bannerbannerbanner
Название книги:

Большая книга новогодних историй для девочек

Автор:
Лидия Чарская
Большая книга новогодних историй для девочек

000

ОтложитьЧитал

Шрифт:
-100%+

© Текст. Лидия Чарская, 2019

© Оформление ООО. «Издательство АСТ»

* * *

Предисловие современника
Как живет и работает Лидия Чарская


В дачной местности Сестрорецк, близ Петербурга, по Приморской железной дороге, среди глубоких песков, на берегу речки Бочаги, приютилось небольшое деревянное здание, напоминающее швейцарский домик-шале. Зданьице – двухэтажное, окружено уютным садиком и утопает в цветах.

В окне верхнего этажа этого домика в течение лета ежедневно, с утра и до трех часов дня, можно видеть молодую женщину, которая, сидя за большим письменным столом, усердно пишет.

Ровно в три часа она бросает перо, прячет в стол написанное и, захватив книгу, отправляется то на морской пляж, то в лес, то на песчаный берег Бочаги, где углубляется в чтение. Иногда она садится в лодку и совершает прогулку, с которой возвращается лишь к шести часам, к приготовленному к тому времени обеду.

После обеда в окне верхнего этажа опять появляется ее голова, склоненная над письменным столом.

Эта молодая женщина – Лидия Алексеевна Чарская, популярнейшая теперь детская писательница, автор рождественских повестей «Институт благородных девиц» и «Приключения Таси», рождественских рассказов «Герои», «Жужу. Сочельник в Швейцарии», «В рождественский вечер» и многих-многих других произведений, которыми так зачитывается юное поколение.

В Сестрорецке она одна из постоянных летних жительниц. Живет там уже восемь лет, но обыкновенно только в конце лета, так как первые летние месяцы проводит за границей.

Юные дачники и дачницы Сестрорецка и его окрестностей хорошо знают свою любимицу и всячески стараются выказать ей внимание. Наиболее восторженные поклонники и поклонницы преследуют ее по пятам, присылают ей письма и цветы, делают попытки завести с ней личное знакомство.

Летние месяцы – обычное для многих время отдыха – для Лидии Чарской страдная пора, пора усиленной литературной работы. С утра садится она за письменный стол и, не отрываясь, проводит за ним по четыре-пять часов, а то и больше, не обращая внимания на горячие лучи солнца, проникающие в ее «литературную лабораторию».

– Я страстно люблю солнце и только при солнце умею работать, – заявляет Чарская. – Оно меня вдохновляет, оно меня бодрит. В хорошие солнечные дни как-то пишется легче.

Но… Если бы стоящая на столе лампа могла говорить, она бы рассказала, что прилежный автор «Приключений Таси», «Княжны Джавахи», «Записок институтки» часто и ночью подолгу засиживается над работой.

Раз писательница принялась за какую-либо вещь, ее уже нельзя оторвать от стола. Она тогда никого не принимает, ни о чем другом не думает. Многочисленные юные поклонницы Чарской, которые желают в это время к ней проникнуть, получают от горничной один и тот же ответ:

– Барыня работают, никого не принимают…

Приходите после, вечером.

Но и вечером Лидия Алексеевна несвободна: вечерние часы она посвящает переписке с юными своими друзьями. А переписка эта огромная. Со всех концов России ежедневно получаются на имя любимой писательницы десятки писем и от родителей, и от детей с разными вопросами, просьбами, пожеланиями… Приходится терпеливо перечитывать иногда не совсем грамотно написанные письма юных корреспондентов и отвечать по крайней мере на некоторые из них. Отвечать на все нет никакой возможности. Постороннему лицу трудно даже представить, как осаждают письмами автора «Записок институтки» ее юные друзья-читатели.

Свободное от работы время Л. А. Чарская посвящает чтению. Читает она чрезвычайно много, усердно следит за новейшею художественной литературой, не пропускает ни одной выдающейся литературной новинки. В то же время она очень внимательно читает книги по философии, истории, педагогике, знакомится с новой детской литературой.

