Глава 1
Замечательный все-таки возраст для женщины – тридцать семь лет! Ушла в прошлое угловатая девичья неловкость, исчезли глупые комплексы, перестала лосниться кожа на лбу. Фигура приобрела волнующие изгибы, а походка – четкость и уверенность.
Каждый, кто имел счастье взглянуть сегодня на именинницу, Викторию Соболеву, мог в этом удостовериться на все сто процентов. А уж если бы стороннему наблюдателю удалось ознакомиться со страницей ежедневника молодой дамы и списком дел, намеченных именно на день ее тридцать седьмой годовщины, восхищению его не было бы предела. В самом деле, какие там парикмахеры и визажисты! День молодого доктора исторических наук, известного политолога и успешной телеведущей был расписан до предела. Судите сами…
«Вторник. Четырнадцатое октября.
6.30 – пробежка в Центральном парке.
8.30 – подготовка к эфиру на канале «Только для женщин».
9.30 – утренний эфир «С добрым утром, женщины!».
11.00 – лекция в университете.
13.30 – обед с журналистом «Семейной панорамы».
15.00 – собрание Клуба успешных женщин. Праздничный коктейль.
18.00 – поздравление детей.
19.00 – банкет по случаю юбилея.
23.00 – отъезд на международный симпозиум в Прагу».
Сказать по правде, Виктория не любила вставать рано, но многолетняя привычка подниматься чуть свет сделала свое дело. Теперь она почти не страдала, услышав требовательный трезвон будильника. Ее муж, профессор социологии, только привычно ворчал, переворачиваясь на другой бок. Он-то предпочитал досматривать последние утренние сны, а не мерить кроссовками извилистые дорожки Центрального парка, тем более мозглой и слякотной осенью, когда воздух насквозь пронизан влагой, а за шиворот то и дело попадают капли моросящего нудного дождя.
Потягиваясь, Виктория вышла в залу и радостно замерла, увидев на столе огромный роскошный букет с привязанным к нему воздушным шаром. «Мы любим тебя!» – пестрели яркие буквы, вырезанные из цветной бумаги и в спешном порядке наклеенные скотчем на стену. Должно быть, сюрприз готовился тогда, когда она легла в постель, наивно полагая, что ее домашние, муж и дети, видят уже первый сон. Какие они все-таки молодцы!
Скрепив копну каштановых волос резинкой и все еще улыбаясь, Виктория бесшумно выскользнула из квартиры. На улице ее окружила предрассветная синева. Сразу стало зябко. Свет от фонарей казался неестественно белесым и даже каким-то фантастическим в пелене тумана, окутавшего холодную после ночи землю. Как всегда, в это неуютное, угрюмое время Викторию охватывала какая-то щемящая тоска – не то тревога или дурное предчувствие, не то странная грусть по тому, что давно и безвозвратно ушло. Тоска была необъяснимая, поскольку в жизни Виктории Соболевой все складывалось весьма успешно, и жалеть ей было ровным счетом нечего и некого.
Стараясь не поддаваться унынию, именинница потрусила по дорожке, вон со двора их образцово-показательного элитного дома, через улицу, к чугунным воротам Центрального парка. Там ее уже дожидалась Валентина, старинная подруга, одноклассница и коллега, которая всегда с охотой разделяла ее утренние пробежки.
– Привет, Вика!
– Привет, Валька! Ну что, побежали?
– Айда!
И обе женщины, проделав в качестве разминки несколько простых упражнений, сорвались с места, а вскоре их тени уже слились с плохо освещенной дорожкой Центрального парка…
Виктория бежала, соблюдая рекомендуемые правила, – следила за дыханием, стараясь дышать через нос, ритмично переставляла ноги, чувствуя во всем своем теле необычайную легкость и стремительность. Валька же заменяла ей радио. Та двигалась тяжело, с одышкой, ни на миг не прекращая говорить. Хватая ртом холодный воздух, она задыхалась и иногда даже закашливалась. Поэтому фразы получались у нее неясные, отрывочные, такие же взбалмошные, как она сама.
– …Витька вчера ночевать не пришел. Прикинь, позвонил в одиннадцать вечера и сказал, что останется ночевать у друга… Ох-х! Знаю я этих друзей… Вчера взяла в стирку его брюки, а в кармане оказался… Нет, ты не представляешь что!
