В. В. Быков. Сборник

И он ни разу больше не солгал ни отцу, ни кому другому, за все держал ответ, глядя людям в глаза.Василь Быков ''Сотников''.В 1976 году Лариса Шепитько сняла гениальный фильм с пронизительнейшей музыкой Шнитке – ''Восхождение'' по этой повести Быкова, и этот фильм, на мой взгляд – один из шедевров мирового кинематографа. Вершина, до которой мало кто добрался – только единицы. Вершина нашего кинематографа. Так вот самое поразительное для меня, что этот фильм, задуманный, как евангельская притча о моральном выборе и предательстве, вышел в прокат в СССР и даже получил огромное количество призов на Берлинском кинофестивале в 1977 году, в том числе и от нескольких христианских организаций. После съемок этого фильма Лариса Ефимовна стала верующей христианкой. Что совершенно немудрено после такого оглушительного произведения, после того, как пропускаешь сквозь себя эту небольшую повесть. Когда пытаешься найти ответы на страшные вопросы. Когда читаешь о Сотникове. Краеугольный камень в этом произведении, как и всегда у Быкова, выбор. Моральный выбор Человека. Те самые евангельские вопросы о предательстве:Отдать свою жизнь, пытаясь спасти чужие жизни?Или выжить ценою чужих жизней? Два страшных вопроса на краю обрыва, на краю психологического срыва, на тонкой грани между до и после. Два Человека на войне – Сотников и Рыбак. Оба готовы сражаться за Родину, оба ненавидят войну. И оба проходят испытание на прочность. До Быкова, пожалуй, никто так откровенно не писал о том нравственном выборе, что приходилось делать на войне, что неоднозначность этого выбора невозможно уложить в рамки привычной нам зоны комфорта и определения что такое хорошо и что такое плохо?. Можно ли осудить Рыбака? Можно ли, сидя дома, в тепле и уюте, попивая горячий и вкусный час, брезгливо морщить губы и осуждать? Я не могу. Не могу, потому что это страшный выбор человека, попавшего в ловушку обстоятельств, в ловушку тяжелейшего психологического и морального выбора, попавшего на край обрыва. Там, где находится наивысшая точка психологического напряжения. Там, где всё наносное слетает, как шелуха. В той точке, где каждый твой выбор, поступок повлечет за собой последствия. Человека, готового бороться за свою жизнь, маневрировать и отступать, чтобы спасти себя, свою жизнь. Это страшно. Это война. Самое бесчеловечное и бессмысленное чудовище. И самое страшное, что Рыбак наказал себя сам. Совестью. И до слез жаль было не столько Сотникова, потому что понимаешь его внутренний стержень, его моральные принципы и его силу, а жаль было именно Рыбака. До слёз. Но невозможно сломить дух человека, физически можно замучить, но насколько силен дух человека?Да, физические способности человека ограничены в своих возможностях, но кто определит возможности его духа? Кто измерит степень отваги в бою, бесстрашие и твердость перед лицом врага, когда человек, начисто лишенный всяких возможностей, оказывается способным на сокрушающий взрыв?Не зря Сотников почти ходячий труп: больной, искалеченный. Но сила духа, верность себе и желание спасти других – сильнее смерти, сильнее жестокости, сильнее бесчеловечности. Это тот случай, когда даже смерть становится жизнеутверждающей.Пока читаешь положительные и отрицательные ярлыки развешиваешь на всех и как-то сразу, а потом, вдруг, начинаешь представлять себя там, в ситуации войны и неожиданно всё смещается: потому что правда у каждого там своя. У старосты – своя, у Рыбака – своя, у Сотникова – своя. Только полицаи, те самые – ещё вчерашние свои – никаких чувств, кроме омерзения не вызывают. Нелюди. Несмотря на военную тематику, книга абсолютно антивоенная, абсолютно. Стальные жернова войны, которые безжалостно перемалывали жизни простых людей: старосты, Баси, Демчиха и её дети, солдаты…Страшно. Горько. Больно. А где-то и сейчас идёт война…

