Давайте все убьем Констанцию

Ray Bradbury

Let’s All Kill Constance

© 2002 by Ray Bradbury

© М. Воронежская, перевод на русский язык, 2018

© Издание на русском языке, оформление. «Издательство «Эксмо», 2018

* * *

Эту книгу я посвящаю с любовью своей дочери Александре, без которой третье тысячелетие могло бы и не наступить вовсе. А также Сиду Стебелу – с любовью и благодарностью.

Глава 1

Была темная грозовая ночь^[1]. Та самая, на которую лучше всего клюет читатель.

Мне ведь не жалко. Грозовая – так грозовая. Небо раскалывалось от молний, а в каналы калифорнийской Венеции^[2] обрушивались потоки воды. Дождь, который лениво моросил с самого утра, к вечеру решил взять реванш. На пляже не осталось ни души, во всех бунгало были захлопнуты ставни – город как вымер. Одни только совы зловеще мелькали в голубых вспышках, призывая Смерть… Да и кого еще можно было призвать из этого буйства стихии? Очень скоро выяснилось, что кое-кто бежит впереди Смерти…

Внезапный стук в фанерную дверь бунгало заставил меня вздрогнуть.

Я как раз прилег на печатную машинку, пытаясь победить бессонницу: кто-то для этого считает овец, я же – раскапываю могилы. И вот, сижу я в очередной яме, кругом гроза, и вдруг в крышку гроба кто-то стучит…

Открываю дверь и вижу – Констанция Раттиган.

Та самая Раттиган – которую знают все.

Стоит под молниями – и они фотографируют ее со вспышкой. Вот есть Раттиган, а вот нет Раттиган… Вот – есть, вот – нет.

Вот – есть… Вспышка выхватывает из темноты загорелое тельце морского котика, в котором каким-то загадочным образом уместились сорок лет радостей и невзгод. А вот – уже нет… Наверное, поплыла за буйки по рассветной дорожке – чтобы вечером вернуться по закатной. То она в океане – подпевает хору морских зверей… То загорает обнаженной в своем бассейне, зажав по мартини в каждой руке. А то метнется в подвал, в киноаппаратную – в очередной раз любоваться на себя, увековеченную в компании с призраками Эриха фон Штрогейма^[3], Джека Джилберта^[4] и Рода ля Рока^[5], которые послушно бегают по потолку и беззвучно смеются, стоит нажать кнопку… Думаете, она еще там? Черта с два. Вон она, вдалеке, скользит на доске по волнам прибоя^[6]… Чем быстрее движется мишень, тем труднее в нее попасть. Ни Время, ни Смерть не смогут за ней угнаться.

Констанция.

Раттиган.

– Господи, ты-то откуда здесь? – кричит она, пытаясь перекрыть грозу.

И невозможно понять: дождь у нее на лице – или слезы…

– Господи, да ты сама-то откуда?

– Отвечай на вопрос!

– Мэгги уехала на восток на конференцию учителей. А я тут пытаюсь закончить новый роман. Дома – тоска смертная. Бывший хозяин сказал, бунгало на море свободно – приезжай и пиши. Вот я и приехал. Господи, Констанция, заходи скорей, ты же промокнешь!

– Я и так уже вся промокла. Отойди с прохода! – говорит она. А сама не двигается с места.

И чем дольше она там стоит, под молниями, тем сильнее, с каждой новой вспышкой, становится похожа на ту женщину, которую я знал раньше… Как будто пленку с призраками в киноаппаратной кто-то запустил задом наперед, и она прокручивается прямо через их жизни – фон Штрогейма и всех остальных.

Дальше, дальше – и вот уже передо мной маленькая девочка, прижимающая к груди черный портфель. Она дрожит от холода, глаза ее полны вселенского ужаса. И теперь уже невозможно поверить, что это она – сама Раттиган, легендарная звезда экрана… Собственной персоной явилась ко мне ночью в разгар грозы.

– Ну, заходи же! – повторил я.

– Так пропусти!

Она повисла на мне и впилась в мои губы страстным поцелуем – как будто в рот засунули ириску со вкусом морской воды. Побежала в комнату, потом с полпути вернулась и поцеловала меня еще раз – в щеку.