«Раз, два! Раз, два!» – продолжала считать про себя выдохи-вдохи Виктория, но для того, чтобы хоть как-нибудь поддержать подругу, все-таки выдохнула:
– Презерватив?
Витька был семнадцатилетним сыном Вальки, и Виктория ничуть не удивилась бы наличию в его кармане известного резинового изделия. Странно, что для самой мамаши его появление стало таким потрясением. Валька воспитывала отпрыска без отца, и мальчик большую часть времени был предоставлен сам себе.
– Все-то ты знаешь! – с обидой заметила Валька. – А для меня эта штука… как гром среди ясного неба…
«Бедняжка, как всегда, сбивчиво выражает мысли», – подумала Виктория, которая всегда испытывала к подруге легкое чувство жалости или даже презрения, которое часто возникает у людей успешных и деловитых по отношению к их невезучим знакомым.
– Дождется, балбес! – продолжала стенать Валька. – Вышибут его из универа, как пить дать. Завалит сессию, а тогда дорога куда? Понятно, в армию! Ой, беда, беда…
Виктория тем временем остановилась около турника. Сделала несколько энергичных взмахов руками, словно пловчиха, разрезающая водную гладь, затем, поставив ногу на нижнюю перекладину, принялась тянуть мышцы ног. Запыхавшаяся Валька плюхнулась на скамейку рядом и, ни на секунду не замолкая, продолжала тянуть рассказ про зимнюю сессию и весенний призыв.
– Ну, брось же, Валечка! – не выдержала наконец Соболева. – Не так страшен черт, как его малюют. Твоему Витьке армия пойдет только на пользу. Во всяком случае, он окрепнет морально и физически, поймет, что за место в университете надо держаться зубами.
– Легко тебе говорить! – опять обиделась Валька. – Твой-то Петька, поди, в пехоту не загремит. Он за бугор решил махнуть, да?
Виктория вздохнула.
– Во-первых, Петру сейчас только четырнадцать лет. Во-вторых, он стремится не «за бугор», как ты выразилась, а в Оксфордский университет. Почувствуй разницу! К тому же он не таскается по улице, а занимается с репетиторами, улучшает свой английский.
– Нам бы ваши проблемы… – опустила голову Валька. – Кстати, я совсем забыла!
Она полезла в карман линялых спортивных брюк и выудила оттуда продолговатую коробочку.
– Извини, заболталась. У тебя же сегодня день рождения, – сказала она, протягивая вещицу подруге. – Не взыщи. Подарок, как всегда, очень скромный.
В коробочке лежала ручка. Не «Паркер», конечно, с золотым пером, но вполне пристойная принадлежность, которую не стыдно выложить на рабочий стол. Для Вальки, экономящей на всем, что только возможно, такая трата явно пробила брешь в семейном бюджете.
– Ну зачем же, Валечка! – снисходительно улыбнулась Виктория. – Мне достаточно было твоего поздравления.
– Ладно, ладно. Мы тоже не нищие, – пробормотала Валентина.
Они легкой трусцой направились к выходу. Валька, как всегда, болтая сверх меры, а Виктория – тщательно следя за дыханием. Одна из них делала вид, что забыла пригласить подругу на банкет сегодняшним вечером, вторая великодушно не напоминала об этом, свято веря в то, что бывшая одноклассница просто очень забывчива…
Визажист, а он же и парикмахер, Алессандро, молодой человек со щеголеватой стрижкой, всегда гримировал дикторов и ведущих передач перед их выходом в эфир. Это была натура творческая, непостоянная, склонная к экзальтации.
– Виктория, душечка! – щебетал он, укладывая ей волосы на косой пробор. – Выглядишь отпадно! Ну просто блеск! Эх, если бы я был свободен… Я бы… ух! Жаль, что мое сердце занято.
Виктория улыбнулась краешками губ, прекрасно зная, что парень говорит чистую правду. Его сердце было пленено навеки, но не роковой красавицей, а симпатичным белозубым диджеем из ночного клуба. Алессандро тайны из своей ориентации не делал, и все дамы телеканала «Только для женщин» были в курсе его любовных переживаний.
– Вика, солнышко, посмотри вниз, я нанесу тени на веки. – Он орудовал кисточкой, продолжая восхищаться красотой своей клиентки. – Подай в суд на чертовых журналистов, они что-то перепутали с твоим возрастом. Я не могу произнести вслух, что они там понаписали!
