Глава 1
Утро началось как обычно – ненавистный будильник выдернул меня из сна. На этот раз сон мне снился счастливый. Видимо, для разнообразия. Я был палочкой в тетрисе. Той самой, из четырёх кубиков. О, как меня любили игроки! Не то, что Марио. Да, было такое. Мне однажды приснилось, что я Марио из игры. Как ни странно, я часто во сне вижу себя героем компьютерных игр. Однажды видел себя в НФС, так у меня реально не было лица. Как Стиг в Топ-Гире, полностью закрытый шлем и ничего больше.
На этот раз пробуждение было тяжёлым. Понедельник… и кто только их придумал? Сложно, например, сделать так, чтобы в понедельник рабочий день начинался с обеда? Ведь всё равно вся страна до полудня некоммуникабельна.
Так, не проснувшись до конца, пробираюсь на цыпочках на кухню и вполглаза делаю себе чашку растворяшки. Вот теперь, вроде, пошла загрузка. Могу уже почистить зубы, помыться, побриться…
Пока ёрзаю электробритвой по щекам, смотрю погоду за окном. И начинаю волноваться. Что-то с машиной не то. Как-то она неправильно стоит.
Бросаю всё, мгновенно, забыв про тишину, сую ноги в штанины, а руки в рукава, накидываю куртку и сбегаю по лестнице, забыв про лифт. Так и есть! Блин! Блин!!! Блин!!!!
Мой любимый «Лансер», за который ещё год платить, кургузо раскорячился тормозными дисками на кирпичах. Сняли все четыре колеса, суки! Да ещё и разбито боковое пассажирское стекло. Заглядываю… так и есть. Точнее, нет. Нет магнитолы. Классная, сенсорная. Месяц, как поставил. Двести баксов, между прочим.
В сердцах падаю грудью на капот и начинаю молотить кулаками. Сволочи! Козлы! Суки!.. Стоп. Хватит. А то кроме прочих неприятностей ещё и капот помну. Уже помял. Блин! Да что за день!
Пока еду в метро, появляется время прикинуть, что делать дальше. Почему-то, когда за рулём, думать неудобно. Вроде, и дорога привычная, и машина настолько хороша, что почти сама едет, за руль лишь для гаишников держусь. А вот не идёт мысля в голову. А тут сел, глаза прикрыл, плеером уши заткнул, сиди, думай.
Придётся просить сегодня аванс. И то, вряд ли дадут. Не принято у нас. Десятого получка, двадцать пятого аванс. И всё. А сегодня тридцатое. Ну, не объяснишь же начальству, что все деньги прошопили. Даша ещё эта. Каждый месяц по два раза у неё праздник. День покупателя, блин. А то, что не откладывается ни копейки, это фигня.
Стекло ещё. Магнитола-то, хрен с ней. Старую поставлю на крайний случай, ну или так покатаюсь, пока новую не куплю. Но стекло. Календарь перешагивает с октября на ноябрь, того и гляди снег пойдёт. А я такой, как в Сочи, ага.
Нет, не получится у меня аванс выпросить. В этом месяце пятеро в базе остыли, продажи упали почти на четверть. И отчёт по третьему кварталу ещё не готов. Отчёт, чёрт! Это же октябрь. Не одинэсовский же им предоставлять. Тогда вообще уволят.
Ну, выгонят, хоть расчётные получу, колёса поставлю. Нет, конечно. Это я уже от безысходности. Юмор висельника. Колёса ладно, на крайняк летние надену. Не Сибирь всё-таки. Покатаюсь и так. Но стекло. Сейчас приеду, первым делом стёкла на Лансер загуглить надо.
– Станция «Чистые пруды». Переход на станцию «Тургеневская».
Ну вот. Чуть не проскочил. Вскакиваю, делаю рывок к дверям и упираюсь в ближайшую спину. Почти все выходят. Неудивительно, людям на работу. Вот за что я ненавижу метро. Теперь ещё десять минут пингвиньим шагом до эскалатора, потом опять всю дорогу нюхать чьи-то подмышки. Хорошо, хоть осень. Придётся вдыхать пыль чужих пальто и курток. Ну, или дезинсекторские духи какой-нибудь продавщицы. Никакого личного пространства. Машина! Блин! Какие сволочи всё-таки. А я её так люблю. Ну и что, что ей уже десять? Не восемнадцать же. Зато брал в идеальном состоянии, да и сейчас она гоняет как болид. Ну, то есть, гоняла, пока колёса не сняли.