И только поздним вечером писательница позволяет себе вполне отдохнуть и отправляется гулять в сопровождении высокого, стройного гимназиста. Это – сын Лидии Чарской, трогательно описанный в одной из ее повестей – «Ненаглядный принц».

Страстная любительница спорта, писательница то катается со своим сыном на лодке, то мчится верхом на лошади, то играет в лаун-теннис, то, превратившись в беззаботную институтку, бегает по саду с посещающими ее детьми.

Так проходит у Лидии Чарской вся вторая половина лета.

Многие удивляются замечательной плодовитости Чарской, ее неисчерпаемой фантазии: ведь за двенадцать лет литературной работы она выпустила восемьдесят больших томов повестей и рассказов для детей и юношества, да кроме того еще несколько романов для взрослых, том стихотворений, несколько сборников коротеньких рассказцев для малюток, сказки…

Работоспособность Чарской действительно изумительна.

– Я не умею сидеть сложа руки, – говорит она. – Пишу потому, что в литературной работе нахожу высшее наслаждение, потому, что чувствую постоянную потребность писать – не могу не писать… Если бы у меня отняли возможность писать, я перестала бы жить… Без людей, без общества я могла бы прожить, а без чернил, пера, бумаги это немыслимо!

Откуда же берет писательница сюжеты для такого огромного числа произведений? Этот вопрос задают ей многие, считая, что детская жизнь вообще не богата интересными приключениями. Против такого мнения Лидия Чарская всегда горячо протестует.

– По-моему мнению, детская и, в особенности, юношеская жизнь – неисчерпаемый клад для писателя… – говорит она. – Что касается меня, то большинство тем моих повестей я заимствовала из пережитого мною лично в детстве и из жизни моих подруг и друзей детства. И этот источник все еще мною не вполне исчерпан. У меня в памяти сохранилось еще многое, чего я не использовала. Кроме того, я постоянно слежу за детскою жизнью, стараюсь проникнуть в этот замкнутый и для многих недоступный мирок, наблюдаю жизнь детей и подростков, беру из нее все то, что кажется мне подходящим… Да помимо этого я многое черпаю из того, что рассказывают мне мои юные друзья».

В своем творчестве Лидия Чарская придерживается строго заведенного ею самою «режима». А режим этот состоит в следующем.

Задумав сюжет для новой повести, она набрасывает на бумаге общий план, намечает типы, ход и развитие темы. Когда это – по мнению писательницы, «самое важное и самое трудное» – вполне готово, наступает процесс писания. Крупным, размашистым почерком на больших листах линованной бумаги, безо всяких полей, писательница создает одну главу за другой.

Но при этом нередко случается, что она остается написанным недовольна, рвет в куски десятки исписанных страниц и принимается снова за работу. Затем следует кропотливая «чистка»: исправления, дополнения, изменения.

По окончании каждого произведения – передышка и отдых на несколько дней, а затем – опять за работу.

Виктор Русаков, 1913

Рассказы

Два сочельника
Рождественский рассказ

С тех пор как Диночка Переверзева начала помнить себя, рождественская елка у них в семье всегда устраивается в сочельник. И всегда очень торжественно, шумно и людно. Целый день весь дом готовится к торжественному вечеру.

Диночка, мамуся и папочка украшают елку. Елка эта бывает непременно огромная, под потолок, и непременно красивая, как и подобает быть красивой, роскошной, пахучей и зеленой волшебнице леса. От нее вкусно-превкусно пахнет хвоей и лесным воздухом, который появляется в натопленных комнатах барских домов раз в год, в сочельник. С утра начинается усиленное передвижение в квартиру Переверзевых из кондитерской, из игрушечного магазина, из фруктовой. Какие-то таинственные сверточки, какие-то картонки и тюрички, мешочки и опять тюрички и картонки извлекаются то и дело из огромнейших корзин проворными руками мамуси, папочки, самой Диночки, мисс Фанни – Диночкиной гувернантки, и старой Астафьевны – Диночкиной няни, которая вынянчила и самою Диночку, и мамусю, и чуть ли не мамусину маму.

К восьми часам все уже готово: елка сияет, сверкает, блестит и благоухает в ожидании гостей, которые съезжаются в восемь. И тут-то начинается настоящее торжество.

