Пролог
Эти двое пришли со стороны Холма. Пришли не по новому тракту, а по заброшенной тропе. Уже это, само по себе, было странным. Любой новичок знает, что после того, как старый Сыч уволок Сердце Медузы, тропа стала смертельно опасной для человека. Что-то незримо изменилось в уже привычных и знакомых ловушках. Они сместились, стали страшнее, опаснее.
Свою утрату Медуза восполняла человеческими жизнями.
А Сыч выгодно продал Сердце, ушел из инсайдеров, уехал в Столицу. Ему завидовали, его проклинали. Но на самом деле мало кто винил Сыча в случившемся – такая судьба, возможность сорвать куш, снилась почти всем, идущим за Периметр.
Пока что мечта так и осталась мечтой, никому подобного повторить не удалось.
А многим уже и не удастся.
Незнакомцы тащат что-то тяжелое, круглое, завернутое в брезент. То толкают, то пытаются катить. Им неудобно, они устали. Один высокий, с накинутым на голову капюшоном серой плащ-палатки. Второй – абсолютно лысый, с платком на грязной шее и косым шрамом через всю щеку. Идут рядом, часто оглядываясь.
Они оба отлично видны в оптический прицел, к которому прильнул человек по кличке Кот.
Остановились. Лысый сел на землю, спиной прислонился к своей ноше. Высокий уперся руками в колени, переводя дух. О чем-то негромко переговариваются, устало поводя плечами.
Теоретически, по этой тропе возможно ходить. Медленно, очень осторожно, но возможно. Впрочем, такие меры предосторожности лишь немного увеличивали шансы добраться живым. Это с учетом, что ловушки вообще предоставляют какие-либо шансы.
Среди инсайдеров ходили истории о том, как новички буквально пробегали эту тропу без единой царапины и как пропадали умудренные опытом старожилы. Но даже те, кто единожды испытал судьбу, не могли быть уверены в повторной удаче. Медуза так или иначе делала свой выбор и далеко не всегда в пользу человека.
Более пяти лет этой дорогой практически никто не пользовался. Мало кто хотел играть в русскую рулетку с неизвестностью.
Кот вновь прильнул к оптическому прицелу «винтореза», рассматривая людей и шар.
Незнакомцы по-прежнему о чем-то разговаривали. Кот силился увидеть лицо второго, высокого, с капюшоном на голове, его движения казались инсайдеру знакомыми. Но высокий стоял спиной, держа винтовку на сгибе руки.
Неожиданно взгляд лысого остановился на окне. Глаза нехорошо сощурились, он заметил затаившегося стрелка, резко толкнул товарища в плечо. В ту же секунду люди разметались в разные стороны, скрывшись за остатками бордюрного камня. Блеснул прицел оптики.
Кот упал на пол, отщелкнул предохранитель винтовки. Задержал дыхание, прислушиваясь.
Тишина.
Осторожно переполз к соседнему окну, пачкая осыпавшейся штукатуркой черную форму. Затаив дыхание, приподнялся, выглянул на улицу.
Дорога была пуста. Пуста, словно и не было на ней никого.
Глава 1
Это случилось десять лет назад.
За окном распускался май. Яркое весеннее солнце слепило глаза, нагревая сквозь большие окна приборную панель до состояния плавления. Сочные ароматы цветущих деревьев заполняли собой кабину тяжелого грузовоза, летящего по прямой, как стрела, автостраде.
Виктор Куликов, статный молодой человек тридцати лет отроду, с пшеничного цвета шевелюрой и конопатым носом, мечтательно улыбался, ощущая высунутой из окна ладонью упругое давление встречного ветра.
Они возвращались домой после трехмесячной командировки в пыльную Азию. Заработали деньжат, опробовали новые маршруты. Сейчас за спиной грохотал тент пустого кузова, а впереди маячила перспектива двухнедельного отпуска в кругу друзей и близких. И уж это время Виктор проведет на все сто!
Что может быть лучше хорошего отдыха после тяжелой, но удачно выполненной работы?