– Привет.
Димка, охранник, кажется, как-то ехидно улыбается сегодня. Киваю и почти бегом прохожу мимо. Такое ощущение, что все уже всё знают, и лишь делают вид, что учтиво здороваются. А глаза хитрые-хитрые. Думают, небось, вон, Кирилл пешком пришёл. Колёса с машины ночью скоммуниздили, стекло расфигачили. Лошара!
Голова непроизвольно уходит в плечи, походка становится деревянная… Стараюсь как-то расправиться, но проходит несколько секунд, и я снова в позе нашкодившего пса.
– Здравствуйте.
В кабинете уже все на местах. Подхожу к каждому и пожимаю руки. Обязательная процедура. Попробуй, просто кивни. Обидишь на всю жизнь. Вот что за гопнические привычки? У каждого ведь высшее образование, а ведут себя, как в подворотне. Ещё бы семечек предложили.
Сажусь за свой стол и включаю комп. Так. Скорее сделать рабочий вид. ИБД. Имитация бурной деятельности.
У меня удобное место, возле окна. Чёрт, ещё вчера прямо под ним стоял мой «Лансер». Я в любой момент мог на него посмотреть. А сейчас… Пустое место на парковке, как вырванный зуб.
Пока система грузится, осматриваюсь. Вон Виталий Аркадьевич. Тщательно отжимает в чашку чайный пакетик. Всегда он так. Выжмет его досуха, только что не высосет остатки, и кладёт на блюдечко. Вообще, что он у нас забыл? Мужику пятый десяток. А он сидит среди двадцатилетних «почтимосквичей», будто так и надо. Или уже ему полтинник? Как-то никогда не задумывался. А сам он разве скажет? Тихушник. Слова лишнего не вымолвит. Так и сидит молча второй год. И как его Денис Евгеньевич на работу взял? А главное, как эйчары пропустили? Такому самая дорога где-нибудь вахтёром чаёвничать, так нет. Целыми днями молчит или вполголоса всех ругает. Клиентов за маленькие объёмы, компьютер свой за то, что не может в нём разобраться. Сотрудников в курилке просто за то, что они есть.
Или вон, Анжела Олеговна. Она типа мой начальник. Старше меня на год и тупая, как шар для боулинга. Единственное, что умеет, это булками своими по кабинету вертеть, да сиськами трясти. Через них, небось, и в главнюки выбилась. Говорят, под неё специально должность открыли – начальник группы бытового оборудования. Хорошо, что её сейчас нет. На пятиминутке. И главное, все ведь всё знают. Когда она на той неделе со своей пятиминутки пришла с пыльной коленкой, даже самые наивные сомневаться перестали.
Единственный, кто мне здесь симпатичен – Борька. Огромный бородач, живущий в своём углу, между двух кактусов. Борька выпивает в день не меньше двух литров растворяшки, выкуривает пару пачек сигарет и никогда не вступает ни в какие споры. Спокойный, как его соседи кактусы. Никто никогда не знает, чем он там занимается. Вроде как отвечает за связь и вообще сеть. Но человек хороший, добродушный.
Может, у него до получки попросить? Нет, бесполезно. Борька на ипотеке.
– Кирилл, а чего это я сегодня твою машину на стоянке не видела?
Это Бэлла. Ну и имечко. Как в сауне. Вредная. Сейчас обязательно подколет. И не факт, что по-доброму. Язычок у неё – ого-го. Стоит в дверях, шарф свой трёхметровый разматывает и всех так внимательно оглядывает. От Бэллы даже Виталий Аркадьевич иногда огребает по самое не балуйся. Как сказанёт…
– Здравствуй, Бэлла.
– Так чего машины-то нет? Угнали что ли?
– Типун вам, девушка, на ваш великий и могучий русский язык, – отвечаю. – Никто её не угонял.
– Ну, допустим, он у меня не совсем русский.
Бэлла кичится, что папа у неё живёт в Израиле, но сама почему-то на историческую родину не спешит. И что ей ответить? Может, просто уткнуться в монитор? Вон, Винда загрузилась. Кстати, почту надо проверить.
– Так где машина, Седловой?
Склонилась надо мной, только что на моник не легла. Делаю угрюмое лицо и начинаю ожесточённо ёрзать мышью.
