© Бялко А., Левитова Ю., перевод, 2013
© Книгарь, 2013
* * *
Мои дорогие читатели!
Предлагаю вам несколько историй из чудесных хроник волшебной страны фей. О том, как они были впервые рассказаны при дворе короля Оберона и как дошли до нас, вы узнаете в самом начале. И насколько бы вы ни любили добрый народец, я уверен, что, познакомившись с ними, вы полюбите его ещё больше.
Господин Уильям Кантон уже поведал вам истории, относящиеся к правлению короля Херлы, а господин Джон Гиббон рассказал, как развлекались, слушая сказки, при дворе весёлого старого короля Коля[1]. Теперь же и мне предоставлена счастливая возможность познакомить вас с очередной частью этих бесконечных рассказов, а именно с теми из них, которые касаются подданных короля Оберона.
Вы наверняка и раньше встречали некоторые из этих чудесных сказок – ведь многие писатели уже побывали в стране фей и рассказали о тех чудесах, которые там увидели. Ханс Кристиан Андерсен, Шарль Перро и братья Гримм давно знамениты своими рассказами о визитах в волшебную страну – некоторые из них вы найдёте в этой книге. Другие истории, относящиеся к царствованию Оберона и Титании, сообщили нам Бен Джонсон, Томас Гуд, Томас Крофтон Крокер, Дуглас Джеррольд, Бенджамин Торп и сэр Джордж Дасент[2].
Старые или новые, эти сказки обладают вечной юностью, как и сами феи. И до тех пор, пока мы наслаждаемся ими, мы не стареем тоже.
Уолтер Джеррольд
В стране фей
В хрониках волшебной страны фей, которые составляют множество томов, нет истории чудеснее, чем та, где рассказывается о царствовании великого короля Оберона и его прекраснейшей жены Титании, также известной под именем королевы Маб. Дивны проделки и приключения в разных краях подданных Оберона: добрых и злых фей, гномов, эльфов и духов, брауни – лесных и домовых, малых воинственных пикси и карликов, паков, троллей и кобольдов, а также Доброго Робина. И столь же удивительны истории, рассказанные всеми, кто побывал во владениях фей.
Так вот, когда-то давным-давно печаль овладела всем царством Оберона – а королевство его безгранично, – и всё из-за размолвки между королём и королевой. Началось с пустяка, но король не был бы настоящим королём, если бы не считал, что его королевское величество достойно того, чтобы любое его желание было непреложным законом, в то время как прекрасная королева Титания полагала, что даже всемогущий король эльфов может уступить её воле.
А произошло вот что.
Маленький индийский принц, смуглое дитя, сын могущественного восточного монарха, был украден у родителей, а вместо него феи оставили младенца-эльфа. Король Оберон захотел взять подменыша себе оруженосцем в свиту, а королева Титания желала сделать его своим пажом. Длинной и горькой была размолвка, но ни король, ни королева друг другу не уступили и разошлись в ссоре: половина подданных ушла под штандартами короля, а другая половина – под знамёнами королевы.
Вы знаете, конечно же, что феи присматривают за всем в мире. За цветами и деревьями, ручьями и озёрами, птицами и зверями, и даже – хотя большинство людей и не догадываются об этом – за делами людскими. Так что, когда король с королевой поссорились и феи разделились на два королевских двора, все дела оказались заброшены. Зерно засыхало на корню, трава увядала в поле, звери и птицы голодали, летом было холодно и ненастно, а зимой промозгло и сыро. Многие дети и взрослые злились, совершали дурные поступки и были несчастны по неизвестной причине, ведь им и в голову прийти не могло, что всё это происходит из-за разлада между правителями безграничного королевства фей.
Долгое время казалось, что король и королева никогда не помирятся. При встрече Оберон произносил: «Прошу покорно предоставить мне подменыша в свиту!» А Титания отвечала: «Не трудитесь беспокоиться, даже всем королевством фей вы не выкупите у меня пажа!» И снова король говорил: «Отдайте мальчика, и я проследую с вами!» Королева отвечала: «Не отдам ни за что!»