– А в этом что-то есть… – сказала она. – Но все потом. Сейчас у меня шок…

Прямо в мокрой одежде Констанция запрыгнула с ногами на диван и подтянула колени к подбородку. Зубы у нее стучали. Пришлось срочно снять с нее платье и завернуть ее в большое полотенце.

– Ты так со всеми женщинами поступаешь? – спросила она, пытаясь унять озноб.

– Только с теми, которые заявляются ночью в грозу.

– Пожалуй, не стоит рассказывать об этом Мэгги.

– Будет тебе, расслабься, Раттиган.

– Эту фразу я слышу всю жизнь, от всех своих мужиков. После нее обычно следует удар в самое больное место. Или осиновый кол.

– А ты стучишь зубами от холода или от страха?

– И то и другое… – она в изнеможении откинулась на диван. – Всю дорогу бежала. Не думала, что ты здесь, ты же съехал сто лет назад. Как же хорошо, что я тебя застала! Ты должен меня спасти.

– Боже праведный, от чего еще?

– От смерти.

– Насколько я знаю, от этой штуки спастись еще никому не удавалось.

– Господи, ты опять в своем репертуаре! Я лично умирать не собираюсь. Я хочу жить вечно!

– Звучит почти как молитва. Спустись на землю, Констанция.

– Но ты тоже будешь жить вечно. В своих книгах!

– Лет сорок, может, протяну.

– Целых сорок лет! Может, со мной поделишься?

– Могу пока поделиться выпивкой. Что тебе уж точно не помешает, так это выпить и успокоиться.

Я откопал на кухне полбутылки Cold Duck^[7].

– Бр-р, что это?

– Извини, виски не держу. Только дешевое писательское пойло. Попробуй.

– Ну и отрава, – она пригубила и поморщилась. – Быстрее! Дай что-нибудь запить!

В крохотной ванной я нашел фляжку с водкой, которую держал для бессонных ночей. Со словами: «Ну, иди же к мамочке!» – Констанция схватила ее и судорожно отпила.

– Стоп, стоп… – сказал я.

– Ладно, авось не помру, – она сделала еще пару глотков и отдала мне фляжку. – Спасибо господу.

Она откинулась на подушки.

– Хочешь знать, от кого я убегала?

– Погоди… – я схватил бутылку Cold Duck и немного отхлебнул. – Теперь говори.

– Это была смерть, – сказала Констанция.

Глава 2

Я начал жалеть о том, что во фляге оказалось так мало водки. Теперь меня тоже трясло. Включив газовый обогреватель, я еще раз обыскал кухню и обнаружил бутылку Ripple.

– О господи! – вскричала Раттиган. – Это же тоник для волос! – она отпила, и ее передернуло. – На чем мы остановились?

– На том, что ты убегала.

– Убегала от того, от чего не убежишь…

Входная дверь несколько раз дернулась от ветра.

Я взял Констанцию за руку и не отпускал, пока все не стихло.

После этого дрожащими пальцами она залезла в свою черную сумочку и достала какую-то книженцию.

– Взгляни.

«Телефонный справочник Лос-Анджелеса, 1900», – прочел я и присвистнул.

– Как ты думаешь, почему я его принесла?

Я открыл справочник и сначала пролистал всех на «А», потом дошел до «Г», перекинулся на «М», потом на «Т»… и везде были фамилии, фамилии, имена, фамилии – и все из другого столетия…

– Ты только вдумайся, – сказала Констанция.

Я вернулся в начало. Все на «А» – Александер, Альберт и Вильям. Б – Берроуз.

– Ну, да, бодрит, – сказал я, – 1900-й год. А сейчас 1960-й, – я взглянул на Констанцию, которая выглядела бледной, несмотря на сильный загар. – Вряд ли кто-то из этих людей еще жив, – я указал глазами на список. – Им уже не позвонишь. По сути, это…

– Что – это? Ну, говори.

– Книга мертвых.

– Угадал.

– Книга мертвых из Египта. Прямо из гробницы.

– Ага, из могилы, – невесело усмехнулась Констанция.

– Тебе кто-то ее прислал? – спросил я. – А записка прилагалась?

– Записка?

Я снова полистал справочник.

