Глава первая,
в которой речь пойдет о событиях, происшедших задолго до начала нашей повести, а именно в 1824 году, когда Англия начала завоевание Бирмы. Не будь этих событий, не было бы и самой повести.
1
ПОСЛЕДНИЙ ВЫСТРЕЛ ЛАЗУТЧИКА
На скрипучих деревянных мостках стояли бирманские солдаты. Когда причаливала лодка с того берега, они осматривали ее груз и обыскивали пассажиров.
С океана налетал порывами прохладный ветер, и пламя факелов металось над берегом. Дым клочьями летел к реке, и поэтому солдаты не заметили, как небольшая плоскодонка проскользнула мимо мостков и причалила выше по течению, там, где к самому берегу подходили заросли кустов.
Гребец осторожно сложил на дно весла, обернутые тряпками, потом вылез на берег и подтянул лодку повыше, так что она почти вся скрылась в ветвях.
С минуту он постоял, прислушиваясь. Ветер доносил шум военного лагеря – звон упряжки, голоса, тяжелые вздохи боевых слонов, перестук барабана, пронзительный скрип повозок, протяжный гул шанской песни. Поблизости же, в кустарнике, было тихо. Появление человека заставило смолкнуть мычавших лягушек и беспокойных ночных птиц. Только летучие мыши чиркали крыльями над головой да надоедливо звенел комар, который никак не решался напасть на пришельца.
Человек привычно поправил лоунджи – бирманскую мужскую юбку. Юбка была подхвачена широким ремнем, из-за которого торчала рукоять небольшого пистолета. Это был дорогой пистолет. Если бы не темнота, можно было бы разглядеть перламутровую инкрустацию на рукояти и тонкую резьбу на стволе. Три года назад он снял пистолет с убитого индуса.
Коричневая бирманская куртка, потрепанная и не очень чистая, треснула на спине и была заштопана редкими, неровными стежками. Волосы были собраны на затылке в тугой пук, лицо казалось темным, как у крестьянина, которому приходится проводить дни под солнцем, на рисовом поле.
Этот человек на первый взгляд мог показаться бирманцем, но бирманцем он не был. Его выдавали рост, светлые голубые глаза и крупный прямой нос. Бурая краска на лице легла неровно – видно, человек спешил, отправляясь в путешествие по реке. Черный парик чуть сдвинулся на лбу, обнаружив корни русых волос. Но эти мелочи не играли в темноте никакой роли. Лейтенант Уинфри не собирался предоставлять кому бы то ни было возможность рассматривать себя в упор.
Уинфри тихо свистнул, подражая птице би-бин. Вряд ли свист был слышен дальше чем за двадцать шагов. Но тут же за его спиной кто-то прошептал:
– Вы не опоздали, Уинфри.
– А, это вы? Отдаю вам должное – крадетесь, как пантера.
– Иначе бы не выжил. Что нового в армии?
– Не знаю. Два дня провалялся в лихорадке. Хотел, чтобы послали сегодня кого-нибудь другого, но полковник Кемпбелл волнуется. Это правда, что Бандула готовит наступление?
Тот, кого сравнили с пантерой, осторожно переступил с ноги на ногу. Он был ростом ниже Уинфри, значительно уже в плечах, голос его от волнения срывался.
– Это очень опасное место, – прошептал он, приближая губы к уху разведчика. – Совсем рядом стоит свежий отряд. Из Таунгу.
– Ничего. Скоро наши свидания кончатся. Я имею в виду тайные свидания. Так вы не сказали мне о наступлении.
– Не знаю. Ничего не знаю. Меня же не приглашают на военный совет.
– А если подумаете?
Несколько секунд собеседник не отвечал. Неподалеку всхрапнула лошадь. Неподвижность съежившейся фигурки смутила Уинфри. Ему передался страх, полностью охвативший маленького человека.
– Ну-ну, – сказал Уинфри. – У всех нервы не в порядке. Нас никто не слышит.