– Опять что ли Дашка твоя деньги тратить поехала? – с сарказмом предполагает она. – Эх, Седловой, Седловой, ты не дружишь с головой.
– Тоже мне, Ахмадуллина, – бурчу в ответ.
Бэлла картинно хохочет. Потом наклоняется и почти на ухо, но громко, чтобы весь кабинет слышал говорит:
– Верёвки она из тебя вьёт, Кирилл. А ты как слон на верёвочке. Бросал бы ты её. Ведь не урод, можешь нормальную девушку найти.
У меня поднимается пульс. Чувствую, как щёки наливаются кровью, дыхание учащается. Поднимаю красное лицо и с неестественным сарказмом спрашиваю.
– Это тебя что ли?
Бэллка почти на десять лет старше меня, у неё, говорят, сын скоро в школу пойдёт. Правда его никто не видел, но слухи ходят. Примерно раз в месяц она устраивает презентацию. То ли в шутку, то ли всерьёз сватает мне себя.
– А что? – Она гордо вскидывает голову, глядя на меня сверху вниз. – Еврейская жена – не роскошь, а средство передвижения.
Весь кабинет взрывается от хохота. Ну конечно же, все внимательно слушали. Локаторщики. Работы же ни у кого нет.
Бэлла походкой от бедра умудряется проскользнуть между нашими столами. Идёт с гордым видом, как Бентли по Кутузовскому. А что я ей скажу? Что? Сам знаю, что Дашка верёвки вьёт. Так ведь зато под боком. И готовит иногда. Да и знакомиться я не умею. Есть такие мужики, раз-раз… и на матрас. А я так не могу. Начинаю мямлить, пургу какую-то нести. Девчонки только хохочут. А мне сразу стыдно. Пробовал я уже. И сейчас ещё, как вспомню, каким дураком перед ними выглядел, краснею.
Вроде, нервы отпускают. Пульс нормализовался. Смотрю в компьютер. Блин, опять! Пошла перезагрузка. Висит чёрный экран с нерусскими буквами. Такое ощущение, что мы с компом братья. Ну, или он меня чувствует. Который раз уже. Как разнервничаюсь, он перезагружается или вообще, в синий экран выпадает. Скорее всего, конечно, совпадение. Да и было-то раза три-четыре. Но всё равно, впечатляет. А главное, уже полчаса сижу, а ещё даже почту не проверил. Сейчас Анже…
Помяни чёрта на ночь. Открывается дверь и своей фирменной, виляющей, походкой в кабинет вплывает Анжела Олеговна. Узкая чёрная юбка обтягивает бёдра, грудь в чёрном лифчике сквозь белую блузку как на ладони. Да… такие бы, да на ладони…
А вот причёска не совсем в порядке. Пятиминутка, мы понимаем. Входит, оглядывает наполеоновским взглядом кабинет…
– Седловой!
Кажется, даже кактусы возле Борьки вздрогнули.
– Седловой. Отчёт готов? Я тебе десять минут назад в чате писала, чтобы вывел на печать. Ты, кстати, почему в оффлайне был? Опоздал?
Блин. Мне только этого не хватало. Я его же ещё даже в порядок не привёл.
– У меня компьютер завис, Анжела Олеговна. Загрузился, и сразу в перезагрузку.
Монументальный, не меньше четвёрки, бюст нависает над моей головой. Толстая, как гаванская сигара, ручка начинает впечатывать в стол каждую букву.
– Седловой, – тук!
– Я тебе сколько раз повторяла…
Каждый слог удар ручки по столу вбивает в мой мозг. И где она только такую купила? Сломала бы, что ли?
– Тридцатое число, Седловой! Ты и так первый кандидат на вылет. И! Ничего! Не делаешь!!!
Ручка бьёт, как по крышке гроба. Пульс снова пускается в пляс, дыхание ускоряется. Того и гляди из ушей пар повалит. Нога под столом дрожит, не находя себе места. Я непроизвольно тарабаню в такт ручке пальцами. Да что же она ко мне привязалась?
Компьютер в полголоса пискнул, и монитор снова почернел. Через секунду испуганно высунулись первые буквы.
– Вот, – чуть громче системного зуммера пищу я. – Компьютер не в порядке, Анжела Олеговна.
– Я уже много лет Анжела Олеговна. Чтобы через час отчёт лежал у меня на столе.
