Женевра Октавия Томпкинс была единственною дочерью судьи. Мать её умерла давно, когда они жили еще в долинах. Женевра выросла в роскоши, для её воспитания ничего не жалели. Она кончила курс с наградою в одном из лучших учебных заведений и говорила по-французски с великолепным акцентом. Она была замечательной красоты; на ней было надето платье из белого муар-антик, убранное тюлем. В её черных, как воронье крыло, волосах приколот скромный розовый бутон.
Судья первый прервал молчание.
– Дрова в камине, кажется, плохие, – начал он; – их трескотня и шипение мало помогают моей работе.
– Но я думаю, что дрова трещат оттого, что они уже слишком сухи.
Судья с наслаждением взглянул на умные черты лица грациозной девушки и почти забыл, слушая музыкальный её голос, – о трескотне дров. Он нежно наклонился к ней, погладил ее по волосам; но высокая фигура, появившаяся в дверях, заставила его поднять голову.
* * *
Достаточно было одного взгляда, чтобы признать, по наружности пришельца, горделивые черты туземца, дикого и свободного сына лесов. Через плечо у него был накинут кусок ткани, обнаруживавший мощную грудь, украшенную несколькими сотнями почтовых марок; он добыл их, ограбив три недели тому назад почтовую станцию в Оверланде. Туземец снял пуховую шляпу, украшенную простым птичьим пером, и высоко вздернул голову, с которой ниспадали длинные прямые пряди волос. Правая рука его свободно висела, левою же он старался придержать панталоны, с которыми его непривыкшие ноги плохо мирились.
– Зачем, – сказал индиец тихим, мягким голосом, – зачем бледнокожие следят за краснокожими? Зачем они преследуют их подобно дикой вошке Они-хо, гоняющейся за скунсом Ка-ва? Зачем нога начальника бледнолицых Соррельтопа ступает по желудям в горных дубравах Мук-а-Мука? Зачем, – повторил он, и при этом совершенно спокойно и смело стащил серебряную ложку со стола, – зачем вы хотите выгнать его из вигвамов его отцов? Его братья уже переселились в счастливые селения, где вечное их занятие – охота. Пойдет ли туда за ними бледнокожий? – И отвернувшись от судьи, как будто для того, чтобы скрыть свое волнение, он быстро сунул под одежду серебряную сухарницу.
– Мук-а-Мук все сказал, – начала кротко Женевра: – пусть он теперь слушает. Слаще ли желуди на горах, чем сочные и питательные стручья бледнолицего рудокопа? как находит брат мой, вкуснее ли улитка, употребляемая в пищу, жирной и сочной ветчины? Прелестны кузнечики, скачущие по склонам холмов, – но вкуснее ли они сушеных яблок бледнокожих? Прелестно клокотанье горного потока Бит-киш, но не приятнее ли для слуха нежный буль-буль, производимый старым бургундским, когда оно льется из каменного кувшина?