– Вы не представляете, как они казнят изменников, – раздался в ответ тихий шепот. – И я… и мне кажется, что за мной кто-то шел от самого лагеря.
– Кемпбелл просил передать вам его личную благодарность за верную службу короне. Вы можете быть уверены, что вас не забудут.
– Так сказал сам полковник?
– Что же, я придумал, что ли?
По правде говоря, Уинфри все придумал. Наоборот, командующий английским отрядом выразил свое неудовольствие пассивностью «нашего человека в лагере бирманцев».
– Итак, – снова заговорил Уинфри, – что вы можете сказать о наступлении?
– Солдатам выдали сегодня вдвое больше риса и рыбы. Вечером подошел последний араканский полк. К утру будут обозы. Они сейчас переправляются через реку.
– Видел. Еще что?
– Сам генерал Бандула проверял сегодня артиллерию.
– И как?
– Некоторым пушкам по двести лет. Одна разорвалась.
– А мы сегодня никак не могли понять, что за взрыв у бирманцев.
Уинфри улыбнулся, и маленькому человечку показалось, что зубы его светятся так, что их видно из лагеря. Ему захотелось попросить Уинфри, чтобы тот закрыл рот, но он не посмел и продолжал:
– А сейчас Бандула собрал к себе всех командиров полков и артиллеристов.
– Где?
Эта новость показалась Уинфри интереснее всех предыдущих.
– В своем доме. В монастыре. Но туда не подойти. Вокруг стоят гвардейцы. Я не пойду туда.
– Мы пойдем вместе, – сказал Уинфри.
– Вы сошли с ума, лейтенант! Нас поймают!
Но Уинфри уже не слушал его.
– Можно подойти к самому дому?
– Ни в коем случае, – быстро ответил маленький человек. – Я же говорю, там гвардейцы.
– Послушайте, – резко сказал Уинфри, – мы здесь на войне. И я и вы – все мы. Если бирманцы и вправду собираются перейти в наступление и мы не будем этого знать, нас могут разбить, вышвырнуть в море. Мы и так уже потеряли треть солдат в стычках и от болезней. Госпитали переполнены. Мадрасские сипаи дважды пытались взбунтоваться. Два наших батальона ушли на лодках в сторону Пегу. Они могут не вернуться к завтрашнему утру. А вы все твердите – страшно. Мне тоже страшно. Где дом Бандулы? Ведите меня, и попрошу без фокусов. Если что-нибудь случится со мной, спуститесь на лодке к нашему лагерю, расскажите обо всем самому Кемпбеллу. Ну, показывайте дорогу.
– Может быть, я сам к утру все разузнаю. И пришлю слугу с запиской…
Но Уинфри не слушал. Он пошел вперед, к лагерю, и его спутнику не оставалось ничего другого, как догнать англичанина и показать ему тропинку, ведущую к холму.
На опушке они остановились. Многочисленные костры бирманской армии рождали красное зарево над равниной. Лагерь ложился спать, но, если присмотреться, можно было увидеть, как черные тени перекрывают огни костров и снова тают в ночи. За неосвещенной нейтральной полосой тянулась звездная цепочка – английские костры. Цепочка казалась далекой, куда дальше, чем была в действительности, и лейтенанту Уинфри вдруг захотелось броситься туда, к спасительным маленьким огонькам, хранящим его палатку, его койку, его Библию на снарядном ящике у койки, письмо, придавленное подсвечником. Но, перед тем как вернуться к далеким огонькам, ему надо было пройти тропинку…
Впереди, шагах в двухстах, провалами в небе чернели силуэты манговых деревьев, окружавших старый буддийский монастырь. Монастырь был покинут лет пятьдесят назад, во время войны с монами, и в его высоких каменных зданиях жили только змеи и хамелеоны, выбегавшие погреться на шлифованные плиты дорожки. Недавно самый большой дом привели в порядок, выгнали из него белок и насекомых, постелили циновки и притащили из соседней деревни низкие круглые столы. Там остановился генерал Бандула, командующий бирманской армией.
