За горизонтом событий

Потом Господь Бог сказал:

Познав добро и зло, человек стал теперь как один из Нас. Нельзя, чтобы он простер руку, и, сорвав плод также и с древа жизни, съел его и стал жить вечно.

«Ветхий Завет», «Бытие́» (3:22).

Конечное человеческое существование смысла не имеет.

«Последний Завет». Постулат № 1.

Пролог

Никогда не здоровайтесь с вахтерами и охранниками. Даже если вы полагаете себя настолько важным авторитетом для бедолаги за стойкой, что ваш кивок и лучезарная улыбка немедленно осчастливят его, а приветствие, благословляющее время суток, в которое происходит ваша мимолетная встреча, вселит в него надежду на лучшее. Воздержитесь. Просто пройдите мимо. Он будет благодарен вам за это. Ведь, возможно, именно в данный момент он занят вовсе не тем, что разгадывает кроссворд или зависает в соцсетях, а, наоборот, создает гениальное произведение в стихах или прозе, а то и фундаментальный философский труд, призванный кардинально изменить вектор развития человечества.

– Шалом! – торжественно произнес мужчина, худощавый и лысый, минуя пост охраны в вестибюле торгово-развлекательного центра «Панорама» на окраине Тель-Авива.

– Шалом, мля, – откликнулся дежурный секьюрити. Слово «шалом», означающее на иврите «мир», он произнес громко, а второе даже не слово, а скорее междометие, передающее в данном случае досаду и раздражение, – гораздо тише.

Досадовал же и раздражался он потому, что в тысячный раз его отвлекли от написания фантастического романа о самом дальнем космосе. Проводя миролюбивого господина ненавидящим взглядом, он еще раз перечитал злосчастный текст на мониторе ноутбука.

– И куда нам теперь? – в растерянности пролепетал рулевой.

– Может быть, до следующей Вселенной? – предложил старший помощник и посмотрел на штурмана.

Тот поднял плечи и развел руки.

– А по каким картам пойдем, я вас спрашиваю? У вас есть карта?

– А вы уверены, что она вообще есть, – эта другая Вселенная? – поинтересовалась судовой врач.

– Обязательно должна быть, – горячо заговорил второй помощник. – Сами посудите. Космос бесконечен. Так? Так. Значит, и Вселенных в нем бесконечно много…

– Да ни черта это не значит! – зарычал боцман, мужчина прямой и вспыльчивый.

– А как же теория мультивселенной? – второй помощник вступил в дискуссию, не замечая хамства со стороны подчиненного. – Почему в бесконечном пространстве должен быть только один большой взрыв?

– Да идите вы… со своей теорией, – снова нарушил субординацию боцман, – тут практика нужна.

– Вот и я говорю, покажите мне карту, – ободренный поддержкой, подхватил штурман. – По карте я маршрут в момент проложу.

– А я вообще помолчал бы на вашем месте! – одернул его старший помощник. – Это по вашей милости мы здесь оказались.

Штурман снова развел руками и виновато потупился.

Члены экипажа, собравшиеся в кают-компании, обратили взоры к капитану, который не произнес ни слова после того, как объявил страшную новость, которая заключалась в том, что космический колониальный транспорт «Луч надежды» из-за провороненного штурманом сбоя навигационной аппаратуры пролетел сквозь всю Вселенную и вылетел из нее, как пробка из бутылки.

Капитан угрюмо молчал.

– А что, если, пока мы летим, наша Вселенная начала сворачиваться и время в ней потекло вспять? – снова затараторил второй помощник. – Получается, нам надо искать Вселенную, которая все еще расширяется и время в ней течет в нормальном направлении. Потому что я, например, абсолютно не представляю, как жить во времени наоборот…

Старший помощник жестом остановил уже открывшего было рот боцмана, потом обратился к теоретику:

– Я бы посоветовал вам не слишком увлекаться, ведь ресурс корабля небезграничен и в условиях абсолютного вакуума возобновлен быть не может.

