Струя пыльного воздуха ударила из дефлекторов. В салоне видавшего виды Опеля повисла тяжелая атмосфера заброшенного чулана.
– Фу, Витек! – закашлял Михаил Георгиевич. – Фильтра когда менял?
– Извините, господин полковник. Забыл предупредить.
Молодой человек на водительском кресле суетливо принялся выключать кондиционер.
– «Печку» лучше не трогать, – продолжил он, выкручивая переключатели. – Откройте окошко!
– Да я уже понял, – опустил мужчина стекло. – Фу! – выдохнул он, и нравоучительно поправил «молодого специалиста». – Сколько раз повторять: в «поле» о званиях забываем. Бросай свои ментовские привычки. Мы, Служба Информации и Безопасности. А добывать информацию и обеспечивать безопасность куда эффективней без этих солдафонских заморочек. Каждый агент – полевой командир. Свободный художник. Понял?
– Так точно!
– Топтать тебя поточно, – разозлился полковник. – Ты что, мне назло делаешь?
– Извините, – молодой человек густо покраснел. – Никак не могу привыкнуть.
– И давай на «ты». Что здесь у тебя? Рассказывай.
Припаркованный Опель гармонично сливался с множеством автомобилей. Район Центрального Рынка представлял собой суетливый улей. Сам по себе рынок занимал два городских квартала. Но расположенный по соседству автовокзал, ЦУМ и «совковый» отель, переделанный под торговые ряды, превращал центр столицы в дикий кирмаш. Несколько барахолок врезались в прилегающие дворы одноэтажных строений. «Торговая лихорадка» заразила всю округу. Так радиус шести кварталов превратился в один сплошной базар. Торговали везде и всем. А старинные улочки, тротуары и газоны представляли огромную хаотичную парковку. На запрет уличной торговли, как и на знаки «Стоянка запрещена» плевали и торговцы, и покупатели, и конечно же полицейские. Собственно полицейские, вернее тонкая грани между их халатностью и мздоимством, заперли молодого агента, в недалеком прошлом тоже «мента», на этом «мутном» участке.
– Да, – начал доклад лейтенант, проглотив привычное «господин полковник». – Информация полностью подтвердилась. Шеремет здесь под себя подмял все.
– Прям все, – сарказмом произнес полковник.
– Ну, я про интересующий нас квартал, – Виктор махнул влево, в сторону соседней улицы. – Он, то есть Шеремет, в девяностые, служил здесь участковым. Каждого алкаша знал. Потом, когда пошел на повышение, начал потихонечку скупать …
– Да ладно. Скупать, – острил шеф.
– Ну как, скупать. По-разному. Контингент живет здесь, сами понимаете, какой. Алкаши, старики. Есть, конечно, и адекватные, но …
– Короче, Шеремет здесь хозяин, – помог подчиненному Михаил Георгиевич.
– Да. Квартал Болгарского рынка, весь его. Ясное дело, на подставных, по доверенности. Но фактический хозяин он. Поэтому то рынок без всяких разрешений и работает.
– Что по выхлопу?
– Четыреста девятнадцать торговых мест. Шестьсот евро место. В месяц. Четверть ляма только с аренды. А по торговле, значит, за неделю, примерный оборот шестнадцать-семнадцать лямов нашими. Я тут с грузчиками скорешился … – лейтенант осекся, – извините, подружился …
– Нормально, – успокоил его шеф. – Так и надо. Дальше?
– Угу. Значит, тот, что сигареты со склада по точкам тащит, говорил, делает по ходке в час. То есть, получается, с сигарет минимум два ляма рубят. По происхождению тоже мутно. По всей видимости контрабанда. Сигаретами заведует племяш Шеремета. Тоха. Антон, то есть. Получается …
– Получается, – продолжил за Виктора начальник, – выхлоп тринадцать лямов минимум. Каждый божий месяц. Не хило развернулись, смежнички!
– Да уж. Теперь про особняк на углу Александра и Болгарской. Парни, грузчики, говорили, совсем скоро рынок разрастется. Вроде как, администратор рынка, этот подставной, как его … – Виктор на секунду задумался, – Лазарюк, трепался, что, мол, документы на приватизацию уже в гос агентстве лежат.