Каждый раз, подъезжая к окраинам родного города, Виктор тешил свою фантазию возможными переменами, которые могли бы произойти за время его отсутствия в Городе. Что нового построили? Что снесли? Какие вывески, афиши, витрины украшают теперь улицы? Как встретят родные?
Если честно, никогда ничего не менялось. Город, тяжеловесным монолитом высившийся на горизонте, с неохотой вбирал в себя новое. Обычная провинция, в которой прогресс не торопился наступать на пятки сложившемуся укладу жизни.
– Иван, – окликнул Виктор своего напарника, вечно угрюмого сибиряка. Тот, в растянутой тельняшке, с лицом истукана острова Пасхи, крутил огромный руль своими огромными ручищами. Обычно молчаливый, Иван насвистывал себе под нос что-то жизнерадостное.
– Чего тебе?
– Смотрю, тоже настроение поднялось?
– Хорошо, – утвердительно протянул сибиряк, мотнув чубом в сторону проносящейся за окном зелени, – Люблю весну.
– Может, музыку включить?
– Да ну ее. Когда сердце поет музыки не надо.
Магнитола поломалась еще неделю назад. Она исправно крутила диски, но радио отказывалось работать наотрез, наполняя кабину многотонной фуры шипением и треском. Решили оставить ремонт на потом, благо до конечной точки маршрута оставалось всего ничего. Единственным минусом было наличие всего трех дисков, два из которых составлял любимый Иваном шансон, да отсутствие какой-либо информации о происходящем в мире.
Время перевалило за полдень, когда на обочинах стали попадаться припаркованные машины дальнобойщиков. Обычно караваны останавливались для отдыха возле автозаправок и постов патруля, но здесь, в пригороде, такого не случалось никогда. Более того, чем ближе к Городу, тем больше их становилось. К огромным грузовикам присоединились легковушки всех мастей, тут и там Куликов разглядел раскинутые палатки.
Наконец машины замелькали за окном сплошной колонной, а еще через несколько минут Иван сбросил скорость и остановился.
Они очутились в непролазной пробке почти на самом въезде в Город.
– Что за херня? – пробасил Иван, – Витя, сходи, посмотри.
– Не вопрос, – Куликов схватил засаленную куртку и спрыгнул на проезжую часть.
Пробка, растянувшаяся на несколько километров, оканчивалась импровизированным блокпостом. Дорогу преграждали три бронетранспортера с расчехленными пулеметами. За ними – наспех сбитый шлагбаум, вооруженные солдаты с нашивками внутренних войск. Тут же стояли крытые армейские грузовики с черными номерами, чуть поодаль – две машины дорожной полиции.
На обочине, ближе к лесу, раскинулся целый палаточный городок, обнесенный колючей проволокой.
Между блокпостом, автомобильным затором и оцеплением из солдат бродили, гудя как пчелиный улей, недоумевающие водители и пассажиры.
– Что случилось? – окликнул Виктор худого старика, стоявшего возле кособокой «пятерки».
– Не пропускают никого, – старик перекинул сигарету из одного угла рта в другой, – Говорят, что Город на карантине. Говорят, что скоро все образуется, но пока всех отсылают в объезд.
– А что за карантин? – Куликов начал волноваться, – Может, учения?
Старик лишь отмахнулся.
Побродив еще некоторое время возле блокпоста, безрезультатно пообщавшись с военными и выслушав кучу невероятных версий от напряженных людей, Виктор вернулся к своему грузовику.
Замечательный майский вечер они с напарником провели в опостылевшей кабине. Потом прошла ночь, во время которой над колонной машин летали вертолеты и раздражали ярким светом прожекторов.
Утром, невыспавшиеся и злые, Иван и Виктор вновь отправились к блокпосту.
– Граждане, проезд закрыт и в скором времени открыт не будет, – усталый офицер с осунувшимся лицом смотрел на собравшуюся толпу с той стороны шлагбаума. За его спиной маячили автоматчики, – В Городе чрезвычайная ситуация, он оцеплен военизированными силами. Любые попытки проникнуть сквозь оцепление незаконны и будут пресекаться.