К счастью, колдовством и хитростью Оберону удалось заполучить подменыша в свою свиту. Король с королевой помирились, и феи вернулись к своему счастливому ремеслу. Урожай уродился, цветы расцвели повсюду, запели птицы, лето настало тёплое и солнечное, а зима – снежная и морозная. К детям и взрослым вернулось счастливое расположение духа. Они так и не поняли, каким образом его раньше утратили.
Весь мир снова стал ярким и радостным, как ему и положено. Велико было ликование в стране фей, и стало оно ещё больше, когда созвал король Оберон послов со всех концов своего царства отпраздновать примирение. Быстро как мысль стала известна воля монарха, разнесли её Пак и Ариель, верные герольды. И малый народец поспешил выполнить желание правителя.
За те сорок минут, пока Пак облетал землю, все собрались. Роскошь и великолепие ослепили бы глаза любого смертного. Здесь были в ярких нарядах феи цветов и радуг, ручьёв и лесов. Эльфы, гномы и горные карлы из подземных пещер, где добывают золото и гранят драгоценные камни. Бесчисленные пикси, брауни и малые духи. Прибыла крёстная фея Золушки и гном Всемудрый, который просил руки дочери Тора. Были Добрый Робин и Ариель; фрейлины Титании Цветной Горошек и Паутинка, Мотылёк и Горчичное Зёрнышко; Дюймовочка с мужем, принцем эльфов, и Крошка-с-ноготок, и Через-напёрсток. Свита короля – Пигвиггинс, Барвинок, Пак, Хобгоблин, Томалин и Мальчик-с-пальчик. Придворные дамы королевы – Хоп, Мох, Кап, Пип, Плюх, Прыг, Бух, Бип, Клоп, Роз, Шпиль, Скип, Жабр, Ах, Цып, Эй, Зай, Знай с Нимфидией, главой фрейлин. И… Но я не буду перечислять всех собравшихся при дворе Оберона, иначе не останется места ни для сказок, ни для прекрасных картинок к ним.
Короче, там были все феи, живущие на свете. И все они рассказывали сны, мечты и сказки. Как прекрасно было бы нам с вами оказаться при дворе короля Оберона и увидеть своими глазами фей, собравшихся во дворце! Все были знакомы друг с другом и наперебой говорили о проделках эльфов или о том, какие добрые дела сделали для людей их феи-хранительницы. Оберон и Титания прогуливались среди гостей в сопровождении пажа, из-за которого и случился разлад. Услышав одну из историй, Оберон обернулся к жене и предложил: «Моя Титания, а не узнать ли нам, о чём говорят наши подданные? Пусть они расскажут нам о своих делах с детьми и взрослыми в мире людей!»
Титания охотно согласилась, сказав, что это было бы прелестно. И сразу же герольды, протиснувшись через толпу, затрубили в рога и объявили, что всем надлежит устроиться поудобнее, а феям собраться в большой круг и приготовиться рассказывать сказки до рассвета. После большой суматохи и толкотни все собрались в большой круг, и Оберон с Титанией воссели на трон, составленный из прекрасно пахнущих неувядающих цветов. У подножия трона поставили табурет для рассказчика. Магия круга позволяла любой фее слышать сказку, как бы далеко она ни сидела, хоть рассказчик и обращался только к королю и королеве.
Нам с вами повезло, что мальчик-подменыш сидел на нижней ступени трона. Когда много лет спустя он нашёл дорогу в королевство своего отца, то записал все чудесные истории, которые услышал при дворе короля Оберона. С тех пор многие писатели перевели эти сказки на многие языки, так что некоторые из них вам безусловно знакомы.
Однако вот вам истории в том виде, как записал их украденный принц. Первую из них поведал скандинавский гном с ледяного севера, который рассказал, каким образом Тор заполучил
Дары гномов
Как вы, конечно, знаете, Тор был самым сильным и храбрым из великанов севера. Высокий, с горящими карими глазами, мечущими молнии, с развевающейся по небу длинной рыжей бородой, он разъезжал в повозке, запряжённой горными козлами. Яркие искры вылетали из-под копыт, а на голове Тора сияла корона из ярких звёзд. Когда великан сердился, его повозка с грохотом и громом пролетала по небу, а люди прятались и говорили друг другу, что Тор поскакал на битву с гигантами Края Мира или какими-нибудь другими своими врагами.