– Впрочем, все и так ясно. Поскольку их всех уже нет в живых, это означает, что…

– Что и мне тоже пора, – сказала Констанция.

– Стать последней в реестре Книги мертвых?

– Да.

Я вздрогнул и поднял температуру на обогревателе.

– Но это же ужасно.

– Да, ужасно, – сказала она.

– Вообще, телефонные книги – это такая штука… Я, бывает, даже плачу над ними. Во всяком случае, Мэгги так говорит. Они же разные бывают, эти телефонные книги. Все зависит от…

– Еще какие разные, – перебила меня она. – Вот, взгляни…

Она достала из сумки еще одну черную книжечку, поменьше. Записную.

Я открыл ее и прочел: «Констанция Раттиган». Дальше шел адрес ее дома на побережье. А потом, как положено, начинались все на «А».

– Абрам, Александр, Аллен… – Я огласил весь список и перешел на «Б». – Болдуин, Брэдли, Бенсон, Бус…

Я невольно похолодел.

– Это же все твои друзья… Я их всех знаю… знал.

– Вот именно.

– Почти все уже лежат на Форест-Лаун^[8]. Хорош блокнотик… Прямо книга погребений какая-то.

– Поверь мне, это в сто раз хуже, чем справочник 1900 года.

– Почему?

– Потому что я собственноручно выкинула ее – сто лет назад. После того сериала – «Голливудские слуги» – я уже не могла вычеркивать имена выбывших. Просто рука не поднималась. А мертвецов в списке становилось все больше. В конце концов я решила, что книжка мне больше не понадобится. Конечно, немного живых там еще оставалось… Но я все равно ее выкинула. И вот теперь, представь, она ко мне вернулась. Я обнаружила ее сегодня, когда пришла с моря.

– О господи, ты еще и плавала в такую погоду?

– Мне без разницы – солнце или дождь. Пришла вечером с моря – а они там лежат – во дворе. Загробный подарочек.

– И никакой записки?

– А что здесь комментировать? Все и так ясно.

– Да уж… – я взял в одну руку фолиант 1900 года, а в другую – записную книжку Раттиган. – Две Книги почти мертвых – да простят меня, если кто там есть живой.

– А они там есть, – сказала Констанция. – Посмотри – вот… И здесь тоже. И еще здесь.

На трех страницах она показала мне имена, обведенные красной ручкой – и рядом с каждым был нарисован крест.

– Они что – какие-то особенные? – спросил я.

– Да, особенные. Смерть их пометила. Крестом – ты же видишь.

– Пометила тех, кто скоро умрет?

– Да! Нет! Не знаю! Но я там тоже есть. Смотри.

Ее имя на первой странице тоже было обведено красным и снабжено крестом.

– Книга мертвых – плюс список тех, кто скоро ее пополнит?

– Вот ты ее держишь – ты ничего такого не чувствуешь?

– Холод чувствую, – сказал я. – Она прямо ледяная.

Дождь стучал по крыше…

– И кто бы это мог учинить такое с тобой, Констанция? У тебя есть какие-нибудь версии?

– Сто миллионов версий… Ну ладно, пусть будет девятьсот. Десятком меньше, десятком больше…

– Не слишком ли широкий круг подозреваемых…

– Для тридцати-то лет? Как бы не маловато…

– Маловато?!

– Они же выстраивались в очереди.

– Надо было не пускать!

– Они все кричали: Раттиган!

– Надо было не слушать.

– Может быть, это сделали баптисты?

– Ох…

– Ну, хорошо. – Она последний раз припала к бутылке и поморщилась. – Ты поможешь мне найти эту сволочь – или двух сволочей, если эти Книги мертвых пришли с разных концов?

– Я не сыщик, Констанция.

– Помню, помню… Как ты чуть не утонул в канале с этим психопатом Шранком.

– Ну и что?

– И как ты лазил на Нотр-Дам вместе с Горбуном из студии «Феникс». Просто мама дорогая…

– Надо поспать. Утро вечера мудренее…

– Вот еще – поспать! А кто будет обнимать старые кости?

Она вдруг схватила обе Книги мертвых, подбежала к двери и распахнула ее с явным намерением забросить их прямо туда – в разверстую черную пасть стихии.