– Эх, Алессандро, – нарочито вздохнула Соболева. – Мне на самом деле сегодня исполняется тридцать семь лет. Это не шутка.
– Нет, шутка! Не может быть тридцать семь лет женщине, у которой такая кожа… такая фигура… и такие чудные волосы. Подай в суд, я тебе говорю…
Вика только посмеялась. Ее, как и любую женщину, радовали комплименты по поводу ее внешности, но, глядя в зеркало, она могла, не покривив душой, сказать, что Алессандро абсолютно прав. И в самом деле, ее кожа оставалась молодой и упругой, как у юной девушки. Прекрасные глаза, немного удлиненные к вискам, были выразительны и зелены, как майская листва. Каштановые волосы не нуждались в начесе, распущенные по плечам, они ниспадали красивой волной. Именинница была стройна, но отнюдь не тоща, со стоячей полной грудью и красиво очерченными бедрами. Короче говоря, лучшей кандидатуры на роль ведущей передачи «С добрым утром, женщины!» не сыскать.
Вначале, получив подобное предложение, Виктория была немного обескуражена. Что она могла предложить скучающим домохозяйкам и молодым женщинам, суетливо собирающимся на работу? Лекции по истории Древнего Востока?
– Нет, конечно же, не это! – заламывал руки режиссер. – От вас мы ждем совсем другого!
– Чего же? – спрашивала Соболева, сидя над горой зачеток.
– Вы – женщина новой формации, – заливался соловьем мужчина. – Доктор наук, известный политолог. Словом, публичная персона. У вас есть семья, дети. Вы будете давать советы нашим женщинам!
– Все-таки я не понимаю, – упрямо трясла головой Виктория. – Мне кажется, вам нужно взять на роль ведущей молодую, симпатичную женщину, умеющую хорошо говорить, и не ломать себе голову.
– Кто будет слушать просто молодую и симпатичную женщину?! – изумился режиссер. – Вы еще посоветуйте нам взять какую-нибудь модель с ногами-ходулями и силиконом вместо мозгов…
– По-моему, отличная мысль. Для многих наших женщин карьера модели – вершина благополучия. В то время как я…
– А вы – олицетворение успеха и семейного счастья. Чего еще может желать женщина? Вы – не синий чулок, а роскошная особа с целым букетом достоинств…
Скажите, кто может устоять против таких комплиментов? Не устояла и Виктория Соболева. Так все и началось…
На фоне лимонно-желтых стен со стеллажами и картинами, имитирующими домашнюю обстановку, Виктория смотрелась, как экзотическая птичка, случайно запорхнувшая в студию. Но передача пользовалась успехом, и теперь три раза в неделю, сидя перед камерами, Соболева разбирала зрительскую почту. Ее удивляло, как много молодых и уже зрелых женщин писали на телевидение с просьбой разрешить ту или иную личную проблему. Ох уж эти их: «Как вернуть его?» или «Он ушел к другой. Не знаю, как теперь жить»… Сама бы Виктория, сложись у нее жизнь неверно и кособоко, вряд ли бы стала просить совета у посторонней женщины.
«Скрепи зубы и иди к своей цели, – напутствовала ее когда-то мать. – В жизни можно рассчитывать только на саму себя. Не раскисай!»
Вот и сегодня. «Я узнала, что муж мне изменяет», – писала сорокалетняя телезрительница, судя по неровным строчкам и отдельным белесым пятнам, размывшим чернила, несчастная неврастеничка. «Найми хорошего психолога и перестань ныть!» – хотелось сказать Виктории, но зрители ждали от нее сочувствия.
– Дорогая Надя! – говорила она, стараясь вложить в свой голос максимум душевной теплоты. – В вашей жизни наступил нелегкий период. Вы должны понять и принять, что муж – не ваша собственность, а живой человек с собственными чувствами, устремлениями. Постарайтесь успокоиться и взглянуть на ваши отношения как бы со стороны. Все ли в них было хорошо? Все ли радовало вас? Понимаю, это нелегко, но иногда стоит отпустить мужа на все четыре стороны и начать жизнь с чистого листа…
Через тридцать минут все было кончено. Облегченно вздохнув, Виктория покинула диванчик ведущей под демонстративные аплодисменты присутствующих.
– Все, как всегда, великолепно, – проговорил режиссер.