Жену Тора звали Сиб, и была она дивной красавицей – хотелось смотреть на неё и смотреть, не отводя глаз. Её мягкие волосы цвета тёмного золота были так густы и длинны, что окутывали её, будто плащом, от макушки до самых ступней, а тёплыми карими глазами она смотрела на друзей так, как смотрит мать на любимое дитя. Локи, вечно затевавший ссоры и вносивший раздор меж великанов, часто глядел на Сиб и мечтал причинить ей зло, потому что Локи завидовал всеобщей к ней любви и расточавшимся ей похвалам. Но куда бы ни пошёл Локи – всякий говорил о Сиб только доброе.
В один из дней на исходе лета Локи подстерёг Сиб, спящую в одиночестве на берегу реки, и, подкравшись незаметно, обрезал её прекрасные локоны. Торжествуя, он разбросал волосы по всей земле, так что они потускнели и потеряли свой живой золотой цвет, а ветер и дожди разметали их среди камней.
Сиб проснулась, хотела убрать волосы с лица – и поняла, что произошло нечто неладное. В тревоге побежала она к воде и увидела в чистой глубине своё отражение – только короткая неровная щетина стояла дыбом на её голове. Её дивные волосы были утрачены! Только один недруг мог осмелиться на такой отвратительный поступок! В гневе и печали она призвала на помощь Тора.
Локи, конечно, скрылся в другой земле и спрятался между скал. А заслышав отдалённое громыхание грозы, попытался залезть под камни ещё глубже. Но ужасный шум приближался, и, наконец, яростная вспышка взгляда Тора осветила щель, в которую забился нечестивец. Тор выволок Локи наружу, схватил огромными руками, поднял высоко в воздух и раздробил бы его кости о скалы, если бы Локи, которому смертный ужас придал сообразительности, не спросил, что хорошего выйдет из его смерти, ведь это не вернёт волосы Сиб. Тогда Тор опустил негодяя на землю, не ослабив, впрочем, своей хватки, и спросил, каким же образом тот собирается искупить свою вину. Локи тут же ответил, что спустится в глубины гор к гномам, где попросит сыновей Ивальда изготовить для Сиб новые волосы из чистого золота, которые будут не хуже прежних!
Знайте, что у Ивальда было семь сыновей. Все они жили глубоко под землёй в пещерах в основании гор, были малы ростом, темны лицом и телом и не любили дневного света, потому что их глаза его не переносили. Зато они знали, где взять серебро и золото и где водятся драгоценные камни – прозрачные, красные, жёлтые и зелёные. Они могли обойти весь мир под землёй через пещеры и ходы под горами. И где бы ни обнаружили они золото и драгоценности, тут же строили печь, сооружали мехи, молот и наковальню, то есть устраивали кузницу со всем необходимым, потому что знали они все секреты мастерства и могли изготовить дивные вещи из золота, железа и камня. Это знание делало их могущественнее всех живущих на поверхности.
Тор отпустил Локи к гномам исправлять содеянное. Локи обыскал склоны гор, нашёл темный лаз и юркнул в жилище Ивальда. В пещере, сверкающей множеством огней, он подошёл к двум гномам, которых звали Синдри и Брок. Они показались ему самыми искусными, и он рассказал им о своей нужде, прибавив, что Тор с ним расправится, если гномы откажут в помощи. Синдри и Брок хорошо знали злобного проказника Локи и его вечные жестокие проделки, но также они любили Тора и Сиб, и согласились помочь. Не теряя времени и не тратя лишних слов, они принялись за работу.