В этот сочельник Диночка уже «почти взрослая». Ей четырнадцать лет. Вся она хрупкая, как веточка, тоненькая и беленькая, как снежная королева. Папочка так и называет свою беленькую большую девочку – Снежной королевой. А мама всякий раз, как Диночка возвращается из гимназии с мисс Фанни, говорит, целуя ее:

– Не нравится мне, что ты такая бледная, Динуша. Малокровие это, лечиться надо.

И Диночка лечится: усердно принимает рыбий жир, пилюли, мясной сок и еще какие-то целебные порошки в облатках.

Но в сочельник Диночка неузнаваема. Щеки ее раскраснелись, лицо оживлено сияющей улыбкой, синие глаза горят. Ну, совсем как вишенка и ничуть не «снежная королева».

Нынче съехалась пропасть гостей, гораздо больше, нежели в предыдущие годы. Еще бы! До сих пор все они были маленькие: и сама Диночка, Вава Зноева, и Саша Майкова, и Мери Щербет, и Воля с Максом, и братья Гронверские, и вся эта зеленая молодежь, что наполняет сейчас гостиную Переверзевых, посреди которой высится огромная елка.

Какая она прелесть, эта елка! Сколько роскошных вещей навешано на ее зеленых ветвях! Как красиво сверкают в лучах бесчисленных электрических лампочек все эти чудесные безделушки!

Но странно! Собравшиеся юные гости и их молоденькая хозяйка так мало интересуются в этом году елкой. Все они важно расселись по креслам и диванам, как взрослые молодые люди в ожидании танцев, и ведут «взрослую же»», «всамделишную» беседу.

 

– Вы слышали Шаляпина? – немножко картавя и явно подражая своему старшему брату, кавалерийскому юнкеру, осведомляется тринадцатилетний пажик, Воля Шестаков.

– Ах, какая прелесть! Как он хорош! Я его слышала в «Фаусте», – лепечет Мери Щербет. – А вы, Диночка, слышали его?

Диночка краснеет до ушей от стыда и обиды. Точно она маленькая! Не слышать Шаляпина, когда все ее гости слышали его! И почему это мамуся и папочка не берут ее в театр?

Она старается пробурчать что-то в ответ этой несносной Мери, вся малиновая, как вишня, но неожиданно взор ее падает на двоих детей, одетых скромно, почти бедно, стоящих в уголку залы и с восторгом взирающих на пышно убранную ель.

Еще ярче вспыхивают щеки Диночки при виде этих бедно одетых ребятишек, детей папочкиного секретаря, незаметного, очень бедного человека, которого почему-то, однако, особенно ценит и уважает папочка.

Диночка чувствует какую-то неловкость перед своими нарядными сверстниками и сверстницами от присутствия этих двух «замарашек» на ее блестящем вечере в рождественский сочельник. А тут еще Макс Весенцев, изящный юный праведник в ослепительно белых перчатках, во франтоватых манжетах и воротничке, вскидывает пенсне на нос и, глядя на неприятных Диночке гостей, цедит сквозь зубы:

– Что сие за явление? Откуда такие прелести?

Диночка уничтожена вконец. Противный Макс! Недостает еще, чтобы он принял этих детей за настоящих гостей ее, Диночки. Куда как приятно! Между тем «прелести» и не думают смущаться. И братишка, и сестренка – в восторге от елки оба. Ваня и Нюта ничего подобного не видели еще за свою коротенькую жизнь. Дома у них бедность, нужда, недостаток. О елке, конечно, и помина нет. Спасибо еще доброму папиному начальнику, что позвал их сегодня к себе на елку… Уж и елка же! Елка словно в сказке! Во сне такой не увидишь, пожалуй! Ваня и Нюта ошеломлены. Глазенки их горят. Руки сами собой тянутся к нарядному, очаровательно красивому деревцу. И дети, забывшись, громко делятся впечатлениями друг с другом.

– Ваня, ты погляди! Огоньков-то сколько, желтые, синие, красные, голубые! – восторженно лепечет Нюта.

– А паяц-то, паяц, ишь какой забавный! – указывая пальцем на красивую, висящую на ближайшей к нему ветке безделушку, вторит ей, тоже захлебываясь от восторга, Ваня.