Ага, много лет. Ей двадцать пять всего. И пошла к своему месту, виляя булками. Щёки раскраснелись, дышит во всю грудь. Может, она от таких вот накачек оргазм получает? Может, это извращение какое вроде садизма? Ну, кого-то там надо палкой по пяткам отлупить, кого-то связать. А она вон, наорала, ЧСВ почесала своё, и готово. И главное, делать отчёты – это вообще-то её работа.
Сердце снова колотит, в глазах двоится. Дрожащими руками достаю Реланорм, судорожно съедаю пару колёс прямо так, без воды. Гадость, но я уже привык. Так, теперь только минуту подождать.
Закрываю глаза, чтобы не видеть расплывающуюся картинку, дышу глубоко. Вроде, прошло. Пульс замедляется. Руки перестают трястись. Можно отмаргивать. Как раз загрузилась операционка. Вон, в уголке, мигает сообщение. Ну да, точно. Отчёт. Чёрт! Когда же я успею?
Отлипаю от монитора только через полтора часа. Спина затекла. Закидываю руки за голову и старательно, до хруста, тянусь. Ох. Ну, ничего. Ещё полчасика и доделаю.
– А ты мне опять улыбаешься… – заходится истошным пением Фомина телефон на столе.
Ну да, вон она, Дашка, её любимое фото на экране. И чего оно ей так нравится? Брови нарисованные, чёлка как у ризеншнауцера, губы дудочкой. Отвечаю на звонок не столько потому, что хочу говорить, сколько, чтобы убрать это фото.
– Да.
– Зай! – голос Даши не предвещает ничего хорошего. – А что с машиной?
– Я работаю. Мне сейчас некогда разговаривать.
Блин, ещё и это. Что за понедельник такой? Из колеи же выбивает. И так в поте лица, а тут ещё Дашка. Но девушка, похоже, проснулась и выглянула в окно. И, понятно, увидела разутый и побитый Лансер.
– Ну зай! Ты чё!? Мне же вечером в салон. Я что по-твоему, на метро должна переть, как дура?
– А я… – пытаюсь вклиниться в монолог, но это бесполезно. Если Дашка надумала сделать выволочку, её не остановить.
– А обратно? Ты вообще обо мне подумал? Кто меня заберёт? Или ты хочешь, чтобы меня тёмной ночью в подворотне изнасиловали? Да!? Ты этого хочешь?
– Да я-то тут при чём?
Я снова пытаюсь сказать, что не сам снял колёса и страдаю не меньше. Но бесполезно.
– Ах, ты ни при чём!? Ты вообще нигде ни при чём. Удивляюсь своей доброте, как я ещё тебя кормлю, а главное, зачем. Если ты даже за любимой в салон поздним вечером заехать не можешь. Или что?! Ты думаешь, некому будет довезти красивую девушку?
– Постой, постой. Я всё устрою.
– Так бы и давно. Чтобы к вечеру всё было в порядке.
Всё. Бросила трубку. Сердце снова выскакивает, но таблетка ещё гуляет по организму, так что чувствую себя чуть лучше. Я, оказывается, сидел скрючившись, почти под столом, и закрывал рот ладонью. Блин… Поднимаюсь и оглядываю кабинет. Конечно же, все уставились на меня.
Виталий Аркадьевич снова шевелит губами. Судя по насупленным бровям, он явно не песенки напевает. Взгляд осуждающий. Глаза Бэллы так и говорят: «Вот! Не послушался меня, теперь страдай». Но хуже всех, конечно, Анжела Олеговна. Кажется, она подбирает слова, чтобы во всеуслышание меня заклеймить. Что-то надо делать, а то Реланорм сейчас не справится. На всякий случай глотаю ещё одну таблетку.
– Анжела Олеговна, отчёт распечатывать, или в электронной форме передать?
Вот, кажется сбил настрой. Задумалась. Давай же, шевели единственной извилиной. Всё равно в бумаге получишь. Ну? Ещё несколько секунд нужно моей начальнице на ответ.
– Седловой, он что, ещё не готов? Я тебе когда час давала? Делай как хочешь, но, чтобы прямо сейчас всё было. Время пошло.
Очень хочется снести отчёт с диска и ехидно ответить, что у тебя только что всё было, как и просила, а теперь нет. Но дразнить гусей я не буду.
Непроизвольно вспоминаю, как в детстве меня покусал гусь. Мне лет пять было. Я, наивный, считал, что птицам положено клеваться. Потом неделю стоя обедал и на животе спал.