Генерал прибыл к войскам всего месяц назад. До этого армией командовали по очереди два дяди короля Бирмы – Баджидо. Им король, человек подозрительный и жестокий, доверял больше, чем известному полководцу, которого, на его взгляд, слишком любила армия.
Но англичане, неожиданно высадившиеся под Рангуном, быстро разбили королевских родственников, захватили город и великую пагоду Шведагон, и насмерть перепуганный успехами иноземцев король призвал Бандулу. Это надо было сделать куда раньше, но Баджидо слишком долго не мог поверить, что английский отряд способен победить его армию. Он и слышать не хотел о том, что у англичан много пушек, что ружья их стреляют втрое дальше, чем бирманские.
Теперь же сезон дождей кончился, и удобное время для отпора англичанам было упущено. Со дня на день они могли перейти в наступление. И генерал Бандула решил их опередить – это был его последний шанс.
– Опасно, Уинфри, очень опасно, – продолжал нашептывать маленький человек. – Придется двести ярдов пройти по открытому месту. Нас могут поймать. Неужели вы думаете, что ваш бирманский маскарад кого-нибудь обманет?
– Ну хорошо! – огрызнулся Уинфри. – Идите в пяти шагах впереди и, если что-нибудь случится, делайте вид, что видите меня впервые в жизни. Устраивает?
– Если вы так полагаете…
– Только не убегайте далеко, а то я заблужусь.
– Да нет, что вы! – И человечек заспешил вперед.
– Не забывайте, что вы гуляете, – догнал его злой шепот.
Он не ответил. Он быстро прошел полторы сотни шагов, с ужасом и надеждой глядя, как приближаются и растут купы деревьев. Деревья обещали защиту, но в то же время там, в роще, к нему присоединится Уинфри, и если что-нибудь случится… Он искренне пожелал, чтобы Уинфри потерял его в темноте, чтобы Уинфри схватили…
Они благополучно добрались до первых деревьев. Маленький человек заметил, что Уинфри вынул кинжал.
– Не смейте, это нас погубит!
Уинфри ничего не ответил, и только в темноте снова блеснули его зубы.
– Где дом? – спросил он.
– Вон там, свет горит.
Перебегая от дерева к дереву, путаясь в колючках и высокой траве, лазутчики добрались до затерявшейся в кустах изгороди. Они забились в узкую щель между сросшимися стволами деревьев. Мимо, совсем рядом, напевая что-то веселое, прошел часовой. Он остановился у дерева и окликнул напарника. Тот отозвался не сразу.
– Что он сказал? – спросил Уинфри, когда часовой отошел подальше.
– Он… он сказал, что прохладная ночь. А второй спросил, нет ли у него табака… И говорите тише, а то тут все слышно на сто ярдов вокруг.
– А вы не лижите мне ухо. Я и так слышу. Ну-ка, помогите мне перелезть.
Уинфри мог это сам отлично сделать, но ему хотелось заставить своего спутника принять участие в их совместных действиях. Когда человек занят делом, он меньше боится.
– Следуйте за мной, – шепнул Уинфри и, пригнувшись, пробрался кустами почти к самому окну дома Бандулы.
Теперь от окна его отделяла только неширокая дорожка, по которой время от времени, позвякивая саблей, проходил часовой. Уинфри присел на корточки и чуть раздвинул ветви перед лицом. Он был уверен, что часовой его не увидит, даже если станет прямо перед кустами. Позиция была надежной. И оттого, что путешествие к дому бирманского генерала оказалось таким несложным и так хорошо окончилось, Уинфри даже вспомнил, что ему хочется курить. К сожалению, этого он себе позволить не мог.