Огромные блоки тёмно-коричневого камня составили плавильную печь, и, как только раскалились они до белого каления, в пепел стало сочиться из них капля за каплей красное золото. Собрав золото в сияющую груду, гномы отнесли его к своим женщинам, которые, пока золото не затвердело, размяли его между ладонями и спряли на прялках в сияющие мягкие нити-волосы.
Пока женщины пряли, Брок выискал в своих сокровищах синеву океана и сердце подземного дерева, бросил их в плавильную печь вместе с другими вещами и, сплавив, выковал молотом. Вторя ритмичным ударам, женщины пели песню, похожую на песню сильного, постоянного ветра. Когда работа была завершена, кузнец показал собравшимся маленький корабль, бережно положив его на бок.
В третий раз гном отошёл в тёмный угол и принёс оттуда ржавый погнутый железный лом. Он поместил его в плавильную печь с двумя перьями из крыльев ветра, раскалил добела и выковал с великим вниманием и сноровкой копьё. Копьё для самого Одина, величайшего из героев.
Затем Брок и Синдри позвали Локи, вручили ему три дара и велели немедленно возвращаться к героям в Асгард и смягчить их гнев. Локи, однако, уже ничему не радовался. Дразнить и задираться он любил, а вот искупать свою вину терпеть не мог. Он покрутил великолепные дары в руках, сказал пренебрежительно, что ничего особенного в них не видит, и добавил, обращаясь к Синдри:
– Однако Брок сработал очень умело, бьюсь об заклад, причём своей головой, что ты не сумеешь сделать ничего лучше.
Хотя братья-гномы не ждали благодарности за свой труд, но обидные слова их оскорбили, поэтому Синдри решил проучить Локи. Из угла кузницы принёс он свиную шкуру и велел брату раздувать мехи, не останавливаясь и не ослабляя огня, пока не будет знака остановиться. Потом с силой и осторожностью бросил он в огонь только шкуру и ничего больше и, чередуя мощные удары с осторожными прикосновениями молота, ковал, пока из огня не показался кабан. Локи, боясь проспорить, превратился в лесного слепня и стал жалить руку Брока, но тот легко смахнул слепня и продолжал раздувать мехи, пока брат не сказал ему остановиться. И тогда из огня вышел сильный увёртливый кабан со щетиной чистого золота.
Потом, не обращая внимания на злобное бормотание Локи, Синдри выбрал из груды самый большой кусок золота и бросил его в белое пламя. Трижды нагревался и охлаждался слиток, и темноликий гном работал над ним с удивительным искусством, пока в огне не показалось широкое красное кольцо, которое двигалось и дышало. Опять Локи пытался помешать работе и укусил Брока в шею, но Брок даже не пошевелился, чтобы смахнуть слепня и избавиться от боли. Когда кольцо наконец вытащили остужаться, оказалось, что каждую девятую ночь оно производит восемь колец сравнимой красоты.
Осталось последнее испытание искусства Синдри. Он бросил в печь кусок доброго железа и велел Броку не колебаться у мехов и не замедлять усилий, а то вся работа пойдёт насмарку. С дикой песней силы на губах он стал ковать так, что все, бывшие в пещере, ощутили себя среди ревущих волн, услышали ледяные горы, разбивающиеся в куски, почувствовали полёт грохочущей колесницы Тора в небесах. Безумный ужас овладел Локи. Если эти проклятые гномы хоть ещё что-то добавят к могуществу Тора – с Локи покончено! Превратившись в шершня, он взлетел ко лбу Брока и так яростно укусил его в веко, что потекла кровь и ослепила Брока. Гном отпустил мехи на мгновенье, чтоб отереть глаза, и тут Синдри вскричал, что работа едва не пропала, и щипцами вытащил из плавильной печи раскалённый топор. Не очень красивый, не очень большой. И с ручкой короче на дюйм из-за происков Локи.