– Эй, подожди! – крикнул я. – Если я захочу тебе помочь, они мне понадобятся!

– То-то же! – Она закрыла дверь. – Ну что – теперь в кровать и обниматься? Только без физкультуры…

– Да у меня и в мыслях не было, – сказал я.

Глава 3

Ровно в два сорок пять чудовищная молния ударила в землю рядом с нашим бунгало. Это было похоже на взрыв. Думаю, все мыши в стенах передохли.

Раттиган так и подскочила в кровати.

– Спаси меня! – завопила она.

– Констанция… – Я вглядывался в темноту. – Ты к кому обращаешься – к себе самой, к Богу или ко мне?

– К тому, кто услышит!

– Да всем вроде хорошо слышно.

Я обнял ее покрепче.

В три часа ночи зазвонил телефон – как раз в то время, когда те, кому положено умереть, – умирают.

Я поднял трубку.

– Кто с тобой в постели? – спросил голос Мэгги откуда-то из царства тишины, где не бывает ни дождей, ни бурь.

Я снова попытался разглядеть в темноте темнокожую Констанцию, бледнолицая сущность которой была надежно скрыта под толстым слоем загара.

– Никого, – сказал я, и это была почти что правда.

Глава 4

В шесть утра встало солнце – правда, этого никто не увидел из-за дождя. Молнии по-прежнему фотографировали со вспышкой сцены истязания берега прибоем.

В тот момент, когда самая мощная из них с грохотом ударила в гущу улиц, я понял, что сейчас протяну руку и обнаружу, что кровать рядом со мной пуста.

– Констанция!

Фанерная дверь была распахнута настежь, как аварийный выход, и дождь нагло барабанил по ковру. А на видном месте лежали две телефонные книжки – большая и маленькая.

– Констанция… – Я в отчаянии оглядел комнату.

«По крайней мере, платье она надела», – подумал я.

Набрал ее номер. Тишина.

Я натянул плащ и поплелся по берегу, ничего не видя из-за дождя. Дойдя до ее дома, выстроенного в виде арабской крепости, я обнаружил, что он ярко освещен – и внутри, и снаружи.

При этом нигде не было видно ни души.

– Констанция! – срывающимся голосом заорал я.

Никто не откликнулся, свет все так же горел.

Чудовищная волна обрушилась на берег.

На всякий случай я поискал следы Констанции на песке.

Не нашел. Хотя их могло размыть ливнем…

– Ну и черт с тобой! – крикнул я.

И ушел.

Глава 5

Спустя какое-то время я шел по пыльной тропинке, проложенной в джунглях среди кустов азалии, и нес две упаковки пива. Когда я постучал в резную африканскую дверь Крумли, мне никто не открыл. Немного подождав, постучал еще раз. Тишина. Я поставил под дверью одну из упаковок пива и повернулся, чтобы идти обратно.

Последовало нескольких тяжелых вздохов – и дверь открылась, но ровно настолько, чтобы в щель пролезла рука. Желтые от табака пальцы схватили пиво и затащили его внутрь. Дверь закрылась.

– Крумли! – крикнул я и бросился к двери.

– Иди отсюда, – сказал голос изнутри дома.

– Крумли, это я, Псих. Пусти меня.

– Не пущу, – произнес голос Крумли, после чего сразу перешел в характерное бульканье. – Твоя жена звонила.

– Черт! – прошипел я.

– Она сказала, – Крумли продолжал засасывать пиво, – что, стоит ей уехать из города, как ты подцепляешь какое-нибудь дерьмо на пирсе или устраиваешь бои без правил с командой карлиц-лесбиянок.

– Она такого не говорила!

– Послушай, Вилли, – он явно имел в виду Вильяма Шекспира. – Я слишком стар для пробежек по кладбищу и крокодильих заплывов с маской по ночам. Поставь лучше пиво под дверь. И дай бог здоровья твоей жене.

– Да пошел ты… – проворчал я.

– Она сказала, что, если ты не образумишься, она вернется раньше.

– Она может.

– Ладно, договорились, никаких внезапно прибывающих жен, – он снова отхлебнул пиво. – Надеюсь, ты помнишь, что добрые поступки заслуживают благодарности, Вильям.