Широкое окно в зал было открыто. Генерал Бандула, невысокий светлокожий бирманец средних лет, сидел на циновке лицом к Уинфри. Когда он говорил, усы его забавно шевелились. Перед Бандулой стоял невысокий столик с разложенной на нем картой. Остальные офицеры сидели вокруг и внимательно слушали генерала. Военный совет бирманской армии не производил внушительного впечатления – офицеры были одеты по-домашнему, в лоунджи и разноцветные куртки. Никто не был вооружен. Среди членов совета было два европейца. Об одном Уинфри слышал – это был богатый армянский купец, который ведал в бирманской армии снабжением. Второго, высокого, светловолосого, с красным от ядовитого тропического солнца лицом и выцветшими бровями и ресницами, Уинфри не знал. «Интересно, кто он», – подумал Уинфри и тут же понял, что его спутника рядом нет. Уинфри даже не нужно было оборачиваться, чтобы убедиться в этом.
– Эй, – сказал он в тишину зарослей. Но осекся, потому что услышал, как поскрипывает песок под ногами приближающегося часового.
«Удрал, – подумал Уинфри. – Вот подлец! Конечно, удрал. Надо было гнать его перед собой, как скотину. Ну, я ему покажу, когда вернусь! Я ему покажу!»
Уинфри был зол. Его знания бирманского языка было недостаточно, чтобы понять, о чем совещаются бирманские офицеры. А ведь почти каждое слово доносилось до кустов. И почти каждое было непонятным. «Я ему покажу! – бормотал про себя Уинфри, отлично понимая, что отправиться сейчас на розыски спутника, который уже надежно спрятался подальше от опасного места, – безумие. – Я ему покажу!» И сознание собственного бессилия распаляло Уинфри. О чем они говорят? Может, подстеречь одного из офицеров, когда они будут расходиться с совета, и утащить его в свой лагерь? Но как сделать это в одиночку? Да и если похищение пройдет удачно, все равно бирманец может ничего не рассказать.
Опять мимо прошагал часовой, и на мгновение его силуэт закрыл окно. Уинфри захотелось чихнуть. Почему-то всегда хочется чихнуть, когда этого делать ни в коем случае не следует.
Он опустил ладонь на рукоять пистолета. Да, пожалуй, так будет вернее всего. Но перед тем как вынуть оружие, Уинфри мысленно повторил весь путь от лодки до монастыря. Он не собирался умирать. Сразу после выстрела надо будет добежать до ограды, пересечь манговую рощу, и там самое трудное – двести ярдов до прибрежного кустарника. Шансы есть. Он неплохой бегун. На помощь ему должны прийти темнота и суматоха.
Уинфри достал из-за пояса пистолет и отвел курок. Рукоять с одной стороны была теплой, с другой – холодила ладонь. Теперь надо подождать, пока часовой отойдет подальше. О втором часовом он предпочитал не думать. Полковник Кемпбелл должен оценить его находчивость. Убийство Бандулы, пожалуй, единственный способ остановить завтрашнее наступление. Бандула не только опытный генерал – он авторитет, который поддерживает бирманскую армию после нескольких поражений.
Часовой скрылся за углом здания.
«Ну…» – сказал себе Уинфри, поднял пистолет и не спеша прицелился. Вряд ли удастся выстрелить второй раз.
И, уже нажимая на курок, не в силах остановить палец, Уинфри понял, что выстрел его не достигнет цели: офицер в синей куртке внезапно наклонился над столом, показывая что-то на карте, и заслонил собой Бандулу.
Выстрел грохнул так громко, что казалось, выстрелила пушка. Стая ворон с криками поднялась с дерева, над головой заметались летучие мыши. Офицер в синей куртке медленно опустился на стол. Остальные стояли замерев, как бы еще не понимая, что же случилось.
И тут же все пришло в движение. Топот часовых, взрыв голосов внизу, в лагере, суматоха в комнате…
Уинфри рванулся к ограде, запутался в кустах, потратил три секунды на то, чтобы освободиться от колючек, и эти три секунды решили его судьбу.