Брок и Локи пустились в путь к Асгарду. Локи нёс три прекрасных дара, а Брок – три волшебных предмета, сработанных Синдри, чтобы герои могли рассудить, кто победил в споре, в котором в качестве заклада Локи опрометчиво предложил свою голову. Когда добрались Брок с Локи до Асгарда, герои расселись на тронах и порешили между собой, что судьями в споре будут Один, Тор и Фрей. Сначала Локи преподнёс Одину копьё Гунгнир, всегда попадающее в цель и возвращающееся к хозяину Одину достаточно было взмахнуть копьём в битве, как враги впадали в трепет и были готовы бежать, если же он потрясал копьём над друзьями, в их сердца вселялась отвага непобедимых. Потом Тор получил золотые волосы, которые к голове Сиб немедленно приросли как живые и стали развеваться по ветру Фрей получил корабль, который можно было носить в кармане, но на морской волне он вырастал до размеров, способных вместить армию со всем снаряжением, а стоило ему поднять паруса, как тут же в них задувал попутный ветер.
Потом Брок преподнёс свои дары. Одину он отдал кольцо Дропнир, из которого каждую девятую ночь появлялось восемь других, и никто не видел, как это получалось. Кольцо это величайший из героев носил на руке вплоть до смерти своего прекрасного сына Бальдера. В знак великой отцовской любви и скорби Один положил кольцо сыну на грудь в погребальный костёр. Фрей получил золотого вепря, который бежал быстрее любого коня по воде и по воздуху, и где бы он ни появлялся, становилось светло, так ярко сияла его золотая щетина. Тору Брок отдал неказистый топор, объяснив, что ударом этого топора можно разрушить всё, к чему ни прикоснёшься, а сам топор ничто сломать не может. Если его бросить, то он всё равно вернётся к хозяину. Величину самого топора его хозяин мог регулировать по своему усмотрению, а вот у рукояти был один недостаток – она была на дюйм короче, чем надо. С великой радостью принял Тор свой топор, зная, что получает оружие для борьбы со злобными гигантами Края Мира, которые завоевали бы весь мир, если бы не Тор.
Герои решили, что из всех даров топор Тора был наилучшим. Таким образом, Локи проиграл пари и должен потерять свою голову. Локи предлагал множество вещей, чтобы спастись, но гном и слушать не хотел.
– Тогда поймай меня! – крикнул Локи и исчез, как только Брок протянул руку, потому что был обут в семимильные башмаки, несущие хозяина и по воде, и по воздуху.
– Поймай его! – жалобно попросил Тора маленький темнолицый гном. И тут же Локи снова появился, извиваясь в сильной руке Тора.
Тогда хитрый Локи стал объяснять, что проиграл только голову, поэтому даже на крошечный кусочек его шеи Брок не имеет никакого права, это нарушение условий договора. Тут Брок нетерпеливо воскликнул, что голова негодяя ему ни на что не пригодится, а хотел он всего лишь заставить замолчать дерзкий язык Локи, чтобы он болтал меньше гадостей.
Гном взял нож и нитку и попытался проделать дырки в губах Локи, чтобы зашить его поганый рот. Но Локи заколдовал нож так, что он не резал.
– Мне бы шило моего брата Синдри! – вздохнул Брок. И тут же шило оказалось у него в руках. Мгновенно оно прокололо губы нечестивца – и Брок тут же зашил Локи рот и обрезал кончик нити.
Герои вручили гномам ответные дары, и Брок вернулся домой.
А вот Локи, насколько мне известно, недолго ходил с зашитым ртом, и вскоре стал опять распускать язык и творить гадости.
Когда скандинавский гном закончил рассказ, все ещё долго перешёптывались, обсуждая между собой злодейства Локи и радуясь, что Тор получил дары гномов и сумел проучить хитреца и жулика. Наверное, если бы скандинавский гном захотел, он мог бы поведать ещё немало историй о злодеяниях Локи, но вокруг было много фей, эльфов, гномов и других представителей доброго народца, желающих выступить, поэтому шансов у него не осталось. Едва он вернулся на своё место, сразу же нашлись желающие забраться на стул рассказчика, чтобы заслужить свою долю аплодисментов. Но глашатай короля Оберона, стоящий возле трона, громко вострубил, и возня немедленно прекратилась. Все замерли в ожидании, что король выберет именно его, но Оберон был мудр и не суетлив. Мановением руки он повелел всем разойтись по местам и не выступать вперёд, пока не прикажут. Сам же он повернулся к Титании и сказал:
– Наша королева изберёт следующего рассказчика. Кто же это будет? Скажи, Титания?