– Ну, лежать они могут долго, – усмехнулся шеф. – А идем-ка прошвырнемся. Глянем по месту.
Мужчины, не без удовольствия, вышли из автомобиля. Летний воздух, хоть и раскаленный, куда приятнее спертой пыли.
– Можно вопрос? – поинтересовался Виктор, как только они завернули за угол, на тенистую улицу.
Вдоль облупленных фасадов стареньких домов пестрили разложенные короба с разнообразным товаром. Переносные прилавки, уродливо расставленных у проезжей части мешали не только пешеходам, но и автомобилям.
– Валяй, – сказал Михаил Георгиевич, остановившись у торговца китайским ширпотребом. – Фонарики есть? Дай мне вон тот. Ага. И зажигалку.
Пока шеф рассчитывался, молодой человек продолжил:
– Когда все это разгонят? – он провел рукой, указывая на окружающий их хаос.
– Хм. А как же люди? – спросил шеф. – Рабочие места?
В голосе шефа не трудно было уловить сарказм.
– Оставьте, госпо … – Виктор вовремя осекся. – Я же так, для себя, спрашиваю.
– Сам же посчитал, – улыбнулся полковник, – какие бабки здесь смежники крутят. Ну, понятно, не без прикрытия. Вот пока прикрытие будет, ничего не изменится. А знаешь, какая наша задача? Так, без пафоса.
– Обеспечивать спок …, – начал Виктор.
– Собирать информацию, – перебил подопечного шеф. – И в нужный момент предоставить, тому, кто действительно захочет что-то изменить. Это как в той легенде, про меч в камне.
– Экскалибур, – подсказал лейтенант.
– Именно. Наши сведения и есть тот самый Экскалибур. Осталось дождаться короля Артура, и не скурвиться по глупости из-за денег. Как господа полиционеры.
– С этим сложнее, – грустно заметил молодой человек.
– Не плачься, Витек. Погрязнуть в роскоши не позволим. Я про наших. Времена не те, но и хлебушек с колбаской, а на праздники с икорочкой, гарантируем. Ты же наш?
– Так точ … Да, – согласился молодой человек.
– Ну вот. Служить можно и без тачек, телок и бабла в офшорах. А если без всего этого пшика никак, возвращайся к смежникам.
– Не, не. Не хочу, – энергично отказался лейтенант. – Жлобье одно …
– Вот мы и пришли, – полковник остановился на углу, у высокого каменного забора. – Этот домик?
– Да. Идемте. Там провал в заборе. Можно во внутрь заглянуть.
Мужчины зашли за угол. Местами провалившейся забор обнажал неутешительный вид. Участок, некогда бывший тенистым садом, порос бурьянном и невысокими кустами. Повсюду, на земле, на ветках, на камнях виднелись остатки бытовых отходов. Разноцветные пакеты, коробки, бутылки пестрили пейзажем городской помойки. Дом, двухэтажный особняк с облупившимся фасадом, ржавой крышей и заколоченными окнами, гордо громоздился в дальнем конце. Зрелище больше напоминало заброшенную сельскую библиотеку, чем недвижимость в центре европейской столицы.
– Хм, – усмехнулся полковник. Вид интересующего объекта его нисколько не задел, словно он и ожидал увидеть нечто подобное. – Когда это забор успел обрушиться? Надо бы починить.
– Починить? – удивился Виктор.
Не обращая внимания на вопрос, Михаил Георгиевич повернул обратно за угол.
– Идем, – сказал он, доставая телефон. – Войдем с другой стороны.
Пока обходили участок, шеф разговаривал по телефону. Со стороны он напоминал обычного пенсионера. Светлая, с коротким рукавом, рубашка в полоску, потертые джинсы, летние туфли. Пижонская кепочка на лысеющей голове. Лишь резкие, уверенные движения выдавали в нем все еще бурлящую энергию.
– Целую ручки, Полина Анатольевна, – проговорил он в трубку скрипучим баритоном. – Рад слышать ваш очаровательный голос … Да. Что поделать? Грехи не оставляют времени на прекрасное … И я скучаю… Да, да … А вот по какому вопросу. В «Клубе», со стороны Болгарской, забор провалился. Да … Или провалили, не суть. Надо бы меры принять. Вам, пожалуй, сподручнее будет… Да, да … пару работяг организуем … По-тихому. Ха-ха-ха… Зеваки носы суют … Да … Ну и отлично. Да, дорогая Полина Анатольевна, надо … Обещаю, на той недели, в четверг, я у вас. Клянусь. Ха-ха-ха … Да, да. До встречи.