Второй помощник страшно удивился и обиделся – ведь все, что он говорил, было в поддержку идеи, высказанной старпомом.

– И слова больше не скажу. Сами решайте.

Все снова посмотрели на капитана.

– Буду с вами откровенен, господа, – наконец выдавил из себя кэп, – примерно миллиард лет назад мы пересекли точку невозврата.

Страдалец добавил пару запятых, а одну убрал. Потом поколебался немного и поставил на место. Он уже, наверное, в сотый раз возвращался к этой сюжетной завязке и никак не мог сдвинуть ее с мертвой точки.

Далее предполагалось, что бортовой ИИ космического транспорта «Луч надежды», оценив ситуацию и придя к выводу, что по-другому остатки человечества не спасти, начнет поглощать пассажиров, а затем и экипаж, чтобы переработать в топливо и дотянуть до ближайшей планеты с приемлемыми для колонизации условиями.

Беззаботное, легкое повествование должно было перерасти в психологический хоррор, однако пара важных деталей никак не срастались. Первая глобальная загвоздка заключалась в том, что если корабль летит со скоростью, близкой к скорости света, то конца Вселенной он никогда не достигнет, поскольку, как это недавно выяснил автор, и, оказывается, широко известно всем мало-мальски интересующимся космосом, она расширяется со скоростью большей, чем скорость света. Если же сделать сказочное допущение, что такая ситуация возможна, тогда вступает в силу вторая загвоздка: как можно оказаться такими ротозеями и проморгать момент вылета за пределы Вселенной? Допустим, сканер корабля, нащупывающий подходящие для жизни миры, был настроен так, чтобы выводить из гибернации бортовой компьютер и экипаж из анабиоза только при приближении к таковым мирам, но за миллиарды лет путешествия ни одной потенциальной колыбели для новой цивилизации так и не обнаружилось, и корабль пролетел все на свете. Но ученые и конструкторы трансгалактического судна обязаны были предусмотреть такой вариант развития событий!

Однако эпический эпизод с вылетом корабля подобно бутылочной пробке за пределы материального мира было жалко. Получался двойной рекорд в литературном вымысле: по удаленности места действия как в пространстве, так и во времени. Можно было бы преподнести историю как некий анекдот или притчу, но выходила тогда мягкая антинаучная фантастика, а в этом жанре дебютировать нашему вахтеру не хотелось. Он был приверженцем фантастики твердой и именно в этом жанре мечтал ворваться в большую литературу, что называется, с низкого старта, так, чтобы прямо с первого романа попасть в число если не знаменитых, то хотя бы известных авторов.

Часть I. Глава 1.

Может, потому, что фамилия его начиналась с отрицательной частицы «не», к своим сорока с хвостиком Невструев еще не успел смириться с тем, что всю жизнь будет неудачником. И это несмотря на все предпосылки, коих было предостаточно. Для него все еще были актуальны рассуждения на тему: «Ну не может же так случиться, что у меня никогда не будет ни спорткара, ни яхты, ни виллы с бассейном на берегу моря». То, что в столь почтенном возрасте он оказался рядовым охранником в торговом центре, Александр расценивал вовсе не как катастрофу, а как переход на новый уровень развития, как возможность наконец стать писателем.

В четырнадцать Саша за три дня проглотил «Мастера и Маргариту». Прочитав последние слова романа, он какое-то время сидел в оцепенении. Потом закрыл книгу, выключил свет и подошел к окну. Была зима и поздний вечер. В совершенно черном небе сияли звезды. Мальчик смотрел на них долго, пока они не расплылись в его повлажневших от умиления глазах. «Господи, как же здорово!» – подумал он и рассмеялся негромко. Потом смахнул слезы и навсегда захотел писать добрые и мудрые книги.