Я поставил под дверь вторую упаковку пива, а сверху положил телефонный справочник 1900 года и записную книжку Раттиган. И повернулся, чтобы уходить.

Рука появилась не сразу. Сначала, будто считывая шрифт Брайля^[9], шустрые пальцы обследовали телефонные книги. Затем скинули их и схватили пиво. Я подождал еще. Спустя какое-то время дверь открылась снова. Рука еще раз нащупала книги и втащила их внутрь.

– Отлично! – прокомментировал я.

Отлично, повторил я про себя. Примерно через час он мне позвонит.

Глава 6

Крумли позвонил через час.

Но уже не называл меня Вильям.

– Говноу, Говнелли, Говенманн… – сказал он. – Умеешь ты все-таки создать интригу. Зачем ты подбросил мне эти Книги мертвых?

– Почему ты их так называешь?

– Ну, как тебе сказать… Я же родился в морге, детство провел на кладбище, а окончательно созрел уже в Долине фараонов, в Карнаке, – это, кажется, в Верхнем Египте. Или в Нижнем – не важно. В будущем планирую превратиться в мумию… А вообще, догадаться несложно – какую еще книгу тебе могут подать в качестве закуски к пиву, если не Книгу мертвых?

– Ты неисправим, – сказал я.

– Могу исправиться. Сейчас положу трубку и наберу номер твоей жены.

– Не надо!

– Почему же?

– Потому что… – Я запнулся, потом набрал воздуха и выпалил: – Нам надо встретиться!

– Говноу…

– Ты слышал, что я сказал?

– Да слышал, слышал… Приходи к дому Раттиган, когда начнет темнеть, – в это время из моря как раз лезет всякая нечисть.

– О’кей, у Раттиган.

Но он уже повесил трубку.

Глава 7

Правильно, в темноте. К черту дневной свет. Никакого солнца, только сумрак. На солнце все замирает. Какой интерес выходить при свете? Полночь – совсем другое дело. Деревья надевают черные тени и пускаются в пляс. Поднимается ветер. Падают листья. Шаги становятся гулкими. Скрипят стропила и половицы. С кладбищенских ангелов падает облупившаяся краска. Между уснувших фонарей, как вороны, мечутся призраки. Город слепнет – до самого рассвета.

Идеальное время для встречи – если вас интересуют тайны, мистика и приключения. Утром будет поздно. Хватайте ужас сейчас, вцепляйтесь ногтями в темноту, ловите за хвост тени.

И места лучше не придумаешь – черный-черный берег, о который бьются черные-черные волны. Именно там меня ждал Крумли – прямо у входа в белую арабскую крепость. Мы поднялись по лестнице и заглянули в дом.

Все двери были открыты, внутри горел яркий свет, и Гершвин, записанный на перфоленту пианолы в 1928 году^[10], не уставая играл одну и ту же музыку неизвестно для кого. Констанции нигде не было.

Я открыл было рот, чтобы извиниться за то, что побеспокоил Крумли, но тот меня опередил.

– Не надо слов – лучше выпей, – сказал он и сунул мне в руку пиво. – Хотелось бы понять, что означает вот эта фигня? – он перелистнул несколько страниц записной книжки Раттиган. – Вот тут, тут и тут. И здесь тоже.

Красным было обведено штук шесть имен, а рядом жирно, с нажимом пририсованы кресты. Чернила были явно свежие.

– Констанция считает – и я с ней согласен, – что люди, которых пометили, еще живы, но жить им осталось недолго. А ты что думаешь?

– Вообще ничего не думаю, – сказал Крумли. – Я в эти игры не играю. Собирался провести выходные в Йосемитском парке. А тут ты со своими книжками – дешевый режиссеришка. Давайте будем мочиться в каждой сцене, тогда у фильма будет особый, неповторимый дух… Да я лучше поеду на ночь глядя в Йосемити, охота была выслушивать твои дурацкие бредни.

– Ладно, остынь, – сказал я, увидев, что он собрался уходить. – Разве тебе не интересно проверить, кто из этих людей уже умер, а кто – еще жив?