– А пряник-то какой огромадный, видишь?

И мишка, гляди, мишка! Совсем как живой!

О, это уже слишком, по мнению Диночки. Она вся как на иголках…

– Точно дети с улицы! Никакого воспитания – ну, решительно, никакого! Просто стыд и срам!

И она украдкой обводит глазами своих гостей.

Какие у тех насмешливые лица и улыбочки! Ах, зачем только папочка позвал таких невоспитанных детей! Что о них, Переверзевых, будут думать их «настоящие» гости! Какое общество увидят они здесь!

До ушей Диночки долетает насмешливая фраза Мери Щербет, ужасной аристократки:

– Ma chere, откуда вы раздобыли этих дикарей?

– О, они попали сюда прямо с необитаемого острова! – острит Макс.

– Милая непосредственность! Она очаровательна! – смеется Саша Майкова. И непонятно: добродушие или насмешка таится в этом смехе у нее.

Неожиданно Воля (ох уж этот ужасный Воля!) прибавляет, обращаясь к Диночке:

– Вы давно дружите с этими детьми? В прошлом году я их что-то здесь не видел.

О, это уже чересчур!

Красная, как пион, Диночка срывается с места, бросается к елке, не глядя срывает с нее две первые попавшиеся бомбоньерки и сует их в руки Ване и Нюте.

– Вот-вот… – лепечет она с опущенными ресницами и рдеющими щеками, – возьмите это себе на память с нашей елки и идите домой. Сейчас начнутся танцы, а вы все равно не умеете танцевать!

И так же быстро возвращается к кружку молодежи.

Еще год промчался в жизни Диночки. Тяжелый, печальный год.

Папочкины дела пошатнулись. Пришлось «сократиться» во всем еще недавно богатой, ни в чем не отказывающей себе семье. Из огромной квартиры Переверзевы переехали в маленькую. Отпустили мисс Фанни и отказали всему штату прислуги. Осталась няня Астафьевна, как непременный член семьи, да кухарка Матреша, служившая раньше у них судомойкой на кухне, при поваре.

Но беда никогда не приходит одна. В довершение всего заболела Диночка. Заболела как-то странно. Слабость, бледность, вялость и полная апатия при полнейшем отсутствии какой бы то ни было боли приковывают теперь подолгу к кушетке Диночку.

Теперь она уже настоящая «снежная королева»! Личико у нее, как у Снегурочки, и маленькое-премаленькое, с кулачок! А глаза огромные, как сливы. И горят так ярко лихорадочным, нездоровым огнем.

Мамуся без слез не может смотреть на это бледное личико, а папочка только хмурится и молчит.

И Диночка молчит… Кутается в платок, мучимая лихорадкой и мечтой о том, как было бы хорошо, если бы она сделалась здоровой!

Опять сочельник…

Но как мало похож он на тот, прошлогодний! Бледная Диночка лежит на диване. Маленькая, скромная елка стоит перед ней на столе. И большая тоска холодит сердечко бедной «снежной королевы».

Сегодня сочельник. Но где же та радость, которая всегда поджидала обыкновенно Диночку в этот торжественный день? Где великолепная елка, блестящий вечер, нарядное общество ее юных друзей; где они, эти ее друзья, с такой охотой приезжавшие к ним в прошлые годы? Никто из юных сверстников и сверстниц не заглянул к Диночке с тех пор, как Диночка больна, а родители ее переменили свою прежнюю большую и роскошную квартиру на теперешнюю скромную и маленькую, где нельзя уже делать ни танцевальных вечеринок, ни роскошной елки…

Никто не пришел поздравить сегодня больную Диночку: ни Саша, ни Макс, ни Воля, ни Мери Щербет… А тогда, бывало… Или они боятся стеснить обедневшую семью? Ах, разве может стеснять участие, выражение дружбы и привязанности!

Слезы жгут Диночкино горло, но она крепится, стараясь скрыть их от папочки и мамуси. Зачем растравлять их и без того измученные сердца? И без того велико их горе…

Няня Астафьевна просовывает в дверь свою благообразную седую голову, повязанную неизменным старушечьим платочком.