– У меня там семья! – выкрикнул из толпы тучный мужчина в кепке, – Что с ними?
– Граждане, – севшим голосом заговорил офицер, силясь перекричать гомон, – Севернее, в десяти километрах отсюда, расположен спасательный лагерь. Там находятся те, кому временно пришлось покинуть свои жилища. Им оказан теплый прием, горячая пища и необходимая медицинская помощь. Все, у кого родственники в Городе, могут найти их там.
– А что случилось-то? – еще один выкрик из толпы.
– Я не уполномочен делать заявления. Все узнаете позже.
У офицера что-то еще спрашивали, но он, как заезженная пластинка, повторял одно и то же. В конце концов, Иван дернул Виктора за рукав, пробурчал: «Поехали в лагерь, тут нет смысла торчать».
Грузовик летел по объездной трассе скоростным болидом, не обращая внимания на возмущенные клаксоны.
Виктор старался не накручивать себя раньше времени, но к тому времени, когда за очередным поворотом показались ярко-оранжевые крыши палаточных шатров, не находил себе места.
Сибиряк мастерски вырулил на обочину, паркуя фуру между машиной «скорой помощи» и мобильным штабом МЧС. Еще не успел заглохнуть двигатель, как Куликов уже выпрыгнул из кабины и побежал в сторону лагеря.
Вокруг царил самый настоящий хаос. Между палатками бродили растерянные люди, одетые кто во что. Кто-то кого-то искал, громко выкрикивая имя, кто-то на повышенных тонах разговаривал с вооруженными военными. Испуганные дети жались к родителям, кутаясь в армейские синие одеяла. Возле передвижных бочонков полевых кухонь случилась давка, которая переросла в скоротечную драку.
Судя по одежде и поведению, все эти люди оказались в палаточном городке в спешке и не по своей воле.
В воздухе витали нервозность и страх.
Ближе к центру лагеря все чаще стали попадаться сотрудники МЧС, палатки экстренной помощи и закрытые купола с высокими антеннами радиосвязи.
Здесь Куликов поймал за рукав женщину в белом халате, спросил с мольбой в голосе:
– Простите, я родных ищу, из Города.
Женщина лишь указала на одну из палаток, возле которой, на столбе, белели длинные бумажные листы с колонками фамилий.
В списке Куликов обнаружил имена матери и младшей сестры, а также номер палатки.
Сестренка долго висела на шее радостно улыбающегося Виктора, всхлипывая и целую небритую щеку. Потом Куликов обнимал мать, она заметно постарела с момента их последней встречи.
В шатре, куда определили семью Куликовых, коротало время еще десять горожан. На каждого приходилась кровать и небольшой ящик для личных вещей. Впрочем, вещей, кроме документов и денег, практически ни у кого с собой не оказалось.
– Так что произошло-то, Нина Васильевна? – наконец спросил Иван, наблюдавший за воссоединением Виктора с семьей.
– Да, – подтвердил вопрос товарища Виктор, – Что за чрезвычайное положение?
– Никто ничего толком не знает, – ответила мать, – Пять дней назад, ночью, за Городом что-то взорвалось, что-то большое. Говорят, самолет упал. Но взрыв был такой силы, что дом качнуло. Почти сразу же в ту сторону уехали пожарные машины, мы по сиренам слышали. А, когда рассвело, увидели, как с той стороны по улицам, наступает густой рыжий туман.
– Что за туман? – удивился Виктор.
– Если рыжий, значит какая-то химия, – хмыкнул Иван.
– Я не знаю, – пожала плечами Нина Васильевна, – До нас туман не добрался, но вот весь центр и промышленную зону он накрыл очень плотно. Мы все только по слухам, да по обрывкам разговоров знаем. Вчера солдатик один рассказывал, что в туман, как в воду, уходили спасатели, пожарные, врачи, военные и милиция. Пытались эвакуировать тех, кто попал в эту странную зону. Но назад вернулись единицы, да и тех описывают как безумцев с бельмами глаз и капающей из перекошенных ртов слюной. Потом началась паника, никто не знал что делать. Власти не стало, отрубили свет и воду. По ночам со стороны покрытых туманом кварталов доносились страшные крики и непонятные звуки. Иногда выходили люди, которых тут же забирали к себе военные. Было очень страшно.
