Живот болел с самого утра. Я и проснулась-то от того, что у меня случился приступ. Захотелось в туалет, но ничем хорошим мой поход не окончился. Просидев на белом друге минут двадцать и пережив еще пару приступов боли, я пошлепала на кухню. Возможно, завтрак и чашка кофе приведут меня в норму. Тем более, что досыпать уже было поздно. Во-первых, времени до работы оставалось все меньше, во-вторых, боли в животе не дали бы мне уснуть.
Проблемы с пищеварением имелись у меня всегда. В детстве я ела слишком много мучного, жареного и жирного, что конечно же отразилось не только на фигуре, но и на самочувствии. Но самое страшное состояло в том, что я не могла избавиться от пищевых пристрастий. Бутерброд с маслом, сыром пожирнее, обильно смазанный майонезом и запеченный в микроволновке… о! Это было настоящее блаженство! А пельмени? Обязательно со свининой, да еще и со все тем же майонезом. И все запить газировкой… И почему природа не наделила каждого человека способностью переварить любые жиры, даже с приставкой «транс», без вреда для организма и внешнего вида?!
Давайте познакомимся поближе, прежде, чем я расскажу свою историю. Меня зовут Оксана, мне двадцать три года и я работаю в обычной компании, которая занимается производством спортивного инвентаря. Меня воспитывала бабушка, такая, знаете, типичная, от которой с каникул возвращаешься в виде колобка. И беда заключалась в том, что каникулы мои растянулись не только на все детство, но и на весь подростковый период. С метаболизмом у меня было плохо с самого рождения, спорт я ненавидела (оно и понятно, если начинаешь помирать смертью храбрых, едва ступив на беговую дорожку), так что неудивительным стало то, что лет в пятнадцать я уже весила центнер. Спасал высокий рост, но не сказать, что очень сильно. Мои бока, живот, попа и бедра могли стать достоянием, если бы я родилась в век, когда Рубенс увлекался живописью. Но… приходилось признать, что я всего лишь жирная корова, хоть бабушка и уверяла меня в обратном.
«Сегодня пирожки с грибами. Они же диетические. На растительном масле. Я помню, как ты меня ругала за то, что я тебя кормлю на убой», – говорила она мне и я вздыхала и уплетала сразу штук пять. С горячим сладким чаем. Разве можно отказаться, когда бабушка готовит так вкусно?!
С молодыми людьми все у меня тоже было плачевно. Один-единственный парень, с которым я провстречалась полгода (и который так и не лишил меня невинности, что стало моей болевой точкой), ушел, заявив, что мы не подходим друг другу. Я знала, что означают эти слова. Ты жирная и тебе не место рядом со мной. Вот именно это и ничего другого!
После этих отношений я впала в депрессию, мне даже пришлось принимать транквилизаторы, потому что состояние моей нервной системы вызывало опасение у врачей. Но теперь все осталось в прошлом. У меня не было парня, дружить со мной хотела только девушка-ботан, с которой мы встречались по выходным, чтобы сходить в кино, ну и работа… Работой я и собиралась заниматься в ближайшее время. Скопить денег на путешествия и отдохнуть, например, в Европе, где к полным относятся гораздо толерантнее.
– Беляшкина! Оксана! Ты меня слышишь? – окликнул меня охранник на входе, когда я остановилась, чтобы отдышаться. Боли в животе усилились, и теперь превратились в один сплошной спазм. Вот отсижу на планерке, отпрошусь у шефа и поеду к врачу.
– Слышу! – откликнулась я, уже понимая, что опаздываю. Оно и немудрено, с моими-то передвижениями до работы в час по чайной ложке.
– Смени уже пропуск! Твой через раз работает. Я же тебе говорил.
Говорил он мне! А я не забыла, что говорил. Но мне было стыдно заказывать новый пропуск, потому что я была уверена – все поймут, почему я меняю старый. А я ведь на него попросту села, почему он и сломался.
– Я сменю, сменю! – пообещала я охраннику, и, насколько могла быстро, припустила в сторону конференц-зала.
«Господи, так и родить можно от того, что бегу, как лань, к чему совершенно непривычна!», – подумала я, еще не зная, как близка к истине. Но скажи кто мне тогда, что у меня проблемы именно такого характера – ни за что бы не поверила. А зря.