Полковник отключил телефон. Неспеша положил устройство в карман. Продолжая улыбаться, спросил у подчиненного:
– Твои грузчики, к раздолбанному забору ничего не имеют?
– Не могу знать. Не интересовался. Но обязательно …
– Угу. Поспрашивай. Вообще народ в курсе, что это за дом?
– Кто что говорит. В восьмидесятые тут вроде кружок «Юного натуралиста был». А когда рынок пришел, заколотили все, закрыли. Забросили, короче.
– Ага. По бумагам к Департаменту образования относится. Это верно. Но, – полковник поднял указательный палец и перешел на шепот. – Юридически, это частная собственность. Просто, собственники не хотят «светится». Пусть за государством числится. Пока. А до «Юного натуралиста» что здесь было?
– Михаил Георгиевич, вы лучше меня знаете, – догадался Виктор.
– Все-таки, – настаивал полковник.
– Ну, если не ошибаюсь, – начал Виктор, – я года не помню … ветеринарно санитарная лаборатория была. Потом диспансер какой-то.
– Неа, – встрял шеф. Они уже дошли до входа во двор
У крепкой двери из металлического листа, мужчины остановились. Михаил Георгиевич достал из кармана гаражный ключ. Петли заскрежетали. В проеме появилась еще одно препятствие, древняя, корявая калиточка ведущая в заброшенный сад.
– Не диспансер, – продолжил полковник, – амбулатория по переливанию крови. А до войны, что было?
– Не знаю. Наверно буржуй какой-то жил.
Стоя на пороге, Михаил Георгиевич внимательно посмотрел на собеседника. Пытливый взгляд пытался определить степень осведомленности молодого человека.
– Ладно, – наконец сказал он. – Идем.
На хлюпкой калиточке зачем-то висел замок. Полковник выбрал ключ на связке и, отпирая, продолжил.
– Особняк построил месье Талёр. В тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году. Архитектором, по просьбе одного влиятельного лица из Санкт-Петербурга, был сам Бернардацци. То-то.
Шаткая калитка распахнулась и мужчины шагнули на еле заметную тропинку, ведущую к дому.
– Надеюсь, кто такой Бернардацци напоминать не надо?
Виктор ни на шаг не отступал от шефа. Заросли оказались по пояс. Центр города, но молодой человек все равно опасливо озирался. Сам не понимая почему, каждую секунду ожидал нападения из «джунглей». Мерещились дикие животные, огромные крысы, ядовитые змеи. Неоправданный страх перевешивал здравый смысл. «Как в детстве, – подумал молодой человек. – Вроде ясен красен, в темном подвале никого не может быть. Но все равно страшно. Хотя, с десятой стороны опасность на то и опасность, что поджидает в самых неожиданных местах» Так или иначе, нелепая тревога гнала его от самой калитки, и совсем не собиралась отступать.
– Бернардацци? – рассеяно переспросил он. – Архитектор такой. Город с нуля построил.
– Ну, не совсем так, – заметил полковник, – Но, суть ты уловил. Человек он был не последний.
Офицеры подошли к дому с тыльной стороны. Остановившись у ступени, ведущей на широкую веранду, Михаил Георгиевич продолжил:
– Правда, месье Талёр-старший в доме так и не пожил. Представительство компании «Талёр и сыновья» в Бессарабии возглавил его сын Ролан. А компания, можно догадаться, серьезная. Воротила половиной всей кожи в Европе. Шкура, пушнина, меха. Короче, люксовая мода. И не только.
Мужчины шагнули на каменную ступень. Остановились перед тяжелой железной дверью, перечеркнутой широкой полосой добротного засова. К удивлению Виктора, в связке шефа нашелся ключ и от этого замка. Метал лязгнул. Дверь со скрипом открылась. Из темноты пахнуло сыростью и плесенью. Михаил Георгиевич повесил замок обратно. Заходить внутрь не спешил. Виктор заметил в глазах шефа икринку. Явно, с эти местом его что-то связывало. Он напоминал археолога боговера, нашедшего древний храм.