Виктор погладил мать по плечу.
– Потом всех начали спешно эвакуировать. Сначала тех, чьи дома были ближе всего к этому эпицентру, потом остальных. Но все происходило крайне медленно. Спасатели говорят, что не хватало машин, вертолетов, средств. Тем, кто мог сам покинуть Город, предлагали временно уехать к родственникам. Многие уезжали, уходили, побросав вещи и квартиры. Говорят, что строят стену – Периметр, чтобы блокировать зараженную зону.
– Зараженную чем? – спросил Иван.
– Кто бы сказал, – развела руками мать Виктора, – Вчера всем проживающим в лагере объявили, что им присваивается временный статус беженцев, что в городе произошла экологическая катастрофа, что ничего страшного, скоро все наладится. Но пока, милые граждане, придется пожить где-нибудь в другом месте, до особого постановления. Когда будет это постановление пока сказать точно невозможно, ситуация сложная. Желающим предоставят места в военных общежитиях, а также летние домики в старых пионерских лагерях.
– Мда, дела, – протянул Виктор, – Даже не знаешь, за что и хвататься.
– Я тете Любе позвонила, – сказала Нина Васильевна, – Она согласилась приютить на время.
– Что, совсем ничего хорошего ждать не стоит? – Куликову не хотелось покидать родные места, – Ничего утешительного не рассказывают?
– Всякую чертовщину рассказывают, – отмахнулась мать, – Туман, говорят, уже рассеялся, но от этого легче не стало. По ту сторону кордона народ пропадает, какие-то жуткие твари нападают. Над горизонтом марево голубое светится. Мы с Катюхой видели, как в город несколько танков и бронетранспортеров ушло. Назад не возвращались. Каждый день вертолеты раненых вывозят. Но нам так ничего не объясняют, военные и спасатели лишь отмахиваются, молчат. Что ни о чем хорошем не говорит. Так что, Витенька, ничего утешительного. Как бы ни хотелось в это верить.
– Тогда нужно ехать, – Виктор посмотрел на напарника, – Ваня, ты как?
– А что я? – сибиряк почесал щеку, – Фирма наша, вместе с Городом, тазом медным накрылась, так что тут меня больше ничего не держит. Давно хотел на родину махнуть.
– На том и порешили, – Куликов, заботливо посмотрел на родных, – Вам собраться долго?
– Да чего тут собирать, – мать рассеянным жестом обвела нехитрый скарб, – Что успели схватить, то и так в сумках.
– Тогда давайте перекусим и в дорогу, – закрыл тему Куликов, – Вещи к машине я отнесу. Авось через недельку-другую все наладится.
Он хлопнул Ивана по плечу, и они вышли курить на улицу.
Надеясь на скорый конец этой истории, никто не знал, что произошедшее – только начало.
Глава 2
Виктор сидел в дальнем углу рюмочной, задумчиво крутил в руках стакан с дешевым коньяком. Полумрак заведения стирал лица находящихся в зале, превращал их в призраков, в теней, оставшихся после живых.
Из стареньких колонок тихо выплескивался кабацкий шансон, оставаясь где-то за гранью восприятия, словно шелест листьев в дождь. Одинокая пара танцевала в центре зала, шаркая ногами.
Куликов сидел, погрузившись в себя. Он только что получил расчет, мог позволить себе немного шикануть. Сегодня он выбрал селедку-под-шубой, блюдце с лимоном, графин с томатным соком и триста грамм коньяка.
Впрочем, тяжелые мысли о необходимости вновь искать работу никуда не делись. Как же опостыло все!
Жизнь так и не вошла в свое прежнее русло. Никто не хотел брать на работу бывших «беженцев». Никто не хотел связываться с теми, кто нес на себе загадочную печать покинутого Города.