– …таким образом процент выручки…
Терлецкий Дмитрий Юрьевич повернулся ко мне и окинул долгим взглядом. Мне стало не по себе, но что поделать – я опоздала и теперь была вынуждена сгорать на месте от стыда. Запыхавшаяся, вспотевшая и с болью в животе, которая теперь не прекращалась почти ни на минуту, я представляла из себя жалкое зрелище. Хотя, надо признаться, о боли никто, кроме меня, не знал.
– Дмитрий Юрьевич, извините, – задыхаясь, прошептала я. – У меня… мне в общем сегодня не здоровится с утра.
Кто-то кашлянул, прикрывая рот рукой. Пара сотрудников переглянулись между собой. Я так и видела, какие именно мысленные сигналы они посылают друг другу.
«Наверно ела третий завтрак, вот и опоздала».
«А то и четвертый!».
«Могу поспорить, в лифте случился перегруз, он застрял. Пока Беляшкину вызволили, планерка уже началась».
«Или такси отказалось добросить ее без грузчиков».
– Если вам не здоровится, может, стоило остаться дома? – вскинул брови шеф.
Ох, босс мой! И почему он был таким красивым? Я, конечно, совсем не думала о нем, как о мужчине, но в такие моменты, когда стояла вот так напротив и понимала, что он обратит внимание скорее на какую-нибудь жабу, чем на меня, мне было грустно.
– Нет, я сейчас на совещании посижу, а потом к врачу съезжу. Мне уже лучше!
Я врала, мне было не лучше. Мне было хуже с каждой минутой. Боли не прекращались, охватывали не только живот, но и поясницу. Аппендицит у меня, что ли? Так. Так-так… что я знала об аппендицитах?
Я уселась на свое место, стул подо мной жалобно скрипнул. Достала планшет и вместо того, чтобы начать вести краткую запись о процентах выручки, вбила в поисковик «Аппендицит. Симптомы».
Ага… Боли сначала в районе пупка. Я задумалась о том, откуда у меня начались неприятные ощущения. Это пропустим, потому что я спала в этот момент. Тошнота и рвота. Однократно. Нет, минус симптом. Так… так… боль локализуется в правой стороне живота. Прислушалась к себе. Никакой правой стороны не было и в помине! Наоборот, следующий приступ распространился с живота на поясницу, как и было до этого.
– Ыыыыы, – застонала я сквозь стиснутые зубы. Голоса в конференц-зале стихли. Я подняла взгляд от планшета и поняла, что этот звук, полный боли и страданий, слышали все.
– Беляшкина? У вас все в порядке? – озадаченно проговорил шеф.
– Да! У меня все в порядке, просто немного болит живот.
– Может, все же поедете домой?
– Я?
– Ну не я же!
– А! Да. Домой. Вы знаете…
Я поднялась из-за стола, тяжело опираясь на него обеими руками, и тут случилось ужасное! У меня между ног потекло что-то горячее! Я же не могла так опозориться на весь офис? Господи, пусть это будет не то, о чем я думаю!
– Беляшкина, ты что – рожаешь? – взвизгнула Кристина из отдела сбыта. Блондинистая сучка-селедка, с которой мы невзлюбили друг друга с первого дня знакомства.
– Я? Рожаю?!
Обведя взглядом присутствующих, я остановилась глазами на шефе, и мне стало совсем плохо. Он выглядел так, как будто верил в то, что я действительно могу исторгать из себя ребенка в эти самые мгновения!
– Никого я не рожаю! Я… я… я девственница!
Зря я это сказала. Аппендицит вырежут, а слухи о моей невинности в двадцать три года останутся. Но мне очень быстро стало не до этого. Боль скрутила меня с такой силой, что я застонала и закрыла глаза.
– Да рожает она! – воскликнула Кристина. – Я такое в кино видела. Вызывайте уже скорую!
Скорая бы и взаправду не помешала, – отстраненно подумала я, опираясь на того, кто первым подскочил ко мне. С удивлением обнаружила, что это был шеф, и продолжила страдать.
– Уложите ее… в общем, куда-нибудь уложите!