После этого долго еще даже не пытался ничего творить, понимая, что сначала необходимо познать жизнь и понять людей. Вдохновленный многочисленными примерами докторов-писателей, Александр решил получить медицинское образование. Изучить устройство основного предмета его интереса – Homo Sapiens. Разобраться в физиологии высшей нервной деятельности. К тому же врачебная специальность подразумевала постоянное общение с самыми разными людьми и, как следствие, максимально быстрое пополнение багажа жизненного опыта.

Он прилежно учился, потом также работал и продвигался по карьерной лестнице. На двери его кабинета в психоневрологическом диспансере крупного областного центра появилась табличка «Зав. отделением А.Н. Невструев». Однако он не отдавал медицине всю душу. Наблюдал за собой как будто со стороны. Наконец осторожно начал переносить свои наблюдения в тексты.

К сорока годам у Невструева накопилось рассказов на два тоненьких сборника: один обычной прозы, другой – фантастической. Он издал их на бумаге за свой счет и выложил в электронном виде на продажу в Интернете. Его даже приняли в местный союз писателей. Кроме того, появился очень скромный, но постоянный дополнительный доход, который он тратил на то, чтобы сводить жену куда-нибудь раз в месяц. В эти дни он ощущал себя настоящим писателем, даже если приходилось при оплате ресторанного счета добавлять из основной зарплаты. Все остальное время он мечтал о том, как напишет некую «большую книгу», которая прославит его и сделает финансово независимым. Короткие истории издательства не интересовали, нужны были целостные произведения объемом не меньше восьми авторских листов, да и в Интернете повести, а тем более романы продавались гораздо лучше новелл.

Александр уже давно чувствовал себя готовым к написанию чего-то грандиозного, и лишь работа, поглощающая всю энергию, была помехой. После дня, проведенного в психиатрической лечебнице, писать абсолютно не хотелось. Рутинные действия: обходы, процедуры, заполнение бесконечных бланков от руки и в компьютере, общение с неадекватными пациентами и часто с такими же коллегами – не оставляли места полету фантазии ни во время рабочего дня, ни после его окончания. После трудового дня сил хватало только на то, чтобы завалиться на диван и посмотреть какой-нибудь фильм или развлекательное видео. Последние несколько лет он уже даже не читал книг, слушал их в аудиоформате по дороге в психушку и обратно домой. Выходные тоже были довольно однообразными: в пятницу – посиделки с друзьями, сопровождаемые обильными возлияниями, в субботу – борьба с алкогольной интоксикацией. Для литературных экзерси́сов оставалось лишь воскресенье. Романы так не пишутся. Но работу он бросить не мог по очевидным материальным причинам.

Невструев чувствовал, что драгоценное время бездарно уходит – в конце концов это стало его экзистенциальной трагедией.

И тут сама жизнь подсказала ему выход из замкнутого круга.

Первым обстоятельством явилось то, что девичья фамилия его тещи была Коган, что означало принадлежность ее рода к самому привилегированному колену еврейского народа. Жена Невструева Анна рассказала ему об этом на втором году семейной жизни и предложила уехать в Израиль. Тогда Александр положительных перспектив такого поступка не разглядел и с негодованием отказался.

Анна оставила этот разговор на долгие десять лет, чтобы вернуться к нему с началом спецоперации в феврале двадцать второго года, которая и стала обстоятельством номер два.

– Ты же не хочешь, чтобы тебя забрали воевать в Украину?

– Не в Украину, а на Украину. Да кому я нужен? Я уже старый, – не очень уверенно возразил Невструев.

– Прежде всего ты офицер медицинской службы в запасе. И не такой уж старый.

Он был старше супруги на восемь лет. Когда они познакомились в 2010 году, Анна училась на третьем курсе филфака, а Александр уже окончил институт и два года работал доктором. Ко времени начала СВО ему исполнилось ровно сорок лет.

– Ну и схожу, если что, мне же не с автоматом бегать… Опыта наберусь бесценного для писателя. Денег заодно заработаю, там хорошо платят.