– Идем, – шепнул полковник и прошел внутрь.
Судя по всему, дом был хорошо знаком Михаилу Георгиевичу. Уверенно он прошел вглубь помещения. Уже через пять шагов, дневного света из дверного проема стало недостаточно. Мужчин поглотила тьма. Тем не менее, шеф включил фонарик лишь когда ноги нащупали лестницу в подвал.
– Талёр – младший, переехал сюда с супругой Генриеттой, – голос Михаила Георгиевича неохотно отражался от холодных каменных стен. – Местная знать приняла их как аристократов. Семейство Талёров оказалось образцом цивилизованности, образованности и культуры. Пара «из самого Парижу» вскоре стала примером для подражания. Все, начиная от местных купцов и заканчивая «прогрессивной молодежью» тянулись к ним, пытаясь перенять манеры. Еще бы. Хм. Предприимчивый Роланд быстро смекнул, что к чему. Благородство благородством, а Золотой Телец почуял сытное пастбище. Да и дело не только в деньгах. Точнее, совсем не в деньгах. Во всяком случае не в той мелочи. Короче, деньги были прикрытием. А цели … – мужчина понял, что сбился.
Возвращая стройность рассказа, полковник хлопнул в ладоши. Громкий звук эхом пронесся по одичавшему помещению.
–Так. Давай по порядку. В девяносто седьмом году Талёр организовал курсы хороших манер. Платные. Несколько раз в неделю, в этом самом доме, собирались пары из местных, и Талёры учили их правильному поведению в «настоящем» аристократическом обществе. Несмотря на высокий прейскурант, желающих научиться хорошим манерам оказалось слишком много. Супруги относились к своим урокам добросовестно. Любой на их месте поставил бы дело на поток и, как сейчас говорят «рубил капусту». Нет. Роланду и Генриетте нужно было нечто другое. Они тщательно отбирали претендентов. Одно из обязательных требовании, в соискатели допускались лишь семейные пары или, как минимум жених с невестой. По словам французов, невозможно приобрести хорошие манеры, обитая в дурной среде. Другими словами, сложно есть ножом и вилкой, ужиная в компании дикарей. Кто знает, может именно из-за этого, они и назвали свои уроки «Mangeurs de viande» – «Клуб мясоедов».
***
Свежи вымощенный тротуар Харлампиевской, от Купеческой до Бендерской, смотрелся великолепно. Шлифованная брусчатка и по цвету, и по размеру гармонировал с фасадным камнем прилегающих зданий. А аккуратные клумбы, обставленные белым известняком, выглядели торжественно. Пересаженные деревья каштанов удерживали тень даже в самые жаркие дни. Прогуляться по улице Харлампиевской приезжали со всего города.
– Я читала, во вчерашних «Губернских Ведомостях», – заговорила Ксения тонким, раздражающе тихим голоском, – следующей весной по Золотой пустят конно-железную дорогу.
– Ах, дорогая, – без особой причины разозлился Николай, – конку пустят не по Харлампиевской, – он нарочно употребил новое название улицы, тем самым еще раз подчеркивая некомпетентность супруги, – а по Николаевской. От вокзала, до Губернской. Уж и депо построили. А вы все путайте. Я бы вас попросил и вовсе перестать читать газеты.
– Ну, Николя! Если бы я не читала газет, мы бы не узнали про месье Талёра и его благородное начинание.
Муж молчаливо кивнул. С этим утверждением было невозможно спорить. Наивная Ксения все еще мечтала о совместной поездке в Париж, и всеми силами способствовала осуществлению.
Мужчина театрально надул щеки. Покрытое оспинами лицо стало напоминать прогнившую тыкву. Небольшие круглые очки приподнялись с переносицы, и повисли на щеках. Громко выдохнув, сказал:
– Ксения Акимовна, дорогая. За годы супружества, вам уже следовало уразуметь, мои замечания связаны исключительно с беспокойством о вашем здоровье. Ни в коем разе, я не хотел вас обидеть.
– А, я и не обиделась вовсе, – пропищала женщина. – Просто, мне думается, поездка в Париж положительно скажется, в первую очередь, на вас.