Господи, спаси меня… избавь меня от этой дурацкой Кристины, ведь я не заслужила, чтобы моей смертью руководила такая особа!
– Так, Беляшкина! Слушай сюда! – Она даже хлопнула меня по щеке. Я распахнула глаза, выходя из состояния, в котором могла только стонать и крючиться от боли. Оказалось, что меня уже положили на диван боссова кабинета и стащили юбку. Вместе с трусами! Но оправить длинный балахон, который носила, чтобы скрыть бока и живот, мне не удалось. Следующий спазм заставил меня заорать и вцепиться в чье-то запястье. Как оказалось – тоже шефово.
– Начинай тужиться, Беляшкина!
Чтооо? Да я же не могу быть беременна! Я не могу сейчас рожать!
– Я… не могу! Это не ребенок!
– Это очень даже ребенок, и уже помоги ему родиться!
Нет, на это у меня нет никаких сил… но подумать об этом я сейчас не могла. Захотелось в туалет, да так сильно, что я едва не вскочила и не побежала искать, где можно облегчиться. Вместе с этим возникло желание тужиться.
Кристина не может быть права! Это не то… это не беременность… это не ребенооооок!
– Давай еще! Ты можешь, Беляшкина! Давай сильнее.
– Ааааааа!
– Ура! Молодец. Еще давай! Сильнее!
– Аааа! Ыыыы!
– Не кричи! Так закрывается доступ кислорода к ребенку! Просто тужься! Вот! Ура! Родили!
Я откинулась назад и посмотрела в лицо того, кто все это время держал мою голову на своих коленях. Дмитрий Юрьевич… святой человек, который сейчас выглядел настолько ошарашенным, что мне его стало даже жаль.
– Простите, Дмитрий Юрьевич, – шепнула я. – Я не знала, что беременна.
А потом мне на грудь (ну как, на грудь… поверх блузона) положили горячее тельце, и я в шоке уставилась на него. Думать о том, как так вышло, что я, невинная девица, вдруг родила самого настоящего младенца, у меня не получалось. Да и не до того стало, когда в офис приехала скорая и начались какие-то бесконечные вопросы и оформления в роддом. Я только и могла, что отвечать невпопад, и последнее, что увидела, прежде чем меня забрали в больницу, были глаза шефа, наполненные таким неподдельным изумлением, что нашего Дмитрия Юрьевича мне стало жалко окончательно и бесповоротно.
– И что, у вас даже месячных не было?
Я скукожилась на больничной койке и виновато посмотрела на врача. Переводить взгляд на прозрачную люльку рядом боялась. Вдруг ребенок мне не привиделся?
– Не было…
– Почему вы не пошли к гинекологу?
– Это со мной часто бывало!
– Отсутствие критических дней по девять месяцев?!
– Иногда даже по году…
– Так. Позовите сюда Светлану Ивановну. Она, кажется, в соседней родилке была.
Врачи ушли, оставив меня одну. Ну, как одну? Ребенок все же имелся. Подумать только! Мой ребенок, бог весть от кого…
Я все же повернулась и посмотрела на спящего сына. Маленький такой, что даже неудивительно, как я его не заметила за все это время. Что же вообще произошло? Я ведь была уверена, что до сих пор невинна!
В палату вошла полноватая деловая женщина, которая держала в руках документы. Быстро пролистала их и подошла ко мне.
– Я скоро специализироваться начну на странных беременностях и родах, но, Беляшкина, поздравляю, тебе удалось меня удивить.
– Мне и себя-то удалось удивить, – призналась я.
А уж как бабуля поразится, когда я ей сообщу эту веселую новость – даже представить невозможно. Как бы с сердечным приступом не слегла. Лучше уж пусть продолжает печь пирожки и крендельки, которыми будет потчевать нас с малышом. Я нахмурилась, потому что эта мысль мне не понравилась. Ребенок еще, чего доброго, станет похожим на меня… а это ведь такие проблемы с коммуникабельностью! И с самооценкой, которая так и норовит свалиться ниже плинтуса в самый неподходящий момент.
– Ты даже не чувствовала, как он толкается?
– Нет. Но у меня часто… метеоризм.