Потому как странностей с ними действительно хватало.
С теми, кто пережил рыжий туман, происходили страшные и непонятные случаи. Кто-то из них навсегда застревал в стенах домов, просочившись сквозь каменную кладку. Их приходилось потом вырубать из бетона словно тушу мамонта изо льда. Кто-то самовоспламенялся, сгорая за доли секунды дотла. Кто-то вдруг взрывался, раздувшись воздушным шариком. Некоторые просто исчезали. Уходили из дома и не возвращались.
Все это муссировалось в телепередачах, в кино, в книгах. С неосторожной подачи одного политика беженцев стали называть «зараженными». Их стали бояться.
Практически каждому работодателю Виктору приходилось доказывать, что в то злополучное утро его даже не было в городе. Он собрал целый ворох справок от докторов всех мастей, подтверждающих его отменное здоровье и отсутствие отклонений от нормы. Тщетно. Сотрудники кадровых отделов лишь вежливо кивали, обещали позвонить на будущей неделе. Это в лучшем случае. В худшем – просто говорили: «Для „зараженных“ работы нет».
Не наладилась и ситуация с Городом. Власти окончательно закрыли его, тем самым дав понять, что возвращение прежних жителей невозможно. Небольшие дотации, выплачиваемые правительством, вскоре иссякли и оставшиеся не у дел «беженцы» остались предоставленными сами себе.
В то время Виктор наделал много ошибок, находясь на грани отчаяния. Ввязался в темное дельце, был ловко «кинут на деньги». Слишком жестко прошелся по обидчикам. В итоге пришлось даже временно покинуть страну, скрываясь и прячась.
Потом недолгая жизнь нелегала. Новые знакомства. Проблемы с властями. Вступление в Иностранный Легион. Два года ради надежды на большее. Разочарование. Ложь и подлость сослуживцев. Драка. Карцер. Позорное дезертирство.
Сдаваться в эмиграционную службу Виктор пришел уже угрюмым и нелюдимым одиночкой, который тяжело сходился с людьми и с подозрением принимал любую помощь. Таким он вышел из самолета на родной земле. Таким вернулся домой. И вновь окунулся в серость и беспросветность будней «зараженного». Но Виктор, сцепив зубы, терпел. Брался за любую работу, где не спрашивали кто он и откуда. Разгружал вагоны, валил лес, таскал навоз на дачных участках. Естественно, о личной жизни не шло и речи. Зато нашлась «истина в вине».
Жизнь легла на дно и медленно задыхалась в грязи.
Виктор сделал большой глоток коньяка, бросил в рот дольку лимона. Тяжело опустил голову, закопавшись пятерней в волосы.
Человек в дорогом пальто, пристально наблюдающий за Куликовым последние десять минут, поднялся из-за соседнего столика, оставив недопитую чашку кофе. Целеустремленно пересек зал и, выплыв из густого табачного дыма, решительно сел за столик Виктора.
– Место занято, – угрюмо произнес Куликов, не поднимая головы.
– Зачем обманываешь? Никого ты не ждешь, – голос у человека оказался ровным и спокойным.
Виктор поднял взгляд. Прищурившись, уставился в серые глаза незнакомца.
Мужчина выглядел лет на сорок, поджарый, словно бойцовская собака. Пальто на груди расстегнуто, под ним черная шелковая рубашка, купленная явно не на развале. Ведет себя вальяжно, раскованно. Человек, знающий себе цену.
– Меня зовут Стас. Я хочу предложить тебе работу.
Виктор усмехнулся.
– Что, вот так сразу? Криминалом не занимаюсь.
– С чего ты взял, что я тебе криминал предлагаю?
– А по иному делу ты бы не обратился к первому встречному.
– А ты именно нужный мне первый встречный, – Стас склонил голову на бок, – Слышал о Медузе? Слышал о том, что сейчас в ней творится?
Виктор неопределенно пожал плечами. Все слышали про Медузу, про объект «Горгона», как называли ее в официальных СМИ. Именно эти имена теперь носила та часть Города, которую обнесли периметром. Именно там в свое время клубился рыжий туман.
