Глава 1 В которой награда находит героя
Работать в космосе я хотела почти с института, с тех пор как стала встречаться с одним пилотом. Очень уж неудобно, когда его по два-три месяца на Земле не бывает. А так была бы романтика, он пилотирует, я за санитарией слежу. Да и платят в восемь раз больше, чем на Земле за то же самое. Но пробиться, конечно, оказалось непросто даже по блату. Уже и запал схлынул, и пилотик мой сгинул, и вот наконец я вырвалась с родной планеты на вольный воздух, вернее вакуум. (Хотя зелёные последнее время ворчат, что мы так засорили космос воздухом, что скоро уже дышать можно будет.)
Однако всё у меня вечно не как у людей, а точнее всё как всегда – тут уж кому какая философия ближе. За три дня полёта я успела перекидать об стенку столько туфель, что можно было записываться в сороконожки. Конечно, всё дело было во мне: всегда-то меня всякие мелкие несовершенства в окружающем мире раздражают. Кто угодно другой, наверное, принял бы как должное… Ну начальница противная, но не смертельно. Ну работа не такая, как мечталось, зато платят хорошо.
А вообще за иллюминатором звёзд тьма тьмущая, если так можно выразиться. Солнышко далеко-о-о светит. Земли уже четыре дня как не видно. В стекло можно ткнуть пальцем, появится менюшка: выбирай объект, увеличивай, любуйся. Можно посмотреть, куда летим, хотя это ещё через два Сфинктера. (На всеобщем языке они Воротами называются, по функции, ну а наши, конечно, по внешнему сходству обозвали.)
А летим на курорт. Несколько лет назад в той системе планетку нашли с очаровательными пляжами. Атмосфера – Земля отдыхает, климат как на заказ. В общем, турфирмы, частично друг друга поистребив, наперегонки наладили сообщение и теперь гоняют туда по два звездолёта в день. Лететь долго, конечно, почти неделю – за это время можно и до Гарнета добраться, но там уже всё застроено…
Так вот, начальница моя, госпожа Дюпон, канадка средней степени упитанности, ухитрилась выбить из Всемирного фонда до- и внешкольного образования какие-то средства, чтобы организовать на Кинине детский лагерь. А я у них подвизаюсь бортовым врачом. И везём мы первую партию детишек на двухмесячное пребывание.
На мой привередливый вкус, с этой работой вообще всё не так. Во-первых, меня зачем-то загнали в ассоциацию парамедиков, хотя я вовсе не парамедик, а хирург с международным сертификатом. Но бейджик носить надо обязательно. Во-вторых, я впервые лечу на этот самый курорт вместе с детьми, хотя по идее в число моих должностных обязанностей входит проверять санитарное состояние лагеря до прибытия отдыхающих. Очевидно, кого-то жаба задушила меня отдельным рейсом посылать. В-третьих, помимо залечивания болячек у несовершеннолетней части населения корабля в мои функции почему-то входит полное обслуживание начальницы, типа принести-подать, записать в ежедневник, позвонить-написать, посчитать и поговорить. Я вообще-то не секретаршей нанималась. Однако я успокаиваю себя тем, что всё-таки лечу, наконец-то лечу. На вечер у меня остаётся только одна обязанность – принести мадам её витамины. А после этого можно спокойно уткнуться в иллюминатор в предвкушении. Осталось уже не так много.
* * *
Мадам Дюпон вместе с главой Всемирного многопафосного расположились в уютной маленькой переговорной. Им туда уже и кофе кто-то принёс, и даже не я. Главу я пока что только издалека видела, но смотреть там особо не на что. Мелкий мужичонка за пятьдесят, лысый, очки в палец толщиной, скрюченный, как рождественский леденец.
– А-а, Лизонька, – приветствует меня Дюпониха. На всеобщем, конечно, так не скажешь, но с её интонацией только уменьшительное и может получиться. – Познакомься с господином Квиггли.
Фиггли. Крабле бумс.
То есть да-да, очень приятно.
И конечно, смотрим мы не на лицо и даже не за декольте, а прям сразу под юбку. Кстати, среди прочих загадочных требований этой работы был ещё и дресс-код: юбка выше колена. Теперь понимаю, зачем.