Титания указала на крошечную фею в зелёном наряде с маленькой золотой арфой в руках и венке из клевера на голове:
– Пусть ирландская фея поведает нам что-либо из сказок её зелёной страны.
Малютка в зелёном тут же вышла вперёд и сказала, что расскажет историю о проделках подменышей, которые снискали феям недобрую славу среди людей, а называется эта история
Тот, кто играл на волынке
Жили когда-то на окраине Типперери вполне достойные родители, звали их Мик Фланиган и Джуди Малдун. Как говорится, Боженька благословил их четырьмя детишками, все сыновья, трое из которых были крепкими, здоровыми, розовощёкими красавчиками. Любой ирландец почувствовал бы гордость за свою страну и народ, глядя на то, как мальчишки солнечным летним утром стоят на пороге отцовской хижины. Льняные кудри сияют на солнце, щёки как румяные яблочки, и здоровенная печёная картофелина дымится в руке у каждого! Мик был горд своими сынками, и Джуди тоже ими гордилась, в полном своём праве.
А вот четвёртый сын никого не радовал. Был он страшненький, балованный замухрышка с таким дурным характером, какой вы себе только можете представить. Даже стоять он сам не мог, из детской люльки своей так и не выбрался. Волосы его, длинные, тусклые и спутанные, были цвета сажи и пепла, лицо зелёно-жёлтое, глаза светились, как горящие уголья, и всё время беспокойно вращались в глазницах. Ещё до года вырос у него полный рот заострённых зубов, руки его напоминали когти стервятника, а бесполезные, кривые, как разделочный мясницкий крюк, ножки были не толще рукояти хлыста. А что было всего невыносимей – жрал он, как баклан, и звуки издавал такие же мерзкие, постоянно крича, визжа, ухая и завывая.
Соседи подозревали, что с ним что-то неладно. Они заметили, что стоило добрым людям, как принято в округе, рассесться вокруг очага и завести разговор о божественном и достойном, как уродец, которого мать придвигала для тепла к огню, садился в колыбели и посреди разговора, будто бесом одержимый, поднимал ужасный крик и вой! Хоть святых выноси! Так что соседи справедливо рассуждали, что не всё с ним ладно! Да и как с ним быть, с уродцем-то?
Кто-то советовал одно, кто-то другое, а кто-то предложил послать за священником, чтобы учёный святой человек посмотрел на ребёнка и во всём разобрался. Джуди не возражала, но ей мешало то одно, то другое, да и просто руки не доходили, так что священник заморыша так и не увидел.
Всё шло по-старому ещё некоторое время. Уродец орал и визжал, жрал больше, чем все остальные братья вместе взятые, и продолжал делать мелкие пакости, на которые был горазд. Но тут случился проездом по соседству Тим Каррол, странствующий слепой волынщик. Зашёл он в гости, присел у очага и заговорил с хозяйкой дома. Немного погодя Тим, который в искусстве своём был не из последних, раздул мехи и давай играть во всю мочь на волынке. Тут заморыш, лежавший в колыбели тихонько, как мышь, сел, заулыбался всей своей страшной рожицей, замахал в такт своими когтистыми лапками и стал подкидывать кривые паучьи ножки музыке в такт. Всем телом тянулся он к волынке и так её выпрашивал, что мать попросила Тима одолжить инструмент, иначе заморыша было не успокоить. Тим, добрый к детям, разрешил, а поскольку был он слеп, то мать сама отнесла сыну волынку и хотела показать, как её правильно брать в руки. Но заморышу помощь не понадобилась. Он пристроил дудку к губам, мехи – под одну руку, а пузырь с воздухом – под другую и так сыграл на волынке одну из старинных ирландских мелодий, как будто двадцать лет ничем другим не занимался.