Про Медузу много чего писалось, снималось и говорилось. Но информация была большей частью противоречивая и непроверенная, поэтому Виктор не воспринимал ее всерьез. Относительно точно он знал, что по периметру все оцеплено армейскими силами, выставлены посты и протянуты многие километры колючей проволоки и бетонных заборов. Несколько научных экспедиций работают в Медузе, расположившись в заброшенных домах, но посторонним допуск внутрь запрещен. Новости о работе групп внутри охранного периметра напоминали сводки с передовой, то и дело извещали о гибели людей.
– Про Медузу слышали все, – уклончиво ответил он Стасу, – А про то, что в ней делается, я не задумываюсь. И без нее проблем хватает.
Стас согласно кивнул. Вытащил из кармана пальто пачку дорогих сигарет. Неторопливо открыл, закурил. Протянул сигареты Куликову. Виктор покачал головой, отказываясь.
– А что, много проблем? – сквозь сизый дым спросил мужчина.
– Если я для тебя не первый встречный, то ты сам все должен знать, – буркнул Виктор.
Что-то звякнуло о крышку стола. Куликов краем глаза заметил движение, повернулся, пригляделся.
На грязной доске лежал небольшой матовый диск, не то из металла, не то из пластика. Размером с крупную монету, чуть выпуклый с обеих сторон. По поверхности, с разной частотой, пробегали кроваво-красные значки, больше всего похожие на арабскую вязь. Неосознанно Виктор коснулся пальцем диска. Удивился, какой он теплый и упругий.
– Что это?
– Заинтересовался? – Стас довольно заулыбался, – Черт его знает что это. Мы называем «мигалками». Но главное не что это, а сколько она стоит.
– И сколько?
– Э, брат! Если считать по курсу, то тебе хватит на то, чтобы поить весь этот шалман в течение месяца.
Он пододвинул диск ближе к Куликову:
– Бери, дарю.
Виктор оценивающе посмотрел на улыбающегося собеседника.
– С чего бы такая щедрость?
Стас кивнул на принесенную барменом Куликову стопку с водкой.
– Это, – он указал на спиртное, – Не единственное, что осталось в твоей жизни, брат. Я знаю, что такое быть «за бортом». Потому не буду ходить вокруг да около. Слышал об инсайдерах?
О людях, незаконно работающих в Медузе и таскающих оттуда всевозможные запрещенные артефакты, говорили всякое. Как и все, имеющее отношение к «Горгоне», инсайдерам приписывали целый спектр определений – от мародеров, авантюристов и воров до первопроходцев, исследователей и просто отчаянных ребят. Эти люди выкладывали неофициальные предложения на растущий рынок спроса аномальных диковинок. Естественно, такой вид заработка не мог нравиться официальным властям, с инсайдерами боролись по мере сил и возможностей. Но, судя по всему, не очень успешно.
Более полной информации об инсайдерах Виктор никогда не искал, резонно полагая, что они вряд ли сильно отличаются от обычных контрабандистов и браконьеров.
– Слышал, – не стал отпираться Куликов.
– Не хочешь попробовать?
– Попробовать что?
Стас чуть подался к Куликову.
– Попробовать заработать хорошие деньги. Без обмана.
Виктор усмехнулся, глотком осушил стопку. Его взгляд остановился на лице Стаса.
– Сам-то ты кто такой?
– Я? Я представляю интересы одного человека, который ведет небольшой, но прибыльный бизнес, связанный с Медузой. Я ищу для него людей, которые справятся с необходимой работой. Людей, способных ходить за Периметр и выносить оттуда полезные вещи.
– А почему ты подошел именно ко мне? Я заметил, ты больше ни к кому не подсаживался, шел целенаправленно.
По лицу Стаса скользнула удовлетворенная улыбка:
– Я давно ищу похожих на тебя. Присматриваюсь, примериваюсь, решаю. У меня такая работа и я ее выполняю очень хорошо.