– Вот, – говорит мадам Дюпон, – наш бортовой медик, высококлассный специалист, обеспечивает безопасность детей.
– Да-да, – бормочет глава. – Да-да, обеспечивает, я вижу.
А он умнее, чем кажется. Всё-таки, чтобы такой фонд возглавлять, надо в голове что-то иметь. И в то, что я специалист, он не поверил. Я бы и сама не поверила. А вот в то, что у меня венерических должно быть с полдюжины, я бы поверила легко. Ну хотя бы ноги мои ему понравились. И в любом случае раньше надо было смотреть, дядя. Не разворачивать же теперь звездолёт.
– Спасибо, Лизонька, можешь идти.
Ура, бегу.
За спиной, слышу, Квиггли ворчит:
– Я вообще-то говорил о другого рода безопасности. Мы ведь недалеко от Гарнета, не боитесь неприятных встреч? Джингоши, муданжцы… Не самое благополучное окружение…
На этой оптимистической ноте я перестаю его слышать.
* * *
Из мемуаров Хотон-хон
Было хорошо известно, что по статистике этот регион – третий во Вселенной по терактам. Однако от солидной фирмы можно было бы ожидать безопасности на уровне. Впрочем, с учётом их кадровой политики, можно было предположить, что и другие организационные моменты отразились больше на бумаге, чем на деле. Но человек склонен полагаться на счастливый случай.
* * *
Возвращаюсь к себе, бодро размахивая подносом. Мадам на сегодня оставила меня в покое, так что я уже предвкушаю, как поставлю чайку, включу себе сериальчик да вязание достану, и тут нас хорошенько встряхивает.
Я сначала подумала, что это меня шатает от какого-нибудь перепада. Новичок в космосе либо всего боится, либо на всё плюёт, дескать, чего тут только не бывает. Я, правда, в детстве летала и ничего такого не припомню. Хватаюсь за стенку. До Сфинктера вроде бы ещё полдня лететь, а на перегонах так трясти не должно. Корабль швыряет в другую сторону, и я теряю стенку и поднос. В такие моменты понимаешь выражение «пол ушёл из-под ног». Как бы я прекрасно обошлась без этого знания! Прикусывать язык мне совсем не понравилось. А в следующий момент мой собственный поднос вмазывается мне же в висок.
Свет померк. Сначала думала, что сотрясение, но нет, не так меня сильно шандарахнуло: включается аварийный. Да только хозяева опять пожадничали: за углом загорелся, а вокруг меня нет. Кстати, мне всегда было интересно, аварийный свет делают красным специально, чтобы было страшнее переживать аварию? Собираюсь соскрестись с пола и пойти в каюту, пристегнуться, ругаясь, что по громкой связи не поступает никаких инструкций.
Но встать не успеваю, в проходе появляется тень. С красной подсветкой выглядит жутковато. Хоть бы шприц с собой был с чем-нибудь седативным… Тень обретает плоть, много плоти, и вот уже надо мной возвышается громада…
Первая мысль – на борту у нас такого человека нет.
Вторая – у него в руках нечто огнестрельное, а за спиной ещё одно. Чтоб Квиггли сдох со своими опасениями!
Дальше думалка отключается, остаётся только головная боль.
– Где кто-нибудь из начальства? – спрашивает оно… это… пришлое.
– Дверь в конце коридора. Код 551, – ещё не хватало мне за этих раздолбаев заступаться. Нет, со мной что, правда случилось что-то из выпуска новостей? Врач с Земли в заложниках у…
Вжавшись в стенку, я исподтишка провожаю взглядом группу невероятно высоких мужиков, топающих в сторону переговорной. Надо уже включать думалку. Запомнить их в лицо, что ли. Да хоть понять, кто они такие! Может, на сделку пойдут…
Дверь отъезжает в сторону, раздаётся растерянное «Ой, кто это?» Дюпонихи и какой-то хрип со стороны Квиггли. Пришельцы ведут себя тихо. В аварийном свете из переговорной на рукаве у одного блеснул значок: строчная m с хвостиком-стрелочкой, как зодиакальный скорпион.
Муданг.