– Понятно. Ну тут хочешь-не хочешь, а придется сесть на диету. Метаболизм мы тебе наладим. С коляской побегаешь, станешь изящной ланью. Как я.
Она рассмеялась и я не удержалась от улыбки. Хотя, надо признаться, картина того, как я хожу или бегаю по парку с коляской, ввела меня в ступор.
– Папашка в коридоре ждет?
– Чтоооо?
– Ну, такой высокий, спортивный, темноглазый. С щетиной. В общем, в моем вкусе. – Светлана Ивановна описала Терлецкого, который вызвался поехать со мной в роддом, с таким видом, как будто каждый день описывала красавчиков вроде шефа.
– Это не папашка, – помотала я головой.
– А отец где? Нужно будет дать ему задание, чтобы твои вещи привез.
И тут я разрыдалась. Свалившееся мне на голову «счастье», о котором я даже не подозревала, подкосило так, что все это время, оказывается, я сдерживала слезы. А я ведь никогда не была вечной депрессирующей меланхоличной дамочкой!
– Ну-ну, чего реветь? Если ушел, так и скатертью дорога. – Светлана Ивановна похлопала меня по плечу. – Бери того красавчика в оборот. Раз приехал с тобой, значит, хороший мужик. Внимательный.
– Вы нееее понимаааетееее, – пуще прежнего заревела я. – Я до родов считала себя невинной! Я не знаю, от кого этот ребееееенок.
– Вот те раз.
Врач присела рядом и посмотрела на меня с интересом.
– Слушай, Беляшкина, вообще в моей практике такое уже бывало. Одна девица залетела, вытеревшись полотенцем.
– Полотенцем?
– Да. Ты в баню не ходила, часом? Может, куда присела там, на лавку какую, на которую до этого кто-то пошалил?
– Нет. – Я припомнила наши походы в кино с Наташкой. Редкие и без бань. – Вообще не ходила.
– Хм. – Она снова мельком проглядела документы. – Ладно. Но в непорочное зачатие я уж точно не поверю. Так что давай вспоминай, кто счастливый обладатель новорожденного сына, а я пока пойду с красавчиком твоим поговорю. Он просил.
Она вышла, и я осталась наедине с ребенком. Опять посмотрела на малыша и прислушалась к себе. Никаких материнских чувств. Да и откуда им взяться? Я не ходила счастливая, увидев на тесте две полоски. Я не прибегала на узи, чтобы узнать пол ребенка. Я не покупала в магазинах кучу милых детских вещичек, при одном взгляде на которые на глазах бы появлялись слезы умиления. Я вообще не представляла еще утром, что сегодня стану матерью!
Но ведь сын тоже не был в этом виноват. Он рос и развивался у меня под сердцем. Может быть, он уже даже успел меня полюбить! И ему нужны были материнские тепло и ласка, даже если так получилось, что о его отце мы не знаем ни полсловечка.
Встав с койки (что мне разрешили сделать сразу, потому что роды прошли более чем благополучно), я склонилась над кроваткой. Какой же он был смешной, мой ребенок… Роман. Да! Вот именно Роман и никто другой! Морщится лежит, сопит потихонечку. И пахнет от него так славно, что хочется и дальше дышать этим ароматом.
Я склонилась еще ниже и сделала то, чего мне так хотелось – прикоснулась к мягкой и теплой щечке ребенка, на что он отреагировал, снова сморщившись.
Так-так… в общем, не так уж и страшно с ним возиться. Остальному уж как-нибудь научусь. А бабушке сообщу через пару часов, потому что врать о том, что я вернулась с работы точно не буду.
– Беляшкина… Оксана! – окликнули меня от двери, и я резко распрямилась и обернулась. Ну конечно! Кто же это может быть? Шеф собственной персоной. И от голоса его у меня мурашки табунами бегут. А я стою в старой потрепанной казенной ночнушке и не знаю, что ему сказать…
– Простите, шеф, – тихо шепнула я и добавила снова: – Я взаправду не знала, что беременна!
Она не знала, что беременна.
П*здец.
И как теперь во всем этом разобраться? Беляшкина смотрела на меня честными глазами, а я не знал, чему верить. И еще меньше знал, стоит ли говорить ей о том, что отцом этого ребенка могу быть я.