Куликов молчал, предлагая продолжать. Стас не заставил себя ждать.
– Ты из «зараженных», верно? Только давай спокойнее! – Стас примирительно поднял руки, увидев, как Куликов заиграл желваками, а брови съехались над переносицей, – Давай не будем юлить, а назовем вещи своими именами. Мне самому этот ярлык не нравится, но он, увы, имеет место быть. И ты знаешь это не хуже меня. Потому не будет новостью, если я предположу, что у тебя хреново с работой, с деньгами и с личной жизнью. Никто не хочет связываться, все бояться, брезгуют, плюются. Словно ты не крепкий здоровый мужик, а мерзкая тварь, шелудивая и вонючая. И не мне тебе рассказывать как «замечательно» жить в мире, в котором для тебя нет места. Где ни ты, ни твоя семья никому не нужны, кроме вас самих.
– Короче, без прописных истин, – сухо прервал его Виктор.
– Короче? Можно и короче, – Стас кивнул, – Тебя зовут Виктор Куликов, ты родом из того самого города, на месте которого ныне Медуза. В тот момент тебя в эпицентре не было, ты еще не вернулся из командировки. Не спрашивай, откуда информация, я знаю о тебе многое, работа такая. Человек ты, судя по биографии, серьезный и не глупый. Поле деятельности и окрестности знаешь. Тут тебе все равно жизни нет, а я предлагаю тебе шанс. Причем шанс не только заработать, но и вновь почувствовать себя человеком. Деньги, брат, сотрут клеймо «зараженного» лучше любого стирального порошка. Сотрут с тебя и твоей семьи.
Куликов бесцеремонно вытащил у Стаса из рук пачку сигарет, которую тот крутил во время разговора. Закурил. Немного подумав, спросил:
– То есть, если я правильно понял, нужны люди, таскающие для вас каштаны из огня? Из числа тех, которым деваться больше некуда?
– Ну, не совсем так. Виктор, у нас много сопливых пацанов, которые съехались со всей страны. Они пытаются изображать из себя крутых проходцев, одеваются как герои дешевых боевиков. В этом плане Медуза привлекает много пушечного мяса. Но только толку от этой школоты мало, вся их спесь слетает еще на первых ловушках, а те шутить не любят. Эти романтичные идиоты ложатся пачками под Периметром, а кто остается в живых, улепетывает к мамочке со всех ног. Как с такими можно вести какие-то дела, Виктор? Нам нужны люди, которые понимают, зачем и ради чего они работают. Так что твоя безвыходная ситуация всего лишь катализатор твоего решения. Выбор всегда за тобой.
– А как же охрана? Медуза же, вроде, охраняется?
– Ага, охраняется, – Стас пренебрежительно махнул рукой, – При желании я хоть с оркестром промарширую на маршрут, никто и слова не скажет. А то ты не знаешь, как это делается. Кто что стережет, тот с того и имеет. Закон.
Стас замолчал, разглядывая собеседника. Куликов, склонив голову, задумчиво чертил линии зубочисткой на стойке. Сигарета тлела в пальцах, хрипло пел шансонье.
Наконец Виктор воткнул зубочистку в трещину доски, отстранился от стойки. Прямо посмотрел на Стаса, твердым тоном произнес:
– Такие вещи просто так не решаются. Нужно подумать.
Стас понимающе закивал. Он вытащил из нагрудного кармана записную книжку с ручкой, что-то написал, вырвал листок и протянул его Куликову.
– Это номер моего мобильного. Я буду в городе еще два дня, потом уеду. Так, что думай, время пока есть.
Виктор убрал листок, развернулся и, не попрощавшись, пошел к выходу, огибая танцующие пары. У дверей поднял воротник куртки и вышел на улицу, растворившись в вечерних сумерках.
Стас проводил Куликова долгим взглядом. Потом подозвал бармена и заказал себе еще кофе. Отметив для себя несколько характерных черт в поведении Куликова, мужчина начал обдумывать планы на оставшийся вечер.
В том, что Виктор перезвонит, у него сомнений не было.