Я беззвучно выдыхаю. Чувство такое, как на экзамене, когда вытягиваешь билет, на который угрохал втрое больше времени, чем на прочие, потому что нигде не найти, что на него отвечать. Вроде с чистой совестью можешь сказать, что учил, и пару-тройку умных дядей процитировать, а толку…
* * *
Из мемуаров Хотон-хон
Про эту планету с неблагозвучным названием известно было много. Например, что муданжцы – самые умные, хитрые и опасные наёмники во Вселенной. Или что они очень крупные и сильные – но это с первого взгляда выясняется. Неизвестно, когда и как они попали на свой Муданг, а вот по геному они – помесь индейцев с монголами. Ещё известно, что у них в языке отсутствует слово «любовь». Сам язык преподаётся на Земле в космических колледжах, где два года положено повышать квалификацию всем, кто хочет работать в космосе. В столичном колледже был обязательный курс малого инопланетного языка по выбору; ходили слухи, что преподаватель по муданжскому ставит зачёт всем без разбора. В таком раскладе, конечно, запоминается не много.
* * *
Слева пару раз полыхает с тихим шорохом. Это они расстреляли переговорники. Потому что мне очень не хочется, чтобы расстреливали людей. Я тоже смотрела весёлые боевики про космос и знаю, что любой урод может оказаться ключом к спасению всей команды…
Из переговорной выходит самый высокий муданжец и направляется ко мне. Я наконец-то встаю и даже вооружаюсь подносом, хотя ежу ясно, что этот мужик меня может волоском перешибить и не заметить. Когда он подходит совсем близко, я понимаю, что можно было и не вставать – с высоты его роста сижу я или стою, не важно.
– Юная леди, всем будет удобнее, если вы примкнёте к своим землякам в той комнате, – говорит он спокойным глубоким голосом. И это террорист? Он бы ещё реверанс сделал! Нет, по мне, конечно, лучше так, чем руки заламывать! Но что-то как-то неправдоподобно… Может, это какая-то ошибка? И хотела бы я знать, прибили они мою сладкую парочку или нет? Не хочется мне в эту комнату…
Я нервно зыркаю в сторону переговорной и поворачиваюсь к пришельцу. Не знаю, какой средневековый знахарь лечил ему ожоги на лице, но я бы ему руки пооборвала, ибо всё равно не в том месте росли… Может, ему предложить врачебную помощь? Но шрамы старые, я ничего не смогу сделать. И вот тогда мне точно финдец. Как же отмазаться?! Ма-а-а-мочка-а-а… Дети… О!
– Я бы с удовольствием, – начинаю я намного более уверенным голосом, чем ожидала, – но я обязана быть рядом с детьми. Я сюда только на минутку зашла… Понимаете, я врач. Если кому-то из них станет плохо, то это вам же создаст лишние трудности. Вам ведь дети нужны… – Я утихаю в страхе что-нибудь ляпнуть.
– Живыми, да, – договаривает он за меня. Лапочка моя, ну давай… – Значит, вы умеете лечить?
– Да, да! – я энергично киваю. Хорошо, что он так хорошо говорит на всеобщем. С лёгким таким акцентом, как будто нарочно заставляет этот вялый язык звучать чётко.
– Женщина? – с недоверием переспрашивает другой подошедший муданжец на своём родном. Я ещё что-то помню по-муданжски… А что им не понравилось?!
– Старый Угун говорил: «От землян жди неожиданностей», – отвечает ему мой собеседник и снова поворачивается ко мне. – Мне это нравится. Идите к детям. Алтонгирел вас проводит.
Это имя, осознаю я.
Алтонгирелу эта идея, впрочем, не особо нравится.
– Азамат, да она же просто вы… выается!
Чего я делаю, я не поняла. Слова этого не знаю…
– Ну и пусть вы… выается. Если ей с детьми спокойнее, то пусть сидит с детьми, под ногами мешаться не будет. И нам не придётся на них человека тратить.