Только молоденькая девушка, подвизавшаяся на студии кем-то вроде помощника костюмера, нерешительно обратилась к Соболевой:
– Виктория Павловна, а если бы вас так… Я хотела спросить, если бы вас бросил муж, вы бы тоже так легко его отпустили?
Вопрос был настолько неуместным, что работники телевизионной бригады застыли на месте.
– Глупышка, разве таких женщин бросают? – усмехнулся оператор, а Виктория только снисходительно улыбнулась.
– Нет, конечно, милая. Я бы попробовала за него побороться, – сказала она и, довольная собой, двинулась за съемочной группой.
«Абсурд какой-то! – думала Соболева, и странная улыбка блуждала на ее лице. – Конечно, в жизни никто ни от чего не застрахован, но мне почему-то эта ситуация кажется нелепой. Надо будет рассказать Аркадию…»
Журналистка из «Семейной панорамы» была молода и настойчива.
– Виктория Павловна, говорят, чтобы достичь чего-то в жизни, изначально нужно испытать вкус лишений. Было ли ваше детство тяжелым? Закалило ли оно вас, настроило на победы?
Виктория усмехнулась.
– Я знаю, вы, журналисты, любите сказку о Золушке, о бедной девушке, спавшей на золе, а потом ставшей принцессой. Ну, или притчу о мальчишке-босяке, который, повзрослев, превратился в миллионера. Разочарую вас. Эти истории не про меня. Мои родители – известные ученые, и я с детства росла в атмосфере тепла, доброты и достатка.
– Но ведь, как говорится, природа на детях отдыхает? – настырно вопрошала журналистка.
– Дорогая моя! Никогда не мыслите штампами, – улыбнулась Соболева. – Жизнь намного интереснее и многообразнее выдуманных людьми правил. Главное – верно определить цель. Ну и приложить определенные усилия. У вас все получится. Обещаю!
Тон ее был таким убедительным, что журналистка, отложив ручку и блокнот, слушала ее, подперев ладонью щеку.
«Все это так, – думала про себя Соболева. – Человек – творец своей судьбы. Но почему тогда среди людей так много неудачников?»
Собрание Клуба успешных женщин сегодня приурочили ко дню рождения президента, то бишь Виктории Соболевой. Несмотря на то, что мероприятие обозначалось как коктейль, приглашенные дамы были одеты по-деловому: в классические костюмы или строгие брюки с блузками. Их можно простить за подобную вольность, ведь все они представляли собой цвет деловой элиты крупного города и улучили заветные полчаса из своего плотного рабочего графика для того, чтобы засвидетельствовать свое почтение имениннице. Целый день, курсируя между стройками, банками, судами и офисами, они были слишком загружены для того, чтобы подумать о подходящем туалете. Кроме того, в этом был определенный шик, замечательная фишка – в пику пустоголовым светским красавицам бросить вызов, пренебречь обычными правилами тусовки. Здесь кичились не размерами бюста и не суммой, хранящейся на банковском счету богатого любовника или супруга. Здесь брались в зачет личные заслуги: титулы и звания, служебное положение, годовой оборот собственного предприятия, признание в России и за рубежом.
В зале, элегантно украшенном живыми цветами, с бокалами в руках перемещались известные бизнес-леди: президенты банков и корпораций, управляющие первоклассных отелей и спортивных клубов, выдающиеся ученые и журналисты. Единственная дама в длинном до пола платье, выделявшемся из однообразной серо-коричневой гаммы деловых костюмов, была известной оперной дивой, заскочившей сюда по дороге в аэропорт – певица улетала в Вену.
Улыбки, дружеские пожатия рук, легкие поцелуи, непринужденный смех… Все представительницы женского клуба были чрезвычайно любезны и предупредительны. Но каждый, кто сталкивался с ними по служебной необходимости, знал, что все это не более чем афиша, яркая обертка, за которой скрывалась не сладкая конфета, а… гранит. За милой улыбкой дамы прятали острые зубы и готовы были пустить их в ход каждый раз, когда дело касалось собственных интересов. «Аквариум с пираньями» – так образно назвал их деловую тусовку один весьма юркий журналист.
– Предлагаю тост за именинницу! – подняла бокал статная дама в сером костюме с отливом. – Долгих ей лет и процветания.
– Как это мило, дорогая Рената! – произнесла Виктория.