– Симонов хренов… а по совместительству солдат удачи, – насмешливо произнесла жена. – Но почему в этой сумасшедшей ситуации обязательно занимать чью-то сторону? Вот представь себе такой случай: в твоем отделении пограничных состояний подрались два пациента. Санитар должен их разнимать или поддержать того, кто ему по генетике ближе?

Александр улыбнулся.

– Я понимаю, куда ты клонишь, но ты слишком все упрощаешь…

Она не дала ему закончить.

– Тогда подумай о том, что в Израиле ты наконец напишешь свою первую большую книгу. Полгода мы будем получать подъемные от государства, все это время вместо работы сможешь спокойно заниматься творчеством.

Этот аргумент сразил Невструева наповал.

Или из-за войны процедура репатриации упростилась, или каким-то образом сказалась принадлежность предков Анны к элите еврейского народа, но уехать им удалось очень быстро.

По приезде сразу получили израильское гражданство. Однако планам на творческий отпуск не суждено было сбыться. Денег, вырученных от продажи приличной трехкомнатной квартиры в центре российского города-миллионника, хватило лишь на первый взнос в ипотеку за захудалую студию с одной спальней в Холоне – городе-спутнике Тель-Авива и на десятилетнюю Мазду. Пособие для новых граждан – так называемая «корзина абсорбции» – уходило на пропитание и коммуналку. На ежемесячные ипотечные выплаты и прочие нужды его не хватало.

Александр сам завел разговор о необходимости работы. Тогда Анна предложила следующий вариант:

– Давай тогда так. Ты пока поработаешь, а я закончу ульпан¹ и курсы для риелторов, – (в России последние несколько лет она работала секретарем в агентстве недвижимости, в Израиле решила двигаться дальше по этой же теме и заняться непосредственно продажами). – Потом я пойду работать, а ты учить язык и подтверждать свой диплом. И параллельно писать. Ты же сможешь учиться и писать одновременно?

– Наверное.

Целый год Александр тяжело работал. Особенно вторые полгода, когда корзина уже кончилась. Недавнему врачу высшей категории пришлось вкалывать разнорабочим. Ни о каком писательстве речи быть не могло. Он страшно уставал физически, но еще страшнее морально. Досуг скатился к пиву и сериалам.

Поначалу Невструев старался не унывать и оправдывал этот период жизни форсированным накоплением необычного и совершенно недоступного ранее опыта. Что за биография была у него до сих пор? Учился, потом работал по специальности. Скукота. То ли дело приобщиться к правде жизни через мозолистые рукопожатия с новыми интересными людьми.

Однако люди, которых ему довелось повстречать на заводе, надежд не оправдали. Интересных персонажей Невструев не повстречал. И сама работа на заводе не стала для него откровением. Ничего особенно интересного он не узнал. То, что рабочих на капиталистических предприятиях за людей не считают и постоянно унижают, новостью для него не стало – это можно было легко себе представить и без практического личного участия. В итоге Александр, имя которого редуцировалось до Алекса, возненавидел всех. Пролетариев, которые позволяют на себе ездить и ничего большего на самом деле не заслуживают. Начальство разных уровней – людишек гнусных и подлых, которые, продав душу дьяволу, не иначе, вырвались из низов и всеми силами подтверждают истину, что самые жестокие надсмотрщики получаются из бывших рабов. Владельцев предприятий, мнящих себя небожителями, а остальных лишь прахом у своих ног.

Анна тем временем подучила иврит, да так, что могла делать вид, как будто изъясняется на нем свободно. Филолог по образованию, она легко освоила немудреную ивритскую грамматику и каждый день форсированно наращивала словарный запас. Курсы риелторов также окончила очень успешно, все время обучения подавая надежды, и ее взяли на стажировку в крупное тель-авивское агентство недвижимости.

– Ну что, дорогой, теперь твоя очередь, – заявила Анна в один прекрасный день. – Увольняйся со своего завода и дуй в ульпан! А то за год только названия инструментов выучил.