Все остолбенели, бедная мать перекрестилась. Тим же, будучи слепым и не видя, кто играл, очень обрадовался. Узнав же, что играл ребёнок, которому и пяти лет от роду ещё нет и который в жизни волынки не видел, поздравил мать с таким талантливым сыном. Тут же он предложил ей отдать сынка ему в ученики, если согласна она расстаться с таким сокровищем, потому как он прирождённый волынщик, настоящий гениус, а пройдёт немного времени, да с помощью такого учителя, как Тим, не будет ему равного во всей стране! Бедная женщина счастлива была услышать такие слова, особенно то, что сказал Тим про настоящего гениуса, ведь разговоры соседей, что с заморышем нечисто, даром не прошли. А ещё больше её утешило, что бедный малютка (она-то его и вправду любила) не станет нищим, побирающимся за кусок хлеба, а сможет достойно заработать себе на пропитание.
Когда вечером Мик вернулся домой с работы, она рассказала ему, что случилось и что сказал Тим Каррол. Мик, само собой, был рад-радёшенек, потому что и сам печалился о несчастной судьбе сына-бедолаги. Так что на следующий день, не откладывая, повёз он свинью на ярмарку, а на вырученные деньги заказал в Клонмеле новенькую волынку.
Через неделю волынка была готова, и как только заморыш её увидел, то завизжал от восторга и пошёл подкидывать ноги, скакать и гримасничать в своей кровати. Чтобы успокоить его, родители дали ему волынку, и тут же он выдал такую скользящую джигу, что все слышавшие её замерли от восхищения.
Слава его разнеслась повсюду. Ни один волынщик в ближайших шести графствах не мог сравниться с ним в исполнении старинных мелодий, а также любой ирландской джиги, которая заставляет добрых людей плясать, даже если они того не хотят. А уж как он играл «Охоту на лис»! Казалось, что все взаправду находились на охоте – слышали зов гончих и тявканье терьеров, крики охотников, отзывающих собак и науськивающих их! Вот как он играл!
Музыки своей он не жалел, и соседские парни и девушки часто собирались в хижине его отца, чтобы поплясать. Когда же он играл, то словно быстрая ртуть проникала в ноги танцующих, и все как один говорили, что никакой другой волынщик своей музыкой не мог заставить танцоров двигаться так легко и воздушно.
Но помимо старой доброй ирландской музыки играл он ещё одну мелодию, не похожую ни на какую другую. Как только заморыш начинал её играть, как всё в доме пускалось в пляс. Миски и тарелки позванивали на буфете, котелки и крюки для мяса звенели в очаге, а людям казалось, что табуретки под ними подпрыгивают, хотя это было и неважно – и стар, и млад всё равно усидеть на них не могли и срывались в самый безудержный пляс. Девицы жаловались, что сбиваются с ноги, потому как от этой мелодии пол под ними обращается в лёд, и боязно им поскользнуться и оказаться на спине, а то и лицом приложиться. Молодые кавалеры, хотевшие показать своё искусство и специально нарядившиеся для этого в новые туфли и красные да жёлтые подвязки, готовы были поклясться, что мелодия путает их и не даёт станцевать как следует «носок-пятку», «через-пряжку» и прочие шаги. И все, стар и млад, чувствовали себя не в своей тарелке, и в результате плясали кучей, странно дёргаясь и наталкиваясь друг на друга, а волынщик, доведя их до этого, от радости хихикал и хехекал, точь-в-точь как злая цирковая обезьянка Жако, сделавшая пакость.
Чем старше он становился, тем хуже делался. К шести его годам жить в доме стало невозможно, потому что он всё время умудрялся делать так, что братья его то обжигались, то обваривались кипятком, то ломали ноги, споткнувшись о котелок или натолкнувшись на табуретку. Однажды в страду его оставили одного в доме. Вернувшись, мать застала кошку верхом на собаке, мордой к хвосту, с лапами, связанными под брюхом, а малый играл им свою дикую мелодию. Пёс лаял и подскакивал, кошка орала как резаная и дёргала хвостом, за который пёс пытался её цапнуть. И гам стоял – будь здоров!