– Там… пришли к тебе, Диночка. Хочешь повидать? – шепчет она своей воспитаннице и, не дождавшись ответа больной, широко распахивает двери. На пороге комнаты стоят смущенные и улыбающиеся Нюта и Ваня, дети давно ушедшего от папочки его секретаря. Их милые свежие рожицы смущенно улыбаются Диночке.

Потом оба они нерешительно приближаются к больной. Ваня протягивает ей какой-то сверток.

– С праздником, – говорит он, забавно шепелявя, – вот поздравить пришли. Принесли пряничков и пастилки. Папа наш праздничные получил, нам на гостинчики дал… Кушай на здоровье!..

А Нюта с важностью взрослой объясняет Дининому папочке:

– И дров купили к празднику, и гуся… А Ване сапоги… Старые-то до дыры сносились… С ног валятся… Так что у нас теперь много полегче будет! Куда легче теперь! Праздничную награду получил нынче наш папа на службе, целых двадцать пять рублей!

Диночка слушает, глядит на детей и маленькое сердечко ее шумно бьет тревогу. Затем она быстро заглядывает в ясные, доверчивые глазки Вани, берет у него сверток из рук и, прижимая коробочку к груди, падает лицом в подушку… И тихо, беззвучно плачет…

Елка через сто лет
Рождественский рассказ

I

Папа и мама плотно прикрыли двери столовой, предупредив Марсика, что в гостиной угар, и запретив мальчику входить туда. Но восьмилетний Марсик отлично знает, что никакого угара там нет. Вообще маленький Марсик знает, что с того самого года, как он начинает помнить себя, всегда каждое двадцать четвертое декабря, то есть в самый вечер рождественского сочельника, в гостиной постоянно неблагополучно: то там случается угар, как и в нынешнем году, то открыта форточка, то папа ложится после обеда отдыхать не у себя в кабинете, как во все остальные дни года, а непременно там; то к маме приходит портниха, и она примеряет там же очень обстоятельно и долго новое платье перед большим трюмо. В первые годы Марсик очень легко поддавался на эту удочку: он верил и угару, и форточке, и папиному отдыху, и портнихе.

Но за последние два сочельника мальчик настолько вырос, что понял, зачем его дорогие мама и папа прибегали к этой невинной хитрости. Ларчик открывался просто: в гостиной украшали елку. Ну да, очаровательную зеленую елочку, которую каждый год устраивали сюрпризом для Марсика.

I

Сидеть и ждать в столовой становилось скучно. В большом камине догорали, вспыхивая алыми искорками, дрова. Ровно, светло и спокойно светила электрическая лампа. Таинственно белели запертые в гостиную двери. А из-за двери другой соседней со столовой комнаты доносился мерный голос «большого» Володи. Володю недаром все называли большим. Он был вдвое старше Марсика и в будущем году должен был кончить реальное училище. Сейчас в комнате Володи сидел Алеша Нетрудный, его закадычный товарищ, которому Володя и читал заданное им, реалистам, на праздники письменное сочинение. «Большой» Володя был очень прилежен и трудолюбив, как и подобает быть взрослому юноше; он успел уже до праздника написать сочинение и теперь читал его вслух Нетрудному.

Вначале Марсик очень мало обращал внимания на Володино чтение. Все его мысли заняты были елкой.

Радостно замирало сердечко предчувствием того светлого и приятного, что должно было случиться сегодня же, скоро и очень скоро: вот пройдет еще полчаса, может быть, час времени, и распахнутся двери в гостиную. Появится на пороге их сияющая мама и протянет руки к Марсику и, обхватив его за плечи, поведет в гостиную; а там «она» уже ждет его! «Она» – ветвистая, зеленая, яркая красавица, сулящая столько радости и утех Марсикину сердечку. Потом приедут бабушка с дедушкой и привезут с собой их приемную внучку-воспитанницу, с которой так любит играть Марсик. И еще привезут обещанный поезд, маленький игрушечный поезд, о котором он так мечтал. А под елкой будет его ждать игрушечная же подводная лодка от мамы и папы.