Они сидели за столиком в ресторане, куда отвела его жена по случаю заключения ее первой сделки.

– Послушай… – Александр был очень серьезен. – Ты помнишь, что я согласился сюда ехать, чтобы полгода спокойно писать, а потом из этого ничего не получилось?

– Я ценю твой подвиг, – она взяла его руку со стола и крепко сжала. – И очень тебе благодарна. Можешь прямо сегодня получить с меня часть долга.

– Это обязательно, но сейчас не об этом. Как бы тебе это объяснить?.. – он поколебался немного. – Я не хочу учить иврит.

Анна еще продолжала улыбаться по инерции, но брови у нее недоуменно поползли вверх.

– Но без языка ты не сможешь подтвердить свою врачебную квалификацию.

– А я не хочу ее подтверждать.

– Ты шутишь? – ее улыбка стала жалкой.

– Вовсе нет.

– А чего же ты хочешь, Невструев?

– Я хочу пойти работать куда-нибудь в охрану. Чтобы сидеть спокойно на посту и писать книгу. Денег будет, конечно, меньше, чем на заводе, но, пока ты не вышла на стабильный доход, они нам не помешают.

– Ясно, – Анна снова расцвела, – ты беспокоишься, что моей зарплаты не хватит. Я понимаю. Но это ты зря. Я на этой сделке, кстати, восемь тысяч заработаю, плюс оклад, в итоге больше твоей зарплаты на заводе в этом месяце выйдет.

– Поздравляю.

Александр звякнул своим бокалом о бокал жены.

– Давай тогда так. Я все придумала, – по-деловому зачастила она. – Поработай пока в охране. Посмотрим пару месяцев, как у меня пойдет. Если денег будет нормально, а я в этом практически уверена, пойдешь язык учить. Чтобы диплом врача тут подтвердить, иврит почти в совершенстве знать надо.

Александр заговорил громко и твердо:

– Не хватит мне пары месяцев! И не хочу я знать иврит в совершенстве. Для работы охранника мне уже достаточно. И вообще, я русский писатель, зачем мне этот мертвый язык?

– Тише, прошу тебя. Какая тебе разница: учиться или охранником работать? Днем учись, вечером пиши свою книгу.

– Да не смогу я так. Я себя знаю. На учебу вся умственная энергия уходить будет.

– А работая охранником, значит, сможешь?

– Смогу.

Лицо у Анны стало такое, как будто она сейчас расплачется.

– Послушай, дай же мне написать только одну книгу! – Взмолился Александр. – Всего лишь одну. Если она не выстрелит, клянусь, пойду квалификацию подтверждать и язык этот долбаный учить!

– Тише. Люди уже смотрят, – шикнула она. – Что значит «выстрелит»? Что, мы тогда сразу разбогатеем? Ты же понимаешь, что так не бывает.

– Там видно будет.

Анна подумала.

– Хорошо. Полгода. Идет?

– Идет!

Супруги подняли бокалы, скрепляя новый договор.

Глава 2.

Работу секьюрити Александр нашел без проблем; объектов, которые нужно охранять, в Израиле предостаточно, а вот людей, готовых это делать с каким-никаким риском для жизни и здоровья, тем более за минимальную зарплату, не так много. С ним формально побеседовал русскоязычный начальник охранной фирмы, пробил Невструева по полицейской базе и уже на следующий день назначил на пост в торгово-развлекательном центре.

Пользоваться ноутбуком на этой работе можно было без ограничений. Имелась огромная стойка со столешницей, которая закрывала по шею охранника, сидящего в роскошном, хоть и сильно потертом, директорском кресле. Тут же находились небольшой холодильник, микроволновка и чайник. Еще под стойкой была тревожная кнопка, но, как объяснил начальник, она не работала.

– А как быть, если что случится? – удивился Невструев.

– Просто позвони в полицию. Ни в какие разборки и драки не встревай. Ты охранник без оружия, это не в твоих полномочиях. Считай, что ты просто неравнодушный наблюдатель.