Глаза уперлись в маленький розовый комочек, который Оксана держала на руках. Это мог быть мой сын. Или не мой. Потому что в моей голове явно что-то не сходилось.
В офисе, начиная рожать, Беляшкина орала блажью, что она девственница. Но я этого факта не помнил. Впрочем, откровенно говоря, о том вечере, когда мы сблизились дальше некуда, я вообще помнил крайне мало.
В общем, давайте по порядку. Как в клубе анонимных алконавтов.
Меня зовут Дмитрий Юрьевич Терлецкий. И девять месяцев тому назад меня бросила девушка.
Я сидел в своем кабинете, тупо уставившись в экран телефона. То, что я видел на нем, не укладывалось в голове.
«Дима, нам надо расстаться».
Алла меня бросала. Меня! И что еще отвратительнее – делала это через смс. Большего унижения я в своей жизни еще не испытывал.
Даже не знаю, что в этой ситуации пострадало больше – мое сердце или моя гордость. Хотя вру. Однозначно гордость. Так со мной еще никто не поступал!
Конечно, чуть очнувшись от шока, я набрал номер Аллы. И выслушал в ответ трагическую тираду о том, как ей надоело ждать от меня предложения руки и сердца. И что она нашла другого, более готового подарить ей свою фамилию и штамп в паспорте.
Возразить на это мне было нечего. Поэтому я молча положил трубку и направился к своему бару.
Очень хотелось напиться. И делать это мне светило в полном одиночестве. Потому как подобный повод – не то, о чем захочется рассказать приятелям за бокалом вина. Я вообще с ужасом представлял себе все эти сплетни, которые пойдут в светских кругах, когда станет известно, что меня продинамили.
Впрочем, после того, как опустошил бутыль вискаря, я обнаружил в случившемся некоторые плюсы.
Например, наверняка найдется немало желающих меня утешить. И я даже позволю им это сделать. Да! Прямо сейчас!
Долившись для верности коньячком, я встал из-за стола и решительно направился на поиски утешения.
Нет, ну какая Алла все-таки стерва! А я ведь ей даже не изменял!
И вот теперь меня повело. Налево. Потом направо. Я что, шатаюсь?
Мотнув головой, я упрямо продолжил свой путь. И, в конце концов, обнаружил, что уперся во что-то теплое. Прикрыв глаза, вдохнул тонкий аромат.
«Женщина», – понял я. Мягкая, уютная женщина. На которой я уже, однако, почти лежу.
Сфокусировав бродячий взгляд, я понял, что наткнулся на чей-то стул. И сейчас упираюсь носом в пышную грудь, нависнув над ее обладательницей сзади.
Беляшкина. Такое богатство могло быть только у нее.
– Оксана, вы сегодня такая красиваяяя, – пролепетал я, не спеша покидать шикарной груди.
Молчание. Смутилась, наверно. Это так мииииило.
– Ооочень красивая, – от души прибавил я и поцеловал Оксану в шею.
Ну а что? Мне нужно немного утешения. А Оксана сейчас такая… такая… утешительная… Так зачем ходить далеко? Тем более, что ходить я не очень в состоянии…
– Мммм… – простонала Беляшкина, когда я принялся с чувством целовать ее грудь. Даже глаза от удовольствия прикрыла.
И мне было этого достаточно. Ей хорошо, мне тоже, так к чему время терять?
Дальнейшее я припоминал крайне смутно. Но, кажется, уложил Оксану не стол и сделал все, чтобы показать, что я ого-го какой любовник! Точно помню, что она всячески стонала от наслаждения. Правда, лежала практически бревном, но в тот момент ее пассивность меня устраивала.
А теперь… теперь в моей голове был миллион вопросов о том, что же тогда случилось на самом деле.
– Я говорил с врачом, – сообщил я Беляшкиной в ответ на ее сенсационное заявление о том, что она не знала о своей беременности. Впрочем, сейчас меня куда как больше волновало то, что она воображала себя девственницей.
– Мне так неловко, Дмитрий Юрьевич, – пробормотала Оксана. – Спасибо, что приехали…
Еще бы я не приехал! У меня же совесть есть, хотя так сразу и не скажешь.