Другой раз сельский помещик, очень порядочный и уважаемый человек, на которого работал Мик, проходил мимо, и Джуди пригласила его присесть отдохнуть у очага. Спиной гость пришёлся к колыбели, а рядом стояла миска со свиной кровью, потому как Джуди готовила кровяную колбасу. Малый лежал в колыбели тихонечко, пока не дождался момента, чтобы припасённым крючком на бечёвке стащить новенький парик гостя прямо в эту миску.
А ещё как-то мать вошла в хижину прямо из коровника, с подойником, полным молока, на голове. Тут-то сынок и сыграл ей свою дьявольскую мелодию, и бедная женщина, забыв про молоко, отпустила подойник, упёрла руки в боки и давай отплясывать джигу, а молоком окатило её мужа, как раз принесшего торф для растопки, чтобы готовить ужин. Короче, всех его проделок не опишешь и про все пакости не расскажешь.
Тут ещё стали приключаться несчастья со скотиной помещика. То охромеет конь, то помрёт телёнок, то пропадут овцы, то коровы перестанут доиться и начнут лягать хозяйку, а то провалится крыша сарая. И втемяшилось помещику в голову, что источник всех бед – нечестивый сынок Мика Фланигана. Отозвал он как-то Мика в сторонку и говорит:
– Слушай, Мик, я тут сам не свой от того, что делается со скотиной. Заснуть не могу – боюсь, что проснусь, а там опять горе какое приключилось. И сдаётся мне, Мик, что сынок твой негожий тому виной. Так что я буду рад, если ты поищешь себе работу у кого-нибудь другого. Работник ты справный и найдёшь себе дело в любом графстве Ирландии.
Мик ответил хозяину, что сожалеет об убытках, а ещё печальнее, что его считают в тех убытках виноватым. Сказал, что он и сам не всегда доволен сыном, но коли уж тот родился, то ничего не поделаешь – надо его вырастить. И пообещал, что работу на новом месте начнёт искать прямо сразу.
Как только Мик объявил, что уходит от Джона Риордана, так тут же другой помещик, чьё хозяйство находилось всего в паре миль, дал знать, что нужен ему человек за плугом (он как раз расстался с предыдущим пахарем). Он предложил Мику домик с огородом и работу круглый год. Мик знал его как доброго хозяина, они ударили по рукам и договорились, что тот пришлёт телегу для перевозки всех нехитрых пожитков и мебели в будущий четверг.
В четверг Мик погрузил в телегу пожитки, наверх взгромоздил колыбель с сыном и волынкой, а рядом села Джуди – смотреть, чтобы сын не скатился вниз. Впереди привязали корову, сзади побежал пёс, но кошку, конечно, оставили вместе с домом. Другие дети бежали по обочине дороги, собирая ягоды боярышника и ежевики, потому что это был славный денёк на исходе жатвы.
Пришлось им пересекать реку, которая бежала между крутых берегов, так что пока не подойдёшь близко, воды не увидишь. Малыш лежал тихо на дне колыбели, пока не добрались они до моста. Услышав рёв воды (а несколько дней назад прошёл сильный дождь, и река поднялась), он сел в колыбели и огляделся вокруг. Увидев воду и поняв, что ему придётся через реку переправляться, он поднял такой крик, с которым даже писк крысы в ловушке не сравнится.
– Будет тебе! Уймись! – сказала Джуди. – Чего тебе бояться-то? По каменному мосту поедем.
– Чтоб тебе пусто было, старая оборванка! – визжал он. – Что за пакость, заманить меня сюда!
И он орал и вопил, и чем дальше двигались они по мосту – тем громче, пока Мик не вытянул его кнутом, сказав:
– Поганец! Да когда ты замолчишь? От этих воплей аж собственных ушей не слыхать!
Едва почувствовав прикосновение кнута, уродец встал в полный рост в кровати, подхватил волынку, улыбнулся Мику ядовитой ухмылкой и спрыгнул с телеги, миновав перила моста, прямо в воду.