовищными стенами огромного города. Царь как бы заявил, что не боится самых мощных укреплений Вавилона, а готовится зайти в город по главной улице. Также были перекрыты и остальные семь городских ворот.

В городе началась паника. Знать и жрецы, понимающие, что царь в этот раз не ограничится выкупом, намерены были сопротивляться. Благо запасов для их семей и воинов имелось предостаточно. Но еще двести тысяч простолюдинов тоже хотели есть, и это грозило большими проблемами. Черни все равно, кто будет править, лишь бы войны не было, да шкуру не сдирали вместе с налогами. А прокормить такую прорву народа без подвоза припасов будет совершенно невозможно. Великий царь прекрасно это понимал, и взял Вавилон в осаду, перекрывая выход из города земляными валами. Отдельная группа войск была направлена на перехват судов, идущих по Евфрату в сторону Вавилона, раскинувшегося на обоих берегах реки.

Великий царь ждал, он умел ждать. Класть впустую воинов под стенами высотой двадцать метров он не собирался. А ситуацию из города ему докладывали регулярно. Чернь бунтовала, ничтожный царек Бел-Ибни трясся от страха в своем дворце, знать хотела отсидеться за высокими стенами, а продовольствие в городе еще было. Но ненадолго. Не за горами голодные бунты и уличные бои всех со всеми. Потом наиболее осторожные из знати начнут переговоры и сдадут город. Они не могли сделать иначе. Слишком трусливыми и жадными они были. Голод – лучший учитель для непокорного народа. А пока летучие отряды ассирийцев рассыпались по Вавилонии и жгли, грабили, резали и угоняли в рабство. Зарево горящих деревень было прекрасно видно со стен, убивая последнюю надежду на подвоз зерна.

* * *

В то же время. Окрестности Ниппура.

Почтенный купец Син-или ехал на верблюде и размышлял. Великий город Вавилон все еще был центром мира, все караванные пути шли через него. Но жить тут стало очень опасно. Знать бунтовала, а затем в город заходили воины Ассирии, начинался грабеж и насилия. Потом снова период покоя, а потом снова начинался бунт. Значит, снова придут ассирийцы, и снова будут погромы и резня. Как вести дела, если каждые пару лет город будут грабить? Как сохранить имущество и товары? А ведь народу все равно, кому платить подати, лишь бы они были разумными. Что же неймется знати, почему она раз за разом восстает против непобедимого северного царя? Может быть, все дело в том, что страдают только простые люди? Обычные крестьяне, ремесленники да купцы.

Как только в городе начались разговоры, что нужно снова отложиться от Ассирии, Син-или не раздумывал ни минуты. Он не стал дожидаться, когда войско Синаххериба вступит в пределы Вавилонского царства. Он собрал караван, погрузил своих близких, серебро и товары, нанял охрану и поехал в Аншан. Жесткий порядок, установленный дикими персами, поразил купца своей продуманностью. Беспощадно вырезанная местная аристократия и изгнанные жрецы не могли мешать захватчикам и, казалось бы, тут должна ручьями литься кровь и твориться всякая несправедливость, но нет. Княжество оказалось образцом порядка. Мыслимо ли дело, стражники в городах не брали мзду. А писцы, услышав робкий намек на благодарность, бледнели и мотали головой так, что она грозила оторваться. Для купца, водившего караваны от египетского Пелусия до индийских княжеств, это было чем-то неслыханным. Нигде и никогда он не встречал такого. Да и новая вера, стремительно наступающая по всему княжеству, изрядно подточила силу старых богов, которые, будучи подобны людям, выглядели слабаками и неудачниками. Но имелись и минусы. Купец, который пытался обмануть казну или покупателя, лишался имущества, и ему навсегда запрещалось заниматься торговлей. Приходилось быть очень осторожным. Учитывая, что подкупить судью-перса было невозможно, правосудие тут жалости не знало. Это стало настоящим ударом для почтенного купца, но где-то в глубине души Син-или признавал, что так жить правильнее, проще и легче.

 

Полгода назад он заключил договор с подрядчиком о строительстве дома и зарегистрировал его у царского писца. Тот уверил его, что после внесения задатка стройка начнется незамедлительно и будет закончена в указанный срок. В противном случае подрядчик выплатит ему штраф за каждый день просрочки. А если подрядчик скроется, то стройку закончат за счет княжества, а подрядчика будут искать по всему свету, объявив за его голову награду.

– Удивительное место, – думал Син-или. – Построю дом, перевезу семью, а там видно будет. Дела можно и в Вавилоне вести, а семью надо держать в безопасности. И довольный купец стал напевать протяжную песенку. Настроение его резко шло в гору по мере удаления от многострадальной Родины.

* * *

Тремя неделями позже.

Великий царь Синаххериб, царь четырех сторон света сидел на резном троне в царском дворце Вавилона. За стенами дворца его воины грабили и вязали жителей для отправки на рабские рынки, а в просторном зале на коленях стояла вавилонская знать, с ужасом наблюдающая, как повелитель Ассирии использует царя Вавилона в качестве скамеечки для ног. Рядом стоял Великий Глашатай, доводивший его священную волю:

– Я, Синаххериб, царь великий, царь могучий, царь обитаемого мира, царь Ассирии, царь четырех стран света, премудрый пастырь, послушный великим богам, хранитель истины, любящий справедливость, творящий добро, приходящий на помощь убогому, обращающийся ко благу, совершенный герой, могучий самец, первый из всех правителей, узда, смиряющая строптивых, испепеляющий молнией супостатов, являю вам свою волю. Поскольку презрели вы милость мою, то зачинщики, имена которых нам известны, будут казнены.

Глашатай царя поднял руку, и стража вытащила из тронного зала десяток упирающихся вельмож. После того, как порядок был восстановлен, глашатай продолжил.

– Они и их сыновья до младенческого возраста будут посажены на кол возле городских ворот. Их дочери и жены будут отданы в наложницы воинам. Если кого-то из них воины отвергнут, то они будут посажены на кол рядом со своими мужьями и отцами. Присутствующий тут Бел-ибни, которому великий царь даровал величайшую милость, сделав правителем Вавилона, будет отослан в Ниневию и навечно посажен в клетку у городских ворот. Есть и пить он будет то, что дадут ему люди в виде милостыни. И так, пока боги не заберут его к себе. Десятую часть жителей Вавилона великий царь заберет в виде рабов, а еще десятую часть выселит в Сирию. Присутствующие здесь…, – глашатай сделал драматическую паузу, украдкой посмотрев на сидящего с каменным лицом царя, – тоже почувствуют на себе наше неудовольствие. Они должны отдать половину своего имущества в казну. Каждая семья отдаст по одной дочери, которая станет наложницей вельможи по выбору великого царя. Старшие сыновья будут служить воинами – копьеносцами, чтобы заслужить милость повелителя и искупить вину своих отцов. И главное! Если город еще раз проявит непокорность, то жители его будут истреблены или станут рабами, а сам город разрушен и затоплен водами Евфрата. И на том, великий царь Ассирии Синаххериб, дает клятву великому богу Ашшуру. Званием царя Вавилона великий царь жалует своего сына Ашшур-надин-шуми.


Издательство:
Автор