Впрочем, я не собирался сходу в этом признаваться. Потому как вообще ничего не понимал.
После того вечера я ожидал чего угодно. Того, что Беляшкина решит, будто я в нее влюбился и будет надеяться на продолжение отношений. Или даже требовать, чтобы я на ней женился. Но только не того, что Оксана станет вести себя так, будто ничего не произошло! Как-то даже досадно стало. Я ведь старался, в конце-то концов.
Хотя, что скрывать, я вздохнул с облегчением, когда понял, что никаких сцен в стиле мексиканского сериала не будет. И вот в итоге такой сюрприз! Роды прямо на моих глазах! Счастье еще, что я находился в этот момент у изголовья Оксаны. А то не уверен, что при виде подобного процесса не стал бы импотентом до конца жизни!
Но оставался главный вопрос – мой ли это был ребенок? И была ли Беляшкина девственницей, когда я умудрился с ней утешиться? Да и помнила ли она о случившемся между нами вообще?
Господи, может, она тоже была пьяна? Или под наркотой какой? Я вспомнил ее податливость и по спине пробежал холодок. Да чтоб я еще так нажрался!
Хотя оставался шанс, что Беляшкина утешила после меня еще кого-нибудь. Но что-то мне подсказывало, что вряд ли.
– У меня один вопрос, Беляшкина, – сказал я после паузы, откашлявшись. Тема была деликатная, но животрепещущая. – Ты говорила, что ты девственница…
Оксана густо покраснела.
– Я так думала…
Е*ушки-воробушки! Ну точно была под градусом или наркотой! И я хорош, донжуан херов! Думал, что она от удовольствия мычит, а Беляшкина, выходит, вообще не заметила, как я ее трахал?!
– То есть ты сама не знаешь, кто отец ребенка? – уточнил я.
Оксана молча помотала головой. Я растер лицо руками. Надо было сказать ей, как славно она меня утешила, но я медлил. Мало ли кого еще она утешала, сама о том не помня!
Хотя, если быть откровенным, к Беляшкиной вряд ли выстраивалась очередь из мужиков. Я почувствовал, как угроза внезапного отцовства становится все ощутимее, сжимаясь вокруг меня тисками.
– Дмитрий Юрьевич, я на работу выйду, как только смогу, – уверила меня Беляшкина, по-своему расценив мрачное выражение моей физиономии.
– И часто ты так развлекаешься? – вместо ответа хмуро буркнул я. – До такой степени, что не помнишь, как лишилась девственности?
Теперь Оксана побледнела. Губы задрожали, будто она была готова вот-вот расплакаться. Я понял, что перегнул палку. И выбрал самое неподходящее время для выяснения случившегося. В конце концов она только что родила…
– Извини, – сказал я. – Наверно, мне лучше уйти. Если тебе что-то нужно…
– Не нужно, – отрезала Оксана.
– Окей, – протянул я. Взгляд снова сполз с лица Беляшкиной на ребенка и я, с трудом подавив муки совести, развернулся, чтобы уйти.
И в этот момент младенец расплакался. Этот надрывный ор звучал в моей голове еще долго после того, как я покинул стены роддома.
Шеф ушел, а на меня навалилась какая-то пустота. Или даже опустошение. Когда как будто вынули все изнутри и осталась только оболочка. И только крик младенца, о существовании которого я не знала еще сегодня утром, заставил меня взять себя в руки.
Так-так, Оксана. Нужно прийти в себя! В конце концов, не в твоем стиле унывать и мотать сопли на кулак! Транквилизаторы, которые щедро принимались совсем недавно – не в счет.
Я вынула Романа из люльки, неловко взяла его на руки и села на постель. Ребенок не унимался, но его крик действовал на меня благотворно. Я начала припоминать, что же происходило в моей жизни девять месяцев назад, когда и был зачат этот плод любви неясно с кем.
Как раз около года назад я рассталась с парнем, на которого возлагала большие надежды. Начала принимать транквилизаторы. Однажды даже проснулась в офисе утром, не помня ничего о том, что этому предшествовало. Только сон был, такой яркий, в нем я даже шефа видела. Такого красивого… и даже нежного и страстного. Он навис надо мной, а я чувствовала себя на седьмом небе, потому что шеф делал со мной такоеееее! Жаль, это был всего лишь плод моего воображения, потому что утром я проснулась в одиночестве.