«Эта дура думает, что дело во мне, – подумал Николай, стараясь скрыть нарастающее раздражение. – В ее тупую голову и прийти не может, что дело в ней и в ее поганой семейке. Зачем я только женился?»
Господин Челеби, чуть ли не с первого дня женитьбы, задавал себе этот вопрос по нескольку раз в сутки. Но очевидный ответ не позволяла осознать его самовлюбленность. Деньги. Отец Ксении владел самой большой в городе мельницей, зерновыми складами и несколькими пекарнями. Кстати, одна из пекарен стала подарком молодой семье на свадьбу. «Где я, – возмущался про себя Николай, – а где это тягучая, липкая масса. Мешки, печи, толстомордые мужланы! Не для этого я рожден. Однозначно, нет!»
С ранней юности Николя видел себя светским львом. Чертовским красавцем, в потрясающем костюме, в окружении блистательных и интересных людей. Таких же, как и он сам – красивых и удачливых мужчин и женщин. Вот с таким искаженным восприятием собственных возможностей молодой человек, восемь лет назад, переехал из провинции в столицу губернии. Уж здесь, сын управляющего поместьем и офицерской вдовы и не собирался управиться с амбициями и тягой к шикарной жизни. В конце концов, влез в долги. Под угрозой долговой ямы, женился на старой деве – некрасивой женщине, старше его на пять лет. Хоть семейство не без облегчения избавились от «припозднившейся невесты», приданное оказалось значительно ниже ожиданий Николая. Едва хватило рассчитаться с долгами.
– Вне всяких сомнений, – согласился мужчина. – Но, дорогая, все-таки я настаиваю, уроки хороших манер, да еще такие дорогие как у месье Талёра, излишни. Я …
– Николя, перестаньте, – перебила его женщина. – В который раз уверяю: у вас хорошие манеры. Но, кто знает, как далеко ушли парижские нравы и привычки тамошней аристократии? И не спорьте. Тем более мы почти пришли.
Семейная пара шла вдоль городского особняка. Там, где фасадный забор вливался в здание, устроился мальчишка – чистильщик обуви.
– Эй, дядя, – окликнул он господина Челеби. Короткие, резко произнесенные слоги выдавали в мальчишке «не русского» – ботиночки-то не блестят! Дай натру! Щетка – лучший конский волос. Дядя!
– Отстань! – прошипел Николай, проходя мимо чистильщика.
– Жмот, – мальчик горько вздохнул, и тут же принялся уговаривать идущего следом немолодого господина в мятых сапогах.
– Что? – переспросил Николя, но мальчик потерял к нему всякий интерес. – Нет, дорогая, ты слышала, что сказал этот оборванец? Возмутительно!
Пара остановилась в нескольких шагах от широкого мраморного крыльца. У дубовых дверей величественно расположился лакей. Мужчина лениво оглядывал образовавшуюся у особняка толпу. В основном молодые, до тридцати, люди. Но за «хорошими манерами» пришли и пары постарше. Эти, словно стесняясь, стояли в некотором отдалении. Всего Николай насчитал не меньше пятидесяти человек. С противоположенной стороны улицы за собранием наблюдал городовой.
– Уважаемый! – крикнул возмущенный господин лакею. – Что происходит у вас под носом? Приличный дом, а позволяете такие бесчинства?
Николай вытянул руку и указал на занятого мятыми сапогами чистильщика обуви.
– А, что с ним не так, барин? – прохрипел мужчина.
– Хамят-с! – высокопарно, даже немного театрально, пояснил Николай.
Лакей спустился, и, без всяких церемоний, схватил пацана за ухо. Великоватая тюбетейка съехала набок.
– Ааа! – завопил мальчишка, выронив щетки. – Дядя Жора! Дядя Жора! Пусти, пусти больно!
Мальчик зажмурился, всеми силами стараясь достойно перенести экзекуцию. От резкой боли потемнело в глазах. Дело не только в ухе. Болело гордое восточное сердце. «Наверняка, – решил чистильщик, – она это видит!».
За минуту до обидчивого господина мальчишка драил изысканные штиблеты истинного франта. Высокий мужчина в сером костюме скроенным по последнему шику, был не один. Величественно поставив ногу на подставку, он похлопал тростью по плечу мальчишки:
– Эй, малец! – проговорил он барским голосом. – Ну-ка, наведи-ка лоска!