Краснолицый блондин выпрыгнул в окно и, вырвав ружье у подбежавшего часового, бросился вслед за англичанином. Он видел, как трепетали кусты. Он далеко обогнал остальных и за изгородью, в манговой роще, различил темную тень, рывком перебегавшую от ствола к стволу.
Выстрел застиг Уинфри в тот момент, когда он покинул укрытие рощи и, освещенный вышедшей луной, петлял по склону холма. Уинфри остановился, будто налетел на невидимое препятствие, потом, шатаясь, сделал еще два шага и рухнул в черную траву…
Вслед за стрелявшим к Уинфри подбежали часовые. Разбуженные солдаты перекликались, звенели оружием.
– Принесите свет. – Блондин нагнулся над телом Уинфри.
От дома приближалась процессия с факелами. Впереди шел сам Бандула. Телохранители прикрывали генерала с боков, обнажив длинные мечи.
Солдаты расступились, пропуская генерала.
– Кто этот человек? – спросил Бандула. – Он одет в нашу одежду, но не бирманец. Кто его знает?
Никто не ответил.
– Наверное, феринджи, англичанин, – сказал Бандула, наклоняясь над трупом и повернув к себе голову Уинфри. – Молодой и смелый. Стрелял в меня.
– Тут могут быть и другие, – сказал один из офицеров.
– Если были, то убежали. Вернее всего, он был не один. Кто-то показал ему путь к дому. Позовите Роджерса.
Но переводчика Роджерса не пришлось звать. Он, полуодетый, заспанный, как раз подбежал к толпе.
– Я здесь, – сказал он. – Что случилось?
– Роджерс, ты никогда не видел этого человека? – спросил Бандула. – Ты же бывал в английском лагере с моими письмами.
Роджерс несмело приблизился к Уинфри. Тонкий, продранный на локтях халат не спасал от ночной прохлады. Роджерс дрожал и всеми силами пытался скрыть дрожь, чтобы кто-нибудь не подумал, что он боится.
– Нет, – сказал он наконец, – я никогда не видел этого человека.
2
НАГРАДА
Когда часа через два окончилось так неожиданно прерванное совещание, Бандула приказал Ивану остаться.
– Ты храбрый солдат, – сказал генерал, приглашая Ивана сесть. – Если бы не ты, он бы убежал и полковник Кемпбелл узнал кое-что, чего знать ему не положено. Ты не боялся, что он подстережет тебя и убьет? У него мог оказаться второй пистолет.
– Нет, не боялся, господин генерал, – сказал Иван. – Некогда было.
– В вашей русской армии храбрых солдат награждают медалями?
– Так точно, – ответил Иван. – Или крест дают на грудь.
– Я тебя тоже хочу наградить, – сказал Бандула.
Он поднялся с циновки и подошел к стене, где висел его меч – длинный, чуть изогнутый, в чеканных серебряных ножнах. Бандула снял меч и протянул Ивану:
– Возьми, эта награда лучше медали. Не правда ли?
Иван никак не мог вспомнить, как положено говорить в таких случаях по-бирмански. Вообще-то он за три года научился свободно говорить, но иногда слов не хватало. Так и не вспомнив, он сказал: «Рад стараться!» – и вытянулся во фрунт.
Генерал улыбнулся:
– Садись, разговор еще не закончен.
Он хлопнул в ладоши и приказал вбежавшему ординарцу принести чаю. Ординарец тут же вернулся с подносом. Он давно служил у генерала и знал, что уж если Бандула остался с кем-то поговорить, то чай обязательно понадобится.
– Как твои пушки? – спросил Бандула, отпивая черный чай из тонкой китайской фарфоровой чашечки. – Завтра не взорвутся?
– Не должны, – сказал Иван. – Хотя пушки у нас старые.
Бандула замолчал надолго, думая о чем-то, нахмурился. Иван пил чай и старался не двигаться, чтобы не помешать генералу.