И женщины поцеловались, громко чмокнув воздух возле щек. Но ни одну, ни другую не смутило подобное лицемерие. Рената давно метила в кресло президента и была немало раздосадована, когда оно уплыло мимо ее носа. Она ворочала финансами одного крупного банка, имея в подчинении более двух сотен мужчин, и искренне полагала, что владеет миром. Виктория со своими современными течениями в политологии была от нее так же далека, как Земля от Марса. Но Рената была одинока, что, как ни верти, не укладывалось в концепцию Клуба успешных женщин. На этом вираже ее и обошла Виктория, счастливая профессорская жена и мать двоих чудесных детей.
«Ничего, дорогая, – думала про себя Рената, источая сладкую улыбку, – ничто не вечно под луной. В один прекрасный день твоя жизнь даст трещину, и я буду первой, кто вобьет в нее клин»…
Детки появились ровно в шесть часов вечера, как и было задумано по расписанию. Маша и Петя знали, что мать сверх всякой меры пунктуальна и опаздывать к ней навстречу чревато неприятностями. Разумеется, они могли поздравить родительницу и дома, но в сегодняшний суматошный день в ежедневнике Виктории зияла единственная брешь – с восемнадцати до девятнадцати часов. На банкет их не брали, руководствуясь этическими соображениями. Поздним же вечером именинница уезжала в Прагу.
Похоже, дети давно смирились с ритмом жизни матери и ничуть не роптали, когда она, строго по ежедневнику, сверяла с ними результаты необходимых мероприятий по их обучению, воспитанию и досугу. Вот и сегодня, наскоро перецеловав отпрысков, она приняла из их рук небольшие подарки и, поблагодарив улыбкой и еще одним поцелуем, раскрыла ежедневник.
– Так, что тут у нас… – Мать наскоро просмотрела свои записи. – Петр, как успехи с английским?
– Нормально, – прогудел подросток, уставив взор в потолок.
– Ольга Карловна сказала, что у тебя опять проблемы с временами. Мне что, добавить еще один час в неделю?
– Не надо, мам, – испугался парень. – Я исправлюсь. Да и куда добавлять-то? Два раза в неделю – англичанка. Два раза – математик. Еще два – теннис. Плюс занятия в историческом кружке.
– Мне кажется, запас еще есть, – глубокомысленно изрекла мать. – Ну, ладно. Пожалуй, повременим. Дальше… Визит к стоматологу… Мария, все сделано?
– Да, – кивнула головой девушка, специально обнажив затянутые в брекеты зубы. – Теперь я выгляжу, как страшилище из сказки.
– Не болтай ерунды! Станешь красавицей одним годом позже, вот и вся недолга.
– Но мам… У меня же выпускной класс! Я что, в таком виде буду на праздничном балу?
– Я бы на твоем месте думала о поступлении в институт. Как, кстати, твоя новая биологичка?
– Нормально.
– Значит, никуда не годится. Она должна драть с тебя семь шкур. Найдем другую. – Виктория сделала пометку в своей книжечке.
– А как же осенние каникулы? Мы куда-нибудь поедем?
– Подумайте и пришлите мне свои письменные предложения по факсу, – машинально ответила она. Но тут же спохватилась: – Ах да, по какому факсу… Скажете мне по телефону.
Мать обвела прямоугольником дни школьных каникул и нарисовала стрелочку с размашистой надписью «организовать через Васильеву». Аккуратно поставив точку, посмотрела на детей:
– К моему приезду из Праги подготовьте краткий отчет по каждому пройденному предмету. А сейчас ступайте, дорогие мои. Я вас люблю.
– Мы тебя тоже любим, мама, – нестройными голосами ответили дети.
– Главное, чтобы вы гордились мной, а я гордилась вами, – улыбнулась она. – Можете быть свободны…
На банкете по случаю дня рождения Виктории гостей собралось с избытком. Здесь были коллеги именинницы, несколько известных бизнес-персон, друзья семьи и, конечно, близкие и родные. Родители Вики, убеленные сединами профессора Андриевские, чинно сидели на самом почетном месте и принимали поздравления от именитых гостей. Они были чрезвычайно горды и довольны, ведь их жизнь удалась. Яркое доказательство тому – их собственная дочь, красавица в серебристом струящемся платье, принимающая посетителей, как королева поданных.