В школе, когда мы проходили Быкова, я зачитывалась Борисом Васильевым, потому повести эти пропустила. Учительница простила, но понадеялась, что когда-нибудь я к писателю вернусь. Прошло 15 лет, прежде чем я это сделала.Впрочем, это правильно. Потому что у меня появилось куда больше понимания, чем у 16-летней девчушки.Обе повести по сути про выбор. Как жить и как умирать, отступить или устоять и не сломаться, жить по совести или предать себя.Есть люди сильные, а есть слабые. Полицаи таких нутром чуют, потому что свои. Потому что этих можно подчинить неизбежному авторитету власти. Сломать, согнуть и заставить бултыхаться по горло в говне, ненавидя себя и не имея сил даже покончить с собой. Их можно сделать покорными. Что значит жить по совести? – Быть в мире с самим собой. Но если приходится себя убеждать, уговаривать, что правильно поступаешь, что выхода нет, и что Разве это он? Он только выдернул этот обрубок. И то по приказу полиции.Если приходится каждую секунду себя обрабатывать, разве это правильно? Очень тонко показано, как слой за слоем в сознании Рыбака выстраивается цепочка, оправдывающая его поведение.Когда я начинала читать «Сотникова», то поначалу очень злилась на простуженного. Ведь своей болезнью он реально подставил все под угрозу, его вина в смерти Демчихи, старосты и Баси велика, несмотря на весь героизм. Но это не настолько однозначная повесть. Рыбак спасал напарника ценой своей жизни, то было секундное решение. А когда дали время подумать о смерти – тут и сломался, а потому его и жалеешь и презираешь одновременно. Все смешалось, какую оценку этим людям дать? Я не знаю. Одно понимаю, Рыбаку после этого только в петлю или под пули. Имя уже не отмыть. Да и совесть тоже.В «Обелиске» тоже не все просто. Тут скорее другой вопрос: считать ли героизмом человека, добровольно пошедшего на смерть? Мороз жил по совести и умирал так же. Он поступил как Януш Корчак, польский учитель, пошедший со своими учениками в газовую камеру. И с нынешней точки зрения это определенно героизм, но тогда, возможно, когда каждый человек был на счету, принять такое был нелегко, а то и вовсе невозможно. Повести тем и хороши, что они неоднозначны. Тут придется не столько всплакнуть, сколько задуматься. Что-то принять для себя, а что-то отвергнуть. Я свои выводы сделала, чего и остальным читателям желаю.

Я не люблю книги про войну. Чаще всего я над ними очень много плачу.Быкова я выбрала по двум причинам: во-первых, это свое, родное, белорусское, а во-вторых, я знала, что плакать не буду.И Быков меня не подвел. После его книг не хочется плакать. После его книг внутри становится пусто. Как будто кто-то залез грязными руками тебе внутрь и достал что-то очень важное. И оставил дверцу внутрь открытой и она теперь болтается от сквозняка.Не могу я писать отдельно рецензию на две эти повести.Возьму на себя ответственность и скажу: в них есть один общий очень важный момент: где грань между «хорошими» и «плохими»? Почему староста и учитель во время оккупации могут остаться хорошими, а полицейские нет? В какой момент полицейский становится предателем? Ответ очень прост: грань в мыслях. Староста и учитель стали (остались) старостой и учителем потому, что они были уверены в том, что так будет лучше для людей. Рыбак стал полицейским потому, что он думал, что так будет лучше для него. Он ошибся, к слову. Ему не стало лучше. И с ним случилось самое страшное, что только могло случиться: он предал себя и остался жить.А героизм? Стоит ли героизм Мороза того, что произошло? Посудите сами: ему пообещали, что когда он придет, детей-подростков отпустят. Он пришел. Их всех замучили и убили. Зачем он пришел, зная, что ребят все равно не отпустят? Ведь не мог же он этого не понимать, в конце-то концов! И вот он ответ: потому что если бы он не пришел, а ребят убили, он бы себе этого никогда не простил. И да, это героизм: идти на смерть, понимая, что жить дальше будет просто невозможно.Обе повести заканчиваются одинаково (вернее, вся повесть «Сотников» и история из военных лет в повести «Обелиск»). Людей – обычных белорусских деревенских жителей – вешают. И почему-то это для меня было самым страшным. Лучше бы их расстреляли. Человечнее, что ли. Впрочем, о чем это я? Это же война.Война – это страшно. Война – это смерть. Война – это пустота внутри.И я готова читать книги про войну. Все. Просто взять и перечитать все книги, которые найду. Лишь бы войны больше не было.