Татаренок взялся за щетки. Господин тем временем продолжил, обращаясь к спутнице:
– Хлоя, дорогая! Я иду туда как на голгофу! И я хочу, чтобы ты знала – моя жертва для тебя!
– Оставьте, Павел Гордеевич, пафос для строф, – ответила женщина проникновенным голосом.
Иса не мог не взглянуть на обладательницу чудесного тембра. Он поднял глаза и … В силу своего шалявного возраста, пацан многого не знал. Жизнь сироты пропитана обделенностью, как баклава медом. Среди унижений и обид, какими бы горькими они ни были, случаются мгновенья счастья. И любви. Настоящей любови. Не родительской. Не той, что туго переплетена с обязанностью и долгом. Просто любви.
Зачарованно глядя на смуглую молодую женщину с крупными, но удивительно гармоничными чертами лица, шквал незнакомых чувств накрыл Ису с головой. Разобраться откуда взялись эти чувства, почему, и что с ними делать, казалось бесполезным. Мальчуган просто желал смотреть на нее и слушать ее волшебный голос. Может счастье – это просто смотреть и слушать, ничего не ожидая взамен.
– Эй, братец! – гаркнул господин. – Ты заснул там?
– А? – очнулся Иса. – Не, барин. Извиняйте!
Мальчик вернулся к работе. Поднять глаза и еще раз взглянуть на околдовавшую даму он не смел. На прощания, ловя брошенную монету, почувствовал запах духов. Ее запах. В глазах, как во сне, мелькнул подол дорогого платья. Пара скрылась в толпе.
Теперь же, стискивая от боли зубы, и бормоча какие-то проклятия, татаренок Иса пытался растворить боль от стиснутого уха в себе. Лишь бы она не видела его унижение.
Недовольное лицо господина Челеби осветила улыбка. Удовлетворенный экзекуцией он уже осмотрел собравшихся. В толпе, у самой кромки тротуара заметил знакомого. Не говоря ни слова, взял супругу под локоть. Приподнял шляпу и пролепетал:
– Рад вас приветствовать, Ваган Шахинович!
Рослый, широкоплечий мужчина явно встречи был не рад. Спрятав недовольство в густые с проседью усы, заговорил:
– И вы здесь, – резкий кавказский акцент звучал раздраженно. – Весь город должен видеть мой позор.
Не совсем ясно, к кому именно усач обращается: к подошедшей паре или к стоящей рядом супруге.
– Фи, как не вежливо! – заметила женщина, улыбнувшись семейству Челеби. – Кстати, и это еще один повод посетить уроки хороших манер!
Она рассмеялась. Было заметно, ей не ловко за грубость супруга.
– Наденька, – заспорил Ваган, – у меня манеры настоящего мужчины! Что мне эти ваши французские пардон-мерси?
– Представь меня, – сквозь зубы, не переставая улыбаться, процедила женщина.
– Что? – переспросил кавказец. – Ах, да! Моя супруга, Надежда Владимировна, – произнес мужчина и отвернул голову. Его внимание привлекла очаровательная брюнетка с белоснежным зонтом.
– Очень приятно, – пролепетал Николай, целуя дамскую руку. – Дорогая, разреши отрекомендовать – партнер по бильярдному клубу Ваган Шахинович Порчелян. И его прелестная супруга, – он снова улыбнулся.
– Ага, – кивнул кавказец, – забыл сказать, что я еще твой кредитор. Когда долг вернешь, проныра?
– Вагаша! – осадила кавказца супруга. – В кругу кожевников ты чересчур огрубел! – и, обращаясь к Ксении, добавила. – Извините. Мой супруг распорядитель кожевенной артели. А там, сами понимаете …
– Что там? – перебил супругу Ваган. – Устал повторять, если что-то не нравится, насильно удерживать не стану.
Кто знает, чем бы закончилась набирающая обороты семейная сцена. В этот момент открылась дубовая дверь. По толпе пронеся тревожный ропот. На мраморном крыльце показался высокий мужчина в строгом костюме. Холодные темные глаза диссонировали с приветливой улыбкой. А крючковатый нос странным образом подчеркивал тонкие усики вдоль верхней губы. Трудно сказать, что именно в его образе, впалые щеки, высокий лоб, черные как смоль волосы или угловатые скулы, делали мужчину похожим на ворона.