– А если бы у меня было оружие, насколько больше я бы получал? – новичок покосился на кобуру на поясе начальника.

Тот отмахнулся.

– На пару шекелей в час, не больше. Особенной разницы в зарплате не почувствуешь. Но совершенно другой статус, другая ответственность, другой риск. Поверь мне, тебе это не нужно.

За смену нужно было три раза совершить обход здания, занимало это минут пятнадцать. Вечером запереть три входа в торгово-развлекательный центр. И все. Все обязанности. Казалось бы, кайфуй, пиши. Но не тут-то было.

В рабочее время постоянно мимо шастали люди. Здоровались без конца, что-то спрашивали – сосредоточиться было абсолютно невозможно. К тому же спрашивали в основном на иврите, и Александру стоило неимоверных усилий, чтобы подтверждать знание основ языка, как это требовалось в условиях приема на работу.

Писательский труд требует концентрации, которой очень непросто достичь человеку, не способному по желанию отключать свои органы чувств, как это умеют делать просветленные индийские йоги. Отвлекает все: телефонные звонки, уличный шум, даже капающая из неплотного закрытого крана вода. Хотя вот шум дождя, например, совсем наоборот… Поэтому в идеале нужно вовсе не иметь телефона и жить в лесной глуши у озера. Желательно в местности с высоким уровнем среднегодовых осадков. Но это становится возможно уже потом, когда три-четыре книги становятся мировыми бестселлерами. До того, как это произойдет, начинающему писателю приходится пахать на обычной работе, что существенно, а иногда и навсегда отодвигает саму возможность прославиться и приобрести недвижимость в живописном, влажном захолустье. А пока суета. И бесконечные приветствия от незнакомых людей.

Кроме того, на работе было чрезвычайно скучно, настолько, что это отрицательно сказывалось на творческом потенциале. Александр никак не мог понять природу этой страшной скуки, почти тоски. Ведь дома он так не скучал, хотя и там главным источником его развлечений был ноутбук, как и на посту. Но дома не было скучно, а тут было… И точно так же не писалось, как и дома. Видимо, его полуосознанно угнетал сам факт, что за более чем скромное вознаграждение он должен по двенадцать часов подряд торчать в неуютном, проходном месте.

Пять месяцев Невструев потратил на начало повести о неком репатрианте, которую хотел выдержать в сатирическом тоне а ля Ильф и Петров. Очень долго вводил главного героя, подробно описывая его настоящее и прошедшее, при этом постоянно натужно шутя и балагуря. В итоге понял, что получаются какие-то нуднейшие псевдомемуары, у которых не может быть ни развития, ни окончания. Он бросил текст, утешая себя тем, что получил ценный профессиональный опыт.

Если верить братьям Стругацким, писать нужно либо о том, что очень хорошо знаешь, либо о том, что не знает никто. Александр решил послать соцреализм куда подальше и обратиться к фантастике. Идея с межгалактическим кораблем, вылетевшим за пределы Вселенной, появилась за месяц до конца оговоренного с женой срока. Но дальше первой страницы дело так и не пошло.

И вот сегодня ровно полгода, как Александр начал работать охранником в ТРЦ «Панорама» с намерением написать книгу за этот срок. Анна, у которой была прекрасная память на даты, конечно же, в курсе.

К этому времени она продала уже пять квартир, три последние сделки провела самостоятельно. В среднем за месяц зарабатывала раза в три больше мужа.

Невструев посмотрел на часы в углу экрана ноутбука, на них значилось 07:57. Его смена заканчивалась через три минуты. Странно, что сменщика еще нет.

Он пошел в туалет на втором этаже, рядом с залами для торжеств, самый приличный во всем здании. Умываясь и чистя зубы, наблюдал в зеркале свое не самое красивое, но, как ему казалось, умное лицо с капризным ртом и проницательными карими глазами.