Алтон… э-э-э… гирел (вспомнила!) не находит, что на это возразить, и велит мне идти к детям, а сам плетётся следом. Он вряд ли знает, куда идти, но пользоваться этим мне незачем. Если меня посадят с детьми, которые им нужны живыми – сами же сказали, – то я буду вроде как при деле. Может, ещё и не убьют. Может, им за меня выкуп дадут…
Детей всех согнали вместе, и вой стоит оглушительный. Алтонгирел объясняет двум парням на входе в «детскую», кто я такая, сопроводив моё резюме парой непонятных эпитетов в адрес Азамата. Парни присоединяют к имени Азамата какое-то слово (Ахмат, что ли, – как татарский царевич?), которое явно означает, что он тут главный. Меня весьма обнадёживает мысль, что моё предложение понравилось капитану.
Дети всё-таки удивительные существа. Своих у меня нет, но я, как-никак, уже пять лет практикую, да и в студенчестве нянькой подрабатывала. Стоит на секунду отвернуться, как они умудряются получить по нескольку травм разных степеней опасности в совершенно безопасном окружении! Синяки я даже осматривать не стала, тут можно с уверенностью сказать, что они есть у всех и во множестве, хотя у детской мебели на борту вообще нет углов и твёрдых граней. Видимо, надо было стены войлоком обить. Попалась пара расквашенных носов – упали на бегу. Ещё несколько носов кровоточат на нервной почве. Почти все подопечные ревут, трут глаза грязными руками… В общем, бедлам. Но зато я – полезный член общества. Может быть, мне поставят памятник на детской площадке около дома. Мне крупно повезло, что шкафчик с медикаментами именно в этой комнате, а то пришлось бы с мрачными парнями на входе объясняться.
Когда потребность в неотложной помощи временно иссякает, я завариваю всем, включая себя, успокоительного чайку и наконец позволяю себе расслабиться. Младшие отрубаются на диване и на мне, старшие собрались кучками по углам, понимая, что я им больше ничем помочь не могу. Я приспосабливаюсь гладить каждой рукой по три головы одновременно, чем вызываю уважительные взгляды у охранников.
Видимо, поверили, что я и правда врач.
Охранники оба пониже капитана, но тоже под два метра. Один стриженый почти в ноль в отличие от прочих муданжцев, которых я успела рассмотреть. И капитан, и А-лтон-ги… рел (всё ещё помню!), и второй охранник могут похвастаться прекрасными чёрными гривами.
Зажигается свет. Я подскакиваю, ненарочно бужу нескольких детей. Те, которые не спали, тоже напрягаются. Несколько минут мы все ждём, что что-то вот-вот случится, но оно не случается. Наконец появляются ещё несколько муданжцев с матрасами и пледами. С ума сойти, какой сервис! Всё-таки что-то не так с этими террористами. Какое-то время все стелются, постепенно расслабляясь обратно, и я даже ухитряюсь проспать эту ночь – впрок, мало ли что.
***
Следующий день тянется и не кончается. В космосе принято менять освещение и пейзажи в декоративных окнах в соответствии с земными сутками, по Гринвичу. Считается, что так людям легче подолгу летать. Поскольку у меня обычно дежурства сутки через двое, мне эта смена дня и ночи глубоко безразлична, солнца я и на Земле не замечаю. Зато сегодня я выучила все варианты освещения Фудзиямы, электронная фотография которой висит ровно напротив моего дивана.
Нас кормят сухим пайком три раза, чай можно сделать прямо в комнате. Три ванных-туалета, совмещённых по идиотскому европейскому стандарту, обеспечивают комфорт и чистоту. Днём двое муданжцев под предводительством Алтонгирела принесли мои и детские вещи, так что можно переодеться и заняться хоть чем-нибудь. Книжки там почитать, в игрушки поиграть… Но никто не читает и не играет, как я их ни уговариваю: все слишком нервничают. Так что я достаю вязанье и демонстративно усаживаюсь с ним посреди комнаты, пытаясь подать пример. И подаю, часов шесть с перерывом на ужин. Не добиваюсь этим ничего, кроме того, что охранники меня ещё больше зауважали. Ну, тоже неплохо.
Вечером хожу от ребёнка к ребёнку, поправляя одеяла и уверенно бормоча, что всех нас вернут домой в целости. Присаживаюсь около маленькой девочки, которая уже спит, потом прислоняюсь к стене, больше не пытаясь заставить работать раскисший от скуки мозг.