– Да, – сказал наконец Бандула. – Если завтра их батальоны не успеют вернуться из Пегу, тогда, может, мы и победим. Ружья у нас плохие. И пушки. Англичане – солдаты хорошие… Ну ладно. Не бежать же нам от них… Тебе у нас нравится?
На такой вопрос, да еще только что получив награду от самого генерала, надо бы ответить «нравится», но Иван давно хотел поговорить по душам с кем-нибудь из большого бирманского начальства.
– Все-таки домой тянет, – сказал он. – Никак не привыкну к здешней жизни. Народ бирманский хороший и обижать меня не обижают, и все-таки я вроде пленника у вас.
– Это неправда, – сказал генерал. – Ты командуешь отрядом пушек. Тебя приглашают на военный совет, тебя сам генерал мечом наградил, а ты так говоришь. Нехорошо.
– Разве я отказываюсь у вас служить? Я не понимаю, что ли? – возразил Иван. – И англичане покорить хотят, и артиллеристов не хватает. Я понимаю – пока война идет, я должен с вами оставаться. Я про то, что потом будет, после войны, – об этом говорю. Вот кончится война…
– А может, женишься у нас, молодой ведь еще? Будут дети. Станешь ты большим генералом, сам король тебя приблизит…
Усы Бандулы топорщились, и непонятно было, то ли он посмеивается, то ли рассердился на русского артиллериста.
– Так у меня свой дом есть, – сказал Иван. – Отец и мать ждут. Ведь пять лет уже дома не был. Как отплыли мы из Санкт-Петербурга в кругосветное плавание, с тех пор от меня ни слуху ни духу. Были бы вы на моем месте…
– С генералом так говорить нельзя, – перебил его Бандула. – Генерал на твоем месте быть не может.
И опять стало непонятно Ивану, сердится Бандула или шутит.
– Может быть, Иван, – сказал он, – ты попадешь домой даже скорее, чем полагаешь. Ты мне будешь нужен для важного дела. А сейчас иди спи. Завтра бой.
Когда Иван проходил мимо часового у двери, тот увидел в руках у русского артиллериста меч и цокнул языком: он узнал меч генерала.
А Иван шел к своей палатке и ломал голову, что же хотел сказать бирманский генерал. Иван уже три года жил среди бирманцев, привык к ним, но домой все равно тянуло, и он знал: нет такой силы, что его навсегда бы задержала в Бирме.
Три года назад он, один из матросов фрегата «Крейсер», которым командовал лейтенант Лазарев, стоял у борта и смотрел в последний раз на серые тени кронштадтских фортов, путаницу вант и суетню шлюпок, на туманную панораму Петербурга на горизонте… Где теперь его товарищи? Наверно, вернулись уж домой и позабыли про Ивана Исаева, который в бурю был смыт волной за борт в Индийском океане и три дня, пока не подобрала его лодка бирманских рыбаков, носился по морю, держась за обломок доски.
Потом была рыбацкая деревня и долгие недели тихой жизни, пока возвращались силы. Через месяц приехал чиновник из Мергуи, прознавший про спасенного матроса, и увезли Исаева в город, где расспрашивали долго про его страну и не верили сперва, что он не англичанин и не француз, – о других европейских народах чиновники в бирманском порту Мергуи знали мало. Тем временем депеша о русском матросе достигла бирманской столицы, и приказано было привезти его туда и взять в армию, в артиллерию, – пушек у бирманцев было мало, а пушкарей и того меньше. А надвигалась опасность – Англия, которая завоевала соседнюю Индию, шла на Бирму войной, хотела и ее покорить.
Иван понравился бирманским офицерам. Сначала ему доверили пушку, потом назначили батареей командовать. Был он умелым канониром, и сам генерал Бандула еще до этого памятного вечера заметил и выделил Ивана.
А вот сегодня, после совета и всех событий, даже наградил.