Когда Невструев вернулся на пост, сменщик – неопрятный и глумливый тип – разглядывал что-то в опрометчиво оставленном открытым ноутбуке Невструева и скалился.

– Манишму́хель², Шурик! А ты, значит, писатель у нас? – увидев коллегу, стервец нисколько не смутился, что тот застукал его за этим занятием.

– Миша, сука, я ж просил так меня не называть! – Невструев схватил ноутбук, захлопнул и сунул в рюкзак. – Александр, можно Алекс, можно Саша, но только не Шурик. Все, быва́й!

Придя домой, Александр принял душ и упал спать. Ему ничего не мешало: ни звуки стройки за окном, ни нервные гудки автомобилей, ни истеричные завывания сирен экстренных служб. Он проспал шесть часов и проснулся от того, что жена вставила ключ в замочную скважину.

За ужином, к которому она достала бутылку красного вина из бара, они поначалу мило беседовали. Наконец Анна отложила приборы, промокнула салфеткой рот и спросила:

– Ну что? Как твои писательские успехи?

– Если честно, пока не очень, – пробурчал он.

– Сашенька, я все понимаю, у тебя тяжелый период: на пятом десятке ты пытаешься воплотить в жизнь детскую мечту, и у тебя, пока, – она мягко надавила на слово «пока», – не получается. Но надо двигаться дальше. Я согласна быть спутницей начинающего писателя, который работает доктором, но не охранником. Через неделю стартуют занятия в ульпане, ты должен пойти записаться. Мы уже убедились, что, пока ты будешь учиться, я смогу содержать нашу семью.

– Что значит не получается? У меня уже начало получаться.

Анна усмехнулась.

– Если ты о единственной странице, которую месяц назад мне показывал, то такими темпами книжку ты допишешь лет через сто пятьдесят. Ты собираешься жить вечно?

– А какие ко мне претензии? Свое содержание я оплачиваю, – угрюмо заявил он.

Она не сразу нашлась.

– По-твоему, оплачивать свое содержание для мужчины достаточно?! И конура мне эта надоела! Знаешь, как тяжело после того, как я всякие хоромы людям показываю, возвращаться сюда? Когда ты начнешь работать за достойную зарплату, мы быстро сможем улучшить жилищные условия. Перепишем ипотеку на нормальную квартиру где-нибудь в Бат Яме или даже в самом Тель-Авиве. В новом доме. Со спальней и кабинетом, где ты сможешь писательствовать в свое удовольствие. И балкон с видом на море. И еще одна комнатка… Ведь мы тогда сможем позволить себе ребенка наконец, иначе будет совсем поздно…

– Знаешь, что самое замечательное в доме на побережье?

Анна нахмурилась оттого, что ее перебили на таком важном месте. Он как будто не заметил этого и закончил шутку:

– Вы окружены мудаками только с трех сторон.

– Сам придумал?

– Нет, это Джордж Карлин, американский стендапер.

– Жаль, я думала, ты начинаешь делать успехи как мастер слова, а ты всякую ерунду вместо того, чтобы писать, смотришь.

И это при том, что сама не особенно верила, что ему удастся преуспеть на писательском поприще… Он сделал вид, что его не задел этот укол.

– Давай так. Я напишу роман и пойду в этот ваш ульпан. Забавно… стих получился.

Она вскочила из-за стола и отошла к окну.

– Ты только посмотри на этот вид. Повеситься можно… Ты издеваешься надо мной? Так нечестно в конце концов! Мы же договаривались… Ты же обещал…

– Мы договаривались, но я не обещал.

Анна всхлипнула и убежала в ванну. Уже оттуда прокричала:

– Зачем я тебя послушалась? Когда мы прилетели и мне в МВД предлагали мамину девичью фамилию в паспорт записать, ты оскорбился, что не твою. Как же, блядь, граф Невструев! Великий русский писатель! Хренов. Насколько сейчас было бы проще продавать квартиры с фамилией Коган!