– Этого не было в договоре, – доносится до меня раскатистый голос капитана из холла напротив нашего. Я настораживаюсь: вот только ещё ссоры наёмников с работодателем мне не хватало.
– А чего ты хотел? Это же джингоши! – раздражённо отвечает ему Алтонгирел. Нетбук пищит, соединяясь.
– Соччо, я тебя внимательно слушаю, – Азамат, очевидно, звонит нанимателю. Так это что же, эти наёмники работают на других? Джингоши ведь тоже наёмники… Ничего не понимаю.
– Азамат, как всегда хорошего из себя строишь? – слышится скрипучий голос заказчика. – Земляне не верят, что детки у нас. Доказательств требуют. Если хочешь получить денег за эту работу, давай мне доказательство. У тебя их там за сорок! Давай, напугай Земное сообщество.
– Я не убиваю заложников, – отрезает Азамат. – И в договоре это было прописано, иначе я бы не согласился на это дело. Мы можем прислать им видео, но не труп.
– А как насчёт ушей? Или пальчиков? Нас не воспримут всерьёз!
– Соччо, я сказал: нет, – заключает Азамат спокойно.
– Значит, деньги тебе не нужны. И репутация не дорога?. .
Что они говорили дальше, я не слышу, потому что крадусь к иллюминатору. Мне показалось, что там маячит какой-то корабль. И точно, вот он, красавец. Я увеличиваю изображение и вижу два скрещённых полумесяца – знак джингоши. Корабль, похожий на черепаху, бурый и грубовато сработанный, медленно вращается среди звёзд. Ну и что с нами теперь будет? По крайней мере, муданжцы нас не убьют. Но вот перспектива вернуться к цивилизации отдаляется…
На всякий случай решаю собрать вещи. Мало ли, ещё погонят сейчас куда-нибудь. Стягиваю со своего матраса наматрасник и сгребаю в него все лекарства из шкафчика заодно с портативным диагностическим сканером и прочими капельницами. Потом распихиваю разбросанные детские вещи по сумкам, которые им отдали днём. Джингошский корабль в иллюминаторе как будто сменил конфигурацию, став круглее. За дверью слышится топот. Я тихонько стучу в неё, чтобы узнать у охранников, не надо ли будить детей. Никто не отвечает, и я дёргаю ручку. Оказывается открыто. Они нас даже не заперли? Супер!
Охранников нет. Отчётливо осознавая, что поступаю очень неправильно, я иду по коридору до угла. Никого. Господи, ну не бросят же они нас на произвол этим джингошам! Неужели не ясно, что те нас перережут?! Или Азамат просто хочет, чтобы на его репутации это не сказалось, а так ему на нас плевать?
Внезапно из-за угла выскакивает Алтонгирел. Понимая, что спалилась, я прямо спрашиваю:
– Что проис…
– Отвали! —следует краткий ответ, и он чешет дальше на хорошей скорости. Вот так вот. Пленница разгуливает, но всё так плохо, что ему не до этого. Чёрт, что же делать?!
Не придумав ничего лучше, я кидаюсь за ним. Может, у них ещё какие-то проблемы, и они про нас забыли? Очень уж страшно сидеть в неведении.
Топот ног впереди по коридору приводит меня в среднюю часть корабля между двумя выходами. Ворота плотно закрыты, а вот один из иллюминаторов в потолке аккуратно вырезан и к нему присосалась герметичная труба с лестницей, по которой, очевидно, можно попасть на муданжский корабль. Его яркое брюхо видно через соседние иллюминаторы: подобно гигантскому жуку он сидит на нашем звездолёте, обхватив длинными суставчатыми лапками нашу «гантелю» за перемычку посередине.
Муданжские корабли все похожи на насекомых, нам их в колледже показывали. Этот, по идее, должен вмещать до ста человек. Муданжцы группами больше, чем по пятнадцать-двадцать, не летают. Нас сорок семь детей и я. Ну ладно, допустим, у нас есть путь к отступлению. Дышать становится легче.