Вот-то прелесть! Уж скорее бы проходило время. Скорее бы прекратились эти несносные минуты ожидания. Вскарабкаться что ли на подоконник и посмотреть на улицу, не едут ли бабушка и дедушка. И Марсик, пыхтя и кряхтя, лезет на высокий выступ окна, чтобы как-нибудь скоротать время.

II I

А за стеной все еще слышится четкий и громкий голос «большого» Володи, который продолжает читать вслух.

«Люди делают все новые и новые изобретения. Они научились уже летать по воздуху на особых машинах, называемых аэропланами и дирижаблями. И весьма возможно, что через сто лет люди будут летать по воздуху в особых поездах, точно так же, как ездят теперь по железным дорогам. Кроме того, люди изобретают все новые и новые машины, так что, вероятно, через сто лет все то, что теперь делается руками, будут делать машины, и даже прислугу в доме будут заменять особые машины»…

Марсик долго прислушивался к чтению Володи, в его мыслях то и дело теперь носились обрывки прочитанного братом сочинения. А в окна сверху смотрели золотые звезды и холодное декабрьское небо. Внизу же на улице стояла веселая предпраздничная суматоха. Люди шныряли с покупками и елочками подмышкой. Марсику хорошо были видны фигуры прохожих, казавшиеся крохотными, благодаря расстоянию, отделяющему их от окна пятого этажа, у которого приютился скорчившийся в клубок мальчик.

IV

Вдруг темное пространство за окном озарилось светом. Марсик даже вздрогнул от неожиданности и зажмурил глаза. Когда он их раскрыл снова, то остолбенел от удивления. За окном прямо против него остановился небольшой воздушный корабль. На носу корабля сидели бабушка, дедушка и Таша. И у дедушки, и бабушки, и у Таши в руках были свертки и пакеты.

– Здравствуй, здравствуй, Марсик! – весело кричали они ему. – Мы прилетели к тебе на елку.

Надеемся, не опоздали, и елочку еще не зажгли?

Марсик очень обрадовался гостям, доставленным сюда таким необычайным способом. Два электрических фонаря, горевшие на передней части воздушного корабля, ярко освещали их лица. Марсику очень хотелось обнять поскорее дорогих гостей, но он не знал, как это сделать. Между ними и им находилось плотно закрытое на зиму окно.

Но тут поднялся дедушка и протянул к окошку свою палку, на конце которой был вделан крошечный, сверкающий шарик.

Дедушка провел этим шариком по ребру рамы, и окошко распахнулось настежь, а с воздушного корабля перекинулся мостик к подоконнику, и по этому мостику бабушка, дедушка и Таша, со свертками и пакетами в руках, вошли в комнату. Окно тут же само собой захлопнулось за ними.

– Ну, веди нас к елке, где твоя елка? – целуя Марсика, говорили они.

В тот же миг распахнулись двери гостиной, и Марсик вскрикнул от восторга и неожиданности. Посреди комнаты стояла чудесная елка. На ней были навешаны игрушки, сласти, а на каждой веточке ярко сверкал крошечный электрический фонарик, немногим больше горошины.

 

Вся елка светилась как солнце южных стран. В это время заиграл большой ящик в углу. Но не граммофон, а другой какой-нибудь музыкальный инструмент. Казалось, что чудесный хор ангельских голосов поет песнь Вифлеемской ночи, в которую родился Спаситель.

«Слава в Вышних Богу и в человецах благоволение», – пели ангельски-прекрасные голоса, наполняя своими дивными звуками комнату.

Скоро, однако, замолкли голоса, замолкла музыка. Папа подошел к елке и нажал какую-то скрытую в густой зелени пружину. И вмиг все игрушки, привешенные к ветвям дерева, зашевелились, как бы ожили: картонная собачка стала прыгать и лаять, шерстяной медведь урчать и сосать лапу. Хорошенькая куколка раскланивалась, поводила глазками и пискливым голоском желала всем добрых праздников. А рядом паяц Арлекин и Коломбина танцевали какой-то замысловатый танец, напевая себе сами вполголоса звучную песенку. Эскадрон алюминиевых гусар производил ученье на игрушечных лошадках, которые носились взад и вперед по зеленой ветке елки. А маленький негр плясал танец, прищелкивая языком и пальцами. Тут же, в небольшом бассейне нырнула вглубь подводная лодка, и крошки пушки стреляли в деревянную крепость, которую осаждала рота солдат.