– Дамы и господа, – иностранец сделал паузу, оглядывая присутствующих. – Мы рады вас приветствовать в светлом и добром порыве. Желание приблизится к многогранной, и от этого немного запутанной, – короткий смешок, вырвавшийся из уст господина, напомнил карканье. Тем не менее, многие его поддержали. По толпе пронесся обрывистый гогот, – французской культуре, лестно. Кроме того, лестно и столь пристальное внимание к скромной попытке приобщить горожан к современным традициям западной цивилизации. Да, да. Это искренне. Mercie beaucoup.
Присутствующие одобрительно зарокотали. Надежда Владимировна, в всеобщем порыве признательности, негромко произнесла:
– Что вы, что вы! Вам спасибо.
– Ай! Больно, – крик малолетнего чистильщика обуви прозвучал громче одобрительного гула толпы. – Пусти, дядя Жора!
Мальчик, сам того не желая привлек всеобщее внимание.
– Георгий! – обратился к лакею хозяин. – Немедленно отпустите ребенка.
– Тык … – растерялся слуга, но ухо отпустил. – Я ж …
Месье Талёр приблизился к пострадавшему. Ласково, с какой-то необъяснимой отцовской любовью посмотрел на него и погладил по замаранной щеке.
– Бедный ребенок, – мужчина тепло улыбнулся. – Сирота?
Татаренок Иса смотрел на сердобольного господина снизу-вверх. Яркое солнце, пробивавшаяся сквозь листву, слепила мальца. Лучи обвивали силуэт чужестранца и, словно нимб, обволакивали плечи и шею. «Праведник, – вдруг подумал ребенок. – Нет. Святой. Или пророк. Снизошел на грешную землю! Хвала Аллаху. Свершилось!» В жестоком мире, состоящий из грязи, пинков, оплеух и ругани сочувствия не существовало. До этого дня. Теперь же доброта обрела образ. «Странный день. И счастливый, – решил Иса. – Неужели это все происходит на самом деле? И дедушка Абдула прав. Хорошее притягивает хорошее. Чудо!» В детском сердце робко затеплилась надежда, этом мир нее так безнадежен.
– Как тебя зовут, мальчик? – спросил спаситель тихим, но в то же время проникновенным голосом.
– Иса, – ответил ошарашенный малец.
– По-нашему Иисус, – констатировал чужеземец. – Сын бога.
Очарованный мальчик промолчал. Талёр положил ладонь на черные волосы пацана и бодро потеребил.
– Придешь завтра, Иса. Я дам тебе работу. Нужен кто-то, кто вычистить в доме всю обувь. А это, – он достал пятирублёвый билет, – аванс. Бери!
Мальчик сомневался. Он растерянно смотрел на протянутую купюру, не решаясь взять. «Спаситель!» – окончательно решил Иса, потянувшись грязными пальцами к бумажке.
Талёр на прощание еще раз потеребил волосы пацана и шагнул на мраморное крыльцо.
– Для нас с супругой, – продолжил француз, – милой мадам Генриетт, стало сюрпризом число заинтересовавшихся нашим невзыскательным занятием. Признаться, мы оказались не готовы удовлетворить любознательность каждого. И это печально. Oui, c’est terrible. Остается, уважаемые дамы и господа, лишь одно: положится на волю случая. Пусть же, госпожа фортуна выберет себе любимчиков!
По толпе, сменяясь, пробежали удивление и легкое негодование. Люди вопросительно смотрели друг на друга.
– Николя, дорогой! Что все это означает? – спросила Ксения, повернув к супругу свое невыразительное личико.
– Откуда мне знать! – возмутился мужчина.
– Наденька, – одновременно с Ксенией заговорил Ваган. Казалось, он единственный из присутствующих был рад такому развитию событий, – пойдем. Я с самого начала говорил, это глупая затея.
– Отнюдь, – запротестовала Надежда Владимировна. – Я настаиваю.
Дав толпе несколько минут, месье Талёр продолжил:
– Итак, уважаемые дамы и господа. Предлагаю случайный розыгрыш. Сейчас, к каждому из вас подойдет этот прелестный мальчик, – Ролан указал на белобрысого мальчугана лет десяти.