Я возвращаюсь в детскую без приключений. Пару раз через переборки было слышно какую-то невнятную ругань, но навстречу мне никто не попался. Гляжу в иллюминатор. Джингошский корабль продолжает трансформироваться. Теперь у него вырос блестящий хвост, которым он постепенно поворачивается к нам. Стоять, ребята. Это же ствол.
– ПАДЪЁО-О-О-ОМ! – я взрёвываю сиреной, не успев даже подумать, что делать дальше. Дети подскакивают, никому даже в голову не приходит попросить ещё пять минуточек. Я еле вспоминаю про свой мешок с лекарствами, отряжаю старших идти вперёд и слушать мою команду и гоню своё стадо на выход. Пульсация в висках успешно подавляется уговорами, что я – главная героиня этого весёлого боевика с хэппи-эндом, так что у меня всё будет отлично.
Мы проносимся до лестницы за считанные секунды, так все перепугались моих истошных воплей. У лестницы возникает затор, младших приходится передавать на руках, но мы успеваем. Я влезаю последней, и тут люк с издевательским шипением закрывается. Ноги у меня не подкашиваются только потому, что падать некуда – везде несчастные дети!
– Ребят, – я снова прибегаю к помощи моих старших. – Ищите открытые двери, загоняйте всех по каютам. Хоть помногу, но чтобы без пробок в коридоре.
Каюты, впрочем, все оказываются заперты, зато в одном из отнорков мои шустрые подростки находят некое подобие гостиной, куда мы всех и загоняем. Там тёплый, приглушённый свет и на удивление уютно.
– Ну вот и знакомая обстановка, – говорит кто-то из детей. – Тоже диваны и журнальные столики.
Что ж, по крайней мере, муданжцы не пренебрегают комфортом.
Тут нас подбрасывает, и в иллюминаторах становится неожиданно светло. Я чувствую в голове приятную ватную лёгкость и вспоминаю какие-то школьные стихи про малый сабантуй. В коридоре, по которому мы пришли, раздаются дикие вопли, что-то совершенно первобытно-звериное, потом всё стихает.
Я обнаруживаю, что лихорадочно прижимаю к груди свой мешок с таблетками, расслабляюсь, прохожусь по рядам, осматривая отдавленные ноги и прикушенные языки. Ничего неотложного, отделались лёгким испугом. Где бы тут у этих инопланетян чай заварить? А то опасность-то миновала, так я же сейчас разрыдаюсь, а это детям видеть неполезно – и так половина хнычет. И туалет бы найти не мешало…
Слева снова доносятся голоса и шаги, на сей раз вполне человечьи. Все опять напрягаются, ожидая, что будет дальше.
А дальше драматический театр. Азамат и Алтонгирел входят в гостиную, не особо глядя по сторонам, и застывают как вкопанные. Я решаю не вставать, потому что не доверяю своим ногам, но встречаю изумлённый взгляд нашего капитана. Мне только мерещится эта романтическая бледность? И кто ж ему всё-таки рожу так раскроил?
Оправляется он довольно быстро:
– Это все?
Я киваю.
– Что ж, замечательно.
Он подходит и присаживается рядом со мной на диван.
– Простите.
Я изо всех сил стараюсь не выдать удивления. Если он считает нужным извиниться, я не буду его разубеждать! Но что, чёрт возьми, происходит?!
* * *
Из мемуаров Хотон-хон
Джингоши тоже были инопланетными наёмниками, но их принципом было «сила есть – ума не надо». Они брали количеством и агрессивностью, не особенно заморачиваясь со стратегией.
Два века назад джингошский император Микан захватил Муданг, о чём на Земле как всегда ничего не знали. С тех пор и вплоть до недавних событий муданжцы были вынуждены скрепя сердце подчиняться корыстному и жестокому джингошскому наместнику Куре. На наёмников это, правда, не распространялось. Они – люди без родины.
Поэтому у Азамата не было особых причин беспрекословно подчиняться Соччо, капитану джингошского корабля, с которым они заключили договор. Дело в том, что муданжцы в совершенстве умеют прятаться в космосе. Их корабли невозможно заметить ни простым глазом, ни земными приборами до того самого момента, когда он внезапно обхватывает ваш корабль своими членистыми лапками и забирает себе контроль. Джингоши неспособны к таким хитростям, их огромные неповоротливые корабли обычно сильно освещены и заметны издалека, зато совершенно неприступны для реальных и виртуальных атак. Поэтому муданжцы и джингоши часто проводят совместные операции, используя сильные стороны обеих команд с максимальной выгодой. Муданжцы тихо умыкают корабль, а джингоши на своём бронебойном космическом танке летят выставлять требования.