Я взял телефонный справочник и раскрыл его наугад. И сразу попал на страницу с огромным крестом. Имя, возле которого он был нарисован, отлично бы смотрелось на цирковой афише. Крумли мрачно молчал. Я прочел: Калифия. Царица Калифия. Бункер-Хилл. Точного адреса не значилось. Зато был номер телефона.

Крумли все так же мрачно молчал, уставившись в книгу.

– Ты знаешь, где это находится? – спросил я.

– Бункер-Хилл? Да уж знаю, как не знать. Я же родился на соседней улице. Райончик тот еще. Мексиканцы, цыгане, ирландцы – отборнейший сброд всех цветов и мастей. Там еще похоронное бюро есть – «Каллаган и Ортега», я бегал туда глазеть на трупы. Одни имена чего стоят – как будто ты где-нибудь в Хуаресе… Бомжи из Гвадалахары, проститутки из Дублина, похоронные букеты от Розариты Бич… Эй, ты! – Крумли с недовольным видом оборвал свою речь, решив, видимо, что демонстрирует слишком большую увлеченность моими делами. – Ты, вообще, слушаешь меня или нет?

– Слушаю, – сказал я. – А почему бы нам не позвонить по этим меченым телефонам и не узнать, живы ли эти люди?

Не дожидаясь возражений, я схватил книгу и побежал к бассейну, где на столике в патио был телефон – слава богу, там тоже горел свет. Боясь взглянуть на Крумли и не увидеть его, я набрал первый номер. Но, кажется, Крумли был на месте.

Мне ответил далекий голос. «Этот номер больше не обслуживается». Не успел я подумать: «Вот черт!» – как услышал: – «Подождите».

Я быстро записал новый номер, набрал его и перенес телефон поближе к Крумли, чтобы ему тоже было слышно:

– «Каллаган и Ортега», добрый вечер, – произнесла трубка матерым прокуренным голосом с провинциальным акцентом, каким обычно говорят актеры из театра Эбби^[11].

От радости я чуть не засмеялся в голос – я увидел, как Крумли вздрогнул.

– «Каллаган и Ортега»! – повторила трубка с явным раздражением. Я продолжал молчать. – Да кто это, черт возьми?

Когда Крумли подошел, я уже нажал на рычаг.

Он споткнулся и грязно выругался.

– Говоришь, родился на соседней улице? – уточнил я.

– Через одну – не хочешь?

– Ну-ну, – сказал я.

Крумли взял в руки записную книжку Раттиган.

– Книга почти мертвых…

– Хочешь, попробуем еще один номер? – Я открыл справочник, пролистал и остановился на «Р». – Ага, вот, нашел. Это будет получше Царицы Калифии.

Крумли прищурился.

– Раттиган, Маунт-Лоу. Что еще за Раттиган живет на Маунт-Лоу? Насколько я помню, Маунт-Лоу – это то самое место, где раньше ходил большой красный трамвай, который возил толпы народа на холм, на пикники.

От этого воспоминания на лицо Крумли набежала тень.

Я ткнул в следующее имя.

– Раттиган. Собор Святой Вивианы.

– Во имя Христа-спасателя, и в соборе Раттиган окопался?

– Как-как ты сказал? Спасателя? Речь истинного неофита, – похвалил я.

У Крумли по-прежнему был категорически недовольный вид. Я пошел на крайние меры.

– Ладно, мне пора, – сказал я и решительно шагнул в темноту.

Рискуя переломать ноги, я вынужден был пройти метров десять, пока Крумли наконец не сдался.

– Интересно, как ты собираешься туда добираться, если у тебя нет ни машины, ни прав?

– Так ты меня отвезешь, – не поворачиваясь, сказал я.

Повисла тяжелая пауза.

– Ну что, по рукам? – помог делу я.

– И ты сможешь найти этот чертов Маунт-Лоу, где ходил трамвай?

– Меня возили туда года в полтора.

– То есть дорогу показать сможешь?

– Как сейчас помню…

– Ладно, заткнись, – Крумли закинул в свой драндулет несколько бутылок пива. – Садись в машину.

Мы загрузились в авто, попрощались с Гершвином, оставив его в Париже с любимой перфолентой, и отбыли.

– Только молчи, – сказал Крумли, – можешь, если что, кивать – да или нет.