V

У Марсика буквально разбежались глаза при виде всех этих прелестных, самодвижущихся игрушек. Но вот бабушка и дедушка развернули перед ним самый большой пакет, и перед Марсиком очутился воздушный поезд, с крошками вагончиками, с настоящим локомотивом, с малюсенькой поездной прислугой. Поезд, благодаря каким-то удивительным приспособлениям, держался в воздухе, и, когда дедушка нажал какую-то пружинку, он стал быстро-быстро носиться над головами присутствующих, описывая в воздухе один круг за другим.

Кукольный машинист управлял локомотивом, кукла-кондуктор подавала свистки, куклы-пассажиры высовывались из окон, спрашивали, скоро ли станция, ели малюсенькие бутерброды и яблоки, пили из крохотных бутылок сельтерскую воду и лимонад и говорили тоненькими голосами о разных новостях. Потом появилась из другого пакета кукла, похожая как две капли воды на самого Марсика, и стала декламировать вслух басню Крылова «Ворона и Лисица».

Из третьего пакета достали военную форму как раз на фигуру Марсика, причем каска сама стреляла, как пушка, винтовка сама вскидывалась на плечо и производила выстрел, а длинная сабля побрякивала, болтаясь со звоном то сзади, то спереди.

Не успел Марсик достаточно наохаться и наахаться при виде всех этих подарков, как в гостиную вкатился без всякой посторонней помощи стол автомат.

На столе стояли всевозможные кушанья.

Были тут и любимая Марсикина кулебяка, и заливное, и рябчики, и мороженое, и сладкое в виде конфет и фруктов.

– Ну, Марсик, чего тебе хотелось бы прежде скушать? – ласково спросила его бабушка, в то время как невидимая музыка заиграла что-то очень мелодичное и красивое.

– Рябчика! – быстро произнес Марсик.

Тогда бабушка тронула пальцем какую-то пуговку внизу блюда, и в тот же миг жареный рябчик отделился от блюда и перелетел на тарелку Марсика.

Нож и вилка опять по неуловимому движению кого-то из старших так же без посторонней помощи прыгнули на тарелку и стали резать на куски вкусное жаркое.

То же самое произошло с кулебякой и с заливным. Утолив голод, Марсик пожелал винограда и апельсинов, красиво разложенных в вазе. Опять была тронута какая-то кнопка, и сам собой апельсин, автоматически очищенный от кожи, прыгнул на Марсикину тарелку. Тем же способом запрыгали и налитые золотистым соком ягоды винограда. Марсику оставалось только открывать пошире рот и ловить их налету.

– Ну что – нравится тебе такой ужин? А елка понравилась? – с улыбкой спрашивали Марсика его родные.

– Папа! Бабушка! Мамочка! Дедушка! Что же это значит? – ответил им весело и радостно изумленный, взволнованный Марсик.

– А то значит, мой милый, что это елка и ужин будущих времен. Такие чудесные елки увидят, может быть, твои внуки тогда, когда люди изобретут такие приборы и машины, о которых теперь и мечтать нельзя, – отвечала ему мама и крепко поцеловала своего мальчика. На самом деле не одна только мама поцеловала крепко, крепко заснувшего и свернувшегося в клубочек на подоконнике Марсика. Целый град поцелуев сыпался на него:

– Проснись! Проснись, Марсик! С праздником Рождества тебя поздравляем! – слышались вокруг него добрые, ласковые голоса бабушки, дедушки, мамы, папы и Таши. И они протягивали мальчику привезенные с собой подарки. А в открытую дверь уже сияла из гостиной всеми своими многочисленными огнями елка. Марсик широко раскрыл заспанные глазенки.

«Так то был сон?» – хотел он спросить, но сразу удержался при виде окружавших его сияющих по-праздничному родных ему лиц.


Издательство:
Издательство АСТ
Книги этой серии:
  • Большая книга новогодних историй для девочек