Однако в тот день Соччо не собирался работать за деньги. Последние годы его стал раздражать авторитет Азамата среди других муданжских наёмников, которые обычно недолюбливают конкурентов, пусть даже и земляков. Выдвижение харизматичного лидера могло привести к централизации всего промысла, а это означало бы для Соччо гораздо менее привлекательные условия. Поэтому он решил подложить Азамату свинью – вынудить его убить нескольких заложников. Азамат славился чистыми руками – дескать, ему было доступно высокое искусство вести боевые действия без потерь с обеих сторон. Но на этот раз он просчитался. Он был уверен, что у Соччо нет возможности им управлять, оба корабля – муданжский и захваченный – надёжно защищены и скрыты от глаз. Однако Соччо хорошо спланировал это дело. Он где-то раздобыл исключительно одарённого хакера, который смог, хотя бы и всего на несколько минут, дистанционно захватить управление муданжского корабля.
Джингошские корабли известны своей медлительностью. Чтобы выдвинуть ствол для обстрела, им может понадобиться от десяти до пятнадцати минут. За это время муданжцы успели бы вывести всех с захваченного корабля на свой и раствориться в ближайшей туманности, как они это прекрасно умеют. Но хакер Соччо захлопнул люк, ведущий на земной звездолёт, и заблокировал управление кораблём. И тогда Соччо успел взорвать добычу. Все, кто оставался на земном корабле, а именно: команда, персонал турфирмы и двое муданжцев, – конечно, погибли. И Соччо праздновал победу, глядя, как позорно улепётывает муданжский корабль, унося в брюхе сорок семь детей и одну паникёршу…
* * *
– … Он смог перехватить дистанционное управление кораблём, поэтому когда мы поняли, что он собирается взорвать захваченный корабль, то элементарно не смогли открыть люк, чтобы забрать людей, – капитан разводит руками.
Ах, вот чего они так выли.
– Кто-то из ваших людей…
– Да, двое.
– Мне очень жаль.
Он глядит на меня с лёгким недоверием, но кивает.
– Мне тоже.
Все замолкают. Даже дети боятся шушукаться. Вообще зря он всё при детях рассказал, зачем их пугать… Хотя если б мне было двенадцать, я бы тоже очень хотела знать, что случилось.
Однако неожиданно оказаться невиновным в смерти сорока семи детей – это тоже малый сабантуй. Так что дорогой капитан мне кое-чем обязан.
***Он задумывается о своём достаточно глубоко, чтобы я набралась наглости его разглядеть получше, хотя бы и в тусклом свете. Несмотря на жуткие шрамы, лицо у него приятное. Он действительно похож одновременно на индейца и монгола, при общем смуглом цвете кожи. Чёрные волосы заплетены в тугую косу толщиной в две моих руки и длиной в три. Огромные ладони обожжены так же, как и лицо, если не хуже. Это ж как надо было ухитриться…
Одет он неожиданно обычно: невнятно-тёмная водолазка, куртка из модной псевдокожи, такие же штаны. Ни кольца в носу, ни золотых цепей до пупа. Так и не скажешь, что варвар-наёмник.
– Что мы с ними будем делать? – спрашивает всеми забытый Алтонгирел, прерывая нашу с капитаном минуту молчания.
– Звонить на Землю и отдавать, – спокойно отвечает Азамат.
– За бесплатно? – уныло протягивает Алтонгирел.
– Они дадут нам вознаграждение, – заверяет его капитан, вставая. Похоже, ему не впервой чужих заложников возвращать. – Разгони их по каютам и накорми.
– И туалет покажите, – хмыкаю я.
Алтонгирел закатывает глаза.
– Пусть ими Гонд занимается, да и вообще они самостоятельные!
– Друг мой, при гостях невежливо говорить на языке, которого они не понимают, – доносится до нас голос капитана из коридора.