Так, не о том. Вывожу на печать готовую часть, а сам в темпе вальса заканчиваю остальное. Через двадцать минут распечатываю остаток. Всё. Можно немного расслабиться. Только отнесу ей то, что в выходном лотке. А то ведь начальнице понты не позволяют встать и до общего принтера прогуляться. А мы люди не гордые.
Вот теперь можно и кофейку бабахнуть. А то виданое ли дело, рабочий день два часа, как начался, а я ещё ни в одном глазу. Подхожу к кофе-машине, подставляю свою любимую коричневую чашку и жму кнопку с надписью маркером «Руссиано». Кружка у меня особенная. Тёмно-коричневого цвета. Многолетний кофейный налёт внутри придаёт даже слабой заварке приличный вкус. Примерно, как прогоревшее масло на старых чугунных сковородках не даёт пригореть мясу.
Мясо… Что-то жрать захотелось. Было бы поспокойнее, смотался бы в кулинарию напротив, но не сейчас.
Открывается дверь, и в кабинет вплывает огромный и вальяжный, как круизный лайнер, Денис Евгеньевич. Неторопливо оглядывает диспозицию и останавливает королевский взор на Анжеле. Та незамедлительно краснеет и с готовностью выпячивает бюст.
– Анжела Олеговна, – голос у него отлично поставленный, как у оперного певца, баритон. – Необходимо привезти со Знаменки корреспонденцию. Сегодня тридцатое.
Разворачивается и уходит, не дожидаясь реакции. А что? Ему можно. Анжела старается, чтобы никто не заметил, как она суетится. Но через минуту, я как раз пару глотков успел сделать, кидает на меня заинтересованный взгляд. Потом тщательно делает вид, будто осматривает остальных в кабинете. Но по лицу видно, что почётная миссия по спасению рекламных буклетов и прочей макулатуры будет возложена на меня.
– Седловой! Ты всё слышал.
Ну кто бы сомневался? Она же изначально всё уже решила и крайний именно я. Как, впрочем, всегда. Эх, тяжело, когда начальник – дура. Был бы мужик, можно было объяснить, что разули, аванс под это дело выпросить… Хотя, вон, Денис Евгеньевич заходил. Ну и что бы я ему сказал? Ага. А он бы посмотрел на меня и ответил: «Ходи пешком, это полезно». Блин. Ему полезно, это да. А я пока ещё… вот будет мне тоже сорок, и я, может, отращу себе шикарную лысину во всю голову и живот на зависть знакомым дирижаблям.
Но! Есть в этом и хорошее. Знаменка, конечно, недалеко. Но кто мне мешает заскочить домой и быстренько навесить летние колёса? Хоть Дашка успокоится. Эх, стекло бы ещё… Точно!
Едва вылетаю из здания, сразу лезу в карман за телефоном.
– Давид?
Давид, с крайне редкой для Армении фамилией Хачикян, это парень, с которым мы на двоих снимали однушку, пока я не познакомился с Дашей. Он автомеханик, и неплохой. Во всяком случае, Лансер знает, как бутылку Арарата. Он же его и выбирал. А потом пару раз по мелочи ремонтировал. Первый, когда я в сугробе открытый сливной люк поймал и в результате потекла амортизаторная стойка. А второй, когда я неудачно отъезжал и зацепил задним бампером за низенький железный барьерчик. Ну, не видно его было в зеркале.
Вот, похоже, теперь будет и третий. Он сразу же согласился заменить боковое стекло и даже не против подождать оплаты до десятого. Есть всё-таки хорошие люди на белом свете.
Стою в подъезде на площадке и стараюсь как можно тише открыть ключом входную дверь. Лучше будет, если Дашка увидит меня позже, уже когда я с колёсами назад пойду. А то опять крику будет, мол, натоптал, испачкал…
Замок даже не щёлкнул. Хороший из меня бы вышел домушник. На цыпочках прохожу в комнату и замираю. Из спальни слышен довольный Дашкин смех, а потом нарастающие крики.
– Да! Да! Мой лев! Порви меня в клочки!