С тех пор я отказалась от каких-либо препаратов, решив, что подобного в моей жизни быть не должно. И сразу мир расцвел другими красками. Забывчивость и сонливость исчезли, зато пришло кое-что другое.
Снова стала припоминать, что со мной творилось после той ночи. Тошнота, набор веса… тогда я все списала на синдром отмены. А оказалось, это был ребенок.
Роман притих и теперь смотрел на меня осуждающе. Я принюхалась. Пахло странно и неприятно. Какашки! Это точно были они… Что ж, придется познакомиться и с этой стороной жизнедеятельности человечка, которого я привела в этот мир.
Уложив ребенка на пеленальный столик, я осмотрелась. Что делать с памперсом и откуда брать новый, я не знала. Наверно, нормальные мамочки приезжают в роддом в полной боевой готовности, но я не относилась к их числу. Я вообще не хотела относиться к тем, кого называли этим гордым словом – мама! Но что тут поделать?
Сняв ползунки и расстегнув памперс, я поморщилась. Роман Безотчествович умел подгадить – причем во всех смыслах этого слова.
– Ну и что мне с тобой делать? – спросила я у ребенка, который ответить мне никак не мог. Пришлось взять младенца и понести к раковине, где я и подмыла его, как смогла. Впрочем, вопрос отсутствия памперсов это не решило.
Поэтому я не нашла ничего лучшего, как замотать его в пеленку (запас которых лежал стопкой на полке столика) и собраться идти на поиски подгузников. Этот несостоявшийся забег прервало появление Светланы Ивановны. Я застыла с ребенком на руках, когда в палате появилась каталка, на которой лежала бледная женщина, а рядом с ней – точно такой же младенец, как у меня.
– Вот, Беляшкина, знакомься. Соседка твоя. Родила, конечно, зная обо всем, но ей это не помогло.
Врач смотрела за тем, как девушка с каталки встает и безучастно перекладывает младенца с рук в кроватку. Потом повернулась ко мне.
– А ты что тут стоишь как Ленин с бревном?
– Я не знаю, где мне памперсы брать, – призналась я.
– Как где? А с собой разве… – Она снова нахмурилась и махнула рукой: – Точно. Какие памперсы с собой, когда ты вот так родила? Ладно, выдадим. Но родственников попроси пачку купить для новорожденных. Пусть привезут.
И она удалилась. А я так и стояла посреди палаты, прижимая к себе Романа, и не могла разобраться в том, что испытываю. Одно знала наверняка: главное желание, которое испытываю – сбежать.
Через час жизнь наладилась. Ребенок обзавелся двумя памперсами, был приложен к груди, что ему очень понравилось, а я – накормлена обедом. Картошка и мясо, не слишком сытно, но вкусно.
Моя же соседка так и продолжала лежать и безучастно смотреть в потолок. И я бы занялась ее проблемой (например, спросила, что не так и почему она расстроена) если бы меня не занимал совсем другой вопрос. А именно – как позвонить бабушке и сознаться ей в том, что она теперь прабабушка.
Это и озадачивало меня в последнее время, когда я вертела в руках телефон и не понимала, что должна сделать и в какой именно последовательности. Даже возникла трусливая мыслишка растянуть признание на ближайшие пару дней. Встречаться мы с бабушкой были не должны, а соврать, что я звоню из дома, было легче легкого. Но это потом стоило бы мне очень дорого.
– Але, бабуль! – откашлявшись, произнесла я после нескольких гудков. Бабушка, как это всегда бывало, подошла к телефону не сразу.
– Оксана! А я как раз к тебе собралась. Варенья из аронии сварила, привезу.
Вот тебе и раз! Варенья она мне привезет.
– Бабушка, я сейчас в роддоме! – призналась я и дыхание в зобу сперло.
– Ты где сейчас? – не расслышала Лидия Федоровна.
– В роддоме!
– А что ты там делаешь?
И как же ей во всем признаться? Как сказать, что у меня целый младенец на руках?