Простодушное детское лицо, покрытое редкими веснушками, не сочеталось с золотистым кафтаном, напоминающего наряд королевского пажа.
– У него в руках сосуд с фантами, – продолжал француз. – Парам, которым хотя бы одному из супругов выпадет не пустой фант, прошу остаться. Остальные … при всем уважение, примите наши соболезнования, и с нетерпением ждем вас в следующий раз. Прошу.
Мальчик, обхватив двумя руками ведерко для шампанского, спустился с мраморного крыльца в толпу собравшихся. Торжественное выражение предало его на последней ступеньке лестницы. Губы растянулись в улыбке, а правый глаз задорно подмигнул, когда взгляд встретился с еще пребывающим в растерянности чистильщиком обуви. Тот потирал травмированное ухо и с легкой завистью наблюдал за приятелем. Несколько дней назад слуга месьё Талёра, из целой ватаги «базарных» пацанов, выбрал рассыльного. Повезло Андрюшке.
Белобрысый еще раз подмигнул дружку. Татаренок в ответ поднял верх большой палец. Даже прибившись к богатому иностранцу, Андрюха оставался «яхшы егет», по-русски – «парень что надо» В первый же день друг договорился с лакеем, дядей Жорой, что бы тот разрешал Исе ставить ящик со щетками у стены особняка. Еще, Андрюшка потихоньку таскал еду с хозяйской кухни. Четверть дневного заработка, как и положено, мальчики отдавали Барбалыку – старшему у «базарных» Но харчи, пацаны ни с кем не делили. Конечно, Андрюха мог и сам все лопать. Тем не менее, о чумазом дружке не забывал. То, что хозяин дома предложил другу работу, обрадовало новоиспеченного рассыльного. Он с трудом сдерживался чтобы на радостях не кинутся к приятелю. Взяв себя в руки, белобрысый сорванец прошел в толпу.
Среди благопристойной публики нашлось немало недовольных. Кто-то, выкрикнул: «Это возмутительно!» Но при всей унизительности предстоящей процедуры, собрание никто не покинул. Терпеливо ожидая очереди, каждый тянул жребий. Совсем скоро из толпы послышались изумленные возгласы счастливчиков. Но вздохи разочарования слышались намного чаще.
Наконец, мальчишка подошел к Николаю и Ксении.
– Прошу! – галантно заявил мужчина, уступая свою очередь Надежде Владимировне. – Дамы вперед!
– Мерси, – поблагодарила его женщина, коротко присев в знак признательности. – У, – воскликнула она, демонстрируя фант с каллиграфической надписью «Мясоеды», – Ваганчик, нам везет. Это судьба!
Кавказец недовольно фыркнул.
– А, я невезучая, – печально констатировала Ксения, показывая пустой фант. – Николя, вся надежда на тебя.
Мужчина засунул руку в ведерко и долго помешивал пальцами сложенные бумажки.
– Voila! – вскрикнул Николай, развернув фант.
Мужчина продемонстрировал листочек с надписью. Ксения восторженно захлопала в ладоши.
– Итак, – обратился Николай к Вагану, – добро пожаловать в Клуб Мясоедов. Дамы!
Он поочередно поцеловал протянутую руку супруги и Надежды Владимировны.
Кавказец что-то пробубнил на своем родном языке. Судя по тону, ругательства.
Тем временем лотерея подходила к концу. Многие из «проигравших» покидали собрания. Не спеша, уходили прочь по тенистому тротуару. Другие отступали в сторонку, с любопытством наблюдая, что будет дальше. Наконец, мальчуган вернулся к мраморному порогу и отдал ведерко лакею.
Месье Талёр улыбнулся:
– Дамы и господа! …
Но тут, из толпы, его перебил возмущенный голос.
– Позвольте, – заговорил немолодой пижон в клетчатом пиджаке и кепке. – Но это не по правилам.
Поредевшая толпа расступилась, представляя на обозрение смутьяна. Тот указывал пальцем на молодую пару.
– Они, – пижон потряс ладонью, – даже не женаты-с.
– Мы помолвлены! – твердо заявил молодой человек, но в последний момент голос сорвался.