В ответ рык и хохот в два голоса. Ни фига себе… Осторожно подкрадываюсь, чуть приоткрываю дверь…
На стене, прямо напротив получившейся щели, висит большое зеркало. В нём я вижу Дашку. Она на кровати, на коленях, уткнувшись лицом в подушку. Руки девушки связаны за спиной в локтях. Кажется, её любимыми розовыми колготками. Узел ещё такой несерьёзный, с двумя бантиками, как шнурки в детском саду. Рыжие волосы разметались по постели, между прядями иногда мелькает счастливый голубой глаз и улыбка. Щёки красные.
А на ней… Кто-то чёрный, волосатый. А на голове, закрывая и лицо, и шевелюру, мохнатая рыжая львиная маска, в руке тряпочный пояс от моего халата. А вот на левой лопатке очень мне знакомая татуировка. Гора, за ней восход солнца и сверху орёл. Всё в цвете, а внизу надпись по-армянски. Помню, Давид ещё хвастался, что ему эту татушку набил какой-то офигенно модный мастер за ремонт своей машины.
Не меньше минуты стою в ступоре, слушаю, что происходит в спальне. В голову лезут всякие дурацкие мысли. Например, что со мной она так не кричит. Или эти дурацкие колготки на локтях. Вот, почему Давид так сразу согласился и на ремонт, и на отсрочку оплаты. Дрожащей рукой прикрываю дверь обратно.
Сердце почти не бьётся. Да, я, похоже, даже дышать забыл. Медленно, стараясь не шуметь, выхожу на лестницу. И вот тут уже меня прорывает. К горлу подкатывается какой-то нечеловеческий рёв, руки трясутся, ноги не держат. В глазах снова всё двоится и плывёт. Судорожно забрасываю в рот сразу горсть таблеток и сажусь на ступеньку. На душе паршиво.
На негнущихся ногах спускаюсь по лестнице, выхожу из подъезда и на автомате подхожу к Ленсеру. И стою возле него, как дурак. Ни колёс, ни стекла. Надо было утром хоть полиэтиленом окно заклеить. А то снег пойдёт, будет полный салон.
Да и какой смысл? Какой теперь вообще во всём этом смысл? Хочется текилы. А ведь я ещё даже на Знаменку не съездил. Да и хрен с ней! Уволят, только спасибо скажу. И вообще, мне насрать! Нас – рать! Прохожу мимо машины и не спеша, не реагируя ни на что, бреду в сторону Нормана. Алкомаркет открыт. Ещё бы, обеденное время. Беру бутылку Максимо. Ну вот, теперь денег на карте нет совсем. Чуть не открываю текилу прямо на кассе. Совсем с ума сошёл со своими нервами. Надо же по уму. С лимончиком, солью. Да и присесть бы не мешало. То есть куда-то идти всё-таки придётся. Тут, вроде, японское кафе в двух шагах. Вот только в руках у меня ни разу не саке. Да и вообще, туда, наверное, со своим нельзя. А, пофиг, пляшем. Или как говорят в Питере, «Пренебречь, вальсируем».
Занимаю первое попавшееся место, заказываю неизменную «Калифорнию» и сто граммов. Как только официантка отворачивается, вынимаю из-под куртки бутылку и тайком прямо из горла опрокидываю первый глоток. Фух! Чуть не закашлялся. Кто же так текилу пьёт? Её вообще-то не зря кислым лаймом закусывать полагается и солью. Гадость какая.
Гадость, не гадость, а тепло по телу растекается. И на душе как-то полегче. Втихаря делаю ещё глоток. Эх, эта уже хорошо пошла. Сейчас бы пару кило каких-нибудь суши. Желательно с жареным мясом и картошкой.
– Что же ты один пьёшь, да ещё и без закуски.
Оборачиваюсь. Ни фига себе. Вот это женщина передо мной стоит. Да если бы её увидела наша Анжела, повесилась бы от зависти на собственном лифчике. Я даже описать не могу, насколько она хороша и сексуальна. Язык отнялся, я только молча вожу рукой над соседним стулом. Садись, мол. Она, к счастью, поняла. Элегантно присела, достала из… я не понял, откуда, пару стопочек, лайм и солонку. Щёлкнула пальцами и тут же у стола материализовалась официантка. Женщина протянула ей лайм.
– Порежь.
Закуска была готова меньше, чем через минуту. Гостья бесцеремонно лезет мне во внутренний карман, достаёт текилу и разливает.
– Ну, за встречу.
Эх, лихо она тяпнула. Пытаюсь сделать не хуже, но дрожащие руки подводят, и я опрокидываю почти полдринка на воротник.