– Я родила, бабушка.
– Что ты? Я плохо слышу!
– Я родила! РОДИЛА!
– Кого родила?
– Как кого? Ребенка!
Господи, дай мне сил! Пережить это молчание, которое вдруг возникло, и бабушкин инфаркт, если он случится. А это весьма возможно.
– Оксаночка, какого ребенка?
Какая же растерянность была в голосе бабушки! И вот что прикажете с ней делать?
– Обычного. Почти четыре килограмма. Романом назвала. – Я всхлипнула от того, что накатили эмоции. Или это было осознание того, что со мной случилось на самом деле? – Ты приедешь, бабуль?
– Я приеду! Ты не врешь же мне?
– Не вру!
– И диету тебе прописали?
– Не прописали. Но наверно жирное нельзя… и острое. И соленое!
– А сладкое можно?
– Сладкое можно…
– Я еду к тебе, Оксаночка! Только пирожков на скорую руку испеку и сразу приеду!
Вот и все. Вот я и призналась бабушке (хотя очень сомневалась, что она все поняла правильно). Но пути назад у меня не имелось. Да и рядом с родным человеком я буду чувствовать себя увереннее. Вот об этом и буду думать, пока не приедет бабуля!
Пока бабушка пекла пирожки и ехала ко мне с заданием купить по дороге подгузников, Роман заснул. Не такой уж он и хлопотный, оказывается. Если так и будет есть и спать, мы с ним, пожалуй, поладим.
Я подошла к кровати моей соседки, которая так и лежала, уставившись в стену, и тихонько тронула ее за плечо. Никакой реакции. Ее ребенок тоже лежал ни жив, ни мертв, но не спал. Просто как будто старался вести себя тихо, чтобы никому не мешать.
– Может, вам помощь нужна? – шепотом спросила я у соседки. Та просто покачала головой. – Есть или пить не хотите? Меня Оксаной зовут. А вас?
Молчание.
Решив, что навязываться мне точно не стоит, я вернулась к себе на кровать и улеглась на нее. Взяв в руки телефон, нахмурилась. Что там пишут обычно в таких случаях в разных соц.сетях? Сегодня я стала мамой! Или – поздравляйте! Наконец-то Ваня/Таня/Даня родился! А мне вот самое последнее, чего хочется, признаться, что со мной случился такой конфуз. Значит, пока обойдемся без новостей, – решила я и начала дремать.
– Оксаночка, это я! – заявила бабушка через пару часов, внося в палату огромную сумку и ярко-зеленую упаковку, в которой памперсов было столько, что должно было хватить на три года.
– Бабуля!
Я бросилась ей на шею и крепко обняла. Даже расплакаться от нахлынувших чувств захотелось. Бабушка у меня была заботливой, внимательной, но иногда – чересчур деятельной. Впрочем, сейчас это качество было очень даже кстати.
– Садись за стол, сейчас поешь и все расскажешь.
Она принялась суетиться, только бросала на ребенка взгляды искоса, и я не могла понять, что она думает или чувствует в этот момент.
Бабушка вытащила из сумки мою одежду, большой кулек с пирожками, термос, в котором оказался горячий сладкий чай. Я тут же начала уминать один из пирогов. Вкус домашней выпечки заметно меня успокоил.
– Ну. И кто тут у нас? – спросила бабуля, склоняясь над Романом.
– Это Рома.
– А по отчеству?
Хороший вопрос, а главное, ответа на него у меня нет.
– Не знаю.
– Бывает.
– На что ты намекаешь? Я вообще не знала, что беременна!
– Не нервничай, тебе нельзя, молоко перегорит. Не знала и не знала. Родила же?
С этим спорить было трудно. Родила.
– Но я даже представить не могу, от кого он!
– Не от Славки же твоего?
– Нет. Мы с ним год назад расстались, а за год… у меня так никого и не было.
– Ты уверена?
Я фыркнула и отложила пирожок. Конечно, я была уверена! До сегодняшнего дня, пока на свет не появился Роман. А теперь очевидным стало совершенно противоположное.
– Ты раз ночевать домой не пришла, помнишь?
– Помню, конечно. В офисе заснула.