Виктория и впрямь была хороша. На лице ее не было заметно и слабого намека на усталость и напряжение. Она словно только что покинула кресло салона красоты и блистала теперь безупречной прической и свежим макияжем. Модное платье, приобретенное по случаю в Лондоне, открывало взору одно оголенное плечо. Кожа цвета слоновой кости матово светилась при несколько приглушенном освещении банкетного зала. Она стояла рука об руку с супругом, высоким, прекрасно сложенным брюнетом, и принимала поздравления гостей.
– Аркадий, тебе ужасно повезло! – басил ректор университета, пожимая руку супругу именинницы. – Не женщина – жар-птица. Как, черт побери, тебе удалось ее отыскать? Ей в министерство – прямая дорога. Нет, определенно тебе повезло, брат!
– Я сама ему часто говорю то же самое, – улыбнулась Виктория, тихонько сжимая локоть спутника жизни.
– Вы чудесная пара! Просто загляденье! – вторила мужу ректорша, цепким взглядом охватывая Соболевых. – Счастья и любви вам!
– У нас все это уже есть, – улыбался Аркадий. – Но мы, пожалуй, не откажемся добавить пару кирпичиков счастья в фундамент нашего дома.
– Ах ты душка! – грозила пальчиком пожилая женщина.
– Господа Андриевские, поделитесь секретом, как вырастить чудесную дочь да еще умудриться найти ей замечательного мужа?
Родители Виктории только улыбнулись. У них были собственно семейные секреты.
Все шло своим чередом. До отлета в Прагу оставалось еще четыре часа…
Уже позже, сидя в кресле самолета, Виктория тихонько улыбалась, убаюканная мерным звуком двигателей. Воспоминания накатывали на нее, как волны, укрывая с головой, а потом резко отступали. Она, выплывая из небытия, сразу не понимала, что происходит, и видела улыбчивое лицо бортпроводницы, предлагающей воду или сок. Соболева только качала головой и опять закрывала глаза.
Теперь она слышала плеск ручья и видела дорожку, поросшую лопухами, по которой когда-то носила полные лейки воды. Солнце потоками света заливало дачные участки горожан, и вокруг стояла пронзительная тишина, как бывает обычно в жаркий летний полдень, когда птицы и люди ищут укрытия в тени…
Дорога убегала вдаль, и внезапно налетевший откуда-то ветер приносил с собой трель школьного звонка. Трепетали на сквозняке тетрадные страницы, слышался строгий голос математички и стук мела по доске. Перед глазами красными каракулями плясала свежая запись в дневнике: «На уроке алгебры разговаривала с соседом»…
Последний звонок нес за собой какую-то неясную печаль, и дело было вовсе не в прощании со школой. Из безликого марева воспоминаний внезапно возникал чей-то образ. Сначала он был еле различим, словно Виктория видела его через полупрозрачное стекло. Черты лица расплывались, не желая соединяться воедино. Вот появились чьи-то знакомые до боли серые глаза. Они смотрели на нее в упор, словно желая получить ответ на какой-то очень важный вопрос. Над губой топорщились первые усики, а голос звучал немного резко: «Ты всегда делаешь то, что велит мама?» Серебристым переливом звучал ответ: «Нет, но родители хотят мне добра». А затем новый чуть резкий вопрос: «А как же любовь?» – «Какая любовь? – следовал вдруг гневный окрик. – Где твой здравый смысл? Он же не нашего круга! Ты что, желаешь всю жизнь считать копейки? А как же твои способности? Как твои мечты?»
Воспоминания стали вдруг холодными, словно подул резкий ветер, и течение переменило свое направление. «Репортер в заводской малотиражке. Вот умора!» Нет, ей было неуютно здесь. Она бессознательно стремилась на свет, в тепло, где звучали негромкие голоса… «Сын известного глазного хирурга Соболева. Говорят, вопрос о строительстве медицинского центра, который он возглавит, уже решен». Светлая челка и серые глаза растворились во мраке времени. Вместо них возник другой, хорошо знакомый образ. «Станете ли вы моей женой?» – «А что, невесту называют на «вы»?» – «Но мы ведь недавно познакомились. Говорят, мы будем отличной парой».
Конец. В ушах гремел марш Мендельсона. Цветы, улыбки. Море лиц, из которого белесым пятном выделялось чье-то напряженное, бледное, с плотно сжатыми губами. «Горько!» – истошно заорали гости, и все затянулось непроницаемой розовой пеленой.
«Как все-таки хорошо слушать родителей!» – подумала Виктория, качаясь на безмятежных волнах своей памяти…